Глава 14
Паспорт

Первыми живыми людьми, которых они встретили, выбравшись из зарослей хищных пузырей, оказались двое парней, вооруженных короткими автоматами, охраняющих вход на станцию. Увидев приближающуюся к костру женщину-кошку, охранники тут же вскочили на ноги и направили на нее оружие.

– Чего всполошились? Бабу никогда не видели? – спросила она.

Майка испугалась, что те могут рассердиться и начать стрелять, но этого не произошло. Удивительно, но грубость женщины-кошки, наоборот, успокоила парней. Автоматы сразу опустились.

– Как там, нормально? – поинтересовался один из автоматчиков, опасливо покосившись в темноту туннеля за спиной женщины-кошки. – А то давно уж никого не было с той стороны.

– Три дня, как никто не появлялся, – уточнил другой.

Женщина-кошка пожала плечами.

– Сходи, глянь.

– Не, – сразу замотали головами парни. – Нам и здесь ништяк.

– Тогда чего интересуетесь?

Майка вдруг поняла, что своими вопросами ее спутница заставила парней оправдываться. Всего несколько фраз, и они почувствовали себя виноватыми, а в таком положении уже не могли помешать пройти на станцию, даже если поначалу этого хотели. Так и получилось: вскоре Майка за руку с женщиной-кошкой бодро шагали по перрону, а автоматчики с растерянным видом смотрели им вслед.

Здесь было довольно много народу, но все, даже дети, косились на чужаков подозрительными, настороженными глазами.

– Почему они так смотрят? – шепотом спросила Майка у женщины-кошки.

– Как? – спросила та.

– Недоверчиво.

– Доверие вообще редкая штука, здесь в особенности, – загадочно ответила женщина-кошка. – А смотрят так, потому что прикидывают, можно ли с нас что-то поиметь и не выйдет ли это себе дороже.

Из ее слов Майка ровным счетом ничего не поняла. Пришлось задать следующий вопрос:

– Ты кого-то ищешь?

– Человека, который поможет нам с документами. Мне сказали, что он живет на соседней Новокузнецкой, но, возможно, это и не так. – Женщина-кошка неожиданно остановилась. – Слушай, посмотри вокруг, как ты это умеешь. Здесь где-нибудь играют в карты?

Потом она заглянула Майке в глаза и недоверчиво прищурилась.

– Не знаешь, что такое карты?

Конечно, Майка знала и про карты метро, и про схемы туннелей, но даже не предполагала, что с ними можно как-то играть. Да и женщина-кошка, когда спросила про карты, явно имела в виду что-то другое.

– Ладно, проехали, – она вздохнула, потрепала Майку по голове и добавила: – Идем на Новокузнецкую. Начнем оттуда.

Но попасть на соседнюю станцию оказалось не так-то просто. Переход перегораживал металлический барьер, за которым курили сразу четверо вооруженных людей.

– Куда? – окрикнул один из них женщину-кошку. – Пошлина – две пульки.

Что такое «пошлина», Майка не знала, однако сообразила, что охранник потребовал за проход на Новокузнецкую два патрона. Женщина-кошка не стала перечить. Она молча достала свой пистолет, вынула магазин, а из него два патрона и протянула их на ладони охраннику.

– За каждую, – усмехнулся охранник, не притронувшись к ее руке. – Или оставь мелкую. А через час, когда мы ей все правила объясним, заберешь.

– Часа мало, если все. Через два, – добавил другой, и четверо охранников отчего-то заулыбались.

Из их слов Майка поняла лишь, что охранники готовы пропустить женщину-кошку на соседнюю станцию в том случае, если сама Майка на какое-то время останется с ними, но это предложение ей совсем не понравилось. Эти четверо пугали ее. Женщине-кошке их слова тоже не пришлись по душе. Она добавила еще пару патронов к первым двум и снова протянула охранникам. Но тот, кто вел разговор, наверное, он был у них главным, отрицательно покачал головой.

– Ты откуда такая взялась?! Не знаешь, что за деньги в метро? К «калашу» пульки, а не это дерьмо!

Он попытался ударить женщину-кошку по раскрытой ладони, но та вовремя отдернула руку, не потеряв ни одного патрона.

Несколько секунд она и охранник молча смотрели друг на друга.

«Сейчас она его убьет! – с ужасом подумала Майка. – А потом всех остальных».

Она ни разу не видела, как стреляет женщина-кошка, но почему-то не сомневалась, что для нее не составляет труда убить всех этих мужчин. И ошиблась – женщина-кошка поступила иначе.

– Меня ждет Очко, – сказала она, глядя в лицо охраннику. – И вы заставляете его ждать.

Последние слова прозвучали с угрозой, но не ее тон, а упоминание таинственного Очко заставило охранников измениться в лице. Они снова переглянулись, но уже без улыбок, и главный из них спросил:

– Чем докажешь?

Вместо ответа женщина-кошка достала мелко исписанную бумажку, которую Майка у нее никогда не видела, прикрыла часть текста и показала ему. Видимо, он нашел там ответ на свой вопрос, потому что утвердительно кивнул и даже сдвинул в сторону перегораживающий проход железный барьер.

– Только это, четыре пульки за проход, как положено.

– Три, за задержку.

Женщина-кошка разжала пальцы, и три пистолетных патрона упали в просительно выставленную ладонь охранника.

