Глава 12
— Давай, Алешка, я займусь Борисовым, мы с ним как-то уже сроднились, а ты дуй на хлебозавод, проверяй алиби Кирилина, — предложил Сергей.
— Ладно, только пару звонков сделаю.
— Я тоже сперва смежникам позвоню, как Терентьев велел, — уселся напротив Сапрыкин и взялся за телефон.
Звонки в присутствии Сергея в Алешины планы не входили. Дождавшись, когда тот начнет разговор, он тихонько вышел из кабинета.
— Ребята, можно от вас позвонить? — он заглянул к соседям.
— У тебя что, телефон не работает? — не поднимая головы от бумажек, поинтересовался Толик Воробьев.
— Работает, только там Сапрыкин в трубку орет, ничего, кроме его воплей, не слышно, — соврал Алексей и присел на краешек чужого стола. — Где у тебя телефонный справочник?
Толик, не глядя на гостя, вынул из ящика стола справочник в жестком переплете.
— Филологический факультет пединститута? — услышав ленивое «але», уточнил Алексей.
— Деканат слушает.
— Уголовный розыск беспокоит. Студентка Поспелова в какой группе учится?
— Поспелова? Наталья Валентиновна? — испуганным голосом переспросила секретарша.
— Именно.
— В 305-й. А что случилось? Она что-то натворила?
— Нет. И учтите, девушка: мой телефонный звонок — государственная тайна, о нем никто не должен знать. Даже декан, тем более сама Поспелова. Вы меня поняли? Как ваша фамилия? — спохватился Алексей.
— Гаврилова Люда.
— Так вот, Гаврилова, о моем звонке никому ни слова. Во сколько у 305-й группы занятия сегодня заканчиваются? В 15.45? Спасибо.
— Слушай, Выходцев, а тебе известно, что бывает за использование служебного положения в личных целях? — оторвавшись от бумаг, ехидно поинтересовался Толик.
— Ага. Свидание с хорошенькой девушкой, — подмигнул ему Алексей, спрыгивая со стола.
— Если с хорошенькой, тогда ладно.
— Пролетает звездочкой ракета, и это добрая примета, — мурлыкал под нос Алексей, натягивая пальто.
— Ты чего распелся? Алешка, ты куда? — крикнул Сапрыкин в спину Алексею.
— На хлебозавод! — ответил тот, захлопывая дверь.
«Только не сразу», — добавил про себя.
Хлебозавод работает круглосуточно и никуда не денется, а вот девушка Наташа может его забыть, если срочно о себе не напомнить.
Наташа вышла из института не сразу, Алексей уже начал волноваться, что пропустил ее. Когда ручеек выходящих из массивных дубовых дверей студенток почти иссяк, на крыльцо высыпала со смехом стайка девушек, и среди них Наташа.
В модном голубом пальто с опушкой, в высоких сапожках, она была похожа на Снегурочку.
— Наташа! — он вдруг почувствовал предательскую робость. А вдруг она ему не обрадуется? А вдруг ее ждет этот самый Женя? А может, он вообще ей не понравился и мама просто ошиблась?
Все девчонки как по команде посмотрели на Алексея. Под их кокетливыми взглядами он сразу успокоился. Одобрение коллектива получено, значит, все будет хорошо.
— Наташка, это к тебе такой симпатичный? — хихикнула шустрая брюнетка в коротенькой шубке.
— А нас познакомишь? — строя Алексею глазки, поинтересовалась другая.
Наташа отвечать им не стала, а подошла к Алексею и, глядя в упор серыми насмешливыми глазами, поздоровалась.
— Как же вы здесь оказались? — Было видно, что присутствие подружек добавляет ей смелости.
— Если скажу, что случайно проходил мимо, вы мне поверите?
— Нет. Зато если признаетесь, что звонили в деканат и перепугали нашу секретаршу, поверю.
— Вот болтушка Гаврилова Люда, — искренне возмутился Алексей. — Я же ей запретил рассказывать, сказал, что мой звонок государственная тайна!
— Вот поэтому она тут же меня разыскала. А вообще это мальчишество. Что теперь обо мне на факультете подумают? — надула губки Наташа. — Что я преступница?
— Судя по всему, ваша Люда поняла все правильно. — И торопливо добавил: — Но больше я никогда так не буду, обещаю.
Дуться она не перестала, но все же покосилась на него, словно позволяя продолжить.
— В подтверждение моего раскаяния позвольте пригласить вас в кафе-мороженое или в кино?
— Ладно уж, — смилостивилась девушка. — Пойдемте в кино, а там и мороженого поедим.
— Отлично. Тогда вперед.
— А куда мы пойдем? — позволяя Алеше взять свой портфель, спросила Наташа и помахала подружкам.
— Куда хотите. В «Неву», в «Художественный», в «Аврору» — выбирайте. — Они стояли возле Казанского собора посреди Невского, и выбор кинотеатров у них был на любой вкус.
— Тогда в «Художественный», там сейчас «Капитан Немо» идет, я как раз хотела посмотреть. А вон троллейбус! Побежали?
До хлебозавода он добрался только в девять вечера. Сперва ходили в кино, потом гуляли по Невскому, потом он провожал Наташу. Человек он или нет? Может у него быть личная жизнь? Терентьеву-то хорошо — жена и двое детей, из развлечений — семейный обед по воскресеньям. И пенсия не за горами, как-никак сороковник в прошлом году отпраздновал. А ему, Алексею, и с девушками погулять хочется, и в кино сходить. Но как он ни убаюкивал свою совесть, та никак не хотела униматься и все напоминала, что он проворонил дневную смену и потерял целые сутки. И все-таки настроение у него было отменное. Наташа за весь вечер ни разу не вспомнила о своем неотразимом Жене, а значит, Алексей произвел впечатление.
— Какого, говорите, числа? — дежурный диспетчер сдвинул на кончик носа очки.
— С шестого на седьмое декабря.
— А район какой? — Диспетчер листал свой гроссбух.
— Московский.
— Та-ак. Вот, пожалуйста, — Громов, Зубарев и Бойченко. Сейчас посмотрим по графику. — Он отложил книгу, повернулся к прикрепленной к стене таблице и удовлетворенно кивнул. — Повезло вам, товарищ. Громов и Бойченко, сегодня их смена. Сейчас узнаю, где они, может, еще и успеете поговорить. Вы посидите здесь.
— Да, было дело, — потирая щетинистые щеки, согласно кивал Бойченко. Алексею сегодня и впрямь везло. — Я как раз полностью разгрузился и на завод возвращался. Ночь, мороз градусов двадцать пять, не меньше, ветер. Смотрю — мужик по проспекту бредет, с виду приличный. Воротник поднял, сжался весь от холода. Я и пожалел, посадил в машину. А потом оказалось, что ему в центр и надо. На Моховой, говорил, живет. Приличный такой мужчина и не пьяный совсем.
— Скажите, а он не говорил, откуда ночью возвращается?
— Вроде приятеля какого-то навещал, засиделись, а денег на такси нет. Понимаю, бывает. Вот и шел пешком, думал, может, кто подберет, — охотно объяснял водитель. — Так я и подобрал. А что, не надо было? Это что, преступник был? А так не скажешь, щуплый больно, да и говорил культурно.
— Не преступник, не волнуйтесь, просто свидетель. Это у нас работа такая — все проверять, — успокоил водителя Алексей. — Последний вопрос: где точно вы его подобрали?
— Да уже где-то возле «Парка Победы». Сказал, что почти от самой «Московской» шел.
Значит, Кирилин не виноват. Подруга его живет в районе метро «Московская», ну да это мы скоро выясним. Хотя и так все ясно.
— Отрицательный результат — это тоже результат. — Майор Терентьев был спокоен. — Значит, продолжаете на пару с Сапрыкиным отрабатывать Борисова. Что, кстати, о нем слышно, Сергей?
— Вы были правы, Юрий Васильевич. Пять лет назад у Борисова были неприятности на таможне — пытался вывести редкие книги за рубеж. Но поскольку был замечен впервые и сослался на незнание правил, отделался конфискацией и предупреждением. Да и книги были хоть и редкие, но не уникальные.
— А как он объяснил, зачем вез их за границу?
— Сказал: в подарок коллеге. Ехал он на какой-то симпозиум в Стамбул.
— Так, а дальше?
— Дальше все было тихо, но года через два был замечен в компании, за которой давно следят наши коллеги, — валюта, фарцовка, спекуляции. Неоднократно бывал в гостях у некоего Туманова. Родители у того — высокопоставленные чиновники, сам театральный художник. В мастерской часто собирается золотая молодежь, иностранцы бывают, артисты известные.
— И как же туда попал честный советский ученый? — поинтересовался Юрий Васильевич, откладывая бумажки в сторону.
— Его ввела в этот круг одна знакомая, ныне любовница Борисова Алла Викторовна Вертегова, дамочка с сомнительной репутацией. Артистка театра музкомедии. Главных партий не поет, но числится в солистках.
— Кто бы мог подумать, что у товарища Борисова такая бурная личная жизнь? — Майор привычно вертел в руках очечник. — Продолжай, Сережа.
— Дамочка знойная, моложе Борисова лет на пятнадцать. Жмет из него по полной, — с усмешкой рассказывал Сергей. — Жениться на барышне мама не велит, впрочем, она, кажется, вообще жениться не велит. Девица бесится и жмет бабки, тряпки фирменные, духи, украшения, а на зарплату научного сотрудника не особо разгуляешься, не академик. Вот и вертится бедный Яков Леонидович — кому магнитофон привезет, кому джинсы, кому пластинки. Спекулирует потихоньку с помощью той же Аллочки. Но в последнее время в коллективе зреет конфликт — верхи больше не могут, а низы уже не хотят.
— Это что значит? — сердито спросил Алексей. Успехи Сергея отчего-то его не радовали. Вот почему Сапрыкину достался перспективный Борисов, а его собственная такая красивая версия с Кирилиным сошла на нет?
— Девица выдвинула ультиматум: или в ЗАГС, или чао-какао, найду себе предмет помоложе и побогаче. Борисов тоже устал метаться между мамой и любовницей, да еще в последнее время стал сильно ее ревновать. Словом, он тоже не против сбегать в ЗАГС. Страсти кипят, мамаша бьется в истерике, у девицы нет своей жилплощади, то есть имеется, но коммунальная, так что жить им придется вместе. Или строить молодым кооператив, на что требуются деньги, и немалые.
— Прекрасно. Захватывающе. А при чем здесь Коростылев? — остудил Серегин пыл майор.
— А Коростылев помог Борисову еще в самом начале его спекулянтской карьеры, как раз когда случилась та история с книгами, — мгновенно принял деловой вид Сергей. — У Борисова теоретически могли быть неприятности, например не пустили бы больше за границу. Мамочка Борисова вспомнила страшного дядю из милиции, который расследовал убийство в архиве двадцать лет назад и, поскольку никого больше в органах не знала, пошла к нему за помощью. Решила, что имеет право, ведь в том старом деле мальчик был не виноват.
— Интересное кино, — вставил Алеша.
— Именно. Так вот, Коростылев помог. Как, почему — не знаю, но с тех пор они поддерживали отношения. Вполне возможно, что Борисов Коростылеву действительно что-то привозил, только скорее всего не джинсы, потому как у Коростылева при обыске их не обнаружили, ни женских, ни мужских. Так что или покойный их толкнул, или это было что-то другое.
— Очень интересно. Что ж, будем разрабатывать Борисова. Думаю, дамочку его можно смело к нам вызывать, да и мамашу тоже. Разрабатываем круг общения Борисова — может, кто что слышал, видел, знает о его отношениях с Коростылевым. Мне кажется, они были сложнее, чем нам представил сам гражданин Борисов.
С Наташкой встретиться не получится. Правда, Алеша не сильно надеялся и ничего ей не обещал, только позвонить. Не забыть бы, а то забегаешься и очнешься в одиннадцать вечера, какие уж тут звонки приличным людям?
— А тебе, Алексей, я думаю… — Договорить майору не дал телефонный звонок. — Слушаю, Терентьев. Ждет внизу? Что же, пусть поднимается. — Терентьев повесил трубку и повернулся к подчиненным. — Коростылев-младший пришел, странно, что без звонка. Сейчас поднимется.
— Письмо, может, нашлось? — предположил Сергей.
— Или джинсы, — пошутил Алеша.
— Добрый день, — поприветствовал присутствующих Константин Сергеевич. — Разрешите?
— Проходите, товарищ Коростылев, присаживайтесь. Что же вы без звонка, могли ведь и не застать на месте.
— Да понимаю, но, если честно, потерял в этой суете бумажку с вашим номером, а в телефонную книжку записать не успел. Рискнул вот сам зайти.
— Что ж, пришли, и правильно сделали. Да вы раздевайтесь, вон вешалка в углу. Итак, что вас привело к нам? Письмо нашлось? — спросил майор, когда гость уселся у стола.
— Нет, письмо не нашлось, жена все обыскала. Я, собственно, зашел узнать, как продвигается расследование, а то скоро уезжать, и хотелось бы, вы понимаете… — замялся капитан. — В общем, хотелось бы, чтоб убийцу нашли.
— Поверьте, нам тоже. Константин Сергеевич, скажите, вам что-нибудь говорит фамилия Борисов?
— Борисов? Это что, новый подозреваемый? А как же Кирилин?
— Вы же понимаете, что следствие не закончено и мы рассматриваем разные версии. Так что с Борисовым?
— Фамилия не редкая, не исключено, что и знаю. А кто это?
— Яков Леонидович Борисов вместе с Кирилиным проходил по делу об убийстве вашей матери. И, как выяснилось, до сих пор поддерживал отношения с вашим отчимом.
— Ах вот как? — сжал губы Коростылев. — О нем я уже забыл. Понимаете, к концу расследования дядя Сережа был совершенно уверен, что убийца Кирилин, просто у него доказательств не было. Вы не поверите, я от отчаяния, чтобы ему помочь, сам за этим Кирилиным следить пытался. Мальчишка, что возьмешь. Естественно, ничего особенного не выяснил, только время потерял, болтаясь по морозу. Зато запомнил я его хорошо. С виду обыкновенный парень, ничем не примечательный. Очкарик. Помню, тогда меня это страшно удивляло — как очкарик может быть убийцей? У убийцы лицо должно быть особенное, злое, опасность от него должна исходить. А Кирилин совсем опасным не был. Но главное — у него было алиби, его в день убийства девушка встречала у архива. Она сказала, что в тот день у Кирилина было обычное настроение, что они весело болтали, пирожки на улице ели, а потом он ее до общежития проводил. Никаких пятен крови или волнения она не заметила. Да и из архива он вышел минута в минуту.
— А девушка соврать не могла?
— Могла, наверное. Но у Кирилина не нашли похищенного письма. И связей подозрительных у него не было, и орудия убийства. Одна только странность — вырезанные карманы пальто.
— А при чем здесь карманы? — с удивлением спросил майор.
— Дело в том, что орудие убийства, небольшой бюст Пушкина, так и не нашли, а дядя Сережа установил, что бюст этот можно было вынести просто в кармане пальто. У всех подозреваемых эти самые карманы пальто и шуб проверили — никаких следов крови или еще чего-то такого. Только у Кирилина не было карманов. Просто дыра внутри пальто, и все.
— И как он это объяснил?
— Сказал, что подкладка давно порвалась, и у него оттуда вечно то деньги, то ключи, то рукавицы выпадали, вот он их и вырезал. В принципе, возможно, так и было. Но дядя Сережа ему не верил, считал, что убийца именно Кирилин. А когда тот пропал, уже точно не осталось никаких сомнений.
— Вы тоже так считали?
— Мне тогда было четырнадцать, у меня убили мать, и, конечно, мне страстно хотелось наказать хоть кого-то. Кандидатура Кирилина меня вполне устраивала, не устраивало только, что он ушел от ответа.
— А дальше? — не выдержал Алексей.
— Дальше жизнь взяла свое. Я поступил в мореходку, выучился, женился. А вот дядя Сережа так и не смог забыть. Даже комнату поменял поближе к дому Кирилиных. И все повторял, что тот вернется рано или поздно.
— Кирилин действительно вернулся спустя десять лет. Сергей Игнатьевич сообщил вам об этом?
— Говорил, что встретил однажды Кирилина возле дома. И тот здорово испугался.
— И все?
— И все.
— Ваш отчим ему не угрожал, сведением счетов не занимался? — с сомнением проговорил Юрий Васильевич.
— Нет. Видно, у него тоже перегорело.
— Так что же насчет Борисова? Сергей Игнатьевич вам о нем ничего не рассказывал?
— Не припомню.
— А джинсы вашей жене подошли? — как бы между прочим поинтересовался майор.
— Джинсы? Жене? Простите, я что-то не понимаю, — с недоумением уставился на майора Коростылев.
— По свидетельству Борисова, за несколько дней до убийства он привозил Сергею Игнатьевичу женские джинсы, тот якобы заказывал их для вашей жены. Борисов был недавно за рубежом и заказ выполнил.
Теперь Коростылев явно смутился. Он больше не смотрел на майора, на щеках заалели пятна.
— Вам что-то известно? — внимательно наблюдал за Коростылевым майор Терентьев.
— Честно говоря, надеялся избежать этой темы.
— Нельзя ли пояснить?
— У меня в Ленинграде есть комната, осталась от матери, — без всякого удовольствия начал Коростылев. — Когда дядя Сережа меня усыновил, ее, по идее, должны были забрать. Но он как-то так устроил, что она за мной сохранилась. После школы я учился в мореходном и жил в училище, в выходные приходил к дяде Сереже, так что комната мне была не нужна. После окончания училища сразу же уехал в Мурманск, с Мариной мы расписались еще раньше, так что комната и тут не пригодилась. Дядя Сережа одно время ее сдавал, чтобы нам помочь, мебель купить и вообще. Молодая семья, деньги всегда нужны. А последние несколько лет он просто в какого-то Плюшкина превратился. Никогда скопидомом не был, а на старости лет что-то с ним стряслось. Как ни приедем, он то вазу хрустальную подарит, то плед верблюжий где-то достанет, Марине вон дубленку австрийскую на Новый год прислал. И все приговаривал, что мы еще поживем с шиком.
— Когда, говорите, это началось?
— Года два-три назад, может, чуть раньше. Мы же видимся редко — трудно сказать.
— Хорошо, а при чем здесь ваша комната?
— Так он там все сокровища складировал до нашего приезда. Я как-то спросил, к чему такие сложности, а он говорит, нечего, мол, соседям наше благосостояние демонстрировать, не нужно им нос не в свое дело совать, — смущенно пояснил Константин Коростылев. — Он вообще странным к старости стал, секреты у него какие-то появились. Но сам скромно жил, хотя у него и пенсия хорошая была, и подрабатывал он.
— Почему же вы об этом сразу не сказали?
— Не думал, что это важно, — оправдывался Коростылев. — Если бы вы о джинсах не спросили, я бы и не вспомнил. Дядю Сережу убили ведь на работе, при чем здесь комната?
— В деле об убийстве мелочей не бывает, — назидательно объяснил майор. — Ключи от комнаты у вас?
Коростылев подошел к вешалке и достал из кармана шинели связку ключей.
— Прекрасно, поедем прямо сейчас. Алексей, ты со мной. Сергей, тебе лучше заняться другими вопросами, — выразительно посмотрел майор на Сапрыкина.
— Есть, — козырнул тот и первым вышел из кабинета.