Глава 4
Тодд просидел без движения несколько минут; мысли его вяло бродили по кругу. Откровенно говоря, в глубине души он все еще надеялся, что проблема как-нибудь разрешится без его участия. Было бы отлично, если б события сложились следующим образом: кто-нибудь (возможно, Максин, которая сейчас прячется в саду или на заднем дворе) увидит нечто пугающее. Нечто, леденящее кровь. Этот кто-нибудь поделится своим жутким открытием с остальными, и все незваные гости в панике бросятся наутек. Наверное, надеяться на это значило слишком полагаться на счастливое стечение обстоятельств. Но любой другой выход (например, отвлекающие маневры) потребовал бы от Тодда слишком много энергии и выдумки, а Пикетт сейчас чувствовал себя выжатым лимоном.
Наконец Тодд поднялся, пересек спальню, в очередной раз кинув взгляд на свою спящую красавицу, и вышел на балкон. Тусклый рассвет предвещал тусклый день. Позднее, возможно, несколько лучей солнца все же пробьются сквозь плотную завесу туч, но пока небо оставалось безрадостно серым. Тодд оглядел сад, надеясь увидеть Максин, однако заросли были так густы — ветви гигантских деревьев переплелись необычайно плотно, — что ему не удалось ничего разглядеть толком.
И вдруг Тодд уловил в зарослях какое-то движение. Кто-то отчаянно продирался сквозь густые джунгли, испуганно озираясь по сторонам. Однако это была не Максин. Тодд сразу узнал Сойера, помощника Максин, который отирался около нее в течение последних трех лет. Этому типу было не больше тридцати, но он уже успел основательно обрасти жиром. Конечно, виной тому были обеды, торопливо проглоченные на ходу, ибо Максин чрезмерно загружала своего помощника работой и ему вечно не хватало времени. Бесчисленные вечеринки и презентации новых фильмов, которые не обходятся без обильной закуски и выпивки, да и густо посыпанные сахарной пудрой пончики с кремом, которые Сойер наверняка приносил в свой офис целыми коробками, чтобы скрасить тяготы трудового дня, — все это сыграло свою печальную роль.
Благодаря всем этим пончикам, гамбургерам и сэндвичам бедолага Сойер был совершенно не в состоянии двигаться быстро. И уж конечно, он не мог на бегу позвать на помощь, так как едва переводил дыхание. Он лишь шумно хватал ртом воздух да бросал через плечо полные ужаса взгляды. Преследователи, похоже, уже настигали его. Тодд видел, как шевелятся кусты. И еще что-то — нечто совсем маленькое и проворное — перелетало с ветки на ветку над головой беглеца.
— Ма… Максин! — с трудом выдохнул запыхавшийся Сойер.
— Я здесь! — раздался голос Максин. — Сойер! Я здесь, на крыше клетки!
Тодд повернул голову на звук и увидал Максин. Та находилась от дома на значительном расстоянии и действительно взобралась на крышу одной из клеток. Сейчас она подошла к самому краю, сжимая в руке пистолет. Тодд знал, что в доме Максин полно пистолетов, но он впервые видел ее с оружием в руке.
— Иди на мой голос, Сойер! — кричала она. — Видишь дерево с большими желтыми цветами? Они похожи на огромные колокольчики.
— Ничего я не вижу… — всхлипнул злополучный Сойер.
Тодд, который удобно устроился на своей смотровой площадке, ощущал себя Цезарем, наблюдающим, как львы раздирают на части первых христиан. Несчастного страдальца он видел отчетливо, и теперь — по мере того как расстояние между преследователем и его жертвой неумолимо сокращалось — перед его взором предстал хищник.
Всего в паре ярдов от Сойера сквозь кусты продиралось одно из отродий здешних призраков — кошмарный гибрид женщины и ягуара. Последний, наверное, был одним из пленников Катиного зверинца. В результате невероятного совокупления прекрасные формы изящного животного превратились в нечто грубое, уродливое и отвратительное. Жуткий отпрыск не был лишен человеческих признаков и, судя по ним, принадлежал к женскому полу. Лицо его, точнее ее, на три четверти было человеческим. Высокие скулы, ледяной взгляд. Тодд с содроганием узнал черты Ланы Тернер. Но когда чудовище распахнуло рот, зверская его природа стала особенно очевидна: у него были огромные острые зубы, черный язык, испещренное крапинками небо. Испустив отнюдь не женственный рев, хищница бросилась на Сойера, который едва успел отскочить.
— С тобой все в порядке? — осведомилась Максин.
— Нет! — только и смог выдохнуть тот.
— Где ты? Близко от меня? — вновь подала голос Максин.
— Я тебя не вижу, — прорыдал Сойер. Ветки над его головой сотрясались.
— Я же тебе сказала, смотри на дерево с желтыми цветами.
— Дерево… с желтыми… цветами…
Пикетту не составило бы труда прийти на выручку Сойеру и провести его сквозь лабиринт зарослей. Однако он не хотел лишать себя занятного зрелища, а потому предпочел хранить молчание, предоставив бедолаге искать путь самостоятельно. Катя тоже обожала подобные игры. Тодд даже хотел разбудить ее, но потом сообразил, что потеха окончится прежде, чем она успеет проснуться. Лана, как Тодд про себя назвал хищницу, вовсе не желала упускать добычу и вновь пустилась вслед за Сойером. Тодд видел, как в листве мелькает ее пятнистая спина. Намерения Ланы были очевидны: она хотела преградить своей жертве дорогу к клеткам Максин меж тем продолжала обмениваться репликами со своим помощником, чтобы тот мог ориентироваться на ее голос.
— Теперь я слышу тебя лучше. Значит, ты приближаешься.
— Да?
— Наверняка. Ты видишь дерево с желтыми цветами?
— Да. Вижу.
— Значит, ты совсем близко.
— Я сейчас как раз под… — Парень осекся, услышав рычание чудовища. Тодд не видел хищницу, однако этот низкий утробный звук достиг и его ушей. Про себя он посоветовал Сойеру не делать резких движений. Если жертва замрет, не издавая ни звука, зверь, возможно, потеряет к ней интерес. Замереть Сойер, конечно, способен, но сможет ли он заткнуться? Мгновение спустя выяснилось, что он не умеет переносить опасность молча.
— Господи, Максин, — лепетал Сойер. — Господи, мне конец. Эта тварь уже рядом.
— Тише! — скомандовала Максин.
Сойер прикусил язык, но было уже поздно. Теперь Лана знала, где находится ее добыча. Она стремглав выпрыгнула из зарослей и повалила парня на землю, усыпанную теми самыми желтыми цветами, что служили ему путеводным маяком.
Максин наконец увидела своего помощника.
— Вставай, вставай быстрее! — что было мочи заорала она. Сойер попытался последовать ее приказу, однако от удара когтистых лап у него перехватило дыхание, и, прежде чем он успел подняться на колени, хищница набросилась на него вновь, глубоко вонзив клыки в жирную плоть.
Максин, выбрав удобную позицию на краю крыши, вскинула пистолет. Не всякий искусный стрелок сумел бы пустить пулю в зверя, не ранив при этом Сойера, Однако женщина была полна решимости испытать свою меткость. В течение нескольких месяцев она брала уроки стрельбы у отставного полицейского и знала: чтобы не промазать, надо всего лишь крепко держать пистолет и как следует прицелиться.
Сойер не смог бы двинуться, даже если бы от этого зависела его жизнь. Хищница держала его мертвой хваткой.
Максин нажала на курок. Грохот выстрела нарушил мертвую тишину, царившую над каньоном, эхом отдался от его стен. Хищница, сраженная пулей, разжала когтистые лапы. Она лежала рядом с Сойером, уткнувшись в траву лицом, столь напоминающим изящный облик мисс Тернер. Оба истекали кровью, пропитавшей всю землю вокруг.
— Вставай! — кричала Максин.
Это был разумный совет. Выстрел оказался не смертельным. Бока у Ланы ходили ходуном, она тяжело, прерывисто дышала.
Раны, полученные Сойером, были не настолько тяжелы, чтобы он потерял способность соображать. Увидев, что опасность все еще не миновала, парень кубарем откатился от хищницы и попытался встать на ноги. В это самое мгновение Лана внезапно потянулась, распахнула пасть и вцепилась зубами в ногу Сойера, вырвав внушительный кусок мяса из его лодыжки. С пронзительным воплем он вновь рухнул на землю.
Максин снова выстрелила, но на этот раз не слишком удачно. Пуля попала зверю в плечо и прошла сквозь мускулы, не причинив особого вреда, и не помешав Лане вновь наброситься на добычу.
Секунду спустя хищница, прижав свою жертву лапами к земле, вонзила клыки в череп Сойера. Вопли несчастного мгновенно смолкли, лишь конечности его судорожно подергивались. Потом глаза его остекленели, и жизнь оставила обмякшее тело.
— Господи боже… Господи… — донесся до Тодда прерывистый голос Максин.
Однако на этом охота не завершилась. Хищница, несомненно желала разделаться с обидчиком, ранившим ее. Выпустив Сойеру внутренности, она бросила безжизненное тело и направилась прямиком к клетке, на крыше которой притаилась Максин. Несмотря на полученные раны, Лана была полна сил. Несомненно, ей ничего не стоило вскочить на крышу и прикончить женщину. Судя по всему, раны не причиняли ей особых страданий. На диковинном лице застыла довольная гримаса — нечто среднее между звериным оскалом и человеческой ухмылкой. Максин не стала терять времени даром и выстрелила. Пуля угодила в голову чудовища, снесла половину носа и верхнюю губу.
В течение нескольких томительных мгновений казалось, что страшная рана не смертельна. По крайней мере, Лана не сознавала этого. Она подняла к лицу заднюю лапу, кончавшуюся пальцами с когтями вместо ногтей, словно хотела проверить, насколько серьезны причиненные ей повреждения. Но прежде чем лапа успела коснуться лица, по телу животного пробежала последняя судорога, и хищница испустила дух.
На протяжении всей этой сцены в ветвях деревьев было заметно большое оживление. Тодд не сомневался, что там притаилось немало других жутких тварей, желающих понаблюдать за охотой. Однако после гибели Ланы все стихло. Ни один лист более не двигался; до Тодда не доносилось ни единого звука.
Хотя нет, кое-что он все же слышал. Это был тихий голос Максин, без конца повторявший: «Господи боже». Впрочем, вскоре ей удалось взять себя в руки и побороть оцепенение. Женщина принялась осторожно спускаться с клетки.
Тодду хотелось окликнуть ее и хоть как-то ободрить, но он сдержался. Во-первых, она догадалась бы, что Пикетт выбрал не слишком благовидную роль любопытного зрителя разыгравшейся здесь кровавой драмы; во-вторых, он опасался отвлекать внимание Максин. Конечно, притаившиеся в зарослях монстры притихли, увидав, что пришелица убила представителя их племени. Однако это вовсе не означало, что они позволят добыче уйти. Они лишь выжидали удобного момента, и, стоило Максин совершить ошибку, вся злобная банда набросилась бы на нее и отомстила за смерть женщины-ягуара.
Поэтому Тодд в полном молчании наблюдал, как Максин пробирается между клеток, то и дело оглядываясь на дом. Казалось, она пытается решить, где скрыться от опасности, и не может найти другого убежища, кроме дома. Теперь от клеток ее отделяло около сорока ярдов, и, на свое счастье, женщина уже не видела, что происходит на прогулочной дорожке за ними.
Через минуту-другую после того, как Максин спустилась с крыши, собратья погибшей Ланы показались из укрытия. Их было шестеро. К трупу своей товарки они не проявили ни малейшего интереса. Их больше привлекал Сойер. Приблизившись к его телу, они начали играть с ним, точно с игрушкой. Разорвали на нем одежду, откусили сначала пенис и яйца, потом все пальцы, сустав за суставом. При этом откушенное они не поедали, а выплевывали. Мерзкая расправа над мертвым телом явно доставляла им огромное наслаждение. Несмотря на всю тошнотворность этого зрелища, Тодд досмотрел его до конца — точнее до тех пор, пока чудовища, покончив с пальцами, не принялись за внутренности покойника. Лишь тогда Пикетт оставил свой наблюдательный пост и вернулся в спальню.
«Максин будет не так-то просто вернуться в дом», — размышлял он. Тропинки в саду по большей части заросли, и Максин в ее нынешнем, весьма далеком от спокойствия состоянии вполне могла заплутать и пробродить по саду слишком долго. Пожалуй, ему стоило спуститься вниз и прийти на выручку одуревшей от страха женщине.
Катя все еще спала. Даже грохот выстрелов не потревожил ее покоя. Сон красавицы был так глубок, что она, похоже, за все это время ни разу не пошевелилась. Изящно изогнутая рука по-прежнему прикрывала нежный рот.
Тодд поцеловал ее, но поцелуй также не нарушил Катиного сна. Оставив ее в блаженном забытьи, он вышел из комнаты.
Глава 5
Эппштадт шагал по Стране дьявола. Плотные серые облака орошали землю мелким дождем, почти моросью; легкие капли охлаждали разгоряченное лицо. Если у Гарри еще оставались какие-то сомнения по поводу реальности окружавшего его мира, дождь смыл их без остатка.
Ему вовсе не хотелось признавать, что перед ним — реальность, а не галлюцинация, и тем самым подрывать собственную тщательно взращенную веру в незыблемость разума. Однако что оставалось делать? Убедить себя, что он упал со ступеньки, потерял сознание и теперь лежит на полу под лестницей и видит все это в бреду? Подобное объяснение вполне устраивало Эппштадта, но, не имея никакой возможности убедиться в его справедливости, Гарри чувствовал: лучше всего побыстрее отыскать Джоя и унести отсюда ноги, пока это странное местечко не выкинуло еще какой-нибудь фокус. Лучше поменьше узнать об этой диковинной стране и не дать ее чудесам проникнуть в душу. Тогда у него останется шанс вернуться к нормальной жизни.
Придя к такому выводу, Эппштадт принялся оглядывать раскинувшийся перед ним пейзаж и громко окликать по имени своего пропавшего телохранителя. От поднятого им шума (да и от самого присутствия чужака) оживились обитатели кустов и деревьев. Он ощущал на себе пристальные взгляды неведомых животных; их огромные глаза блестели, а в очертаниях голов и тел угадывалось нечто человеческое, словно в этом сумеречном мире происходили самые противоестественные совокупления.
Наконец Джой услышал его зов и подал голос.
— Кто здесь?
— Эппштадт, кто же еще.
— Идите сюда. Быстрее. Помогите мне.
Эппштадт пошел на голос и обнаружил Джоя в небольшой рощице. Парень сидел на дереве, на которое взобрался при помощи наспех сооруженной деревянной лестницы.
— Какого черта ты сюда залез? — возмущенно закричал Эппштадт. — Тебя за этим посылали?
— Помогите мне, — попросил Джой, словно не расслышав его гневной тирады.
— Джой, у нас нет времени, — процедил Эппштадт. — Нам надо уходить. Прямо сейчас. Господи, я же послал тебя закрыть дверь. Зачем ты вообще зашел внутрь?
— Затем же, зачем и вы, — отрезал Джой. — Я не мог поверить своим глазам. Вы поможете мне или нет?
Разговаривая с парнем, Эппштадт продирался сквозь заросли, и цепкие ветки кустарника уже успели порвать ему костюм. Внезапно перед Гарри открылось зрелище, заставившее его содрогнуться.
На верхних ветвях того самого дерева, на котором сидел Джой, при помощи гвоздей и веревок был распят человек. Молодому официанту уже удалось вынуть несколько гвоздей (лицо его и руки были забрызганы кровью), и теперь он пытался развязать узел на веревке, вцепившись в него зубами. Он изо всех сил старался освободить несчастного от пут и сбросить с дерева, и имел на то причины. На ветвях вокруг головы распятого во множестве галдели птицы. То была какая-то особая разновидность ворон, более крупных и, несомненно, более алчных, чем обычные представительницы этого племени. Они уже пытались выклевать страдальцу глаза — вокруг глазниц его краснели глубокие ссадины. Кровь ручьями стекала по бледным щекам. Распятый чрезвычайно походил на Христа, за одним лишь исключением — длинные волосы, спадающие на плечи грязными локонами, были белокурыми, а не темными.
— Мне нужен камень! — крикнул Джой.
— Для чего?
— Черт возьми, хватит вопросов! Просто найдите мне камень!
Эппштадт не привык выполнять приказы — в особенности приказы официантов, — однако, учитывая своеобразие момента, счел за благо повиноваться. Он огляделся по сторонам, отыскал продолговатый острый камень и протянул его Джою. Парень без промедления метнул этот снаряд в ближайшую ворону. Удар пришелся в цель. Джой сделал правильный выбор, поразив самую наглую тварь, которая явно намеревалась приняться за распятого. Камень снес мерзкой птице голову, однако товарки убитой, вопреки ожиданиям Джоя, и не подумали улететь. Они лишь подняли злобный перепуганный гам и переместились на несколько ветвей выше.
Казалось, шум пробудил распятого от спасительного забытья. Он поднял голову и приоткрыл рот. Черная змея, тонкая, как палец ребенка, выскользнула из его губ в потоках крови, слюны и желчи. Змея немного помедлила, зацепившись за верхнюю губу распятого, и упала на землю вблизи от Эппштадта.
Охваченный ужасом и отвращением, Гарри отскочил в сторону и бросил взгляд на дверь, желая удостовериться, что путь к отступлению по-прежнему открыт. Змея заставила его позабыть о милосердной миссии.
— Черт с ним, с этим парнем, — крикнул он. — Слезай, Джой. Ему уже ничем не поможешь.
— Надо спустить его на землю.
— Джой, я же сказал, ты уже ничем ему не поможешь. Ему конец.
Судя по виду распятого, усилия, направленные на его спасение, и в самом деле были тщетны. Белки потухших глаз выкатились из-под опущенных век. Бедняга пытался что-то сказать, но разум и язык отказывались ему повиноваться.
— Знаешь, что это такое? — изрек Эппштадт, оглядывая местность. — По-моему, это ловушка.
И впрямь, вокруг было полно укромных мест, где наверняка таились враги — как люди, так и животные. В любую минуту они могли выскочить из-за скал, показаться из зарослей, вылезти из пещер.
— Нам надо смываться отсюда поскорее. Иначе нас ждет такая же участь, как и этого парня.
— Вы хотите сказать, придется его бросить?
— Да. Именно это я и хочу сказать.
В ответ самаритянин Джой молча покачал головой. Он не собирался отказываться от своего намерения помочь распятому. Ему удалось развязать веревку, стягивавшую правую кисть несчастного, и освобожденная рука безжизненно повисла. Кровь брызнула с ветвей над головой Эппштадта подобно легкому дождю.
— Сейчас я сниму его, — сообщил Джой.
— Джой, я же сказал…
— Приготовьтесь, — скомандовал Джой, потянувшись ко второй руке жертвы. — Вам придется его поймать.
— Я не могу.
— Придется, — отрезал Джой. — Больше некому.
На этот раз Эппштадт пропустил приказ официанта мимо ушей.
Он услышал какой-то шум и, обернувшись, увидел, что на него пристально смотрит невесть откуда взявшийся ребенок, совершенно голый, маленький и уродливый.
— А это что еще за явление? — пробормотал он.
Джой, возившийся с левой рукой распятого, не обратил на ребенка внимания.
Уродец приблизился к Эппштадту на несколько шагов, и тот смог получше рассмотреть его. В облике странного мальчика было нечто козлиное. Глаза его имели необычный желто-зеленый оттенок, а кривые ноги поросли грязной шерстью. Внизу живота виднелся напряженный член, впечатляющие пропорции которого далеко не соответствовали детскому телу. Мальчик, не сводя глаз с незнакомцев, беспрестанно теребил свой пенис пальцами.
— Зачем вы его сняли? — произнес он, обращаясь к Джою. Затем, не получив ответа, повторил вопрос, в упор глядя на Эппштадта.
— Ему больно, — только и нашелся сказать Эппштадт, хотя эта обыденная фраза далеко не выражала ужасающего состояния жертвы.
— Моя мать хочет, чтобы ему было больно, — сообщил мальчик-козел.
— Твоя мать?
— Ли-лит, — по слогам произнес ребенок. — Так зовут мою мать. Она — королева ада. А я — ее сын.
— Если ты ее сын, — пробормотал Эппштадт, пытаясь выиграть время и решить, как лучше вести себя с этим странным существом, — значит, значит… она твоя мать?
— И она повесила его здесь, чтобы я на него смотрел! — сказал мальчик, яростно тряхнув головой и членом одновременно.
Чем сильнее становился гнев ребенка, тем настойчивее бросалось в глаза его уродство. У мальчика была заячья губа, делавшая его речь невнятной, а из носа — который, в сущности, представлял собой две черные дырки — беспрестанно сочилась слизь. Кривые зубы заходили один на другой, а глаза слегка косили. Короче говоря, он являл собой живое безобразие, за исключением одной лишь части тела — громадного члена, который теперь утратил напряженность и свисал между поросших шерстью ног, похожий на резиновую дубинку.
— Я расскажу про вас матери, — пригрозил мальчик, указав на Эппштадта коротким кривым пальцем. — Этот человек пронивился.
— Может, все-таки провинился? — поправил Эппштадт, не сумев сдержать презрительной усмешки. Этот маленький монстр был, судя по всему, полным кретином, не умеющим даже правильно произносить слова.
— Да, пронивился, — важно повторил мальчик-козел. — И он должен висеть здесь, пока птицы не выклюют его глаза, и собаки не съедят все его пороха.
— Ты хочешь сказать потроха?
— Пороха!
— Хорошо, будь по-твоему. Пороха так пороха.
Во время этой короткой содержательной беседы взгляд Эппштадта упал на левую ногу мальчика. Ноготь на среднем пальце, судя по всему, не подстригали с самого рождения, и теперь он превратился в устрашающий коготь — темно-коричневый, длиной не менее шести, а то и семи дюймов.
— С кем, черт побери, вы там болтаете? — крикнул Джой со своего дерева. Густая листва не давала ему возможности увидеть мальчика-козла.
— Знаешь, Джой, выяснилось, что этот тип наказан. Получил, так сказать, поделом. Так что лучше оставить его здесь.
— Кто это вам сказал?
Джой спустился по лестнице на несколько ступенек и наконец разглядел мальчика.
— Этот?
В ответ монструозное дитя оскалило зубы в ухмылке. Струйка темной слюны показалась из уголка его рта и потекла по груди.
— Я уверен, нам лучше уйти… — вновь начал Эппштадт.
— Я не уйду, пока не сниму этого бедолагу, — процедил Джой, вновь поднимаясь по лестнице. — А на то, что болтает это чучело, мне наплевать.
— Джой, не стоит вмешиваться не в свое дело, — взмолился Эппштадт. — Пойдем, прошу тебя!
В тяжелом, спертом воздухе, в тучах, проносившихся над их головами, оглушалось нечто тревожное. Эппштадт все больше убеждался, что последствия промедления могут быть губительными для них обоих. Он не знал и не хотел знать, что за мир его окружает и по чьей воле этот мир создан. В эту минуту у него осталось одно-единственное желание: выскочить отсюда через спасительную дверь.
— Помогите! — заорал сверху Джой.
Эппштадт подбежал к лестнице и вскинул голову. Джой наконец освободил распятого и перекинул его через свое широкое плечо. Несмотря на полубессознательное состояние несчастного, губы его шевелились. Он умолял кого-то о снисхождении.
— Пощадите… — шептал он. — Прошу вас. Я не хотел…
— Он отказался спать с моей матерью, — сообщил мальчик-козел, словно желая объяснить причины совершенной жестокости. Маленький уродец по-прежнему стоял в нескольких шагах от Эппштадта, не сводя глаз с Джоя и с человека, которого тот пытался спасти. Внезапно козлоподобное дитя повернулось и устремило взгляд в небо. Налетевший порыв ветра хлопнул дверью и широко распахнул ее.
— Она идет, — сообщил мальчик-козел. — Это ее запах. Горечь в воздухе. Чувствуете?
Эппштадт и в самом деле ощущал какой-то странный запах, такой резкий, что у него начали слезиться глаза.
— Это она, — продолжал уродец. — Ли-лит. Она горькая. Вся горькая. Даже ее молоко. — Он скорчил гримасу. — От него меня тянет блевать. Но что делать? Я люблю сосать. И я сосу.
Член его вновь напрягся, а мальчик-козел все продолжал распалять себя. Он сунул в рот большой палец и принялся сосать его, издавая громкие звуки. Отвратительный капризный ребенок причудливо сочетался в нем со взрослым похотливым мужчиной.
— На твоем месте я оставил бы его на дереве, — сказал он Джою, бесцеремонно оттолкнув Эппштадта от подножия лестницы.
Гарри взглянул на небо. Теперь оно приобрело свинцовый оттенок, и едкая горечь, которая, по признанию чудовищного дитяти, была характерным ароматом его матушки, с каждым новым дуновением ветра становилась все ощутимее. Эппштадт устремил взгляд вдаль, пытаясь различить, не приближается ли кто-нибудь по извилистой дороге. Но нигде не замечалось ни малейшего шевеления. Впрочем, на расстоянии примерно двух-трех миль Эппштадт увидал человека, лежавшего у обочины дороги головой на камне. Хотя для подобного умозаключения не было никаких оснований, Эппштадт сразу решил, что этот человек мертв. Ему казалось даже, он видит кровь и мозги, забрызгавшие камень.
За исключением лежавшего, пейзаж был совершенно безлюден.
Однако он вовсе не был безжизненным; в воздухе во множестве носились птицы, как видно, испуганные поднявшимся ветром; небольшие животные, кролики и прочая мелочь сновали в траве в поисках укрытия от надвигавшейся бури. Эппштадт никогда не интересовался жизнью природы, однако даже он знал: если кролики прячутся в норы, людям следует спешить по домам.
— Пойдем, — снова воззвал он к Джою. — Ты сделал все, что мог.
— Нет! — рявкнул упрямый парень.
Ветер был так силен, что даже самые толстые ветви отчаянно раскачивались. Сухие листья дождем сыпались на землю.
— Ради бога, Джой. Что на тебя нашло? Ты погубишь нас обоих.
Эппштадт поднялся по лестнице на несколько ступенек, схватил Джоя за пояс и потянул.
— Пошли, или я уйду без тебя!
— Как хотите, я…
Джой не успел договорить. Лестница, не выдержавшая веса Эппштадта, распятого мужчины и доброго самаритянина Джоя, обрушилась.
Эппштадт находился ниже всех и соответственно меньше пострадал. Он всего лишь ударился об острые камни, поросшие мхом и вереском. Поднявшись на ноги, он увидал, что двум другим пришлось куда хуже. Оба упали в колючие заросли, причем распятый придавил собой Джоя. Раны его — а помимо ссадин, причиненных птичьими клювами, у него оказались куда более глубокие повреждения на груди — начали кровоточить. Прежде чем распять этого человека, кто-то жестоко поглумился над ним, вырезав звезды вокруг его сосков. Джой тщетно пытался сбросить с себя безжизненное тело и с каждым движением лишь сильнее запутывался в колючих ветках.
— Помогите! — орал он. — Быстрее! Эти чертовы кусты раздерут меня до костей!
Эппштадт приблизился к зарослям и уже собирался протянуть Джою руку, как вдруг две самые большие раны на груди распятого раскрылись, и оттуда показались плоские черные головы змей — каждая гадина размерами в десяток раз превосходила ту, что выскользнула из его рта. Протиснувшись сквозь слои плоти и желтоватого жира, обе соскользнули вниз по недвижному телу. Одна змея оставляла за собой склизкий след — Эппштадт решил, что это яйца, которые обволакивала полупрозрачная студенистая масса.
Мерзкое зрелище заставило Эгшштадта отступить. Змеи свернулись кольцами на животе распятого. Их глазки-бусинки выискивали укромное местечко, подходящее для нового гнезда.
— Вы поможете мне или нет? — взревел Джой. Гарри, не произнося ни слова, покачал головой.
— Эппштадт, ради бога, помогите! — В голосе Джоя звенело отчаяние.
Эппштадт не имел ни малейшего желания приближаться к отвратительным змеям; однако мальчик-козел, судя по всему, ничуть не опасался этих тварей. Он подошел к Джою и схватил его протянутую руку. Сила, которой обладал этот уродливый ребенок, как и его член, далеко не соответствовала размерам низкорослого тела. Одним рывком он помог Джою частично высвободиться от цепких объятий колючего кустарника. Приподнявшись на ноги, Джой жалобно заохал — под тяжестью распятого колючки глубоко вонзились ему в спину.
— Заткнись! — прервал его стоны мальчик-козел.
Джой, все еще не отделавшийся от колючих ветвей, являл собой жалкое зрелище. От боли парня вырвало, и струйки блевотины еще вытекали из его рта. Через несколько секунд его мольбы о помощи перешли в слабые всхлипывания. Эппштадт, парализованный ужасом и сознанием собственной вины (ведь он не пришел Джою на помощь и теперь молча взирал на его страдания) не мог заставить себя вмешаться. Змеи, выискивающие новую жертву, словно приковали его к месту.
Не обращая внимания на слабые стоны Джоя, мальчик-козел дернул его за руку во второй раз, затем в третий. Этого оказалось достаточно. Джой, вырванный из цепких объятий колючих кустов, тяжело рухнул на израненную спину. Несмотря на свое плачевное состояние, парень нашел в себе силы перевернуться на живот. Рубашка, разорванная на спине в клочья, открывала глубокие раны. Джой лежал, уткнувшись лицом в грязь, и тело его сотрясали рвотные судороги.
— Я тебя хорошенько проучу! — наставительно пробурчал мальчик-козел. — Ты у меня узнаешь, как помогать преступникам. За это ты будешь наказан!
Пока злобный уродец твердил свои угрозы, Эппштадт перевел взгляд на снятого с распятия человека, который все еще лежал посреди колючих ветвей. Две змеи обвились теперь вокруг его шеи, но в своей предсмертной агонии несчастный не обращал на это внимания. Веки его подрагивали над незрячими глазами, и жизнь оставляла измученное тело.
— Видал? — спросил мальчик-козел. — Все из-за тебя. Из-за тебя я лишился забавы. Твой приятель умер. Кто тебя просил вмешиваться? Он мой! — Отвратительное создание буквально подпрыгивало на месте от ярости. — Мой! Мой! Мой!
Внезапно он вскочил на спину Джоя и принялся отплясывать изуверский танец посреди этого кровавого, утыканного колючками месива.
— Мой! Мой! Мой!
То была настоящая вспышка садистского безумия. Джой повернулся, сбросил с себя разбушевавшегося монстра и попытался встать на ноги. Но мальчик-козел, по-прежнему приплясывая, снова набросился на него.
— Вставай!!! — во всю глотку заорал Эппштадт.
Он не знал, что замыслил козлоподобный выродок, но не сомневался: пощады от него можно не ждать.
— Вставай быстрее!
Джой, преодолевая боль, поднялся на колени. В это самое мгновение мальчик-козел нанес ему сокрушительный удар. Схватившись руками за шею, Джой повалился навзничь.
Уродец ударил его ногой, и длинный загнутый коготь, на который с таким ужасом взирал Эппштадт, вспорол Джою горло.
Кровь и воздух с бульканьем и свистом вырывались из смертельной раны. Глаза умирающего на мгновение остановились на лице Эппштадта, словно глава студии «Парамаунт» мог объяснить, почему Джой, вместо того чтобы блистать на экране, валяется в пыли, в каком-то неведомом месте, и жизнь утекает у него меж пальцев.
Потом недоуменный взгляд потух, глаза остекленели. Окровавленные руки, только что судорожно сжимавшие шею, повисли как плети. Кошмарный свист прекратился, последняя дрожь пробежала по телу. Козлоподобное дитя меж тем продолжало отплясывать, теперь уже от удовольствия.
Эппштадт словно прирос к месту. Он боялся, что любое движение может привлечь внимание убийцы. Но, как видно, уродец решил, что Эппштадт не годится на роль новой игрушки. Даже не взглянув на него, страшный мальчик умчался прочь, оставив в сгущавшихся сумерках мертвое тело молодого официанта и охваченного жутким оцепенением человека, так и не сумевшего никого спасти.
Глава 6
Сама еще не зная, какова цель ее поисков, Тэмми осторожно проникла в дом. Первой ее находкой оказался Джерри Брамс. Он стоял на лестничной площадке и неотрывно глядел вниз, в темноту пролета. Лицо его было пепельно-серым — за исключением кровавых следов недавнего падения, — а руки тряслись мелкой дрожью. Прежде чем он успел открыть рот, снизу донеслись пронзительные крики.
— Там кто-нибудь есть? — спросила Тэмми, не тратя времени на приветствия.
— Сначала туда отправился парень, которого мы захватили с собой. Официант. Потом за ним пошел Эппштадт. И бог знает, кто там есть еще.
— А где Максин?
— Наверное, прячется где-нибудь в саду. Когда началось землетрясение, она пулей выскочила на задний двор.
Крики внизу становились все громче; потом по лестнице пронесся порыв холодного ветра. Тэмми уставилась в темноту. Там, внизу, у самых дверей, кто-то лежал. Женщина как могла напрягла зрение. То был человек, и он двигался.
— Господи помилуй, — прошептала она себе под нос. — Это же Зеффер!
Глаза ее не обманули. Это был Биллем, причем живой. Окровавленный, израненный, он, как ни странно, дышал и шевелился. Тэмми опрометью бросилась к лестнице. Услышав, как она зовет его по имени, Зеффер отыскал ее взглядом, и в глазах его вспыхнула радость. Тэмми устремилась вниз.
— Спускаться вниз опасно, — крикнул ей вслед Джерри.
— Я знаю, — бросила на ходу Тэмми. — Но там мой друг.
Обернувшись, она увидела, что Джерри взирает на нее с недоумением, причина которого была ей непонятна. Может, ему показалось странным, что в этом покинутом богом доме у кого-то есть друзья? А может, его поразила решимость женщины спуститься туда, откуда долетали леденящие дуновения ветра?
Зеффер судорожно пытался перевернуться на спину, но у него не хватало сил.
— Потерпите! — крикнула Тэмми. — Сейчас я вам помогу.
Перескакивая через ступеньки, она спустилась вниз. Оказавшись рядом с Зеффером, она старательно отводила взгляд от двери, через которую выполз Биллем, но все равно ощущала холодные прикосновения вырывавшегося оттуда ветра. Он приносил с собой дождевые брызги, жесткие и острые, как иголки.
— Послушай… — выдохнул Зеффер.
Тэмми опустилась на колени рядом с ним.
— Сейчас. Сейчас я вас переверну.
Отчаянным усилием она приподняла лежавшего навзничь Зеффера и устроила его голову у себя на коленях. Нижнюю часть его тела ей не удалось перевернуть, и Биллем оказался в довольно неудобной позе. Однако Зеффер, казалось, не замечал этого. В его нынешнем, полубессознательном состоянии ему было не до удобств, у него словно была предсмертная агония. Учитывая полученные им кошмарные раны, можно было только удивляться, что он протянул так долго. Возможно, причиной подобной живучести оказалась особая энергия, которой наделила его Страна дьявола.
— Я слушаю вас, — пролепетала Тэмми. — Что вы хотели мне сказать?
— Всадники, — едва слышно шепнул Зеффер. — Они ищут сына дьявола.
— Всадники?
— Да. Люди герцога. Герцога Гоги.
Тэмми вся превратилась в слух. Зеффер был прав — из-за дверей доносилось цоканье копыт. И, к немалой тревоге Тэмми, звук этот приближался.
— Они могут выбраться оттуда? — спросила она.
— Не знаю. Возможно, да.
Умирающий опустил веки, и томительно долгое мгновение Тэмми казалось, что жизнь оставила измученное тело. Но Зеффер вновь открыл глаза и взглянул в склоненное над ним лицо женщины. Слабеющая рука Виллема сжала ее руку.
— Думаю, настало время впустить мертвецов. Понимаешь меня? — прошелестел он одними губами.
Тихий голос его то и дело прерывался, и Тэмми подумала, что ослышалась.
— Мертвецов? — недоуменно переспросила она. Биллем кивнул.
— Да. Мертвецов, которые слоняются здесь по каньону. Они хотят проникнуть в дом. Все эти годы мы не позволяли им сделать это.
— Да, но…
Зеффер покачал головой, словно хотел сказать: «Не перебивай, у меня мало времени».
— Тебе придется впустить их.
— Но они чего-то боятся, — возразила Тэмми. — Они не могут войти.
— Да. Порог их отпугивает. Помнишь, я рассказывал, как ездил в Румынию?
— Конечно.
— Я отыскал там одного монаха из братства. Друга отца Сандру. И он научил меня, как охранить дом от вторжения мертвецов. Теперь тебе придется разрушить то, что я устроил. И они войдут. Поверь, войдут сразу.
— Как это сделать? — спросила Тэмми.
Подвергать слова Зеффера сомнению не имело смысла; на споры у них не было времени, к тому же в его едва слышном голосе звучала неколебимая уверенность.
— Возьми на кухне нож, — продолжал Зеффер. — Крепкий острый нож, не такой, что сломается в руках. А потом отправляйся к задней двери и расковыряй ножом порог.
— Порог?
— Да, деревянную перекладину, через которую переступаешь, когда входишь в дверь. Внутри ты найдешь пять икон. Это древние румынские символы.
— И все, что мне надо сделать, — вытащить их оттуда?
— Да. Как только мертвые почувствуют, что на пороге их ничто больше не держит, они войдут. Они долго, очень долго ждали этого часа. Мертвецы — терпеливый народ. — При этих словах губы Зеффера тронула едва заметная улыбка. Несомненно, сознание того, что призраки вскоре окажутся в доме, скрашивало его последние минуты. — Ты ведь сделаешь это для меня, правда Тэмми?
— Конечно сделаю. Раз вы этого хотите.
— Это будет справедливо. По отношению к ним. К мертвым.
— Я сделаю все, как вы сказали. Обязательно сделаю.
— Достаточно открыть только одну дверь. Им этого хватит. Лучше всего заднюю, потому что порог там сильно подгнил. И будет нетрудно…
Зеффер замолчал и закусил губу. Смертельная рана делала свое дело. Меж пальцев умирающего выступила свежая кровь.
— Я все поняла. Ничего больше не говорите. Лежите спокойно, — всполошилась Тэмми. — А я пойду и позову кого-нибудь на помощь.
— Нет, — отрезал Зеффер.
— Но вам необходима помощь.
— Нет, — повторил Зеффер и из последних сил затряс головой. — Сделай то, что я сказал.
— Вы уверены?
— Да. Сейчас это самое важное.
— Хорошо, я непременно…
Она собиралась вновь заверить умирающего, что выполнит его просьбу, как вдруг поняла: Зеффер уже не дышит. Глаза его были по-прежнему открыты и даже сохранили живой блеск — но то был обман. Долгая и тяжкая жизнь Виллема Зеффера завершилась.
Этажом выше Джерри увидел, как дверь хозяйской опочивальни открылась и оттуда появился Тодд.
— Привет, Джерри, — сказал он, направляясь вниз по лестнице. — Я вижу, тебе досталось. Откуда эти ссадины?
— Упал во время землетрясения.
— Нам надо выйти из дома и отыскать Максин.
— Да?
— Боюсь, она заблудилась в саду. А Сойер погиб. Если мы не отыщем ее, кто-нибудь…
— Я слышал крики, — равнодушно сообщил Джерри. У него был скучающий вид зрителя, утратившего всякий интерес к чрезмерно затянувшемуся спектаклю.
— В доме есть кто-нибудь еще? — спросил Тодд.
— Эппштадт. Он пошел вниз вместе с одним парнем, официантом, который…
— Видел я этого парня. Это что, новая пассия Максин?
— Нет. Всего лишь официант, который работал на вечеринке, — пожал плечами Джерри.
Тодд заглянул вниз, в лестничный пролет. У подножия лестницы лежал человек, и какая-то женщина, склонившись над ним, гладила его по щеке. Потом она с величайшей осторожностью закрыла ему глаза. Судя по всему, лежащий был мертв. После чего женщина подняла голову и посмотрела наверх.
— Привет, Тодд.
— Привет, Тэмми.
— Я думала, ты утонул.
— Мне жаль тебя разочаровывать, но, как видишь, это не так.
Тодд принялся спускаться вниз по лестнице. Тэмми, отвернувшись от него, грустно глядела на покойника.
— Ты видела Эппштадта? — спросил Тодд, оказавшись рядом с ней.
— Кто это? Тот сукин сын, который твердит всем и каждому, что он самый главный на студии «Парамаунт»?
— Да, именно тот сукин сын. Шишка на ровном месте.
— Его-то я видела.
Тэмми вновь встретилась взглядом с Пикеттом. Глаза ее застилали слезы, но женщина сдерживалась, не желая расплакаться при нем. После того, что произошло на берегу. После того, как она убедилась: ему плевать на нее. Плевать на нее и ее чувства. Нет, теперь ей вовсе не хотелось, чтобы Тодд видел, как она слаба и уязвима.
— А куда он пошел — я имею в виду эту скотину Эппштадта? — спросил Тодд, словно у того, кто оказался возле заветной двери, был какой-то выбор.
Тэмми кивнула в сторону двери, ведущей в Страну дьявола.
— Думаю, туда. Правда, я сама этого не видела. Мне сказал Джерри.
— Давно он вошел?
— Не знаю, — пожала плечами Тэмми. — И, говоря откровенно, сейчас мне не до него.
Тодд положил руку ей на плечо.
— Прости меня. У меня сейчас тяжелый период. Я совсем запутался. И я никогда не умел выражать свои чувства.
— Ты хочешь сказать, что виноват передо мной?
— Да, — скорее выдохнул, чем произнес Тодд. Тэмми слегка дернула плечом, словно желая стряхнуть его руку, которую он незамедлительно убрал. Ей многое хотелось сказать ему, но сейчас было неподходящее время. И неподходящее место.
Тодд понял ее без слов. Тэмми не понадобилось оборачиваться, чтобы увидеть, как он уходит. Она слышала удалявшиеся по коридору шаги. Лишь через несколько секунд она подняла голову. Пикетт был уже в дверях.
Внезапно Тэмми разрыдалась; слезы, которые она так долго сдерживала, хлынули ручьями. В душе ее царило полное смятение: она одновременно радовалась, что Тодд остался жив, и досадовала, что он, после всего пережитого, не нашел для нее подходящих слов. Неужели он не понимает, какую боль ей причинил?
— Возьмите, — раздался за плечом Тэмми голос Джерри Брамса. Он протягивал ей безупречно чистый носовой платок; в данный момент этот жест, полный старомодной любезности, оказался весьма уместен.
— Могу я узнать, кто стал причиной ваших слез?
Тэмми, не отвечая, вытерла глаза.
— Если Тодд, то он не стоит переживаний, — невозмутимо продолжал Джерри. — Уверяю вас, он способен вытерпеть и позабыть любую передрягу. И всех нас позабыть тоже. Я хорошо знаю эту породу людей.
— Думаете, Тодду все нипочем?
— Я в этом уверен.
Тэмми шумно высморкалась.
— О чем он говорил с вами? — осведомился Джерри.
— Хотел узнать, куда ушел Эппштадт.
— Я имел в виду не Тодда. О чем с вами говорил Зеффер?
— Он… он хотел… просил меня кое-что сделать.
Тэмми отнюдь не была уверена, что о просьбе Зеффера стоит сообщать Брамсу. В этом сумасшедшем мире не знаешь, чего ждать от людей. Вполне возможно, Джерри попытается помешать ей, защищая интересы Кати, которой он предан, несмотря ни на что. Скорее всего, так оно и будет. Но теперь, когда она должна подняться наверх и выполнить свое обещание, — как ей избавиться от ненужного соглядатая?
В голову пришел один лишь способ. Конечно, подобный поступок — настоящая игра с огнем, но, похоже, ей придется рискнуть. Если она сейчас войдет в Страну дьявола, то Джерри, скорее всего, последует за ней. Тэмми знала, что мир, раскинувшийся за дверью, неодолимо притягивает и поглощает внимание всякого кто там оказался. Наверняка Брамс забудет о ней на какое-то время. И тогда она сможет беспрепятственно выскользнуть за дверь, подняться на кухню, найти нож и расковырять чертов порог.
Этот план, разумеется, пугал Тэмми (она предпочла бы держаться от двери как можно дальше), но другого выхода не представлялось. Надо было действовать не откладывая.
Не говоря ни слова, она решительно направилась к двери. Ветер подул ей в лицо — словно гостеприимный хозяин, распахивающий объятия перед желанной гостьей. Тэмми ни разу не оглянулась, однако она чувствовала: Джерри следует за ней по пятам. У самого порога он попытался ее остановить:
— Думаю, вам не стоит идти дальше.
— Почему? Я хочу своими глазами увидеть, что там, внутри. Здесь все свихнулись на этой загадочной комнате. Только о ней и говорят. По-моему, я единственная, кто толком не видал, что за чудеса там творятся.
Произнося эти слова, Тэмми внезапно поняла, что в них куда больше правды, чем она готова была признать. Разумеется, ей мучительно хотелось увидеть, что же скрывается за пресловутой дверью. Трюк, который она якобы изобрела для того, чтобы избавиться от назойливого Джерри, на самом деле являлся лишь оправданием сжигающего ее любопытства. В конце концов, она была ничуть не хуже других. И сейчас ей больше всего хотелось хотя бы одним глазком взглянуть на этот таинственный мир.
— Помните: что бы вы там ни увидели, на это нельзя смотреть долго, — предостерег Джерри.
— Знаю. — В голосе Тэмми послышалось раздражение. — Я уже там была. Думаю, если я загляну за дверь еще разок, это не причинит мне вреда. Или вы считаете иначе?
С этими словами Тэмми распахнула дверь и, не тратя больше времени на пререкания с Брамсом, устремила еще не просохшие от слез глаза на раскинувшийся перед ней пейзаж. Ничто не мешало ей любоваться; и все вокруг было так прекрасно. Спорить с кем бы то ни было — с Брамсом, с Господом Богом или с самой собой — не имело смысла. Тэмми просто переступила через порог, повторяя путь, который несколько минут назад проделал Тодд.
Глава 7
Пикетту не составило труда отыскать Эппштадта. В отличие от первого визита в этот утолок ада, когда глазам Тодда потребовалось время, чтобы привыкнуть к пленительной иллюзии изразцов, теперь он вошел в иной мир без всяких усилий. Стоило ему заглянуть за дверь — и мир этот предстал перед ним во всем блеске. Взгляду его открылось все сразу: от закрытого луной солнца до тонкой травинки под ботинком — травинки, по которой деловито полз черный жук.
А посреди всей этой красоты стоял Эппштадт; выглядел он здесь не более уместно, чем стриптизерша в Ватикане. Судя по виду преуспевающего кинобосса, за время своего пребывания здесь он успел попасть в серьезную передрягу. Человек, которого газеты несколько раз объявляли «лучше всех одетым мужчиной в Лос-Анджелесе», ныне далеко не являл собой образец элегантности. Висевшую клочьями рубашку покрывали бурые пятна — скорее всего крови; лоб был усеян бисеринками пота, а волосы, всегда тщательно зачесанные назад, смехотворно топорщились бахромой вокруг лысой розовой макушки.
— Вот ты где, гад! — издалека завопил Эппштадт, простирая к Тодду руки. — Маньяк ты долбаный! Ты нарочно все это подстроил. По твоей милости погибли люди, Пикетт. Живые люди. Они погибли из-за тебя и твоих треклятых фокусов.
— Спокойнее, старина! Какие фокусы? И кто погиб по моей милости?
— Ох, как я мог клюнуть на твою удочку, мразь! Ты нарочно затащил нас в это… в этот непотребный притон!
Тодд с недоумением огляделся. Непотребный притон? Он не видел здесь ничего непотребного. Хотя его знакомство с этим миром было весьма кратким, он успел испытать тут множество разнообразнейших чувств. Он пребывал во власти очарования; его охватывал ужас столь пронзительный, что сердце едва не выскакивало из груди; он переживал невероятное возбуждение и вплотную приближался к смерти. О каком непотребстве твердит Эппштадт? В Стране дьявола подобному нет места.
— Если тебе здесь не нравится, — перебил он Эппштадта, все еще извергавшего проклятия, — так какого черта ты сюда приперся?
— Хотел отыскать Джоя. Но я не смог его спасти. Он мертв.
— Что с ним случилось?
Эппштадт боязливо огляделся по сторонам и понизил голос до шепота:
— Здесь бродит какой-то ублюдок. На вид не то мальчишка, не то козел.
— Ты говоришь о сыне дьявола?
— Хватит с меня всей этой дьявольской ахинеи! Я даже фильмов про эту херню никогда не снимал…
— Мы с тобой не в кино, Эппштадт.
— Да, к сожалению, ты прав. Это не кино. Это чертов…
— Притон, — подсказал Тодд. — Именно так ты выразился.
— Нечего строить из себя крутого супермена! — вновь завопил Эппштадт, приближаясь к Тодду. — Если бы ты видел то, что видел я, с тебя мигом соскочило бы твое гребаное спокойствие! Если бы на твоих глазах прикончили человека…
— Что все-таки здесь произошло?
— Этот поганый козел убил Джоя. Вспорол ему глотку. И виной всему — ты. Твои идиотские игры.
Эппштадт между тем подошел к Пикетту вплотную. Тодд подозревал, что глава студии «Парамаунт» намерен наброситься на него с кулаками. Ужас, который только что пережил Гарри, требовал разрядки. И хотя бывали времена (тот давний-предавний завтрак, во время которого подавали тунца), когда Тодду безумно хотелось выбить из Эппштадта всю дурь, сейчас случай был совершенно неподходящим для драки.
— Хочешь посмотреть, что натворил? — процедил Эппштадт.
— Не особенно, — пожал плечами Тодд.
— И все же тебе придется это сделать, засранец.
И Эппштадт схватил Тодда за футболку.
— Убери руки, Гарри. Не сходи с ума.
Эппштадт пропустил эти слова мимо ушей. Не ослабляя хватки, он потащил Тодда за собой. Смесь страха и ярости придавала ему столько сил, что сопротивляться было бесполезно. Тодд даже и не пытался этого делать. Катя научила его, как вести себя в этом мире. Надо держаться как можно тише, не привлекать к себе внимания. К тому же он чувствовал, что не только Эппштадт пребывает в столь разгоряченном состоянии. Нарисованный на изразцовых плитках мир был взбудоражен до предела, и это ощущалось во всем — в том, как ветер дул со всех четырех сторон сразу, в том, как испуганно шелестела под ногами трава, как тревожно шумели деревья.
Возможно, охотничьи псы учуяли запах чужаков и герцог со свитой уже в пути.
— Успокойся, приятель, — вновь воззвал Тодд к разуму Эппштадта. — Я не собираюсь вступать с тобой врукопашную. Если ты хочешь показать мне что-нибудь, так и быть, покажи. А тащить меня не надо, я сам пойду. Понял?
Гарри выпустил наконец футболку Тодда. Нижняя его губа дрожала, словно он едва сдерживал рыдания. «Подобное зрелище стоит того, чтобы проникнуть в Страну дьявола и подвергнуть себя опасности», — пронеслось в голове Тодда.
— Иди за мной, придурок, — рявкнул Эппштадт. — Ты сам все увидишь.
— Не стоит так кричать. Здесь вокруг полно людей, с которыми нам лучше не встречаться.
— Одного я уже встретил, — буркнул Эппштадт, направляясь к небольшой рощице. — И меньше всего мне хотелось бы еще раз увидеть подобного ублюдка.
— Так давай уйдем отсюда.
— Нет. Я хочу, чтобы ты увидел. И понял наконец, что ты натворил.
— Но при чем здесь я? Ведь не я создал этот мир.
— Но ты же знал, что за чертовщина тут происходит. Ты и эта маленькая дрянь, твоя любовница. Теперь-то весь ваш замысел у меня как на ладони. Я понял все, абсолютно все.
— Говоря откровенно, на этот счет у меня остаются некоторые сомнения.
Эппштадт принялся сосредоточенно шарить глазами по земле. Он передвигал ноги очень осторожно, словно боялся на что-то наступить.
— Что ты ищешь? — спросил Тодд. Эппштадт на мгновение поднял голову.
— Труп Джоя, — сообщил он и вновь уперся взглядом в землю. — Вот, — сказал он через секунду и злобно процедил: — Смотри. Любуйся. И знай, что этот парень погиб по твоей вине.
— Кто он такой? — спросил Тодд, тупо уставившись на распростертое израненное тело мужчины с перерезанным горлом.
— Его звали Джой, и он работал официантом на вечеринке у Максин. Вот все, что я о нем знаю.
— И этот козлоподобный пацан убил его?
— Да.
— Но почему, господи помилуй?
— Я так думаю, просто хотел позабавиться.
Тодд провел по лицу влажной холодной рукой.
— Все. Теперь я его увидел. Ты доволен? Может, выберемся отсюда и отыщем Максин?
— Максин?
— Да. Она выбежала из дома вместе с Сойером.
— Я видел.
— Сойер погиб.
— Господи боже! Нас всех здесь перебьют, как мух. Кто его убил?
— Э… зверь… хищник. В общем, какое-то невероятное животное.
— Хорошо, идем, — кивнул головой Эппштадт. — Но вот что я тебе скажу, Пикетт. Если нам удастся выбраться отсюда живыми, твои выходки не сойдут тебе с рук. Тебе придется ответить за все, что вы со своей шлюхой натворили.
— Тебе тоже.
— Мне? А я-то тут при чем?
— Могу объяснить, если ты настаиваешь.
— Сделай милость.
— Ни я, ни Максин, ни этот бедолага, — Тодд показал взглядом на труп Джоя, — никогда не оказались бы здесь, если бы не ты. Это ты поднял шум на берегу. Ты затеял эту идиотскую поездку. А уж если, как говорится, смотреть в корень — помнишь нашу задушевную беседу, во время которой ты предложил мне малость подправить мою обрюзгшую физиономию?
— Ах вот ты о чем.
— Да, именно об этом.
— Возможно, я ошибся. Тебе не стоило делать операцию. Пожалуй, я дал тебе плохой совет.
— Этот совет стоил мне слишком многого. Моего лица и…
Тодд осекся, заметив какое-то животное, выскочившее из-под камня. Оно отдаленно напоминало ящерицу, однако было более толстым и коротким; вместо длинного гибкого хвоста пониже спины у него красовался шишковатый обрубок. Диковинная тварь направлялась прямиком к останкам Джоя.
— Нет, нет, нет, — едва слышно выдохнул Эппштадт. Потом он попытался отогнать животное, словно то была бродячая собака, обнюхивавшая его ворота. — Пошла прочь! — заорал он. — Сказано тебе, пошла прочь!
Однако на ящерицу его крики не произвели ни малейшего впечатления; скользнув по Эппштадту равнодушным взглядом желтовато-голубых глаз, она продолжала исследовать кровавую рану, зиявшую на горле покойника. Потом, высунув длинный раздвоенный язык, принялась лизать кровь.
— Господи, господи, — стонал Эппштадт.
Схватив камень, он запустил его в диковинную рептилию. Ящерица вновь устремила на него ледяной неподвижный взгляд, открыла рот и испустила угрожающее шипение.
Тодд бросился к Эппштадту и обхватил его руками, не давая возможности продолжить военные действия против ящерицы. На их счастье, животное слишком занимали останки бедного официанта, иначе им пришлось бы не сладко.
Отвернувшись от Эппштадта, ящерица вновь принялась терзать рану Джоя, отрывая куски плоти, так что голова несчастного парня моталась туда-сюда.
Эппштадт затих, уже не пытаясь освободиться от объятий Пикетта, и тот немного ослабил хватку, но в ту же секунду Эппштадт извернулся и что было мочи ударил Тодда кулаком в плечо.
— Лучше бы ты был на месте этого парня, гад! — ревел Эппштадт, нанося Тодду удар за ударом.
Пикетт даже не пытался сопротивляться. Из-за спины Гарри он видел, как ящерица направилась в сторону леса, волоча за собой истерзанный труп Джоя.
— Ты меня слышишь, Пикетт? — продолжал бушевать Эппштадт.
— Слышу, не глухой, — устало ответил Тодд.
— Лучше бы тебя сожрала эта тварь! Вместе с твоими гнилыми потрохами! Ты это заслужил! Заслужил!
Удары становились все яростнее и ощутимее. Тодд едва сдерживался, чтобы не дать сдачи, и они оба знали, что терпение его на исходе. Обоим отчаянно хотелось затеять настоящую драку. Настало время выяснить отношения при помощи кулаков, а не при помощи адвокатов.
— Хорошо, — процедил Тодд, с размаху наподдав Эппштадту под дых. — Будь по-твоему, приятель. Хочешь драться — так получай.
За первым ударом последовал второй, потом третий; кулак Тодда рассек Эппштадту губу, и из раны хлынула кровь.
Противники дали волю своей злобе. Они не обменивались эффектными точными ударами, как это делают дерущиеся в кино, но сплелись в один комок, колотя друг друга, куда придется. Взаимная неприязнь, зависть, раздражение, копившиеся годами, вырвались наружу в несколько секунд. Время и место для сведения счетов они выбрали самое неподходящее, но сейчас обоим было не до разумных решений. Каждый хотел лишь одного: проучить негодяя — этого зарвавшегося ублюдка, этого сукиного сына. Наконец оба не удержались на ногах и кубарем покатились по земле, сцепившись, как мальчишки.
Тэмми видела, как они упали.
— Господи, — пробормотала она про себя. — Что они делают? Совсем спятили.
— На вашем месте я не шел бы дальше, — предостерег ее Брамс.
— Вам и нечего делать на моем месте, — отрезала Тэмми. — Стойте на своем, а я пойду, куда хочу.
И, не дожидаясь новых советов, она бросилась к дерущимся. Крики птиц над головой заставили Тэмми поднять глаза к небу. Открывшееся ей зрелище было так красиво, что на несколько секунд женщина позабыла обо всем, любуясь наполовину скрытым луной солнцем и нежными перистыми облаками. Царивший повсюду мягкий сумрак позволял разглядеть звезды, что сияли за легкой дымкой облаков.
Когда Тэмми вновь посмотрела на дерущихся, оба так вывалялись в грязи, что невозможно было понять, где Тодд, а где Эппштадт. Впрочем, через секунду Тэмми сообразила, что тот из бойцов, кто извергает бесконечный поток ругательств, является главой студии «Парамаунт». Смысл его бессвязного монолога сводился к тому, что Тодд — наглый кретин, сукин сын и самодовольный бездарь, которому зря платят деньги. Как только весь этот бред закончится, он, Эппштадт, позаботится, чтобы все узнали: по милости этого кинокрасавчика Тодда Пикетта несколько человек отправились на тот свет.
Подойдя ближе к дерущимся, женщина поняла, что на скорое завершение схватки рассчитывать не приходится. Противники слишком распалились, и ни один не собирался уступать. Тэмми надеялась лишь, что усталость заставит их утихомириться прежде, чем они привлекут к себе внимание какого-нибудь опасного обитателя нарисованного на стенах мира.
Судя по всему, эта надежда была близка к осуществлению. Хотя дерущиеся вновь поднялись на ноги, им становилось все труднее сохранять равновесие в жидкой грязи, одновременно нанося друг другу удары. Наконец Эппштадт не удержался и тяжело рухнул. Бешено колотя по грязи кулаками, он пытался подняться, но Тодд проворно уселся поверженному сопернику на грудь и сжал его горло. У Гарри не осталось сил сопротивляться. Он лишь отчаянно тряс головой и тяжело дышал.
— Проклятый подонок, — рычал Тодд. — Все было бы иначе… все… если б ты не зарубил тот фильм.
Эппштадт немного отдышался и вновь обрел голос.
— Никогда бы я не дал добро на тот паскудный фильм. Никогда… Даже если бы от него зависела моя жизнь.
Тэмми решила, что пора дать о себе знать.
— Тодд! — окликнула она. Первым ее заметил Эппштадт.
— Господи, я надеялся, что хотя бы здесь не увижу эту корову с ее жирной задницей, — выдавил он.
Тэмми не сочла нужным отвечать на идиотский выпад.
— Тодд, бросай этот мешок с дерьмом и пойдем отсюда, — сказала она.
На измазанном грязью лице Тодда блеснула его знаменитая обворожительная улыбка.
— С превеликим удовольствием, — откликнулся он.
Пикетт встал и подошел к Тэмми. Эппштадт, с трудом передвигая свою неуклюжую тушу, поднялся на колени. Во время драки с его ноги слетел шикарный итальянский ботинок, и теперь Гарри беспомощно шарил по грязи в поисках пропажи. Ботинок же, отлетев далеко от хозяина, валялся у самых ног Тэмми.
— Ваша обувь? — спросила она.
— Да, — обрадовался Эппштадт и протянул руку.
В то же мгновение Тэмми швырнула ботинок в колючие кусты.
— Чертова сука.
— Пидор долбаный.
— Ну уж нет. Я все, что угодно, только не пидор. Правда, Брамс? Скажи ей, что я не принадлежу к вашей братии.
— Не вмешивайте меня в свои разборки, — процедил Джерри. — Я хочу одного: чтобы все мы убрались отсюда.
— Ты иди, Джерри, и забери Тэмми. А мы вас догоним, — пообещал Тодд.
— Я никуда не пойду без тебя, — заявила Тэмми.
— О, какая трогательная сцена, прямо слезу выбивает, — глумливо осклабился Эппштадт. — Невзрачная толстуха остается верна своему возлюбленному до конца, хотя надежды на то, что он пожелает однажды ее трахнуть, прямо скажем, маловато.
Зашвырнув в кусты ботинок Эппштадта, Тэмми несколько облегчила душу, но тут ее вновь захлестнула горячая волна ненависти. Ненависти к Эппштадту и ему подобным, ко всем этим надменным подонкам, для которых пышные женщины — излюбленный объект насмешек.
— Заткни свою мерзкую пасть! — завизжала она — Похоже, ты слишком много о себе воображаешь, вонючий кусок дерьма.
С самым угрожающим видом она сделала несколько шагов по направлению к Эппштадту. Однако глава студии «Парамаунт», и без того утомленный схваткой с Тоддом, меньше всего хотел пускаться врукопашную с разъяренной женщиной.
— Убери от меня эту суку, Джерри, — взмолился он, вскидывая руки и торопливо отступая. — Джерри! Ты что, оглох?
— Оставьте его, Тэмми.
— Хорошо. Не хочется пачкать руки о такую дрянь.
— И скажи ей, чтобы одернула юбку, — не удержался от новой пакости Эппштадт. — А то меня тошнит при виде ее целлюлитных ляжек.
Джерри крепко вцепился в руку Тэмми.
К счастью для Эппштадта, женщина внезапно потеряла к нему всякий интерес. Внимание ее привлекла группа всадников, которые мчались по извилистой дороге, ведущей, как с содроганием осознала Тэмми, к тому месту, где все они стояли.
— Тодд, — выдохнула она.
— Да, я вижу, — откликнулся Тодд. — Это люди герцога.
— Вот мы и дождались.
Герцог Гога вместе со своей свитой стремительно приближался.
Однако, сообразила Тэмми, у компании чужаков было достаточно времени, чтобы добежать до дверей. Судя по всему, всадники еще не заметили незваных гостей. Джерри уже двигался к выходу. Тодд, отыскавший небольшой ручей, промывал полученные в драке ссадины, однако и он мог добраться до дверей за несколько секунд.
В наименее выгодном положении находился Эппштадт, который, не желая расставаться со своим драгоценным итальянским ботинком, отправился за ним в заросли. Поглощенный поисками, он не сразу заметил, что слева от него колючие ветви подозрительно зашевелились.
Наконец он поднял голову от земли и вгляделся в странную тень, видневшуюся меж ветвями. Кто бы это ни был, судя по всему, он зацепился за колючки и теперь никак не мог освободиться. Издав какое-то нечленораздельное мычание, существо вновь дернулось, пытаясь вырваться из колючего плена кустов. На сей раз это ему удалось. Теперь Эппштадт получил возможность увидеть, кто же скрывался в зарослях. Это был его давний знакомый — мальчик-козел. Громко хныкая от боли, малолетнее чудовище принялось выковыривать многочисленные колючки, вонзившиеся в его тело.
Эппштадт собственными глазами видел, на что способен этот монстр, и не имел ни малейшего желания продолжать знакомство. Позабыв о ботинке, он устремил тоскливый взгляд на дверь. Джерри Брамс был совершенно прав: настало время убираться из этого проклятого места.
Козлоподобное дитя меж тем перестало плакать; его блуждающий взгляд упал на Тэмми. Или, точнее говоря, на ее груди. Глаза мальчишки наполнились откровенной, ничем не замаскированной похотью. Он пожирал глазами пышный бюст Тэмми и плотоядно облизывал губы.
Женщина неотрывно смотрела на странное существо. Тодд тоже бросил на него взгляд, полный страха и отвращения.
— Пойдем, Тэмми, — поторопил он.
Тэмми перевела взгляд с козлоподобного ребенка на приближающихся всадников. Скорее всего, громкие завывания сына дьявола достигли их ушей, потому что они подхлестнули коней и теперь неслись рысью.
Итак, перед ней стояло отродье Люцифера во всей своей козлиной красе. Слезы на его раскосых глазах успели высохнуть, и он, казалось, позабыл о колючках. Тэмми заметила, что шипы повредили его кожу, по которой стекали многочисленные ручейки темно-красной крови. Из чувствительного места глубоко в паху тоже торчали шипы, однако мальчик-козел, более не обращая на них внимания, неотрывно взирал на соблазнявший его предмет. На всадников он даже не смотрел, хотя, несомненно, слышал топот копыт так же хорошо, как и Тэмми. Вероятно, он знал, как ускользнуть от охотников. Он успешно проделывал это на протяжении веков. В его распоряжении был целый лабиринт потайных ходов и надежных укрытий.
Тэмми подняла глаза к небу; положение луны и солнца не изменилось. Потом она обвела взглядом пейзаж, освещенный тусклым рассеянным светом; дорогу, по которой летели всадники; нагромождение серых валунов, у которых стоял Тодд в разодранной футболке, пытаясь смыть кровь водой бьющего из-под земли ручья.
Тэмми знала, что через несколько секунд отродье сатаны исчезнет и измученные охотники вновь останутся ни с чем. Так, по словам Зеффера, происходило уже многие века.
Возможно, настало время раз и навсегда положить конец этой нескончаемой истории? Что, если именно она, ничем не примечательная Тэмми Лоупер из Сакраменто, поможет герцогу поймать порождение дьявола? Тогда он передаст козлоподобное дитя тоскующей матери, и затянувшаяся на века изнурительная охота прекратится.
Тэмми знала лишь один способ, рискованный, безрассудный способ, при помощи которого можно было задержать маленького похотливого монстра. Не теряя времени, она приступила к действиям — принялась медленно расстегивать свою грязную, изорванную блузку. Как только пальцы ее коснулись первой пуговицы, мальчик-козел уставился на нее, перестав замечать что-либо вокруг. Позабыв о колючках, терзающих его кожу, о приближающихся всадниках, он не сводил глаз с груди Тэмми.
— Нравится? — спросила она одними губами, так, чтобы никто из стоявших рядом не услышал ее слов.
За исключением мальчика-козла. Тэмми догадывалась, что тот наделен звериным слухом.
В ответ он кивнул — медленно, почти благоговейно.
Осталось расстегнуть всего две пуговицы — и блузка упадет на землю, а мальчик-козел в полной мере насладится впечатляющим зрелищем. Пальцы Тэмми замерли. Из груди чудовища вырвалось сдавленное рычание. Улыбка, перекосившая рот, исчезла. Тэмми показалось, что в глазах его вспыхнул огонь ярости.
Она сочла за благо не дразнить его и вновь принялась за пуговицы. Сын дьявола одобрительно улыбнулся, и она увидела кое-что, чего не замечала прежде. Мелкие его зубы были острыми, как иглы. Улыбка мальчика-козла напоминала улыбку пираньи. Стоило Тэмми представить, как эти кошмарные зубы-иглы коснутся кожи, по всему ее телу побежали мурашки.
Она бросила торопливый взгляд в сторону всадников, но в этот момент они исчезли из виду, скрывшись в небольшом сосновом лесу. Тэмми перевела глаза на мальчика-козла. Он нетерпеливо притопывал левой ногой, на пальце которой красовался загнутый коготь, сделавший бы честь лапе любого хищника. Несомненно, приближение герцога и его людей не слишком нравилось мальчику — он вовсе не хотел оказаться в их руках. Но еще меньше он хотел скрыться, так и не увидев всех прелестей Тэмми.
Он указал на нее пальцем и распорядился:
— Покажи.
Женщина наградила его самой пленительной из всех своих улыбок, однако не спешила повиноваться.
— Покажи, — вновь приказал он.
Тэмми продолжала улыбаться, подсчитывая про себя, сколько шагов их разделяет. Если он таки решит на нее наброситься, ему достаточно будет сделать всего пять шагов, решила она. Или даже четыре.
Тэмми расстегнула еще одну пуговицу. Теперь взору мальчика-козла открылся ее левый сосок. Внезапно Тэмми с потрясающей отчетливостью вспомнила жаркий летний день много лет назад. Ей было тогда четырнадцать, и она, украдкой пробравшись в спальню родителей, принялась кривляться перед большим зеркалом, изображая из себя стриптизершу. В ту пору она выглядела куда взрослее и соблазнительнее, чем большинство ее одноклассниц. Крепкие груди стояли торчком, а меж ее ног уже курчавились волосы. О, если бы ее груди перестали расти в тот день, жизнь ее сложилась бы куда счастливее. Но они решили побить все рекорды: к пятнадцати годам Тэмми уже походила на молодую Шелли Уинтерс и при этом продолжала пухнуть как на дрожжах.
Странно, что все в этом мире идет по кругу. И жгучий стыд, испытанный когда-то, внезапно вспыхивает вновь. Пальцы Тэмми скользнули к последней пуговице. Она знала, что взгляд мальчика опустится вслед за ее рукой и она сможет, заглянув через его плечо, увидеть, где сейчас всадники.
То, что она увидела, заставило ее похолодеть. Охотники так и не показались из леса. Неужели они сбились с пути, свернув не на ту дорогу? Вряд ли. Несомненно, они как свои пять пальцев знают местность, где провели столетия.
— Покажи мне свои сиськи, — вновь потребовал мальчик-козел.
С этими словами он ударил загнутым когтем по лежавшему рядом камню. Из-под когтя вырвался целый сноп ярких искр, разлетевшихся по жухлой траве. Трава мгновенно вспыхнула. Огонь быстро сожрал сухие стебли и потух, однако в те несколько секунд, пока искры не угасли, Тэмми услышала топот лошадиных копыт и краешком глаза увидала всадников, показавшихся из-за деревьев.
Сын дьявола хищно прищурил свои золотистые глаза. Уголки его рта опустились, обнажив нижний ряд зубов, таких же острых, как и верхние.
— Покажи сиськи, — угрожающе прорычал он. Затянувшаяся игра ему определенно надоела. Он хотел увидеть наконец все то, чем обладала Тэмми, и увидеть немедленно.
Тэмми уже не притворялась, будто приближающиеся всадники совершенно ее не интересуют. В этом больше не было надобности. Все они, включая мальчика-козла, стали участниками дикой потехи. Отродье дьявола слегка склонило голову; Тэмми могла бы догадаться о его намерениях, но в этот момент она прикидывала про себя, сколько времени потребуется герцогу и его людям, чтобы спешиться. Когда она поняла, что пышущий вожделением монстр более не желает медлить, их разделяла всего пара шагов. И лишь молитва могла оградить ее от мерзкого слюнявого рта, острых зубов и кривых пальцев.
Глава 8
Предчувствуя самое худшее, Тодд испустил отчаянный вопль и по скользкой, пропитанной кровью земле бросился на помощь Тэмми. Но прежде чем он успел добежать, женщина сама сообразила, что делать. Расстегнув последнюю пуговицу, она сбросила блузку. Груди ее наконец открылись взору дьявольского отродья во всей своей арбузной прелести. Зачарованный этим зрелищем, мальчик-козел буквально прирос к месту. Нижняя губа его отвисла, изо рта потекла струйка слюны.
У Тэмми хватило выдержки подавить в себе отвращение. Она распахнула руки, приглашая маленького монстра в свои объятия. Впрочем, Тодду подобный жест показался не слишком разумным. Пикетт догадывался, что мальчик-козел — не любитель сентиментальных нежностей и предпочитает грубые игры. Однако мгновение спустя выяснилось, что Тодд ошибался.
Мальчик-козел с хохотом рухнул на колени. А потом он пополз — именно пополз — в объятия Тэмми. Его трясущиеся руки жадно потянулись к ее обнаженной груди, крючковатые пальцы заскользили по коже. Глаза чудовища затуманила похоть, зубы обнажились в сладострастной ухмылке.
— Господи помилуй, — пробормотал потрясенный Тодд.
Тэмми ощутила, как слюнявые губы сатанинского отродья коснулись ее левого соска. Это было самое странное ощущение, которое она испытала за тридцать четыре года своей жизни. В тот момент, когда жуткий острозубый рот приблизился к ее телу вплотную, она сообразила, что должна испугаться. Эта тварь способна запросто откусить ей грудь. Но интуиция подсказывала Тэмми: ничего подобного не случится. Ее груди привели сына дьявола в неописуемый восторг, и он не причинит им вреда. Скорее, он будет им поклоняться — разумеется, по-своему. Влажные губы сомкнулись вокруг соска, но женщина не ощутила боли; острые зубы лишь слегка оцарапали ей кожу. Тэмми даже предположила, что он каким-то непостижимым образом ухитрился их втянуть — умеют же змеи прятать свои ядовитые зубы. Он сосал, сосал и сосал; это вызвало прилив крови к соску, сделало особенно чувствительной кожу, и Тэмми со стыдом ощутила жаркий приступ наслаждения.
Затем, словно желая придать действу еще более мирный и домашний характер, сын сатаны закрыл глаза, подобно сосущему младенцу, сжал грудь Тэмми своими маленькими пухлыми руками, и она принялась тихонько укачивать его в своих объятиях.
Многие века герцог Гога преследовал сына дьявола и Лилит. Порой небо над его головой было ясным, порой его затягивали тучи — но солнечное затмение не кончалось никогда. Герцог не имел даже отдаленного понятия о том, как долго продолжается его заточение в Стране дьявола. Рассудок давно уже утратил всякое представление о времени. Век за веком он и его люди проводили словно в амнезии. Впрочем, иной раз на привале, когда охотники подкрепляли силы, изжарив на костре свою добычу — обычно то был кролик, кабан или олень, — им случалось припомнить день роковой встречи с Лилит и порассуждать о том, где они теперь. Герцог полагал, что ныне они пребывают отнюдь не в реальном мире, но в фантазиях дьявола, что все они пленники этих фантазий. Как иначе объяснить, что вокруг них ничего не меняется? Те же самые корабли виднеются на горизонте, те же самые звери бродят по лесным тропам, и в небесах тускло светит солнце, наполовину закрытое луной.