В рухнувшем мире Новокузнецкая всегда считалась бандитской станцией, тем не менее Гончая любила ее. Не людей, которые здесь проживали, а саму станцию. Это была ее станция. Сюда она сбежала с опостылевшей Театральной. Здесь постигала жестокие уроки выживания – училась изворачиваться, лгать и драться, накачивала мышцы, развивала гибкость и скорость реакции, осваивала приемы обращения с ножом и пистолетом. Так постепенно и превратилась в Катану, потом в Валькирию и, наконец, в Гончую.

Статус любовницы фюрера избавил ее от необходимости возвращаться на Новокузнецкую после своих походов по метро. Все же в Рейхе с вышколенной охраной из отборных штурмовиков было безопаснее. Связавшись со Стратегом, она практически перестала бывать на Новокузнецкой, появляясь здесь, лишь когда этого требовал очередной контракт.

Тем не менее Гончая помнила каждый уголок станции и то, как он используется ее жителями. Население Новокузнецкой постоянно менялось: кто-то умирал, чаще не своей смертью, кто-то перебирался на другие станции, кто-то просто исчезал неизвестно куда, но на его место приходили другие. Одни ставили разборные палатки, другие возводили на месте бывших палаток дощатые или фанерные хибары, третьи пристраивали к этим хибарам чуланы и подсобки или сносили их вовсе. Но на свои базары, сходки, терки и стрелки обитатели Новокузнецкой неизменно собирались в одних и тех же местах. И Катана знала каждое из них.

Вон там за навечно застывшими эскалаторами делили добычу шайки карманников в случае удачи, поголовно состоящие из неприметных, вертких парней и девчонок с быстрыми глазами и насквозь фальшивыми улыбками. Вон в той неказистой с вида фанерной халупе, имеющей потайной выход прямо в туннель, расположился местный барыга, скупающий «горячие» шмотки, снятые с ограбленных и убитых в перегонах людей. А в этом баре любили собираться его основные «поставщики», обмывая очередное удачное дело или строя планы следующего налета. На лотках в конце торговых рядов в открытую торговали дурью, а из-под полы – разнообразными ядами. В палатках, украшенных красными бантами, принимали клиентов местные проститутки, предлагая посетителям себя, а желающим – собственных и отнятых или украденных у родителей детей вроде Майки.

На Новокузнецкой имелся товар на любой, даже самый извращенный вкус, здесь можно было найти практически все, если знать места, куда обратиться. Только появляться там было небезопасно. Особенно чужаку. Особенно если этот чужак маленькая шестилетняя девочка.

– Помнишь особые слова и жесты, которые я тебе показывала?

– Сигналы? – живо отреагировала Майка. – Помню. А куда мы идем?

– Ищем одного человека.

– Которого зовут… – начала было Майка, но Гончая вовремя приложила палец к губам, и девчушка благоразумно замолчала.

– Никогда не произноси имя человека, если не уверена, что он не причинит тебе вреда. Чужое имя – это чужое знание. Если ты заметила, сейчас многие скрывают свои имена. Некоторые могут и убить, чтобы избежать огласки.

– Ты тоже скрываешь свое имя. Ты одна из них?

Гончая растерялась.

– Наверное.

Но Майка не согласилась с ее ответом.

– Нет, – уверенно заявила девочка. – Ты не говоришь мне свое имя, потому что не знаешь, какое из них выбрать. Но ты не волнуйся, я не буду тебя торопить.

У Гончей на миг перехватило дыхание, а глаза повлажнели от слез. Ответ вертелся на языке, одно короткое слово. Но та, что привыкла рисковать собственной жизнью, кому не раз приходилось сражаться с превосходящими по силе противниками, сражаться и побеждать, не решалась его произнести.

«Не будет она торопить, – мысленно усмехнулась Гончая. – А может, я этого хочу».

За размышлениями она не забывала внимательно смотреть по сторонам и, проходя мимо местного бара, остановилась.

– Есть хочешь?

Майка недоуменно вскинула голову.

– У нас же нечем платить. Ты сама говорила.

– Я не об этом спрашиваю.

– Не хочу, – ответила Майка, но потом поправилась. – Не очень.

– Ясно, – Гончая понимающе кивнула.

В этот момент из бара выскочил молодой парнишка – посудомой или подсобный рабочий с ведром помоев в руках. Долго не мудрствуя, он выплеснул ведро на железнодорожные пути и поспешил назад, но Гончая цепко ухватила его за рукав.

– Пульки нужны. Где можно поднять по-быстрому?

Паренек оказался ниже ее на полголовы, но ничуть не испугался, словно женщины каждый день ловили его за руку и приставали с подобными вопросами.

– А кому они не нужны? – вызывающе спросил он.

– Так подскажи, где разжиться можно. Глядишь, и тебе перепадет за наводочку.

– Если б знать!

Парнишка сморщил рожицу и демонстративно почесал затылок грязной пятерней, но такими детскими уловками Гончую было не провести.

– А в картишки? Бура, очко?

Парень невольно растерялся от такого напора и впервые посмотрел на свою собеседницу искренним взглядом.

– А ты чё, умеешь?

– А ты за меня не гадай. – Свободной рукой Гончая схватила парнишку за отворот его рубахи и притянула к себе. Да еще по-особому заглянула в глаза для большего эффекта, как она это умела. – Очко где?!

– Да где всегда, – промямлил парнишка и судорожно сглотнул. – В шатре своем, в третьей арке отсюда. Вон, где его бугай курит.

В указанном месте действительно переминался с ноги на ногу дюжий молодец с зажатой между зубов самокруткой. За его спиной виднелась установленная в арке большая и яркая матерчатая палатка.

– Только ты это, поосторожней с ним. Очко, он… – добавил парнишка и, так и не найдя для картежника подходящего определения или не решившись признаться незнакомке, закончил: – такой.

– О чем ты? – изобразила изумление Гончая. – Я сама осторожность. – И оставив собеседника в полном недоумении, зашагала прочь.

Майка, получившая незаметный знак не отставать, трусила следом.

Парень с помойным ведром и женщина-кошка говорили на каком-то странном языке. Вроде бы знакомыми словами, но непонятно, о чем идет речь. Вот где можно поднять пульки? Можно подумать, они под ногами валяются. И почему по-быстрому? Но парень, видимо, понимал женщину-кошку, а она – его, если осталась довольна. А она осталась довольна разговором – Майка это заметила.

Они вдвоем молча прошли мимо курящего мужчины, на которого указал парень с помойным ведром. Он даже не взглянул на них. Майка тоже старательно смотрела в сторону. А вот женщина-кошка прощупала мужчину быстрым, но внимательным взглядом. Отойдя от него подальше, она присела на корточки и принялась завязывать Майке шнурок, хотя тот и так был завязан.

– Видела громилу с косяком… дядю с папиросой? – продолжая возиться со шнурком, спросила женщина-кошка.

«Это она про курящего мужчину», – сообразила Майка и кивнула.

– Это охранник человека, которого я ищу. Думаю, тот, кто нам нужен, находится в палатке, внутри. Я сейчас пойду к нему, но без тебя.

– Без меня? – Такое предложение Майке совсем не понравилось.

– Это опасные люди, – объяснила женщина-кошка. – Маленьким девочкам лучше не попадаться им на глаза.

– А как же ты?

– Я сумею за себя постоять, но защитить тебя мне будет труднее.

– Если тебе придется драться?

Прежде чем ответить, женщина-кошка обдумала вопрос и лишь после этого покачала головой.

– Думаю, до этого не дойдет, но все же лучше не рисковать. Поэтому сделаем так: я пойду в палатку, а ты спрячешься и подождешь меня.

– Под вагонеткой? – уточнила Майка.

– Что? – женщина-кошка недоуменно сдвинула брови, потом вспомнила нагруженную золой вагонетку на Белорусской и улыбнулась. – Нет, это вовсе не обязательно. Чтобы не бросаться в глаза, достаточно смешаться с толпой. Вон, видишь, дети играют. Поиграй пока с ними, только не уходи никуда. Я быстро.

Майка посмотрела на играющих детей. Их было трое: двое мальчишек и девочка постарше. Она и вела игру. По ее счету все показывали на пальцах разные фигуры, после чего девочка определяла победителя и раздавала щелбаны проигравшим. Мальчишки почему-то постоянно проигрывали и, морщась от боли, раз за разом подставляли девочке свои покрасневшие лбы. Майке совсем не понравилась эта игра, о чем она хотела сказать женщине-кошке, но та уже ушла.

Майка проводила ее взглядом, заметила, как женщина-кошка сказала что-то охраннику у входа и, не дожидаясь его ответа, нырнула в палатку. Пришлось плестись к играющим детям. Может быть, удастся постоять в стороне. Но просто понаблюдать за игрой не получилось. Незнакомая девочка тут же обратила на Майку внимание.

– Чего тебе? – грубо спросила она.

– Чё зыришь?! – одновременно закричали оба мальчишки.

Они были примерно одного возраста с Майкой, но из-за злых, сердитых лиц казались старше.

– Просто смотрю, – ответила Майка.

– Нечего тут смотреть! – перебила ее старшая девочка. – Ты кто такая? Откуда?

– Пришла.

– С кем?

– С мамой, – неожиданно для себя выдала Майка. И сама удивилась такому ответу. А вдруг девочка начнет расспрашивать ее о маме, что тогда говорить?

Но незнакомка сменила тему.

– Пули есть?

Майка отрицательно помотала головой.

– А гильзы? – встрял один из мальчишек.

Майка обратила внимание, что от угла рта к подбородку у него тянется широкая царапина.

– Нету.

Мальчишка хотел еще что-то сказать, но девчонка жестом остановила его.

– Ладно, на щелбаны сыграем, – сказала она. – Играть-то умеешь?

– Нет, – ответила Майка и хотела добавить, что не хочет играть в их жестокие игры, но не успела.

– Тогда слушай. Повторять не буду, – объявила ей незнакомая девчонка и принялась объяснять правила своей игры.

Они оказались довольно просты. На счет «три» игрокам нужно было показать одну из трех фигур: «камень», «ножницы» или «бумагу». Кулак-камень побеждал разведенные пальцы-ножницы, но проигрывал ладони-бумаге, а та, в свою очередь, уступала ножницам. Вот и все.

– Ясно? – спросила у Майки ведущая игры, объяснив все это.

– Ясно.

– Тогда играем! – объявила девчонка и принялась считать. – Раз, два…

Но прежде чем она произнесла «три», Майка увидела своим особенным зрением сжатые в кулак руки мальчишек и раскрытую ладонь водящей – камни против бумаги, и, чтобы не проиграть самой, по счету «три» тоже показала раскрытую ладонь. Мальчишки обиженно насупились, но еще больше отчего-то нахмурилась старшая девчонка, поэтому и щелбаны проигравшим отвесила без прежнего азарта. Майка же лишь сделала вид, что щелкает мальчишек по лбу. Так что этот кон для них закончился вполне благополучно.

В следующий раз один из мальчишек выбросил бумагу, а другой, девчонка-ведущая и Майка, разглядевшая результат за несколько мгновений до остальных игроков, ножницы. И вновь старшая девчонка разозлилась больше проигравшего мальчишки, но даже не подумала прекратить игру.

Чем больше она злилась, тем чаще ошибалась. За десять следующих попыток она четырежды проиграла Майке и по разу каждому из мальчишек. А в последний раз, когда Майка против ее кулака-камня показала раскрытую ладонь-бумагу, девчонка, не говоря ни слова, этим же кулаком ударила Майку по лицу.

Похоже, она любила и умела драться – удар оказался очень сильным, а Майка от неожиданности не успела ни заслониться руками, ни отвернуться. Из глаз брызнули слезы, а нос вспыхнул так, будто она сунула его в кипяток. В следующее мгновение Майка обнаружила себя лежащей на заплеванном грязном полу. Лицо горело, и когда она провела по нему рукой, то обнаружила на ладони кроме слез еще и размазанные капли крови. Мальчишки куда-то подевались, во всяком случае, Майка их не заметила, лишь девчонка-задира возвышалась над ней, сжав кулаки. Ее лицо – плотно сжатые губы и горящие ненавистью глаза – не предвещало ничего хорошего.

– За что? – всхлипнула Майка. – Я тебе ничего не сделала.

– А чтобы не воображала! – выдала девчонка и ткнула Майку ногой в бок. Хорошо, что у нее на ногах были легкие резиновые тапки без пяток и носков, а не тяжелые ботинки на толстой подошве, иначе еще одна ссадина Майке была бы гарантирована. – Проваливай отсюда! – приказала девчонка. – Еще раз увижу, всю рожу тебе разобью. Поняла?

От обиды у Майки в груди перехватило дыхание, поэтому она смогла только кивнуть. Обидчица хотела еще что-то добавить, но ограничилась тем, что брезгливо плюнула Майке на грудь, а потом молча наблюдала за тем, как она поднимается с пола, неловко отряхивается и бредет прочь. Когда Майка решилась обернуться, девчонка все так же стояла на прежнем месте и смотрела ей вслед мстительным взглядом. А немного в стороне от нее, как ни в чем не бывало, стояла женщина-кошка и наблюдала за ними обеими.

Майка хотела броситься к ней, но сдержалась, лишь, когда женщина-кошка не спеша приблизилась к ней, обхватила ее руками, собираясь расплакаться. Но не успела.

– Покажи, – сказала женщина-кошка, заглянула Майке в лицо, потом достала мятый, но чистый платок и принялась вытирать разбитый нос. – И не хнычь, раз не больно.

– Больно! – возразила Майка. – Еще как больно!

Хотя, по правде сказать, нос почти не болел. Но женщина-кошка не обратила внимания на ее слова.

– За что она тебе приложила?

– Ни за что! Я ей ничего не сделала, – принялась рассказывать Майка. – Мы просто играли, а она разозлилась, что проиграла, и ударила.

– Вот видишь! А говоришь: ни за что. Ты у нее выиграла, значит, показала, что ты лучше: умнее, сообразительнее, быстрее, сильнее или просто удачливее, и этим вызвала зависть! А зависть толкает людей и на более отвратительные поступки. Разбитый нос, в сущности, ерунда. Так что ты еще легко отделалась.

– Но я не хочу, чтобы меня били по носу, – всхлипнула Майка. – И вообще били. Научи меня драться, как ты умеешь.

Что-то произошло. На несколько мгновений женщина-кошка даже перестала дышать. Ее взгляд изменился. Она уже смотрела не на Майку, а словно сквозь нее. Потом сказала:

– Тебе это не нужно. Ты другая, особенная. И я не хочу, чтобы ты превратилась в… Стала такой, как я.

– Почему? – удивилась Майка.

– Потому что я чудовище.

– Не говори так! – испугалась Майка. – Ты вовсе не чудовище!

Женщина-кошка упрямо покачала головой.

– Ты меня не знаешь. Я делала ужасные вещи. Но самое страшное то, что я и дальше готова их делать.

Майка заставила себя прекратить всхлипывать и рыдать. Было бы из-за чего? Подумаешь, разбитый нос.

– Нет, – твердо сказала она. – Никакое ты не чудовище, потому что ты меня защищаешь и всегда защищала. И потому что я люблю тебя.

Женщина-кошка растерянно захлопала глазами. Глядя на нее, Майка вдруг поняла, что если прямо сейчас, немедленно что-нибудь не скажет, не отвлечет ее, то женщина-кошка сама разрыдается, и спросила:

– Ты нашла человека, которого искала?

По лицу женщины-кошки пробежала тень, но рыдать ей сразу расхотелось. Невозможно было даже представить, что всего мгновение назад она едва не залилась слезами.

– Нашла, – сказала она и опустила глаза в пол. – Он берется сделать паспорт, но дороже, чем я рассчитывала. Кроме банковской расписки нужно еще почти триста патронов.

Триста патронов! У Майки даже дух перехватило от такой суммы.

– Я могу их добыть, но потребуется время, – продолжала женщина-кошка. – Возможно, не один день. Дело даже не в этом. Если мне придется уйти, как тебя оставить? И пяти минут не прошло, а тебе уже нос расквасили. Во что хоть играли?

– В камень, ножницы, бумага, – призналась Майка.

– А на что, на желания?

– На щелбаны.

– Знакомо, – женщина-кошка загадочно улыбнулась. – Сильно били, когда проигрывала?

– Я не проигрывала.

Женщина-кошка сразу насторожилась. Внешне это никак не проявилось, но Майка почувствовала, как напряглись ее мышцы.

– Сколько раз сыграли?

– Двенадцать.

– Вы сыграли двенадцать раз и ты ни разу не проиграла?!

Теперь у женщины-кошки затвердел и голос. Отчего-то результат детской игры внезапно заинтересовал ее.

– Я подглядела, какие фигуры остальные собираются показать, и выбирала такие, чтобы не проиграть, – призналась Майка.

– Ты всякий раз видела результаты в своей голове?!

– Ну, да, – Майка виновато опустила голову. – Это нечестно, я знаю.

Но ее признание женщина-кошка пропустила мимо ушей. Ее интересовало другое.

– Можешь сказать, сколько пальцев я сейчас покажу? Нет! Давай так, покажи столько же пальцев, сколько я! Поехали…

Это оказалось не сложнее, чем в игре, только сейчас Майка видела не камень, бумагу или ножницы, а количество пальцев, которое покажет ей женщина-кошка. После пяти удачных попыток женщина-кошка сказала:

– Теперь на двух руках.

И убедившись, что количество показанных пальцев никак не влияет на результат, сгребла Майку в объятья.

– К вечеру у нас будут триста патронов! Только мне понадобится твоя помощь.

Охранник у входа в игровую палатку поначалу насторожился, но затем узнал недавнюю гостью своего хозяина и расслабился. А возможно, это Майка, в компании с которой Гончая имела совсем не боевой вид, заставила его проявить беспечность.

– Играть пришла или опять базарить? – вяло поинтересовался он.

– Играть.

– А девчонка?

– Дочка со мной. Она немая, – пояснила Гончая. – Оставила ненадолго одну, так сразу побили.

При этих словах Майка шмыгнула разбитым носом и весьма натурально пустила слюну. Охранник брезгливо сморщился и отодвинулся. Во всяком случае, новых вопросов не последовало. То что надо.

Зато в палатке Гончую поджидал сюрприз в лице еще одного охранника, которого не было во время ее предыдущего визита. Он не стал задавать вопросов, но сноровисто и ловко ощупал обеих посетительниц, сразу обнаружив у Гончей пистолет, и потребовал сдать его, что она безропотно и сделала.

Игра уже началась, хотя самих игроков за игровым столом пока собралось не много: смуглый, черноусый тип кавказских кровей и высохший, морщинистый любитель дури. Они расположились на расставленных вокруг игрового стола деревянных скамьях и горящими от азарта глазами следили за двумя игральными костями, которые выбрасывал на стол Очко.

Когда Гончая в сопровождении Майки приблизилась к столу, он как раз сделал очередной бросок. Судя по помрачневшему лицу черноусого кавказца, тот проиграл, а курильщик дури, наоборот, радостно взвизгнул. Очко невозмутимо отсчитал ему выигрыш, после чего повернул к Гончей свою наголо обритую голову и, растянув в стороны губы, что, очевидно, должно было обозначать улыбку, спросил:

– Решила сыграть? – Он, похоже, совершенно не удивился, словно и не сомневался в ее возвращении. – Ставка десять пулек или больше. У меня заведение серьезное. Здесь по мелочи не играют.

Подтверждая слова хозяина притона, черноусый выразительно кивнул, хотя его никто не спрашивал.

– Займи пятьдесят. В залог.

Предложение Гончей не вызвало у Очко удивления. Значит, она на его счет не ошиблась.

– Пятьдесят пулек за девчонку? – Очко указал на Майку. – Идет.

Ничего другого от содержателя игрового притона Гончая и не ожидала, но рисковать жизнью и свободой девочки не входило в ее планы.

– За ствол, – она обернулась к охраннику, которому сдала оружие. – Покажи.

Тот послушно выложил перед хозяином ее пистолет. Исправный, хорошо смазанный «ТТ» в отличном состоянии у торговцев стоил не менее ста патронов. Предложение было выгодным, но Очко лишь презрительно скривился.

– Десять пулек, – объявил он и уставился на Гончую с видом победителя.

Но тут подал голос молчавший до этого черноусый игрок:

– Двадцать даю! Хороший цена. Продавай.

– Я не продаю. Это залог, – уточнила Гончая, но выложенные черноусым патроны, двадцать штук, ссыпала к себе в карман.

Охранник снова забрал пистолет, так что черноусый даже не успел к нему прикоснуться, и Гончая с молчаливого разрешения Очко заняла место за игровым столом. Майка примостилась рядом, крепко обхватив под столом руку своей спутницы.

– Делайте ставки, – объявил Очко и, придвинув к себе выкрашенный черной краской лист фанеры, на котором вел записи мелом, вопросительно уставился на игроков.

– Двадцать на чет! – тут же объявил черноусый, но через мгновение поправился: – Нэт, на нэчет!

Выигравший в предыдущий раз курильщик тоже поставил на нечет, но лишь десять патронов. Еще можно было ставить на конкретное число, выигрыш при этом был в десять раз больше, но Гончая, которой Майка четыре раза сжала ладонь, в первый раз решила не рисковать.

– Десять на чет.

Очко молча собрал ставки, записал результаты и принялся трясти деревянный стаканчик, в котором гулко перестукивали игральные кубики, на самом деле вовсе не костяные, а пластмассовые.

– Быстрее давай! Сколько можно, а?! – нетерпеливо воскликнул черноусый, но Очко еще три или четыре раза встряхнул стаканчик и лишь затем перевернул его.

Кубики-кости бойко запрыгали по столу. Они были разных цветов и разного размера: большой черный с белыми точками и маленький белый с черными. Но остановились кости практически одновременно. На обеих выпало одно и то же: два и два – чет.

Гончая облегченно перевела дыхание. Она верила Майке, но все же не исключала того, что девочка могла ошибиться. Очко молча отсчитал ей ее выигрыш. Сам он тоже не остался внакладе, а выиграл даже больше – получил сорок патронов, отдал двадцать. За четыре следующих кона Гончая, выбирая чет или нечет по подсказкам Майки, выиграла еще восемьдесят патронов и, чтобы не насторожить Очко беспрерывными выигрышами, проиграла тридцать.

Поклонник дури постепенно проиграл весь свой выигрыш, собственные патроны и убрался восвояси. Зато черноусый явно не собирался вставать из-за стола, хотя, по оценке Гончей, потерял уже не менее ста восьмидесяти, а то и двухсот пулек. В отличие от него Гончая не собиралась засесть здесь навечно. Она как раз прикидывала, как, правдоподобно сорвав крупный выигрыш, завершить игру, когда полог палатки распахнулся и внутрь ввалились сразу трое.

Двоих из них Гончая, возможно, встречала раньше, а возможно, и нет. Зато третьего, именно он раздвинул полог и первым вошел в палатку, узнала безошибочно. Майка тоже узнала его, и в ужасе стиснула своими ручонками руку Гончей. Стиснула так, что та едва не вздрогнула от боли. Девочку нельзя было за это винить. Перед ней стоял сутулый громила, возглавляющий банду отморозков с Белорусской. Тех самых, что увлеченно и с удовольствием выбивали долги, а также зубы и внутренности у должников Калгана. Тех, кому он поручил разыскать и прикончить женщину с маленькой девочкой, выбившую ему глаз!

Вот только откуда Майка знает Сутулого?! Когда они сбегали из бара, его там не было. Но Майка его узнала! Значит, она его уже видела!

– Здоров, – по-свойски обратился к Очко Сутулый, из чего можно было сделать вывод, что они давно знакомы.

Не спрашивая разрешения, он плюхнулся на скамью, которую занимал любитель дури, подручные расположились по бокам.

«Это хорошо, – подумала Гончая. – В случае драки будут мешать друг другу».

Она погладила под столом Майкины руки, чтобы успокоить девочку, и удивилась, какие они холодные.

– Четверть на чет для разбега, – объявил Сутулый, высыпав на стол перед местным крупье горсть патронов.

Его спутники поставили по десятке на чет и нечет. Гончая поставила десять на число пять, хотя Майка просигналила ей под столом, что будет девять. Черноусый на этот раз решил воздержаться. Очко с демонстративным безразличием записал все заявленные результаты, зато Сутулый после всех объявленных ставок пристально уставился на единственную за столом женщину. Возможно, им руководило простое любопытство, а возможно, дело было в другом.

Гончая неохотно отвела взгляд от громилы. Надо было до конца отыгрывать роль и следить за выброшенными костями. Выпало девять, как и предсказала Майка, шестерка на черном кубике и тройка на белом. Пора было заканчивать представление, тем более что Сутулый не отводил от нее глаз, и в следующем кону Гончая снова поставила на число десять патронов, но на этот раз выбрала его по подсказке Майки.

– Ты откуда такая отчаянная? Местная? – неожиданно обратился к ней Сутулый.

В отличие от своих спутников он не стал делать ставок и, похоже, вообще потерял интерес к игре. Столь внезапная перемена с его стороны Гончей совсем не понравилась.

– Местная, – быстро ответила она и отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом.

Но такой ответ Сутулого не удовлетворил.

– А ты, мелкая, тоже местная? – спросил он у Майки.

– Это моя дочь. Она немая, – ответила за Майку Гончая.

– Гм, – недоверчиво усмехнулся Сутулый. – А раньше вроде говорила.

Гончая напряглась, но ни спросить, ни ответить Сутулому не успела. Выброшенные на стол кости остановились, и в тот же миг палатка огласилась криком черноусого.

– Выиграла! Все-таки выиграла!

Очко что-то недовольно проворчал себе под нос, Гончая не разобрала слов, и принялся отсчитывать ее выигрыш. Спутники Сутулого тоже не удержались от комментариев, и только он сам по-прежнему хранил многозначительное молчание.

«Последний раз и уходим», – пообещала себе Гончая. Им с Майкой нужен новый паспорт, а чтобы приобрести его, нужны еще почти двести патронов.

– Ставки? – Очко уже забрал со стола разлетевшиеся кости и держал перед собой измазанную мелом доску, и хотя он обращался ко всем игрокам, смотрел исключительно на Гончую. Все прочие за столом тоже глазели на нее.

– Играешь, отчаянная? – спросил Сутулый.

Гончая под столом слегка подтолкнула Майку коленом, потом ущипнула ее за руку, но все оказалось тщетно. Девочка ни на что не реагировала.

Майка сразу узнала злого и грубого человека, который приходил на Маяковскую вместе с толстым барменом, разыскивающим ее сестру. Майка хорошо помнила, как он дважды ударил сестру, требуя вернуть долг. Но рядом с женщиной-кошкой она никого не боялась.

Лицо злого человека недолго стояло у Майки перед глазами. Как только он вошел в палатку, вокруг него начала сгущаться темнота. В одно мгновение тьма заполнила все вокруг, а когда Майкины глаза пробились сквозь мрак, она увидела гигантского подземного червя, ворочающегося в своей каменной пещере. Все тело сжалось от ужаса, и Майка, как когда-то в раннем детстве, изо всех сил обхватила мамину руку.

Из пасти червя вырывались клубы густого едкого дыма. Дым был таким горячим, что все живое, соприкоснувшись с ним, мгновенно превращалось в пепел. Даже каменные стены пещеры начинали плавиться, как плавится свечной воск, когда червь изрыгал на них свое раскаленное дыхание, что позволяло чудовищу проделывать новые ходы в толще земли.

Но сейчас монстр не просто полз вперед. Вот гигантская голова-пасть повернулась в сторону, но едва ощетинившееся тысячами лап-когтей кольчатое тело устремилось за ней, червь снова изменил направление движения. Чудовище как будто что-то искало под землей. Или кого-то…

Следующее изображение. Живые картинки или образы, как их называл Стратег, сменяли друг друга с головокружительной быстротой, как в той чудесной игрушке – калейдоскопе, которая была у Майки в проглоченном червем подземном бункере.

Только что она видела окутанного раскаленным дымом гигантского кольчатого монстра, прогрызающего себе путь в толще земли, и вот уже перед глазами пожилой человек с изображением книги, нарисованной на выбритом виске – брамин, как назвала его женщина-кошка. На нем необычная одежда – длинный, до самого пола, серый халат, подпоясанный широким поясом. Брамин смотрит на большую карту метро с какими-то пометками (Майка знает, что все эти пометки он сделал сам) и что-то говорит внимательно слушающему его Стратегу. Тот тоже смотрит на карту метро, молчит и хмурится. И чем дольше говорит брамин, тем больше хмурится Стратег.

Новый поворот калейдоскопа, только вместо красивого узора из цветных стеклышек перед глазами Майки залитая светом комната. В ней трое: Стратег, его охранник и Шериф. Второго охранника Стратега Майка не видит, но знает, что он рядом – стоит за запертой дверью. На этот раз говорит Стратег. Слов не слышно, но Майка знает, что ему нужно. Он хочет и не просто хочет, а требует, чтобы Шериф куда-то пошел, туда, где опасно, и принес что-то оттуда.

Опять Стратег, но комната уже другая, темная. Он там один. Нет, не один. В темноте скрываются другие люди. Ни лиц, ни фигур не разобрать. Опасные люди. Они тоже работают на Стратега, служат ему – ищут людей по его приказу. И убивают, если он этого потребует. На этот раз речь о… Майкиной маме! Тот, к кому обращается Стратег, хочет ее убить, но Стратег не разрешает, потом добавляет что-то еще, и рот скрывающегося в темноте человека растягивается в зловещей улыбке. Майка щурится, стараясь рассмотреть его, но видит только белеющие во тьме оскаленные зубы.

Майка все-таки слышит чей-то голос. Он похож на мамин. Или нет? Ни Стратег, ни скрывающиеся в темноте люди не знают о ее незримом присутствии. И никто из них не назвал бы ее родной и милой.

Мама целует ее в лоб, потом в щеки. Майка открывает глаза и видит перед собой женщину-кошку. Но та смотрит на нее точь-в-точь, как мама.

– Тебе лучше? – спрашивает женщина-кошка и, когда Майка с благодарностью пожимает ей руку, объясняет собравшимся за столом мужчинам: – Дочь плохо переносит духоту. Мы, пожалуй, пойдем.

В палатке действительно душно, но не так, чтобы от этого падать в обморок. Женщина-кошка врет игрокам, чтобы обезопасить Майку, чтобы те не узнали о ее способностях.

– Куда?! – внезапно восклицает лысый ведущий. Он не нравится Майке так же, как не нравится сутулый человек, избивший ее сестру. – Раз выиграла – играй еще!

Женщина-кошка обхватывает под столом Майкину руку. Ей нужно знать результат, чтобы правильно сделать ставку, но Майка не может ей помочь. Она так напугана калейдоскопом последних видений, что просто не в состоянии разглядеть положение выброшенных игральных костей. Сказать об этом нельзя – по условиям игры Майка немая, и она виновато жмет руку женщине-кошке.

Но что это?! Женщина-кошка приняла этот жест за подсказку и поставила половину всех своих патронов на цифру два. Она ошиблась! Все за столом замирают. Майка тоже. Она дергает женщину-кошку за руку, чтобы привлечь внимание. Они смотрят друг другу в глаза, и к женщине-кошке приходит понимание. Она меняется в лице, хочет отменить ставку, но уже поздно. Ведущий останавливает ее повелительным жестом и выбрасывает кости.

«Пожалуйста, пусть будет один-один!» – шепчет про себя Майка, глядя на катящиеся по столу игральные кубики. Первым останавливается черный. Один! Белый продолжает катиться. Майка слышит, как рядом тяжело дышит женщина-кошка. Она тоже следит за кубиком и все сильнее и сильнее сжимает под столом Майкину руку. Потом все звуки исчезают, как и боль в руке. Остается только переворачивающийся кубик. Еще переворот, еще…

«Стой!» – кричит ему Майка. И кубик замирает, открыв взорам всех присутствующих грань с единственной черной точкой. Один-один!

Установившаяся в палатке тишина взрывается криками и злобными ругательствами, но Майка их почти не слышит. У нее кружится голова, и очень трудно дышать. Надо бы выйти на воздух, там ей наверняка станет лучше. Но голова кружится все сильнее, и слабость такая, что она даже не может пошевелиться.

Встать из-за стола Майка не смогла, и Гончей снова пришлось взять ее на руки. На этот раз малышка не потеряла сознание, но «угадывание» результатов игры вымотало ее так, словно она целый день без еды и отдыха ворочала неподъемные камни. Хотя, кто знает, какие нагрузки ей приходится выдерживать в своем особенном состоянии. Может, это еще тяжелее.

Выбравшись из палатки, Гончая отнесла девочку к краю платформы и осторожно положила на пол. Мешок с выигрышем, где позвякивали почти три с половиной сотни патронов, пристроила рядом. Местная публика не обратила на них внимания, тем более никто не предложил свою помощь, чему Гончая была только рада. В рухнувшем мире лишнее внимание почти всегда означало лишние хлопоты, а им обеим сейчас особенно следовало избегать лишнего внимания.

Из туннеля, как обычно, тянуло сквозняком, и Майке на этом освежающем ветру сразу стало лучше. Лицо порозовело, затуманившийся взгляд приобрел осмысленное выражение. Девочка покрутила головой по сторонам и, убедившись, что они уже не в игровом притоне, спросила:

– Мы выиграли?

– Благодаря тебе, – Гончая похлопала набитый патронами мешок. Очко хоть и негодовал из-за своего проигрыша: рычал и брызгал слюной, но расплатился сполна.

– Теперь ты сможешь купить паспорт?

– Теперь… – Гончая не договорила. Из палатки Очко друг за другом вышли Сутулый и остальные игроки. Даже черноусый решил наконец прекратить игру или спустил все до последнего патрона, включая те, что вернула ему Гончая. – А ну-ка, пойдем.

Майка легко поднялась на ноги, хотя только что лежала без сил (для ребенка, да и для взрослого, она поразительно быстро восстанавливалась), и последовала за своей спутницей.

Нельзя было упускать момент, пока Очко оставался в своей палатке один. Разговор с ним не предназначался для чужих ушей, а в любую минуту в притон могли заявиться новые игроки. Гончая не стала тратить время и еще с порога объявила:

– Я по делу.

Очко хмуро взглянул на нее, но все понял правильно и махнул рукой заступившему дорогу охраннику.

– Обожди снаружи. Ко мне никого не впускать, кроме… Ну, сам знаешь.

Едва охранник скрылся за пологом палатки, Гончая выложила на игровой стол перед хозяином притона расписку ганзейского банка.

– Это аванс, остальное при получении паспорта.

– Э-э, нет, – злобно ощерился Очко. – Никаких авансов. Хочешь чистую ксиву, плати сразу.

По непримиримой позе и вытаращенным глазам, было ясно, что спорить с ним бесполезно. Из-за своего недавнего проигрыша Очко уперся рогом и от своих слов не откажется. Гончая неохотно развязала мешок с выигрышем и отсыпала недостающую сумму.

– Давно бы так, – взгляд шулера и изготовителя фальшивок сразу потеплел. В глазах даже промелькнуло что-то человеческое. – Завтра к вечеру сделаю.

Что ж, надежный паспорт за час на коленке не нарисуешь.

– Не вздумай меня кинуть.

– Я таким делами не занимаюсь, – изобразил «натуральную» обиду Очко. Словно обыгрывал простаков в карты и кости исключительно честным путем.

Патроны, оставшиеся у нее после визите к Очко, Гончая распихала по разным карманам. Она не чувствовала явной опасности, но всегда лучше иметь свободные руки. Особенно, когда находишься на станции, живущей по бандитским понятиям. Впрочем, в рухнувшем мире такими понятиями руководствовалось большинство его обитателей.

Шагая по станционной платформе, Гончая привычно ощупывала взглядом разношерстную местную публику. Как на всех бандитских станциях, на Новокузнецкой хватало воров и мошенников. Наверняка встречались и убийцы. Но никто не пялился в их с Майкой сторону, хотя черноусый посетитель притона давно уже должен был разнести среди местных жителей весть о ее невероятном выигрыше. