Темно-карие глаза и льняные волосы. Жемчужное ожерелье в пять рядов на смуглой шее, кольца с жемчугом на тонких пальчиках, а еще серьги, перламутровые нежные горошинки на золотых цепочках. К улыбке Барбары Радзивилл шел жемчуг, и она прекрасно знала об этом, как и всякая прекрасная девушка угадывает, что лучше всего оттеняет ее красоту. Платьев у расцветающей первой юной своей прелестью паненки имелось великое множество, и легких белых бальных, на выход, и темных теплых шерстяных, которые она носила в обычные дни в замке (покои-то огромные, в каждом жарко пылает камин, однако из коридоров в зиму все равно так и тянет студеным). Она любила переменять наряды, все вертелась перед большим зеркалом, искусно оплетенным виноградом из чистейшего серебра. Платья менялись. Только жемчужные украшения всегда были неизменными в ее облике.

Пятнадцати лет выдали Барбару замуж, она и школу при костеле еще окончить не успела, а уже собрали под венец, отдали известному трокскому воеводе Станиславу Гаштольду. Род его был самым знатным и сильным в Литве, и воином Станислав считался хорошим, и даже не слишком старым он Барбару за себя взял – всего-то ему тридцать лет исполнилось, куда чаще девочкам-паненкам знатных фамилий с мужьями лет по сорок доводится век коротать, а то и по пятьдесят. Только, конечно, не любила Барбара мужа своего. Понимала, что должна, пред Богом ведь венчаны, по воле родителей – а не любила, чужим, старым, некрасивым казался супруг молоденькой девушке. Только одно Станислав, несомненно, хорошо сделал – быстро помер. И в двадцать лет Барбара уже стала вдовой, красивой, богатой. Жила она тогда в Вильно. Постылое замужество забылось быстро. К тому же поблизости находился замок наследника польского престола Сигизмунда Августа. Черноволосый, темноглазый (наполовину ведь итальянец), галантный – он вскружил Барбаре голову комплиментами, горячими взорами, певучими стихами собственного сочинения.

Когда женщина любит, то все принимает, на все готова, со всем согласна. Нет ничего такого, чего нельзя было бы вынести ради любимого. Конечно, о том, чтобы стать женой Сигизмунда Августа, молодой вдове и мечтать было нечего. Хотя каждую ночь наследник горячо доказывал свою любовь. Только ведь там, где трон, где престол и корона, о любви и речи не ведется, там думают лишь об интересах государства, о политике, и препятствовать всему этому ни у кого возможности не имеется. Но что такое боль, которая случится завтра? Когда сегодня рядом с тобой твой любимый, и он обнимает так нежно, что кажется, от счастья вот-вот взлетишь в самое небо, как святой ангел…

Марыся замолкла, отпила молока из кубка.

И дивные картины, которые мальчик мысленно рисовал вслед за ее рассказом (а он, как всегда, велся самыми простыми словами), сразу же прекратили туманить все еще немного кружащуюся голову…

Доминик лежит на лавке в кухне, и, пока Марыся пьет молоко, думает о том, как же ему неловко за недавний обморок.

Действительно, вот стыдобища-то приключилась! Перепугался и упал, как какая-нибудь влюбленная паненка на балу. До сих пор перед глазами все слегка дрожит и расплывается. Только дикий парализующий страх уже отступил. Кухарка рассказывает о той, которая является теперь призраком в Несвижском замке. И уже представляется Барбара вовсе даже не жуткой, а красивой, нарядной, влюбленной. Просто очень уж неожиданно возник вдруг под потолком кухни ее призрак, а потом так же неожиданно исчез, будто его и не было вовсе…

– Барбара с женитьбой Сигизмунду Августу не докучала. А вот братья ее терпеть такого непотребства не стали. Слухи по Вильно пронеслись быстро, все только и делали, что судачили: Барбара Радзивилл, та самая, знатного рода, – как последняя девка гулящая, все дозволяет и на все согласна, – продолжила Марыся, отерев ладонью белые молочные «усики».

И Доминик уже видит двух дюжих молодцев, Николая Черного и Николая Рыжего, братьев Барбары, что ночью затаились у покоев сестры. Накануне Сигизмунд Август обещался им в самом серьезнейшем разговоре: больше к Барбаре ни ногой, довольно порочить молодую вдову, коли в жены ее взять возможности не имеется. Легко ли было слово такое давать – неведомо. А вот держать его оказалось невозможно. Поймали в ту же ночь будущего короля Польши у постели Барбары, кликнули ксендза. Сигизмунд Август не противился тайному венчанию, любил Барбару крепко, а еще скандала не хотел. В самом деле, негоже, конечно, такому знатному пану слова своего не держать!

И вот умирает отец его, и мать, Бона Сфорца (сама родом из Италии и там, должно быть, заимела манеру к отравлениям, немало Радзивиллов пали жертвами ее яда), подыскивает молодому королю достойную невесту. Тут все и вскрывается: женат, да еще на Барбаре Радзивилл, той самой, чей род испокон веков ненавидят короли польские за силу, за богатство, за то, что служить Польше Радзивиллы-то служили честно, но вот колен никогда не преклоняли и достоинство свое всегда хранили… Бона Сфорца – хитрая, коварная. Сразу же съехала с Кракова, где поселились молодые. Якобы стерпеть не смогла и сделанный сыном выбор жены, и что все тайно, без ее ведома, совершилось. Да только разве для того, чтобы на тот свет бедняжку новобрачную спровадить, обязательно самой яд в пищу подсыпать? Наверняка подговорила кого-то из слуг коварная мстительная свекровь. Полгода, всего полгода прошло от коронации Барбары до похорон ее. Кончалась королева ужасно: прекрасное нежное тело покрылось гнойными нарывами, такими страшными, настолько зловонными, что служанки не могли даже находиться рядом с постелью умирающей госпожи своей, падали в обморок. Завидев это, Сигизмунд Август сам стал ухаживать за женой, кормил, поил, менял ей промокающее от гноя платье – и никакого отвращения не испытывал, только жалость к бедной мучающейся жене была в его сердце. Лучшие доктора и знахари смотрели Барбару. Да только не помогли ни снадобья их, ни советы. Отравленная, преставилась молодая красавица из славного рода Радзивиллов…

Конечно, скорбь короля была огромной. Две недели оплакивал он свою любимую, а потом, когда пришла пора хоронить Барбару, от Кракова до Вильно, рядом с везущей роскошный гроб телегой, Сигизмунд Август шел пешком. Пешком – такое множество верст! Он хотел утомиться до смерти? Думал, что долгий тяжелый путь позволит ему привыкнуть к мысли о смерти жены? Но и после похорон не находила покоя душа короля. Он понимал: Барбары больше нет. Однако смириться с этим, принять волю Господа все не получалось у него. Прознав про такие муки короля, пришли к нему колдуны с заманчивым обещанием: хоть каждый день можно вызывать дух преставившейся рабы Божьей Барбары, смотреть на покойную жену, как на живую, и даже разговаривать с ней. Работа такая, конечно, не простая, весьма и весьма сложная, потому тугого кошеля золота стоит – но зато какое диво случится, всенепременно дух Барбары явится, сможет даже беседу вести. Только одно важное условие – нельзя касаться королю жены своей, ни в коем случае, иначе беда страшнейшая приключится.

Что тут стало с Сигизмундом Августом! Он накормил и напоил колдунов, как самых дорогих гостей, щедро осыпал их золотом и драгоценными каменьями и все никак не мог дождаться, когда же явится пред ним дух любимой прекрасной Барбары.

– Ваше величество, надо бы руки вам привязать к подлокотникам, а то как бы беды не вышло, – заметил один из колдунов, зажигая в королевских покоях специальные черные свечи, источавшие дурманящий аромат. – Давайте вот сюда, ближе к зеркалу, кресло ваше пододвинем. И руки привяжем.

– Да помню я! Помню, нельзя касаться! – раздраженно заметил король и, не дожидаясь помощи, подтащил тяжелое кресло, обитое красным шелком, к большому овальному зеркалу. – Не надо веревок никаких, только время терять!

Сердце Сигизмунда Августа замирало от волнения. Какой явится жена? Здоровой или с язвами? Все одно, любая, всякая; все равно только она, лишь она – смысл жизни, без Барбары свет белый сделался не мил…

От черных свечей вдруг пошел чад, и весь покой постепенно наполнился темным густым дымом. Когда же он развеялся, у Сигизмунда Августа заняло дух. Перед ним стояла Барбара, прекрасная, свежая, в ночном тонком белоснежном платье. Такой бывала она при жизни по утрам, до болезни еще – с легкой улыбкой, приветствующей новый день, с сияющими темно-карими глазами, и через тонкую ткань рубашки просвечивалась красивая полная грудь…

– Басенька, – застонал король, заключая жену в объятия, – Басенька, любимая моя…

Ему показалось – в собственных руках почему-то не чувствуется тела жены, он обнимает лишь воздух, пугающую пустоту.

И в ту же секунду громыхнул взрыв, свечи погасли, и покой наполнился невыносимым трупным запахом. В кромешной темноте раздались горькие рыдания.

– Что ты наделал, муж мой?! – плакала королева. – Нет мне теперь дороги ни на небо, ни на землю! Судьба мне вечно скитаться!

… – Вот с той поры душа Барбары Радзивилл и не знает покоя, все бродит по замку. Я уже второй раз ее вижу. – Марыська потрепала Доминика по светлым волосам. – Ты ее не бойся, она обиды никому не делает.

– Да я и не боюсь. А ты меня успокаиваешь, но сама боишься! Как увидела призрак – так прямо вся помертвела, затряслась!

Кухарка кивнула:

– Да как к такому привыкнешь! Вот и побаиваюсь, конечно. Хотя зла Барбара не чинит. Но все-таки старожилы говорят: появление Черной дамы – ой, не к добру. Она является, коли вскорости ждать войны, или мора, или если год неурожайный выдастся.

Внезапно что-то показалось странным Доминику в рассказе Марыси. Потому что вспомнил он, что портрета Барбары в специальной галерее, где собраны все Радзивиллы, что жили в Несвижском замке, как раз таки и не имеется. Вот и Марыська говорит – в Виленском замке Барбара жила. Так чего ей в Несвиж-то являться, коли она тут никогда и комнат своих не имела, и проездом, может, даже не останавливалась?!

Однако озвучить свои рассуждения Доминик не успел. Со стороны лестницы вдруг послышались шаги, голоса, бряцание оружия. Князь Михаил… кто же еще может так цокать каблуками сапог, украшенных золотыми цепочками и драгоценными накладками! Нигде не спрятаться от зловредного опекуна, в целом замке – ни уголка убежища!

Доминик послал Марысе умоляющий взгляд, прижал палец к губам и юркнул за дверь.

Матка Боска, да что же это князь за человек-то такой! Как сильно он двинул дверь к стене, тут и вскрикнуть недолго… слава богу, а вот уже и чуть отодвинулась дверь та самая… можно все рассмотреть, что в кухне происходит…

– Ясновельможный пан, приветствую. – Марыся, вполне непринужденно изображавшая уборку стола, отерла о фартук руки и почтительно вытянулась.

– Вижу, был у тебя Доминик! – гаркнул князь и пресильно ткнул в бок стоявшего рядом учителя. Поэт Франтишек Карпинский, смиренно склонивший голову, вздрогнул, словно бы его ужалила пчела. – Учите вы его наукам, учите! Значит, плохо стараетесь, коли он на кухне свои науки изучает.

Учитель собирался что-то возразить, губы его слабо шевельнулись, однако потом поэт едва заметно махнул рукой и грустно вздохнул.

Действительно, с опекуном спорить – себе дороже.

– Не было здесь панича, ясновельможный пан! – твердо заявила Марыся, стараясь придать лицу вид честный и немного испуганный.

– А кубка почему два на столе? Что на это скажешь?

Проклятый князь! Ничего от его взгляда не укрывается! Лучше бы он не шпионил, а мамочку в Несвиж вернул, все больше пользы было бы!

Отводя взгляд, кухарка пролепетала:

– Так это Антось заглядывал. На минуточку только, а потом опять в парк работать пошел.

Марыся покраснела, как помидор, и Доминик понимающе улыбнулся. Неспроста, ой неспроста дворовые девушки болтали, что видели Марысю с садовником Антосем на сеновале. Дыма без огня не бывает.

– Хорошо, Антось так Антось. Садовник меня сейчас мало волнует. А если Доминик здесь объ-явится, скажи, чтобы попросил слугу свезти его скорее в Альбу. Мы уже прямо сейчас уезжаем!

Вжавшийся в стену мальчик боялся даже выдохнуть: опекун сделал шаг вперед, высокая тяжеленная дверь пододвинулась еще ближе, а ненавистный князь оказался совсем рядом, уже даже чувствовался запах его сладковатого табака, намертво впитавшийся в роскошное одеяние.

– Все запомнила? – подозрительным тоном поинтересовался опекун.

Марыся неуверенно протянула:

– Все… Что ж тут сложного, тут и запоминать нечего…

Доминик стоял ни жив ни мертв. С князем Михаилом всегда так – он иногда делает вид, что верит, а потом как засверлит своими черными подозрительными глазами, как скажет неожиданное слово, вся ложь сама собой и раскрывается. Лишь бы Марыська не испугалась! Ох, только бы сдюжила, только бы сама сообразила; предупредить ведь ее сейчас никакой возможности не имеется.

А вот станет хорошо, коли князь Михаил съедет в Альбу! Потехи там, конечно, очень глупые и смешные. Устроены в Альбе домики, якобы простые, крестьянские. Знатные паненки делают вид, что ходят за птицей (а как испортят туфли или подол платья пометом, вот крику сразу, все утки разбегаются!), шляхтичи пытаются косить луг (но не всех надолго хватает, иной пан мозоли кровавые в два счета натрет, а другой так и вовсе косой пораниться может). А вечерами катаются все на лодочках по специально приготовленным к выезду двора каналам. Потом, как обычно, пир горой, пока вытерпишь все перемены блюд, уже и носом клевать станешь, время за полночь, а тарелки все несут и несут. Обслуги для такой якобы простой жизни собирается – половина окрестных деревень. Смешно, право, слушать, как князь Михаил говорит, что в Альбе познает жизнь по-настоящему народную и не парадную…

– Выходи, ушел он. – Марыся отодвинула дверь и, улыбнувшись, помахала растопыренной пятерней, как веером, перед лицом Доминика. – Ты тут сопрел весь, жарко, да?

– Ничего, стерплю, – сонный, разомлевший, Доминик добрел до лавки и рухнул на жесткое дерево. – Главное, чтобы меня до отъезда никто не нашел. Так я и бросился искать слугу, чтобы свез меня в Альбу! Нашли дурня!

– Чудной ты, Доминик. А чего бы тебе и не съездить, там забав столько для господ устраивается. Что ты будешь делать один в Несвижском замке?

Доминик уже открыл было рот, чтобы рассказать о своем чудесном плане.

Давным-давно ведь уже решено: как только князь Михаил выедет из Несвижа, надо помчаться в спальню его. Там, рядом с кроватью под парчовым балдахином, за небольшим портретом пышногрудой дамы (не из Радзивиллов, почти голой и такой красивой), находится тайник, а в нем ключ. Не простой тот ключ! Он отмыкает двери в сокровищницу, а там, там… Что именно там находится, пока, конечно, неизвестно. Но слуги болтают: покоятся в той сокровищнице все несметные богатства несвижских Радзивиллов – горы золота, пуды! И самые редкие статуи, и драгоценные картины, написанные известнейшими художниками! А посему, конечно, понятно, что во всем огромном замке нет местечка любопытнее и секретнее!

Мальчик собирался все это выпалить, но вдруг передумал. Что скажет в ответ Марыська – угадать несложно: «Не ходи туда, не делай этого, не ты сокровища схоронил – не тебе их и разглядывать». Да еще распереживается она, конечно, разворчится, как это всегда принято у женщин. Зачем же ее расстраивать?

– Скучать мне одному не придется. Буду знакомиться с Черной дамой, – слукавил Доминик, оглядывая стол. И тут же перевел разговор на другое: – А драников что, больше нет?

– Сейчас сготовлю, – обрадовалась Марыся. – Или, может, панич блинов хочет?

– Блинов тоже можно, – пробормотал Доминик, косясь в окно. Там уже седлали прекрасную вороную лошадь князя, готовили кареты…

Умирая от нетерпения, он еле дождался, пока замок опустеет.

Ура, наконец-то! Все съехали, теперь-то дозволено, никто не увидит, не остановит, не помешает…

Вперед, по длинным коридорам, разносящим эхо шагов, в княжескую спальню, пропахшую табаком и духами.

Есть, он есть в тайнике – железный, весь в масле, заветный ключик. Подсвечник, кстати, захватить можно здесь же, с подставки у изголовья кровати, – в сокровищнице ведь, должно быть, темнота, хоть глаз выколи.

Теперь скорее в комнату для умываний! Мимо двух больших стеклянных полупрозрачных ванн, красной и зеленой, всегда восхищавших даже самых знатных гостей замка; мимо комнаты со специальным металлическим жбаном, в котором слуги согревали воду. Там, дальше, тайная дверь, ведущая к подземному ходу, но, не углубляясь далеко в подземелье, сбоку…

Все! Вот! Она самая, сокровищница, где сокрыты все богатства Радзивиллов. Однако все же неприметная дверь какая… Словно помещение для слуг, может, ошибка вышла?

Но нет, нет! Никакой ошибки.

Ключ подходит, замок проворачивается, и…

От яркого ослепительного блеска золота Доминик едва не выронил тяжелый литой подсвечник.

Матка Боска, сколько тут всего… богатства разного, пригожего… вазы, картины (и в золоченых рамах, и просто холсты, скрученные в трубки); сундуки, украшенные драгоценностями; золотые рыцарские доспехи, золотое тоже оружие…

А это здесь откуда?! Наставник Франтишек Карпинский, когда рассказывал про историю Древнего Египта, показывал картинки в книге: большие золоченые маски, прикрывающие полностью все лицо; такие использовались для погребения фараонов. Но откуда такие маски в Несвиже?! Хотя многие предки ведь любили путешествовать, ездили по разным странам. Выходит, куда бы судьба ни заносила, всегда старались собирать сокровища для потомков…

Мальчик сделал шаг вперед, вытянул руку с подсвечником. И не смог сдержать восхищенного восклицания.

Там, в глубине сокровищницы, стояли огромные, в человеческий рост, золотые и серебряные фигуры. Они были очень причудливыми, искусными, разнообразнейшими… прямо глаза разбегаются…

У некоторых статуй в руках имеются книги – и оклады их сияют рубинами, изумрудами, сапфирами. А некоторые молятся, преклонив колени; и, наверное, меж сложенных ладоней помещаются неприметные бриллианты; только их не видно, совершенно не видно каменьев, зато яркие блики, как сошедшая благодать Божья, озаряет лица. Вот еще одна приметная фигура – в плаще, с поднятой рукой, благословляет. И сначала вроде бы просто восхищаешься тонким литьем, любую складочку на одежде можно отличить, да что там – каждую ресничку! Но только падает свет свечи на эту фигуру – и от руки ее разбегаются синие едва заметные огонечки, наверное, то сияние драгоценных камней. Только про камни уже потом думается. А вначале кажется, что движется рука золоченой статуи, действительно осеняет крестом – так причудлива и искусна игра бликов! Вот именно взмах – его, кажется, прямо видишь, натуральнейшим образом, своими собственными глазами!

Двенадцать апостолов.

Двенадцать апостолов, те самые!

Так, значит, это не досужие разговоры слуг, так, значит, они и взаправду существуют! Самые дорогие статуи во всей сокровищнице… Отлиты они из чистейшего серебра и золота, много пудов драгоценного металла ушло на их изготовление. Слуги болтали, что коли случится какая опасность – из золота и серебра, пошедшего на изготовление апостолов, Радзивиллы смогут собрать армию, которая будет больше и сильнее, чем у польской короны и российского трона, вместе взятых. Очень дорогие эти статуи…

– Только не в этом дело, вовсе не в этом множестве золота и драгоценностей, – прошептал Доминик, не в силах оторвать взгляда от апостолов. – Здесь такая красота и такое мастерство искусное воплотились, никакими деньгами такое мерить нельзя…

Он смотрел на золотые статуи и испытывал множество разных чувств.

Конечно, сердце замирало от восхищения. Как искусны мастера, сотворившие такую красоту; как велики предки, которые смогли сберечь этих апостолов для наследников!

А еще к восхищению примешивалась тревога.

– Наверное, придется и мне тоже сберегать, приумножать? – пробормотал Доминик, с непонятным для себя беспокойством оглядывая статуи. – Не потемнело ли золото? А если каменья потускнеют? Наверное, когда стану я совсем большим, придется и мне для сокровищницы покупать. Надо найти настоящих мастеров, чтобы могли сделать такие искусные сокровища – не хуже, чем те, которые собирали старшие Радзивиллы…

Доминик смотрел на апостолов, и по щекам его текли слезы.

Как же велика земля, рождающая таких искусных мастеров!

Как велик род радзивилловский, сберегающий все самое лучшее, что только есть в отчем крае!

Как много предстоит сделать, чтобы быть достойным и своего рода, и своей земли!

– Я обязательно стану достойным! – Доминик опустился перед апостолами на колени, сложил ладони для молитвы. – Господь не оставит меня, и я буду таким же сильным, как и мои предки, и край наш будет богатеть и расцветать по милости Божьей, на радость всем нашим людям…

Счастье и горе, словно шампанское, пенились в душе Игоря Славина, как ни странно, одновременно. И этот эмоциональный коктейль ему безумно нравился.

«Если бы мне кто-то сказал, что так бывает, я бы не поверил», – подумал он, открывая новостной сайт. Через пару часов в редакции состоится планерка, надо заявить темы материалов, над которыми предстоит работать. А что такое тема? Реакция на ту или иную новость.

Однако сосредоточиться у Игоря катастрофически не получалось.

Пальцы щелкают по клавишам, а все мысли, как обычно, вертятся вокруг Алеси.

Ужасно, что с женой приходится расставаться на целый день, надо же ходить на работу.

Зато как приятно предвкушать, что вечером можно снова увидеть любимые голубые глаза! Приготовить ужин, рассказать, что произошло в редакции, послушать, как продвигается Алеськина работа…

«Надо бы в обед смотаться на Комаровский рынок, купить свежего мяса и овощей, – прикидывал Игорь, уставившись невидящим взглядом в монитор. – Алеся всегда смущается, говорит: «Любимый, опять ты продукты принес! Не мужское это дело, ты бы не отвлекался! Я сама справлюсь со всеми домашними делами!» Однако жена ведь без машины. Она такая хрупкая, куда ей сумки тяжелые таскать! Свою машину я ей отдать не могу, тогда по работе ничего не успею. Вот заработаю Алесе на автомобиль – тогда пускай и ездит на рынок. А пока…»

– Игорь, зайди ко мне! Игорь!

Славин вздрогнул, недоуменно посмотрел на редактора. Худое овальное лицо Василия Петровича, обычно такое приветливое, теперь было мрачным и сосредоточенным. Означать это могло только одно: в публикациях, наверное, была допущена неточность, шеф это выяснил и теперь собирается ввалить так, что мало не покажется.

Закрыв сайт, Игорь вздохнул и под любопытными взглядами девчонок (коллектив редакции – преимущественно барышни, все работают в одной большой комнате, и символические перегородки, поставленные возле каждого компьютера, конечно же, ничуть не мешают видеть и слышать все, что происходит в ньюс-руме) потащился в кабинет начальника.

Там уже сидел какой-то молодой мужчина, и тяжесть его стального взгляда говорила о профессии лучше любой визитной карточки. Силовые структуры. МВД, а может, даже и КГБ.

Василий Петрович кивнул на стул:

– Присаживайся, Игорь, познакомься – Олег Надольский, следователь по особо важным делам прокуратуры Несвижа. У него вопросы по твоей статье в последнем номере, про клад Радзивиллов.

Игорь облегченно вздохнул. Слава богу, недавняя аналитика по нефтяным пошлинам пока претензий не вызывает. Вот там действительно использовалась сенсационная информация из конфиденциальных источников. И если бы компетентные органы вознамерились узнать, кто «слил» фактуру, – вот тогда пришлось бы не сладко. А клад – это мелочи, с тем материалом все чисто.

– Что именно вас интересует? – спросил Игорь, краем глаза косясь на полосу, лежавшую на столе главного редактора. Елки-палки, опять он выкосил все резкие высказывания! Вот и делай себе имя в журналистике при таком начальнике, который страхуется от любого скандала!

– Откуда вы получили информацию? – Следователь прищурился, засканировал изучающим взглядом.

– Мне пришло сообщение из пресс-службы МВД. В нем говорилось, что возле Несвижского замка обнаружена статуя, один из двенадцати золотых апостолов, находившихся в сокровищнице Радзивиллов.

– Каким именно образом поступила данная информация?

Игорь пожал плечами:

– Да как обычно, по электронной почте. У меня во входящих сообщениях сохранилось это письмо. А в чем дело? Информация была неточной?

– Это вас не касается. Пожалуйста, не надо лишних вопросов. А почему вы так уверены, что письмо пришло от пресс-службы МВД?

«Дурак какой-то. – Игорь неприязненно поморщился. – Еще, наверное, и в компьютерах ничего не соображает. Адрес ведь известный, мне всегда с него знакомые ребята сводку пересылают. Вот уж не думал, что в провинции так туго с современными средствами связи!»

– И что же, вы не стали ничего уточнять, перезванивать? – несмотря на все объяснения, продолжал допытываться следователь.

Игорь выразительно посмотрел на мрачного шефа.

Чего он тут молчит в тряпочку? Пусть скажет, что такую информацию, полученную из официальных источников, никто и не должен проверять. Смешно! Может, этот следователь еще посоветует названивать в пресс-службу президента с уточняющими вопросами о том, действительно ли Лукашенко полетел в Венесуэлу? Детский сад какой-то! Вообще-то, этому следователю, прежде чем наезжать, не помешало бы выяснить хотя бы азы работы журналистов. Несложно понять, что там произошло, в этом Несвиже. Наверное, посмотрели как следует на находку и пришли к выводу, что она не представляет никакой исторической ценности. И местное начальство переполошилось, а крайними решило сделать газету и даже выделило для разбирательств своего цербера. Следователь… Неужели уже уголовное дело за клевету успели возбудить? Только этого не хватало!

Начальник тем временем нервно забарабанил пальцами по столу:

– Слушай, Игорь, а ведь я при верстке номера не обратил внимания. А теперь… Думаю, вот что подозрительно. Почему информация о кладе пришла по каналам МВД?

– Потому что…

Игорь Славин собирался уже было выпалить, что при МВД есть специальный отдел, занимающийся историческим наследием. Его сотрудники ищут раритеты, предотвращают вывоз произведений искусства за рубеж.

Но вдруг журналиста как обожгло.

Елки-палки, ведь этот отдел создан при КГБ. При КГБ, а не МВД! Это чекисты иногда передают в музейные фонды редкие иконы или книги. У милиции же специфика работы другая, там ловят маньяков, а не мошенников, желающих заработать на национальном достоянии страны. Только это теперь все так ясно и понятно. Утро, мозг еще худо-бедно, но соображает. А к вечеру, когда надо сдавать номер, голова уже просто раскалывается. Впрочем, у журналистов на уровне рефлекса быстро формируется какая-то патологическая точность. В памяти хранится столько всяких мелочей: имена-отчества-фамилии, должности, события. Проанализировать этот информационный массив невозможно. Но в нужный момент такая совершенно неосознаваемая память, как правило, срабатывает. Может, так было и в этот раз?

Игорь Славин откинулся на спинку стула и принялся импровизировать:

– Возможно, проводилась совместная операция несколькими ведомствами? Я не знаю всех подробностей. Но у меня в ментовской пресс-службе свой корешок. Мы сотрудничаем много лет, и он ни разу меня не подводил. Да можно просто ему позвонить и все выяснить. Хотите?

Редактор, казалось, не услышал вопроса. Он отвернулся к монитору, пощелкал мышкой, а потом с раздражением буркнул:

– Игорь! Наше издание – единственное, кто передал эту новость. Ее, конечно, растащили по всем агентствам и новостным сайтам, однако ссылки стоят исключительно на нашу газету. Не на пресс-службу МВД! Ты хочешь сказать, что у тебя персональная рассылка? Почему МВД не передало эту сенсационную новость в те же информационные агентства?!

От отчаяния (вот попал!) интенсивность работы мозга возросла.

– Может, в почте были глюки? – удивляясь собственной находчивости, выпалил Игорь. – До меня письмо дошло, а остальным адресатам рассылки не повезло? Я не знаю, в чем дело. Никогда никаких проблем с пресс-службой МВД не возникало!

Шеф покачал головой:

– Звони в контору и разбирайся! Мне это нравится все меньше и меньше.

Отыскивая в телефонной книге мобильного номер Вити Филиповича из пресс-службы, Игорь думал лишь об одном.

Только бы вся эта странная ситуация прояснилась! Иначе шеф не только лишит премии, но и влепит штраф, в редакции за такие неточности принято платить из собственного кармана. А Алеське нужны новые босоножки, и платья весной тоже лишними не будут…

– Не было найдено никакого клада, – вдруг вздохнул следователь. – Наверное, вашу газету искусно использовали… А я думал, вы гонитесь за сенсацией, ничего не выяснили, все перепутали… Извините, что я так с вами резко говорил. Вы не представляете, что в наших местах творится, все просто на ушах стоят. Возле Несвижского замка произошло жуткое убийство. Похоже, там орудует какой-то маньяк, извращенец! Наверное, такое и для Минска было бы страшным. А уж в нашем городе… Просто шокирует!

Не успев переварить эту новость, Игорь получил еще один удар под дых.

– Как раз собирался тебе звонить. Что ты за фигню про клад Радзивиллов написал со ссылкой на МВД? – раздраженно спросил приятель. – Меня тут уже шеф с утра поимел, спасибо, старик!

Журналист растерянно залепетал:

– Но… письмо пришло от тебя, именно с этой информацией, про клад…

– Как от меня?! Да ты с ума сошел! Я не отправлял тебе ничего подобного!

Игорь, с телефоном у уха, понесся к своему компьютеру, открыл аутлук, уставился на монитор.

И облегченно вздохнул.

Все правильно! Нет никаких оснований для беспокойства. Пусть там приятель разбирается, кто имеет доступ к его почтовому ящику и рассылает информацию, не соответствующую действительности.

Вот, письмо пришло вчера с адреса [email protected]. Это тот адрес, с которого приятель часто присылает информацию. Да, это обычный почтовый сервер, а не официальный эмвэдэшный. Но ребятам часто приходится мотаться по разным частям города, и у них не всегда есть возможность сделать срочную рассылку из своего кабинета. Ноутбук, 3G модем – сегодня уже не надо быть привязанным к кабинету для того, чтобы пользоваться Интернетом. И как раз таки приход письма с почтового сервера совершенно не насторожил: срочная сенсационная информация, успешная операция. Милиция всегда в таких случаях стремится как можно быстрее отрапортовать о своих успехах. Но…

Игорь заморгал, однако от этого ничего не изменилось.

Елки-палки…

Письмо пришло с адреса [email protected]!

Да, именно две буквы «k», сколько на них ни смотри.

– Ничего не понимаю, – прошептал Игорь, морщась от не умолкающих в телефонной трубке чертыханий приятеля. – Хотели подставить газету? Или меня лично? Что, в конце концов, происходит?..

Ох, лучше бы она не начиналась, весна эта проклятая! Как пошли дожди – все, пиши пропало, с прохудившейся крыши льется, как из ведра. Подставленные под струи миски ситуацию не спасают, все равно в доме мокро, сыро, противно.

«Надо заняться ремонтом, – думал Сергей Бартош, неприязненно прислушиваясь к зарядившей, судя по всему, надолго дождевой капели. – Сколько лет, как бабка померла, прошло? Больше десяти уже. А ведь крыша еще при жизни бабули прохудившаяся была. Эту весну дом точно не переживет, развалится. Но денег на ремонт нет. Того, что я зарабатываю, еле на выпивку хватает…»

Он грустно вздохнул, пошмыгал носом (в такой сырости и заболеть недолго!), покосился на вереницу пустых водочных бутылок, составленных вдоль ржавой батареи. А потом вдруг хлопнул в ладоши.

Кто сказал, что материалы для ремонта крыши надо обязательно покупать?! Их ведь можно просто… ну, скажем так, позаимствовать… непосредственно на рабочем месте…

Серега важно надул щеки, поскреб затылок и принялся обдумывать неожиданную мысль. И чем больше он взвешивал все «за» и «против», тем больше ему нравилось предстоящее дело.

А что, все вроде бы действительно выходит на редкость складно.

Уже третий год идет реконструкция Несвижского замка. Собственно говоря, из-за этой реконструкции и на работу получилось устроиться – понадобились сторожа охранять восстановленный ухоженный парк перед замком, да и саму стройку.

Стройматериалы для ремонта припасены в огромном количестве. Они аккуратно сложены прямо во внутреннем дворе, укрыты пленкой от дождя, а еще огорожены высокими растяжками, на которых нарисованы будущие фасады замка. Часть резиденции Радзивиллов ведь уже доступна для посещения туристов, что приезжим на блоки да кирпич смотреть, лучше закрыть и материалы, и инструмент… В общем, из той кучи легко позаимствовать пару пачек превосходной черепицы. Постепенно, конечно, чтобы не вызывать подозрений. Не пересчитывают же там каждый день материалы, в самом-то деле! Поэтому надо потихоньку наносить к себе черепицы. Но, конечно, свою крышу ею крыть нельзя. Несвиж – городок маленький, в два счета заприметят, что у Сереги Бартоша дом, словно радзивилловский замок, дорогущим ярко-красным материалом крыт. Вот на таких мелочах можно проколоться. Можно, но не нужно! Дальше все будет проще простого. Надо выменять черепицу на какое-нибудь покрытие поскромнее, тот же шифер, а лучше и вообще рубероид.

«Наплевать на красоту, главное, чтобы с потолка не капало, – рассуждал мужчина, надевая замызганную брезентовую куртку. Влажная от сырости, она сразу неприятно захолодила спину. – А то непорядок выходит: только стопочку нальешь, закусь разложишь – а уже все дождем и попорчено. Надо срочно заняться обустройством крыши. Вот прямо теперь пойду и принесу первую пачечку. А что, не пойман – не вор. К тому же я от необходимости на такое решился. Дом разваливается прямо на глазах, а сколько лет я бы со своей зарплатой на материалы копил? Не один год, и это если не пить, не есть. Не пить совсем – нет, я на такое не согласен. Двадцать капель как пропустишь – сразу и на душе легче становится, и жизнь кажется вроде уже не такой тяжелой…»

Сонный, умытый Несвиж по-весеннему звенел от птичьих трелей, кошачьего страстного мяукания да манящего, как звон колокольчика, женского смеха, иногда доносящегося с лавочек у калиток.

Вдыхая полной грудью вкусный ночной воздух, Серега торопился по городку (в основном состоящему из частных одноэтажных домиков и напоминавшему потому большую ухоженную деревню) к туристическому центру, туда, где располагались Фарный костел и замок.

Ночью, конечно, никаких туристов здесь не было. И даже влюбленные, после дождя высыпавшие на прогулку, до этой ярко освещенной площади не добрались, предпочли местечки поукромнее.

Сергей прошел мимо пустых прилавков небольшого базарчика (днем тут вовсю кипит торговля открытками, значками и магнитами с изображениями замка, деревянными, умело раскрашенными аистами и прочей мелочовкой), добрался до забора, огораживающего парк.

Еще пару шагов, чуть дальше – и будет участок, где выломана пара прутьев.

Местные жители об этом лазе все, как один, знают – но смысл им бродить по парку да замок смотреть, если каждый уголок здесь уже давно изучен? Долгие годы в замке располагался санаторий, а сам парк был открыт для всех желающих, даже ограды никакой вокруг него не имелось.

Туристы, наверное, если бы и знали про тайный ход, то все равно бы им не воспользовались. Пройти-то мимо кассы просто, но без экскурсовода куда отправишься? А территория здесь огромная; не зная дороги, можно не один час плутать, пока к тому же замку выйдешь…

Пробравшись в парк, Серега бодро, не таясь, зашагал по аллее.

А кого бояться?

Собак никаких у сторожей не имеется. Пытался один мужик крупную дворнягу прикормить (и по доброте душевной, и в работе польза) – что тут научные сотрудники устроили! «У нас здесь деревья, историческая ценность, им по триста лет, а ваша собака ногу на них задирает!» Гвалт поднялся страшный, дворнягу ту выгнали…

И ребят-сторожей сейчас, конечно, тоже можно не опасаться, по парку они не шастают. Собрались, наверное, в своем вагончике, который за замком установлен. Телевизор смотрят да чаи гоняют. Чего покрепче на работе пить давно нельзя. Как вышел декрет президента об официальном запрете этого дела на рабочем месте, так начальство как с цепи сорвалось, увольняет за пьянку без всяких там последних предупреждений.

«А не вкатят ли моим ребятам за пропажу черепицы? – вдруг забеспокоился Серега, вспомнив, что другие сторожа никогда не отказывали в помощи: и дежурствами менялись, и на бутылочку в случае чего одалживали. – Наверное, лучше мне не целую пачку прихватить, а половину. Или даже четверть. Тогда строители точно ничего не заметят. Как говорится, поспешишь…»

Мысли прервались, ноги сами собой вдруг остановились. А потом, когда секундное замешательство прошло, только и оставалось, что инстинктивно метнуться в тень раскидистого дуба, потому что еще мгновение – и пришлось бы здороваться с Витьком, молодым сторожем, собственной персоной вдруг нарисовавшимся в дальнем конце аллеи.

«Вот как ребята работают, обходы совершают. Не то что я, в вагончике на койке растянусь и в телик пялюсь. Хотя странно, конечно, что Витек на дежурство вышел. Смена сегодня не его, Лешкина. Может, поменялся? Молодец мужик, старается, все чин чинарем», – уважительно подумал Бартош, прижимаясь спиной к стволу дерева.

Впрочем, уже скоро было понятно, что никакой работой тут и не пахнет. И что Витек просто имеет самое что ни на есть романтическое свидание на лоне природы.

Рядом с Витьком шла девушка, высокая, тоненькая, в черном то ли платье, то ли плаще. Из-за темной одежды, должно быть, ее и разглядеть было непросто.

В полумраке вид незнакомки сначала испугал до дрожи в коленях. Сразу вспомнились все легенды о призраке Черной дамы, которая по ночам бродит по Несвижскому замку… Однако Витек, похоже, игриво шлепнул «призрака» по попке, девушка довольно хихикнула, ущипнула сторожа за бок.

«Счастливые, – пронеслось в голове безо всякой зависти, даже с некоторым умилением и радостью. – А что, Витек – нормальный мужик, он вообще без водки легко может даже несколько дней подряд продержаться. Дай ему Бог, как говорится. Так, значит, теперь мне по главной аллее идти нельзя. Наткнусь на Витю с его дамой, а мне оно надо? Пойду вкруговую, так дольше, но лучше потерять пару минут, чем «засветиться» на стройке не в свое дежурство. И, кстати, в свое дежурство лучше черепицу не набирать, чтобы комар носа не подточил, и…»

Бартош улыбнулся. В ночи раздался короткий вскрик. Похоже, ребята уже закончили свой променад, прилегли на молодую травку, и Витек уже вовсю щупает своего «призрака»…

А с черепицей потом прошло все как по маслу.

Как раз лежала половина пачки, прямо как будто бы ждала – непосредственно сверху, едва только была приподнята довольно шуршащая, как выяснилось, пленка.

Схватив материалы, сложенные в плотный пакет (оказалось, очень удобно в нем тащить именно половину от расфасованной изначально черепицы), Серега мигом отступил в тень. И, минуя чуть освещенные аллеи, быстро побежал вдоль забора к выходу.

До участка с выломанными прутьями оставалось всего несколько десятков метров, когда вдруг появившаяся из-за облака луна осветила какой-то мерцающий вытянутый предмет, лежащий прямо на дороге.

Бартош, изумляясь все больше и больше, замедлил шаг.

Чудеса в этом замке творятся; чудеса, да и только!

Рассказать кому – не поверят!

Но вот же, вот, прямо на тропинке лежит дивная золотая статуя, укутанная в золотую же накидку. Причем на ткани явно выделяется россыпь разноцветных, чуть мерцающих красным, желтым и зеленым камней. Руки статуи молитвенно сложены, спокойное лицо с закрытыми, тоже как при молитве, глазами кажется спокойным и умиротворенным.

«Апостолы? Те самые радзивилловские апостолы, которых все местные ребятишки искали годами, да так и не нашли? Выходит, что так… Золотые статуи в человеческий рост, украшенные драгоценными камнями, все правильно старики рассказывали. Но только почему статуя одна, их вроде было двенадцать? И почему она лежит прямо на тропинке? Но все-таки какая же красота, фигура как живая просто! Умели раньше делать, ничего не скажешь», – восхищался Бартош, присаживаясь на корточки.

Он аккуратно опустил тяжелый целлофановый пакет с черепицей на землю, протянул руку к накидке, намереваясь отковырять крупный светлый камень (по виду бриллиант, наверное, жутко дорогой, тут не только на крышу хватит – на новый дом).

И вдруг заорал как сумасшедший, подскочил, бросился к выходу…

На «статуе» были надеты новехонькие пижонские ботинки Витька. Сразу они казались неприметными, просто сливались с землей. Но вблизи… и Витины же брюки, торчащие из-под золотого полотнища… Потом стало понятно, что и лицо у «статуи» – Витькино. Только не веселое и ухмыляющееся, как обычно. А спокойное, грустное, застывшее. Потому что мертвое. И сам весь Витька – мертвый.

Мертвый и золотой…

Выбравшись за пределы парка, Серега перевел дыхание и замедлил шаг.

В раскалывающейся голове (протрезвел, что ли, с перепуга?) вдруг стали проноситься какие-то обрывки разговоров.

Кто-то уже, кажется, рассказывал недавно о том, что удалось найти такого вот «апостола»?

Или это пригрезилось? И сам Витька, мертвый и золотой, тоже вдруг спьяну померещился?..

– Надо идти в милицию, – вздохнул Серега, неохотно сворачивая в переулок. – Хоть и вынут мне там всю душу вопросами, а придется. Черепица моя валяется возле трупа, но в том, что хотел ее снести, я не признаюсь. А вот про Витька все-таки рассказать надо. А то вдруг он еще не совсем мертвый и ему можно помочь?..