Состояние духа после освобождения из подвала у всех было очень странным.

Когда свобода была недоступна, у них то и дело возникало столько различных желаний! Связаться с родными, есть, пить, спать, принять лекарство…

И вот случилось чудо: одной из туристок и ее спутнику удалось спрятаться от бандитов, а потом найти узников и освободить их.

Но люди не торопятся расходиться: у них возникает сильное инстинктивное желание не разбредаться по своим домикам, а вместе прояснить все нюансы ситуации и попытаться понять, как бы побыстрее покинуть остров.

Свобода уже есть. Свободы от страха еще нет…

Все, не сговариваясь, направились не в свои номера-бунгало, а в основной корпус. Убедились, что телефоны на рецепции не работают.

Функционирует ли Интернет, установить тем более не удалось: от компьютера с доступом к Сети, которым могли пользоваться все гости отеля, остались лишь обломки компьютерного столика.

Сотовый телефон преступники не отобрали только у Кристины (по понятной причине – она не попалась им в руки), однако вызвать помощь не удалось: связи на острове больше не было.

Не имелось даже спиртного, чтобы запить обрушившиеся на их головы проблемы. В этом убедился рыжеволосый турист из Германии Ганс. Он сходил к бару и вернулся очень расстроенный: все многочисленные бутылки с виски, коньяком и вином исчезли. Бандиты забрали с собой даже пиво!

От этого гудящего роя беспомощных грустных вопросов (туристы собрались возле стойки рецепции, как будто их там кто-то мог выслушать, и бубнят, бубнят: нет того, нет этого, невозможно покинуть остров, нельзя позвонить близким…) Лику Вронскую избавляет Андрей.

Нежно целует ее в висок и уводит в глубину зала, где стоит пара мягких кресел.

Какое, оказывается, наслаждение – просто опуститься в кресло после двух суток, проведенных на полу в подвале!

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо интересуется он, не сводя с Лики внимательного взгляда. – Потерпи, малыш, сейчас мы прикинем, как поступать, что делать, и вернемся в свой номер, примем душ. И может, даже отправимся на море. Мы приехали отдыхать, и никакие уроды нам не помешают! Или спать завалимся, хочешь? Ты такая бледная…

Она улыбается:

– Это мелочи, румянец – дело наживное. Самое главное, что я счастлива! Я, конечно, понимаю, сейчас не время и не место для романтических излияний. Но я все равно скажу… Андрей, мне, елки-палки, было хорошо в этом подвале, потому что ты был рядом со мной! И я чувствовала твою любовь во всем: в том, как ты ворчал, что не смог уберечь меня, как ты ломал дверь, как отдавал мне свою воду. Спасибо тебе огромное!

– Да уж, по темечку тебя конкретно шарахнули, – пробормотал он, шутливо нахмурив брови. – Просто обострение нежности какое-то!

– И не говори – обострение! Причем такое не лечится!

Она продолжала шутить, чувствуя, как ее душа, словно цветок, распускается от счастья.

Пусть Андрей прячет любовь под шутками и сарказмом.

Пусть он не всегда может открыто говорить о своих чувствах.

Критические ситуации все обостряют, позволяют понять сущность человека, увидеть его настоящее лицо.

И как приятно убедиться, что на этого мужчину можно положиться со спокойным сердцем!

Он не всесильный супермен: такие бывают, наверное, разве что только в кино. Но он действительно старается сделать все для того, чтобы его женщина была счастлива, чтобы ей ничто не угрожало, чтобы она чувствовала его защиту и поддержку.

Он сильный, поэтому все проблемы рядом с ним кажутся не такими уж и серьезными.

– Как нам все-таки отсюда выбраться? – Вронская забарабанила пальцами по подлокотнику, потом провела рукой по голове и с досадой поморщилась. Волосы жирные, наверное, слиплись в сосульки – ну да, два дня без душа. – Ну, ладно: на море сходим, искупаемся. А потом – все: в Москву, в Москву! Незабываемый отпуск мы уже получили, пора и честь знать. Как мы отсюда выберемся?

– Связи нет вообще. – Андрей вздохнул, сложил губы в трубочку и шумно выпустил воздух. – Салах и Кристина говорили, что они успели осмотреть причал, где стояли моторные лодки и катера. Одна моторка осталась, но то ли она неисправна, то ли в баке нет топлива. Салах так и не смог ее раскочегарить. Так что в нашем распоряжении лишь пара лодок с веслами и катамараны, но это несерьезно. До берега слишком далеко; сейчас зима, море часто бывает неспокойным, поэтому никакой самодеятельности и никакого ненужного геройства. С таким же успехом на надувном матрасе можно попытаться до материка добраться. Это плавание продлится лишь до первой высокой волны… Впрочем, все не так уж и плохо. Во-первых, здесь ходят небольшие судна, что-то вроде водных маршруток. Может быть, не все аборигены – лица с криминальными наклонностями, и нам окажут помощь? Во-вторых, через шесть дней на остров прилетит самолет – кстати, этим рейсом должен улететь немецкий турист Ганс. Все зависит от того, что сейчас творится в стране, работает ли транспорт, удается ли полиции не допускать явного беспредела… Хотя я думаю: что бы там ни происходило в Тунисе, помощь к нам подоспеет очень скоро.

– Почему?

Андрей пожал плечами:

– Я вынужден – по делам бизнеса – общаться со своим секретарем каждый день. Двое суток я не выходил на связь. Это может означать лишь одно – со мной что-то случилось. Секретарь примется звонить в турфирму, в посольство… Конечно, у нас в России везде бардак и не всегда можно рассчитывать на быструю помощь. Но ведь среди нас есть еще и граждане Германии, Франции, США. Не пропадем! Нас обязательно вытащат отсюда.

– Вопрос только в том, когда… Слушай, а у меня тошнота наконец прошла. Все-таки дозировка снотворного или другой дряни, которой нас то ли накормили, то ли напоили, была большой – два дня меня мутило. Похоже, преступники хотели изрядно облегчить себе задачу и лишить нас возможности активно сопротивляться. В принципе никто особо не пострадал. Я только за Катю волнуюсь: как там ее рука? Но заражения вроде нет?

– Думаю, нет. Она же не температурит. Бледная, потеряла много крови. Ее приятель лопухнулся с перевязкой… Лика, ты голодная? Я есть хочу – умираю просто! Как ты думаешь, здесь запасы еды остались какие-нибудь?

– Пойдем. – Она встала с кресла, протянула ему руку. – Надо сходить в ресторан или на кухню, проверить, что там с хлебом насущным. Бандиты забрали всю выпивку, но, надеюсь, хотя бы пару сухариков нам оставили. У меня просыпается такой аппетит – слона бы завалила! И, конечно, надо посмотреть, что творится в нашем бунгало. Хотя я примерно представляю, что именно – там наверняка девственная чистота!

Прогнозы Лики Вронской насчет голодной смерти не оправдались.

На кухне оказались целые горы провизии – ящики с яблоками и апельсинами, хлеб, ветчина и колбаса, сыр и масло.

Совместными усилиями обед удалось приготовить очень быстро.

Кристина сварила рис, Салах нарезал ветчину, американская парочка, обнаружив в холодильнике пакеты с картофелем фри, нажарила целую гору румяной картошки. Даже Катя, преподавательница клубных танцев, несмотря на свою рану, не осталась в стороне от хозяйских хлопот. Ее партнер Сергей ловко вскрывал баночки с оливками, а Катя раскладывала их содержимое в салатницы. И еще они сварили кастрюлю спагетти.

– Ну что, за благополучное освобождение! – провозгласила повеселевшая француженка Эмилия, когда все расселись за несколькими составленными вместе столами. Вино им обнаружить так и не удалось, но это ее не смутило – молодая женщина подняла бокал с минеральной водой. – Да, в этом отпуске у всех нас были проблемы. Но самое главное – мы, несмотря ни на что, живы и здоровы. И пусть у нас украли часы, деньги и мобильники, вещи – дело наживное. Самое главное, что мы не сошли с ума в этом подвале, выбрались наружу благодаря Кристине и Салаху. Предлагаю выпить за это!

– И за скорое возвращение домой. – Ганс тоже поднял бокал, потом, заметив, как русские чокаются, дзинькнул своим бокалом о край бокала Салаха. – Ты уж извини меня, пожалуйста, что я там, в подвале, на тебя набросился. Просто это твое украшение такое красивое… Я бы хотел о нем узнать побольше. Откуда оно у тебя?

«Стоп-стоп. – Лика Вронская прекратила жевать изумительно вкусный после вынужденной голодовки рис и настороженно прислушалась к разговору. – Почему-то у меня еще в подвале промелькнула мысль: Ганс выхватил ту сумку, словно точно знал, что именно в ней находится. Хотя Кристина относительно этой сумки и украшения излишне не таилась, похоже… Если я ее видела, то почему бы этого не сделал и немец? Только непонятно, зачем она таскала драгоценность с собой? Ведь эта вещь явно принадлежит ее спутнику…»

Салах, поправив висевшую на стуле сумку, поднял подбородок, что сразу придало его красивому лицу величественно-надменный вид.

– Я не собираюсь говорить об этом! – заявил он.

– Но я могу хотя бы взглянуть на эту вещь? – не отставал Ганс. – Никогда не видел ничего подобного!

– Я тоже, – оживился американец Стивен, откладывая вилку с ножом. – Хотел бы сфотографировать эту штуку. Правда, у меня фотоаппарат украли. Успел уже сбегать в наш домик. Представляете, вынесли все: и электрическую зубную щетку, и мою бритву… Но все равно взглянуть хочется – такое красивое украшение! Как не вовремя у меня стащили камеру!

– Извините, но мы не в музее. – Салах попытался улыбнуться, однако взгляд его больших выразительных карих глаз оставался напряженным. – Я не собираюсь вам ничего ни объяснять, ни показывать.

– А почему? – Сергей отложил вилку и заинтересованно покосился на сумку. – Ваш отказ выглядит подозрительно. Может, эта вещь находится у вас не совсем законно?

«Ути-пути, кто это у нас проснулся-встрепенулся! Ишь ты, подозрительный какой! – мысленно возмутилась Лика, бросая на танцора неприязненный взгляд. – Его подруга чуть от потери крови дуба не дала, а он боялся перевязку ей сделать. Сидел бы и питался тихонечко! Не нравится мне этот Сергей, он такой весь из себя гламурный и томный. Недоразумение длинноногое! Впрочем, может, в среде танцоров такие мужчины норма?»

– …И потому я считаю, что этот предмет приносит людям несчастье, – донесся до Лики голос Ганса.

Она подняла голову от тарелки, удивленно посмотрела на немца. Тот продолжал разглагольствовать на практически идеальном английском:

– Если вспомнить мифологию, то все становится на свои места. У Дидоны была очень трагическая судьба! Эней оставил ее, обманул. Сначала взял в жены, а потом сказал, что судьба зовет его выполнить долг…

– Как это современно звучит, – улыбнулась Кристина, красиво и непринужденно расправляясь со спагетти. – Пообещать жениться, а потом убежать!

Ганс предупреждающе поднял ладонь, явно намереваясь прервать рассуждения Кристины о коварной сущности мужчин. И продолжил:

– Возможно, этот предмет действительно много веков тому назад принадлежал Дидоне…

Лика Вронская скептически хмыкнула.

Все-таки этому Гансу «конкретно» дали по голове, ничего не соображает!

Античная мифология, античная литература – все это пронзительно прекрасно. Немного высокопарно, немного пафосно, немного наивно, но при этом поразительно искренне и очень эмоционально.

Античную литературу приятно читать. Курс, преподаваемый на журфаке, доставил ей много удовольствия. Эсхил, Софокл, Гомер… Список авторов был огромным, но желания посачковать в плане подготовки не возникало совершенно. Да, приходилось «глотать» горы книг. Но это были замечательные произведения, настоящее литературное гурманство.

Однако воспринимать события, описанные в античной литературе, всерьез с фактологической точки зрения просто смешно!

С таким же успехом можно верить в сказки!

Греки и римляне не отделяли божественную сущность от реальности.

Тот же Эней, продинамивший Дидону, помнится, являлся ни много ни мало сыном богини Афродиты! Поэтому был он так красив, что бедняжка Дидона потеряла голову. Однако «мамочка» не полагалась только лишь на красоту своего сына. И на всякий случай, чтобы Дидона не причинила троянцам вреда, напустила на бедную царицу Карфагена любовный дурман. Устоять против такой двойной атаки – «мамочкиного» вмешательства и сногсшибательной красоты Энея – бедняжка Дидона была не в силах. Однако этот роман в результате закончился очень плохо и печально.

Древние мифы и трагедии наполнены вымыслами. Считать, что там отражены какие-то реальные моменты истории… Говорить о принадлежности каких-то конкретных украшений людям, состоявшим в родстве с богами… Не слишком ли это опрометчиво?

– …он принадлежал Дидоне, – продолжал тем временем Ганс Винкельман, не забывая налегать на ветчину. – Тогда смотрите, что получается. Условно говоря, существует невероятное ювелирное изделие – золотой венец, инкрустированный драгоценными камнями. Когда-то эта вещь оказалась в эпицентре различных страстей. Дидону предали, она покончила с собой. Между Римом и Карфагеном вспыхнула вражда, продолжавшаяся несколько столетий подряд… Поверьте мне, я знаю, о чем говорю! У меня свой бизнес, сувенирная лавка. Я имею дело и с современными сувенирами, и с антиквариатом. Вещи, как губка, впитывают все, что их окружает: людские боль и радость, счастье и страдания… Они поглощают энергетику людей, событий, времен. Вот почему люди так стремятся привезти из отпуска какой-нибудь сувенир – он напоминает им об отдыхе, о беззаботности того периода, несет в себе частичку культуры определенной страны… Если у Салаха в сумке действительно лежит венец Дидоны, то… это просто страшное украшение! Подумайте: сколько боли оно видело! Впрочем, даже если речь не идет непосредственно о подлиннике – возможно, все равно это весьма древний предмет, выполненный «по мотивам» реального украшения, принадлежавшего Дидоне. Похожее изображение ювелирного изделия сохранилось во многих мозаиках, его могли бы скопировать. Кстати, возможно, не только Дидоне это троянское золото не принесло ничего, кроме страданий. Я встречал в литературе упоминание еще об одной женщине, Софонибе. Она жила несколько веков спустя после основания Карфагена – это уже Карфаген периода правления Ганнибала. Возможно, она тоже являлась обладательницей этого или похожего украшения, и она тоже покончила с собой! Я вас уверяю: изделие это не просто очень красиво – оно опасно! Как вы думаете, почему в Тунисе начались беспорядки именно теперь? Может, как раз потому, что роковой венец был кем-то обнаружен? А значит, он опять может причинить людям множество бед…

– Да ладно вам народ пугать, хватит всех этих мистификаций, – отозвался по-русски Андрей, перебивая негромкий Ликин перевод, и в его глазах заплясали ехидные чертики. – В Тунисе начались волнения, потому что людям есть нечего! Вот это – единственная причина для массовых беспорядков. А все эти украшения и мифы не более чем красивые легенды.

– Тогда почему умирали ученые, занимавшиеся раскопками пирамид? – спросил Ганс, после того как Лика перевела ему слова Андрея. В уголках его губ обозначились недовольные складочки. – Почему некоторые картины приносят несчастье своим владельцам? Просто вы, наверное, далеки от мира искусства и… – гневно посмотрев на Андрея, он махнул рукой и обернулся к Салаху: – Послушайте, вы просто не осознаете, какой ценностью обладаете! Если речь идет о реальном древнем предмете – он бесценен. Зачем он вам? Хранить такие вещи у себя дома глупо и преступно – им место в музеях или приватных коллекциях. Наверное, вы хотите его продать? Но вас могут обмануть в плане цены. Доверьтесь мне! Вы до конца еще не понимаете всей опасности, которую несет в себе такой раритет! Вы не осознаете, что все, произошедшее с нами, может оказаться еще не самыми большими проблемами!

– Подождите! – Эмилия вдруг вскочила из-за стола, бросилась к окну. – Я слышала шум, как будто кто-то передвинул стол или кресло. Там, на террасе, кто-то есть! Смотрите, смотрите, вон мелькает чья-то тень!

Лика Вронская мигом оказалась рядом с француженкой.

Недавно к опасениям Эмилии никто из них не прислушался.

И это дорого им всем стоило!

Но теперь… теперь территория, прилегающая к ресторану, кажется такой пустынной…

Может, от порыва ветра просто хлопнули зонтики? Они сложены, их большие полотнища шевелятся от сквозняка… Наверное, на сильном ветру они издают гулкие звуки?.. Столы и стулья составлены один в другой и закреплены цепочками. Поскольку весь персонал отеля покинул остров, никто не расставлял пластиковую мебель: она надежно зафиксирована и вряд ли заскрипела бы… Или все-таки на террасе и правда кто-то был?..

– Мы облазили весь остров…

Лика, вздрогнув, обернулась на женский голос.

Кристина, улыбнувшись, повторила:

– Мы облазили весь остров, когда вас искали. Мы ведь наблюдали тайком, как бандиты паковали краденое и уезжали. Конечно, это было очень тяжело: я требовала, чтобы Салах защитил людей – вас, он возражал, что тогда и мы пострадаем и не сможем никому помочь; к тому же он безумно беспокоился о своей драгоценной цацке… Я была вынуждена действовать так, как он посчитал нужным. Мы укрылись в каком-то сарайчике, откуда просматривался выход к морю. Преступники нагружали лодки, туристов не было видно, и тогда мы решили, что вас всех где-то или заперли, или просто… убили. Сразу же после отъезда бандитов мы обшарили всю территорию отеля. Потом вышли за ее пределы. Остров совсем небольшой, тут, кроме отеля, нет других построек. Только развалины рыбацкой деревни – пара лачуг. Мы и до них добрались. Ни одной живой души не встретили! А отыскали вас в подвале мы, кстати, случайно. Пошли наискосок, прямо по газону, чтобы быстрее попасть на кухню. Есть очень хотелось. Потом Салах заметил разбитое стекло… Все бандиты уехали на материк. Да и что им здесь было делать? Они обокрали нас, забрали кучу вещей из отеля. Теперь у них другие заботы – награбленное прятать!

– Наверное, это ветер хлопнул полотнищами зонтиков, – пробормотала Вронская, наблюдая за француженкой.

Та стояла у окна и вглядывалась в даль, ее лоб прорезала напряженная морщинка.

– Эмилия, это ветер, – заговорила по-французски Лика, подходя к женщине. – Кристина говорит, что она облазила весь остров и не встретила ни одной живой души.

Француженка кивнула.

Как-то слишком поспешно, словно бы не желая и дальше обсуждать эту тему.

А потом она вдруг пригнулась к Лике и шепнула ей на ухо на родном языке:

– Будьте очень осторожны! Я чувствую, что скоро возникнет очень много проблем… Я не думаю, что этот венец, что лежит в сумке Салаха, провоцирует всех, здесь присутствующих, на что-то дурное. Но все, что с нами произошло, – все эти стрессы, свобода и безнаказанность… Верьте мне, я же все-таки психотерапевт. Лица некоторых наших товарищей по несчастью отражают совершенно мерзопакостные мысли! И еще более ужасные намерения…

«Ганс так хочет заполучить эту побрякушку, прямо весь трясется, – думал Сергей, растянувшись на кровати. – Даже если Салах согласится ее продать, Ганс за посредничество обязательно получит свой процент. Немцы, они такие: все скрупулезно рассчитают, своей выгоды никогда не упустят. Впрочем, мне тоже нужны деньги! Я никак не могу достойно устроиться в этой жизни. Пытался торговлей заниматься, взял кредит, компьютеров накупил… Почему я прогорел – до сих пор не понимаю! Только-только с долгами рассчитался – танцы эти подвернулись. Сначала просто «для себя» танцевал, потом с Катей познакомился, она предложила открыть свою студию. Зарабатываем мы мало – аренда все съедает. Да и несерьезное это занятие – сальсу танцевать».

– Раз-два-три, раз-два-три… Сережа, надо мягче передвигаться, без рывков, – пробормотала сквозь сон Катя, повернулась на бок и поморщилась. Раненая рука все еще причиняла ей острую боль. – Я научу тебя танцевать вальс, мы станем настоящей парой…

Сергей скептически усмехнулся.

Вальс, пара… Да разве ему все это нужно и важно?! Просто Катя – одна из тех женщин, с которыми не пропадешь. Накормит, напоит, обогреет, в своей квартире поселит. На нож бандита, как показывают последние события, легко бросится. Неплохая компенсация за то, что красивых девочек вокруг много, а в настоящий момент ему приходится довольствоваться ею одной.

«Ты любишь меня?» – часто спрашивает Катя, и ее улыбчивое лицо становится серьезным.

Кивнуть, уверить: да-да, конечно, люблю, дорогая!

Это – просто.

Может быть, во всем этом нет ни капли правды.

Возможно, любви как таковой для мужчины вообще не существует – есть только желание секса, стремление овладеть красивой женщиной. Но после нескольких проведенных вместе ночей все это быстро проходит. Как это случилось с его последней любовницей, Наткой. До нее, кстати, были и другие. Просто Катя пребывала насчет них в счастливом неведении, а дура Наташка не выдержала, принялась выяснять отношения. И чего она этим добилась? Так бы они еще покувыркались пару месяцев, к обоюдному удовольствию. Но после тех разборок пришлось ему с Наткой расстаться. Она такая ветреная, эмоциональная! И собственной квартиры у Натки нет. Сделать выбор в пользу Катерины – с учетом всех этих обстоятельств – было несложно.

«Только всю жизнь от нее зависеть мне как-то не хочется, – думал Сергей, с легкой брезгливостью разглядывая Катино лицо. Последние события не прошли даром для внешности девушки: кожа ее приобрела зеленовато-бледный оттенок, под глазами залегли темные тени. Но больше всего раздражала его пара волосинок, торчавших из родинки на ее щеке. Раньше их почему-то не было видно, возможно, Катя пользовалась пинцетом, а теперь ей просто было не до того. – Да ну, надоело! Я вынужден согласовывать буквально каждый свой шаг с ее желаниями, контролировать все свои расходы. Конечно, у нас общие доходы, и появляются они в основном благодаря Катиным способностям. Ну и что?! Мне надоела такая жизнь! Зачем мы в Тунис этот, спрашивается, поперлись: платят копейки, а проблем выше крыши! Развеяться ей, видите ли, захотелось, измену мою забыть поскорее! Чувствительная какая, радовалась бы, что я вообще ее выбрал да еще прощения просил как дурак. Нет, пора, пора что-то менять в своей жизни. И я, кажется, знаю, что именно…»

Бросив еще один взгляд на спящую Катю, Сергей осторожно поднялся с постели, нашарил ногами сланцы и вышел из комнаты.

Все просто.

Все предельно просто и понятно.

Нужно улучить момент и стянуть сумку с украшением.

Какие-то там мифы, легенды, боги с труднопроизносимыми именами – это частности и детали.

Золота в той цацке много, брюликов – еще больше!

Украсть сумку, спрятать венец. Потом, когда все закончится, продать его подороже.

И вот тогда уже можно будет позволить себе любой каприз – обзавестись собственным жильем, тусоваться с разными девочками, ни в чем себе не отказывать. И, конечно, не видеть больше этих умоляющих Катиных глаз, не слышать ее вечного бормотания: «Я так люблю тебя…»

Нечего с этим Салахом церемониться! Все эти местные одинаковы – в лицо тебе улыбаются, а сами за спиной всякие гнусности замышляют.

– С волками жить – по волчьи выть! – пробормотал Сергей, сбегая по ступенькам вниз, к домику, где остановились Кристина и Салах.

Ему очень нравилось и собственное решительное настроение, и придуманный только что план, и выглянувшее из-за туч солнце.

Он обернулся к морю: там, вдалеке, Лика и Андрей возились с моторной лодкой.

«Украду сумку. А к тому времени, может, и лодку починят, – прикидывал Сергей. – Только придется, наверное, спрятать предварительно вещицу в надежном месте, а потом за ней вернуться. Не могу же я просто так с чужой сумкой ходить, как с собственной, – меня в два счета на чистую воду выведут!»

Чем ближе он подходил, тем большее волнение его охватывало.

Все-таки так явно воровать до недавних пор ему не приходилось.

Но ничего, мандраж на начальной стадии – это вполне естественно и…

Погруженный в свои мысли, он споткнулся обо что-то мягкое и перелетел кубарем через какой-то странный длинный предмет.

Ругаясь, поднялся на ноги, обернулся и…

На дорожке лежала француженка Эмилия. Ее белая блузка покраснела от крови. А из груди торчал нож.

Это было последним, что увидел Сергей, уже теряя сознание…

Бутылку виски бандиты не нашли.

Она стояла на полочке в ванной комнате, перед умывальником, рядом с гелем для душа и шампунем.

Возможно, головорезы ее не заметили, а может, просто поленились брать – ведь к их услугам было все спиртное из нескольких баров, имевшихся на территории отеля.

Обнаружив виски, Ганс Винкельман очень обрадовался.

Схватил стакан, вытряхнул из него зубную щетку и уже собрался отвинтить крышечку…

Однако его остановили следующие рассуждения: «Этот Салах, обладатель ценного, уникального украшения, которое, возможно, действительно является историческим раритетом, конечно, парень предельно недружелюбный и даже агрессивный.

Но пара стаканчиков виски и самому злому человеку на свете быстро прибавят благодушия.

Может, стоит зайти к нему в гости и предложить выпить? Какой мужик после стольких испытаний откажется от перспективы расслабиться, посидеть со стаканчиком крепкого напитка! А потом, глядишь, разговор о венце можно будет осторожно продолжить… в более конструктивном ключе… Да, Салах из местных, скорее всего, он мусульманин. Но по его поведению не скажешь, что он строго следует заветам Корана…»

Взяв бутылку, Ганс ободряюще подмигнул своему отражению. Надо сказать, выглядело оно отвратительно: синяк под глазом, отекшие веки, ссадина на губе и еще одна – на лбу, прямо по линии роста рыжих, немного вьющихся волос.

Впрочем, его голубые глаза глядят весело. А еще, несмотря на боль, ему хочется улыбаться.

Ведь если удастся напоить этого свирепого Салаха, он, может быть, согласится показать украшение.

Оно прекрасно… есть что-то неимоверно завораживающее в блеске золота и радуге бликов на драгоценных камнях.

Эту вещь ему удалось подержать в руках всего пару мгновений.

И это были самые прекрасные мгновения в его жизни.

С ума сойти можно, сердце так и замирает! Ведь если все его предположения оправдаются и речь действительно идет о венце Дидоны, то…

То можно выступить посредником при его продаже. И прославиться – ведь обнаружение такого ценного предмета, конечно же, станет событием, имеющим общечеловеческую ценность!

А еще было бы очень любопытно выяснить, где, у кого скрывалось это украшение целые столетия, проследить его возможных хозяев. Действительно ли этот венец приносит несчастье всем, кто к нему прикасается? О, на таком материале легко подготовить очень интересное исследование!

Ганс пулей вылетел из номера и зашагал вниз по дорожке.

Бунгало, в котором разместились Кристина и Салах, располагалось далеко внизу, практически у самого моря.

Путь ему предстоял неблизкий. Ганс настроился на размеренную долгую ходьбу и рассуждения о собственном бизнесе. Но вдруг замедлил шаги, посмотрел вперед и едва удержался от крика.

Прямо на дорожке лежал преподаватель клубных танцев Сергей. Высокий, худой, с раскинутыми в стороны руками, он вдруг напомнил Гансу изображение распятого Иисуса Христа. И еще. Все вокруг было залито кровью…

Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, Ганс осторожно поставил бутылку, опустился на корточки и, вглядываясь в лицо лежавшего на земле парня, взял его за запястье.

– Слава богу, – пробормотал Винкельман после секундного замешательства, – пульс есть! Я не вижу на его теле никаких ран… Откуда же здесь столько крови? А, понял! Наверное, с ним была его подруга Катя с раненой рукой. Сергею стало плохо, Катя побежала за помощью. Возможно, у нее развязалась повязка и…

Сергей, видимо, услышав его слова, открыл глаза и осмотрелся по сторонам. Его губы шевельнулись, но что именно он произнес, Ганс не понял.

– Я не говорю по-русски, – сказал немец на английском, протягивая Сергею ладонь. – Давайте я помогу вам подняться.

Преподаватель танцев перешел на английский:

– А где тело Эмилии? Француженка мертва! Я не знаю, как это перевести точно… Где мертвое тело Эмилии?

– Мертвое?! Эмилии?! Вы о чем говорите?

– Я шел… и споткнулся прямо о ее тело. Мне стало плохо… Я не могу смотреть на кровь…

– Успокойтесь. Не смотрите на кровь. Давайте руку, я помогу вам встать.

– Вы что, не понимаете?! Эмилию убили! Я видел нож, он торчал из ее груди. Где тело? Не надо на меня смотреть с таким сочувствием! Я не сошел с ума! Я правда видел тело.

Ганс кивнул:

– Конечно, вы не сошли с ума.

Но на самом деле он именно так и думал: у преподавателя танцев явно начались какие-то проблемы с головой!

Хорошо!

Все хорошо, отлично и просто в кайф!

Да, номер обчистили полностью. Зато какое наслаждение наконец-то принять душ, обнаружить, что грабители все-таки великодушно оставили ей купальник и пару чистых футболок.

Увы, починить лодку нет никакой возможности: бандиты повредили мотор, и, поскольку никто из присутствующих на острове мужчин не является профессиональным автослесарем, перспективы ремонта более чем туманны.

Зато в рассуждениях Андрея насчет того, что помощь обязательно скоро подоспеет, есть логика.

А еще… есть солнце, море, еда, вода, здоровье… жизнь… любимый человек, причем рядом с ней…

«Правду говорят психологи: нет хороших и плохих событий. Только наше отношение к произошедшему раскрашивает все в черные или белые тона, – рассуждала Лика Вронская, растянувшись в шезлонге. Вода в море оказалась прохладной, купаться мешали довольно-таки сильные волны, но тем приятнее потом лежать и нежиться под ласковыми солнечными лучами. – Конечно, я очень беспокоюсь за дочь, волнуюсь, потому что беспокоится моя мама. Но хочется надеяться, что долго наше вынужденное заключение не продлится. После пребывания в подвале я воспринимаю жизнь как сияющую радугу. Можно плавать, загорать, есть, можно множество всяких приятных штук себе позволить! Наверное, это даже в какой-то степени романтично – оказаться с любимым человеком практически на необитаемом острове…»

– Ты улыбаешься. – Андрей приподнялся в шезлонге, опустил фиксатор и перевернулся на живот. – О чем думаешь?

– О том, что звонки мобильного нас не отвлекают. О том, что в любой ситуации важно уметь видеть хорошее. Когда человек имеет возможность не грузиться по поводу проблем, все трудности преодолеваются намного быстрее и легче. Очень важно так себя настроить, чтобы никакие мелочи не выбивали тебя из колеи.

– Ты права. Но ведь иногда случаются и серьезные неприятности. Болезни близких людей, например. Как в таком случае сохранять этот самый позитивный настрой?

– Ну да, это уж такое дело, что радоваться нечему. Но, может, чем убиваться, лучше думать о том, что ты делаешь все для того, чтобы облегчить страдания своего близкого человека? – Лика посмотрела вверх, в бездонное голубое небо, словно бы желая там обнаружить еще парочку аргументов. – Ведь всегда можно что-то сделать, помочь, отвлечь и…

Она запнулась.

Потому что подумала – сейчас Андрей ей возразит: а если речь идет не о болезни близких, а об их смерти? Тогда чему радоваться-то? Что они ушли к богу? На небе, возможно, хорошо; только земля после такого горя становится адом для близких покойного. Хотя, наверное, можно вспомнить о том, что все люди смертны; умирать страшно, но после того, как все уже случилось, самое страшное, видимо, остается позади. Эти доводы, конечно, от отчаяния, они малоубедительны. Но, может, лучше пытаться хоть как-то выбраться из пучины горя, чем просто утонуть в ней?..

А затем Ликины рассуждения прервал появившийся на пляже немец.

Он приближался быстро, почти бежал.

И по его виду сразу же стало ясно: что-то произошло! Ганс Винкельман выглядел очень расстроенным. Он нервно дергал ногами, вытряхивая попадавший в сандалии песок; скрестил на груди руки, его плотно сжатые губы казались тонкой ниточкой, прилипшей к подбородку.

Сердце Лики тревожно екнуло: неужели неприятности продолжаются? Ну что еще стряслось, ведь лимит всех проблем ими уже давно выбран до дна?!

– Все твои эмоции написаны на лице. Успокойся. – Андрей встал с шезлонга, протянул ей полотенце. – Набрось это на плечи. Или майку надень, иначе ты сгоришь. Кстати, как насчет твоей теории – уметь видеть плюсы в каждой ситуации?

– С теорией у меня всегда все в порядке, – пробормотала Вронская, натягивая футболку. От соприкосновения с тканью плечи противно заныли. – А вот с практикой – не очень.

Ганс еще издалека заорал во все горло:

– Там Сергей на дорожке лежит! Ему плохо! А еще он говорит, что обнаружил труп Эмилии! Но я лично никакого трупа не видел. Да и кому нужен этот тощий французский цыпленок?!

Кому нужен?

Немец ведь сам ответил на этот вопрос!

К сожалению – убийце, как выяснилось…

Эмилия совсем недавно в очередной раз предупреждала: на острове кто-то есть, возможно, не все грабители вернулись на материк. А еще она говорила: недавние неприятности провоцируют на мерзкие поступки всех присутствующих, пробуждают в них все низменное, что скрывается в глубинах их душ.

Как обычно, к ее словам никто не прислушался…

«Почему-то мне кажется, что Эмилия мертва, никакой ошибки тут нет, – уныло рассуждала Вронская, семеня за мужчинами, широко и быстро шагавшими вперед. – Я вспоминаю наш последний разговор. У нее на лице было такое странное выражение… Как будто она хочет открыть мне нечто важное, но чего-то опасается, боится… Она явно знала больше, чем решилась сказать мне – тихонько, по-французски. Какая же я идиотка! После обеда мы с Андреем вызвались чинить лодку. Эмилия заявила, что останется и уберет посуду. Должно быть, убийца ее подкараулил, когда она возвращалась из ресторана в свой домик… Хотя зачем понадобилось убивать француженку? Разве что она стала нежелательным свидетелем какого-то события…»

– Мой виски! Он пьет мой виски, пока я бегаю за помощью, – возмутился Ганс, гневно указывая на сидевшего на дорожке Сергея. – Да вы только посмотрите на него! А ведь он даже не спросил, можно ли выпить мое спиртное! Причем Сергей не воспользовался стаканом. Никакой гигиены!

Танцор и правда вовсю прикладывался к бутылке. Похоже, он быстро сообразил: хозяин горячительного напитка в гневе, продолжения банкета не будет. Поэтому надо ловить момент, и он лихорадочно отпивал все новые и новые глотки.

Белоснежные камни были так обильно забрызганы кровью, что Вронскую затошнило.

По лицу Сергея расплывалась пьяная улыбка:

– Ребята, как здорово, что вы пришли! А я тут за помин души Эмилии пью… Нехорошо это – человек преставился, а помянуть-то его и некому. Этот немец, гад, разорался, вискаря ему жалко! Да уж конечно, он-то о ее труп не спотыкался! Как вспомню – мороз по коже. Я иду, она лежит, а в груди – нож!

– Какой нож? – машинально переспросила Лика, оглядывая кровавые пятна. В одном месте они явно были смазаны и напоминали следы волочения тела. Такие следы она видела, когда выезжала «на труп» вместе с приятелем, следователем Владимиром Седовым, стремясь собрать как можно более точную «фактуру» для своих детективов.

– Обычный нож, кухонный. Я им сегодня ветчину резал, когда мы обед готовили.

Последней подробности очень «обрадовалась» подступившая к Ликиному горлу тошнота.

«А ведь я тоже резала хлеб к общему столу, и, может быть, этим ножом и зарезали Эмилию и…»

Лика судорожно сглотнула и глубоко-глубоко задышала.

Попытка успокоиться получилась не очень успешной. Голова ее гудела, перед глазами мелькали черные «мушки».

Мучительно хотелось вернуться назад, в недавнее прошлое.

Всего лишь полчаса тому назад жизнь была прекрасна – со всеми ее красками, звуками и запахами, с нелепыми философскими теориями, нежными взглядами.

И вот какое-то ничтожное мгновение все резко изменяет.

Кровь, страх, ужас…

Как насчет ее собственных рассуждений? Умения видеть хорошее в любой ситуации?

Нет, теория и практика – это абсолютно разные категории!

Так и хочется простонать: «Перезагрузите эту игру! Верните меня на прежний уровень…»

– Не грызи себя, – мягко сказал Андрей, приобняв Лику за плечи. – Кто знал, что так случится… Ты видишь, кровавые следы ведут куда-то вперед. Пройдем посмотрим. Надо выяснить, что же все-таки произошло? Может, Эмилия ранена и пытается добраться к людям, на помощь позвать? От Сереги, сама видишь, толку мало. Он, как кровинку увидит, сразу хлопается в обморок – тонкая натура!

– Мне кажется, Эмилия мертва, – пробормотала Вронская, печально вздохнув. – Ближайшее бунгало, где остановились Кристина и Салах, расположено в паре метров от места происшествия. Но видишь – кровавые следы ведут в противоположную сторону? По дороге Ганс успел рассказать нам: он сбегал в ближайший домик, там никого не оказалось – Кристины и Салаха не было в номере. Однако Эмилия вряд ли это знала… Ее убили, убили! Мы видим следы волочения тела: это не обессиленная Эмилия ползла за помощью, а убийца пытался спрятать труп!

– Разберемся. – Андрей отодвинул Лику назад и первым зашагал по газону, инстинктивно пытаясь прикрыть ее от возможной опасности.

Дорожка из капелек крови указывала путь, по которому убийца тащил женщину.

Сначала преступник пересек газон, потом еще одну дорожку, затем выбрался к морю. Но не на пляж, предназначенный для туристов, а на ту часть прибрежной полосы, где имелись небольшие хозяйственные постройки. Было видно, что уборка в этой части острова проводилась менее тщательно – на белоснежном песке возвышались кучки водорослей.

– Он выбросил труп в море, – прошептала Лика, разглядывая обрывавшиеся у кромки берега следы. – А ведь поднялись большие волны! Уже когда я купалась, плыть было невозможно, меня пару раз больно ударило волной. Но очень уж мне хотелось окунуться… А потом, когда мы загорали, море заштормило, мы даже переставили шезлонги подальше, и…

Волна вдруг с шипением вынесла на берег серебристую ленточку с оригинальным кулоном.

Совсем недавно он украшал нежную шейку Эмилии.

Бижутерия была очень стильной, но явно копеечной, поэтому грабители, забравшие дорогие часы француженки (настоящие «Шопар», стоят больше трех тысяч евро; двое суток в подвале весьма способствуют выяснению таких мелких подробностей), на украшение не польстились.

И вот кулон все-таки покинул свою несчастную хозяйку…

Лика присела на корточки, взяла кончик серебристой ленточки.

– Вот вы где! – раздалось за ее спиной. – Просто необитаемый остров какой-то!

Лика обернулась, кивнула подошедшим Кристине и Салаху.

Лица обоих были очень обеспокоенными.

– Мы тут уже с ног сбились, пытаясь разыскать хоть кого-нибудь. – Кристина скосила глаза. – Что это у тебя? Кулон француженки? Наверное, купалась, потеряла.

– Говори по-английски, – потребовал Салах. И, пристально глядя Лике в глаза, поинтересовался: – У меня пропала сумка с украшением. Ты ее видела? Я не обвиняю именно тебя, конечно, и…

Он что-то еще продолжал объяснять, однако Лика Вронская уже не слышала его слов.

Пазл произошедших событий молниеносно сложился в ее голове.

Вот неизвестный еще вор возвращается из домика Кристины и Салаха. В его руках – сумка с венцом. Он торопится поскорее улизнуть. Но, как назло, сталкивается с Эмилией, возвращавшейся к себе после уборки посуды в ресторане.

Эмилия слишком эмоциональна.

Она не умеет держать язык за зубами, договориться с такой женщиной о полном молчании с ее стороны невозможно.

Не тот она человек, на которого можно положиться: она нервна, истерична, постоянно взвинчена…

Вариантов действий у преступника немного, и он расправляется с Эмилией.

Убийца вонзает ей в грудь нож и вдруг вновь слышит чьи-то шаги.

Его счастье: на дорожке показывается Сергей. А он – натура нежная: как увидит кровь, сразу и отключается. Никаких активных действий с его стороны не последует, ни намека на попытку оказать сопротивление или помощь жертве.

Убедившись, что Сергей потерял сознание, убийца утаскивает труп француженки и сбрасывает его в море.

Зачем он избавился от трупа?

Чтобы отвести от себя подозрения! Отсутствие трупа всегда порождает дополнительные версии. Возможно, преступник не думал, что ранение Эмилии приведет к заметным кровавым следам; возможно, он хотел как-то замаскировать ее кровь, но не успел. Туристы терялись бы в догадках: «Где француженка? Произошел несчастный случай или преступление?» Действительно, если тела нет, возникает слишком уж много различных предположений и…

Она очнулась от своих мыслей, почувствовав, что ее энергично трясут за плечи.

– Смотри, у тебя, кажется, имеется такая же штука? – спросил Андрей, вертя в руках черный округлый пластиковый предмет. – Кристина говорит, что нашла этот карандаш под дверью номера.

– Это не карандаш, правильное название – ленспен. – Лика протянула руку и щелкнула пальцем по кнопке сбоку. – Вот, видишь, поворачивается – и выезжает кисточка. Но кисточка здесь не главное. Самая важная штука – вот тут, на противоположном конце – такая карбоновая пластинка-нашлепка для протирания объектива. Кисточкой можно убрать пылинки, а резинкой – очистить стеклышко от следов брызг. Очень актуально для съемок на море или во время дождя. Только надо дождаться, пока объектив просохнет. Иначе черные разводы на стекле останутся.

– Вы фотограф? – отчего-то неприязненным тоном осведомилась Кристина.

Вронская покачала головой:

– Нет, я журналист и писатель. Фото – это просто хобби, в отпуске люблю пощелкать, все-таки фотографии – это память. У меня камера самая простая была, хотя и зеркальная. Фотик мой сперли… А ленспен – точно мой, здесь есть приметная царапина от зубов моей собаки.

– А как этот ленспен оказался под дверью нашего номера? Да еще как раз после того, как украли сумку Салаха?!

Лика пожала плечами:

– Понятия не имею! Он лежал в моей сумке для фотоаппарата вместе с фотиком и дополнительным объективом. Как он оттуда выпал и почему оказался у вашего бунгало – не знаю. Думаю, бандиты, вытаскивавшие вещи из наших номеров, объяснили бы вам это лучше меня. Вы что, подозреваете, что это я стянула ваше украшение?! Да поймите же, это просто совпадение, что моя вещь оказалась у вашего домика! Я за фотоаппарат вообще не бралась, поставила рюкзак в шкаф и на пляж полетела. Мы же только приехали, мне искупаться хотелось. А вечером уже заварилась вся эта петрушка с бандитами… Вы с ума сошли – такие обвинения!

– Девушка, не надо так нервничать. Никаких обвинений. Я только поинтересовалась.

– Знаете, похоже, Эмилию убили. – Лика внимательно наблюдала, какую реакцию вызовут ее слова. Первый мимический «рисунок» на их лицах – выражение недоумения и недоверия, сменившееся страхом. – Ее труп якобы видел Сергей. И грохнулся в обморок. Там, на дорожке, по которой туристы спускаются к пляжу, целые лужи крови. Кровавые следы волочения ведут сюда, к необустроенному участку моря. Похоже, убийца сбросил труп в воду. И кулон – это все, что осталось от Эмилии…

Она наблюдала за растерянными лицами Кристины и Салаха, лихорадочно обдумывая одно весьма существенное предположение: «А что, если это Ганс во всем виноват?

Ганс выказывал явный интерес к украшению. Салах его отшил, заявил, что ничего ему не покажет и не объяснит.

Тогда немец и украл венец! Убил Эмилию… А потом, убедившись, что случайно проходивший мимо Сергей потерял сознание, побежал звать на помощь, стремясь обеспечить себе алиби… Он ведь выглядел очень возбужденным. И сразу же заговорил: никакого трупа нет, танцор просто сошел с ума. Все это очень подозрительно!»

От этих мрачных мыслей ее отвлекла жизнерадостная улыбка американца Стивена.

– Как поживаете? – дежурно осведомился он. – Может, вы придумали, как всем нам выбраться с острова?

У Лики невольно вырвалось по-русски:

– Очень плохо мы поживаем! Я бы даже сказала – настолько ужасно, что хуже, кажется, уже не бывает…

– Стивен, где ты был?! – Дженни старалась, чтобы ее голос звучал спокойно, но еле сдерживала нервную дрожь и слезы. – Я тебя спрашиваю: где ты был?! Неужели ты не понимаешь, что я нуждаюсь в поддержке, в твоем постоянном присутствии! Я и так натерпелась такого страха! И вот стоило мне только отправиться в душ, как тебя и след простыл…

Она все-таки разрыдалась.

Горячие, обжигающие слезы потекли по ее щекам, а салфетки, как назло, под рукой нет, а муж, как всегда, стоит с несчастным, дурацким видом; он кажется таким чужим и далеким, а ведь от этого мужчины у нее будет ребенок…

– Дженни, успокойся, – мягко сказал он, протягивая ей пачку бумажных носовых платочков. – Я просто вышел прогуляться. После обеда у меня разболелась голова. Да меня не было всего-то минут двадцать! Я прошелся по дорожкам и сразу же вернулся к тебе. Видел Лику и Андрея, они возились с лодкой. К сожалению, починить ее не удалось, так что наше возвращение на материк откладывается. Но ты права: мне надо было предупредить тебя, чтобы ты не волновалась.

Он оправдывался, и Дженни очень старалась поверить его словам.

«Я беременна, у моего организма сильные гормональные нагрузки, – убеждала она себя, вытирая слезы. – Доктор говорил: подобное эмоциональное нестабильное состояние затянется надолго. К тому же мы пережили сильный стресс. Так что я несправедлива, неадекватна… Я не должна так себя вести! Я должна верить Стивену! Он не старался обидеть меня осознанно!»

Она убеждала себя, но… Совершенно безуспешно.

Смотреть на мужа ей было просто страшно.

Иногда у него становился такой пугающий взгляд… Отсутствующий, чужой, равнодушный…

А ведь он – отец ее ребенка!

Все закончилось: любовь, романтика, духовная близость.

Теперь Стивен – абсолютно чужой человек, заметно отличавшийся от того галантного веселого парня, каким был в первые месяцы их знакомства. Иногда даже закрадывалась мысль: может, и зря случилась с ней эта беременность, может, другой мужчина в качестве мужа и отца ребенка дал бы ей больше?..

Подобные мысли всегда приходили ей в голову после приступа токсикоза.

Возможно, врач все-таки прав: не стоит сгущать краски, надо просто перетерпеть этот непростой период.

– Помассируй мне стопы, – потребовала Дженни, укладываясь на постель. – У меня ноги гудят… Интенсивнее разминай ступни! Да что с тобой происходит? Ты мне массаж делаешь или в облаках витаешь?!

– Извини, дорогая. Русские уверены, что случилось… мм… одно трагическое происшествие. Но я надеюсь, они ошибаются.

– Какое еще происшествие?

– Не хочу тебя напрасно волновать. Успокойся, ничего серьезного. Пожалуйста, думай только о своем здоровье и нашем ребенке…