Но в последние несколько дней — если только здесь вообще существовали дни и ночи — появились некие признаки того, что в этом мире, доселе неизменном, происходят перемены. В Стране дьявола и раньше появлялись чужаки (такие же пленники сатанинских козней, по мнению проницательного Гоги). Однако в прошлом те люди, что проникали сюда, не имели возможности воздействовать на мир, их окружавший. Недавние же гости на свою беду оказались не столь безобидны и беспомощны. Визит в фантазии дьявола не для всех окончился удачно. Кое-кто из пришельцев погиб на опушке леса.
Все это само по себе было достаточно странно, но теперь глазам герцога открылось еще более удивительное зрелище.
На обочине дороги сидела женщина с обнаженной грудью и, словно самое обычное дитя, баюкала на руках того, за кем они так долго и безуспешно охотились.
Герцог спешился в нескольких ярдах от Тэмми. Охотники последовали его примеру и, обнажив мечи, стали тихонько подбираться к женщине с дьявольским отродьем на руках.
Тэмми все это видела, но не проронила ни звука, даже пальцем не шевельнула, опасаясь потревожить покой пребывавшего в блаженной дреме сына сатаны.
Герцог бесшумно приблизился к ней и сделал своим людям знак отступить. Один из охотников достал грубо сколоченную деревянную клетку и теперь держал ее наготове.
Мальчик-козел, не открывая глаз, выпустил изо рта грудь Тэмми и произнес:
— Зря вы шныряете вокруг нас. Я вас вижу. И знаю, что вы задумали.
Сказав это, он тут же забыл о герцоге и его людях и вновь принялся за сосок.
— У тебя красивые сиськи, — снова оторвался он от Тэмми. — У них есть имена?
— Имена? — переспросила изумленная Тэмми. — Конечно нет. Разве у сисек бывают имена?
— Ты должна дать им имена. Они такие сладкие.
И он принялся целовать груди Тэмми, сначала левую, потом правую, потом снова левую. То были нежные, легкие, осторожные поцелуи.
— Хочешь, я сам назову их?
Предложил он это робко, неуверенно, далее с некоторой запинкой. Несомненно, меньше всего мальчик хотел нанести Тэмми оскорбление.
— Конечно хочу, — откликнулась она.
— Ты мне разрешаешь? О, спасибо. Тогда та, что я сосал, пусть зовется Хелена, а вторая пусть будет Беатрис.
Он вскинул глаза на лицо Тэмми.
— А ты? Как тебя зовут?
— Тэмми.
— Просто Тэмми?
— Тэмми Джейн Лоупер.
— А меня зовут Квафтзефони, — сообщил сын дьявола. — Скажи, Тэмми, ты тоже от кого-нибудь убегаешь?
— Можно сказать, да.
— От кого?
— От Арни, моего мужа.
— Он не ценил тебя?
— Нет.
Мальчик-козел начал поочередно лизать Хелену и Беатрис. Движения его шершавого влажного языка, вновь вызвали у Тэмми дрожь наслаждения.
— А детей у вас нет? — спросил он, на секунду оторвавшись от своего занятия.
— Нет. Арни бесплоден.
— Но ведь ты-то можешь иметь детей, Тэмми. — Квафтзефони прижался головой к ее груди. — Поверь мне, уж я-то разбираюсь в таких вещах. Ты плодородна, как долина Нила. Когда понадобится, эти прекрасные груди начнут истекать молоком. Все твои дети вырастут крепкими и здоровыми. У них будут сильные, отважные сердца. Такие, как у тебя.
Чуть приоткрыв глаза, мальчик вновь посмотрел ей в лицо, потом скосил взгляд чуть в сторону, на деревянную клетку.
— Так какого ты мнения?
— О чем?
— Что мне лучше сделать — сдаться или заставить этих недоумков продолжать охоту?
— А что с тобой будет, если ты сдашься?
— Я вернусь домой, к своей матери Лилит. Назад в ад.
— Но ведь там тебе и следует находиться.
— Ты права. Однако если я скажу, что тебе следует вернуться к Арни, тебе это не понравится, правда?
— Нет.
— Значит, ты меня понимаешь.
Он ласково провел ладонью по мощным полушариям ее грудей, потом устроил между ними голову, опустив подбородок в глубокую выемку.
— Иногда, понимаешь ли, надо убежать, хотя бы на какое-то время. Но когда я вот так лежу, то чувствую: наверное, настало время сдаваться. Много-много лет я скрывался от преследователей. Никому не позволял пальцем к себе прикоснуться. Кроме тебя.
Голос его, и без того тихий, перешел в едва слышный шепот, почти шипение.
— Они уже близко? — спросил он.
— Да, — ответила Тэмми. — Совсем близко.
Квафтзефони поиграл с ее затвердевшим соском.
— Если я позволю им поймать себя, что случится с тобой и людьми, которые пришли сюда?
— Думаю, мы все покинем эту страну, так или иначе.
— И как ты считаешь, это ведь будет не так плохо?
— Я считаю, это будет очень хорошо, — убежденно заявила Тэмми.
— И они не причинят мне вреда? Не сделают больно?
— Нет. Они не причинят тебе ни малейшего вреда.
— Ты обещаешь?
Тэмми взглянула в его золотисто-карие глаза.
— Обещаю, — непререкаемым тоном сказала она — Тебе не будет больно. Ни капельки.
— Хорошо, — вздохнул мальчик-козел, обвивая ее шею руками. — Настало время положить этому конец. Но прежде ты должна поцеловать меня.
— Но почему должна?
— Потому что я этого хочу.
Тэмми поцеловала сына дьявола в капризно изогнутые губы. Сразу после этого он выскользнул из ее объятий и подпрыгнул, взлетев в воздух на несколько футов над ее головой.
— Prindei! — закричал герцог.
Люди его, наученные горьким опытом, на этот раз сделали все, чтобы не упустить вожделенную добычу. Они схватили сына дьявола — который издавал пронзительные звуки, больше напоминавшие свинячий визг, чем козлиное блеянье, — за руки и за ноги и понесли его к деревянной клетке.
Однако, прежде чем им удалось засунуть чудище в клетку и запереть, раздался сварливый голос Эппштадта:
— Что они намерены сделать с этой тварью?
— Думаю, они его увезут, — пояснил Тодд.
— Ну уж нет. Я этого не допущу. Этот ублюдок, кем бы он ни был, совершил убийство. И должен ответить по всей строгости закона.
И он побежал к охотникам, намереваясь помешать им. Герцог, обнажив меч, бросился ему наперерез.
Тэмми, еще не успевшая застегнуть блузку, попыталась остановить Эппштадта.
— Не вмешивайтесь, — взмолилась она. — Иначе вы все испортите.
— Ты что, с ума сошла? Впрочем, и спрашивать нечего. Только сумасшедшая могла позволить этому поганому уроду сосать свою грудь. Ты просто извращенка.
— Несите его в клетку! Не обращайте внимания на этого идиота! — заорал Тодд охотникам, стараясь жестами передать смысл своих слов.
Это ему удалось. Герцог угрожающе наставил на Эппштадта острие меча, а люди его тем временем поместили мальчика-козла в деревянную клетку, к прутьям которой были прибиты маленькие железные иконки. Неизвестно, в чем заключалась их сила, но в том, что ею иконки обладали, не было сомнений. Хотя сыну дьявола ничего не стоило разломать клетку в щепки, он не сделал этого, а спокойно усевшись на пол, стал ждать, что будет дальше.
Герцог выкрикнул несколько новых приказов, и его люди принялись устраивать клетку на спине одной из лошадей.
Тем временем герцог обратился к Тэмми с короткой, но весьма горячей речью; как она предполагала, он благодарил ее за помощь, которую женщина оказала им, подвергая себя неимоверному риску. При этом Гога по-прежнему не спускал глаз с Эппштадта, и меч его был готов пронзить наглеца, пытавшегося помешать благополучному завершению охоты. Гарри, несомненно, понял, что с герцогом шутки плохи, ибо держал рот на замке, а руки вскинул вверх, словно умоляя о пощаде.
Тодд, стоя поодаль, поднял глаза к небу. Он заметил, что во взаимном расположении светил произошли некоторые перемены. Луна медленно отодвигалась, открывая солнце.
Внезапно один из людей герцога испустил пронзительный крик. Сын дьявола отыскал место, где ему удалось просунуть свою короткопалую руку сквозь прутья, не коснувшись иконок. Воспользовавшись тем, что один из охотников зазевался, он мертвой хваткой вцепился ему в щеку, оторвал свою жертву от земли и принялся раскачивать туда-сюда, словно марионетку. Из-под пальцев сатанинского отродья захлестала кровь, обагрившая лицо злополучного охотника.
Лошадь, на спине которой стояла клетка, взвилась в испуге. Клетку еще не успели как следует закрепить, и она соскользнула на землю. Но сын дьявола и не думал разжимать свои цепкие пальцы, видимо, надеясь, что, ударившись о землю, клетка разлетится на куски, однако этого не случилось. Увидев, что расчеты его не оправдались, мальчик-козел пришел в ярость и принялся раздирать когтями лицо своей жертвы.
Тут на помощь охотнику подоспел герцог. Один взмах меча — и кисть сатанинского отродья отделилась от запястья. Мальчик-козел издал душераздирающий вопль, полный боли и отчаяния.
Тэмми, в недоуменном оцепенении наблюдавшая за жуткой сценой (ей трудно было поверить, что нежное дитя, которое она недавно баюкала в своих объятиях, внезапно превратилось в злобное чудовище), заткнула уши, не в силах слышать крики обоих раненых, мужчины и мальчика. Однако, как ни ужасно было происходящее, она не могла отвести взгляд в сторону. Она видела, как охотник, истекая кровью, упал на колени, как страшная рука по-прежнему цепляется за его щеку, подобно огромному насекомому. Она видела, как мальчик-козел корчится в своей клетке, зажимая кровоточащий обрубок другой, здоровой рукой. Видела, как герцог вытирает окровавленный клинок.
На какое-то время стенания раненых смолкли — мальчик-козел утих в своей клетке, а охотник, освободившись наконец от хватки крючковатых пальцев, перевязал рваную рану обрывком какой-то ткани.
Однако период затишья длился недолго. Донесшиеся из-под земли громовые раскаты нарушили тишину. Казалось, где-то в глубине движется огромный механизм, сделанный из железа и камня.
— Что еще за новая чертовщина на наши головы? — пробормотал Джерри.
Тэмми не сводила глаз с пленника. Слезы на глазах мальчика-козла высохли. Позабыв о своей ране, он смотрел сквозь прутья куда-то вдаль. Несомненно, он прекрасно знал, что сейчас произойдет.
— Опять землетрясение? — подал голос Эппштадт.
— Нет, — покачала головой Тэмми, догадавшаяся обо всем по лицу отродья сатаны. — Это не землетрясение. Это Лилит.
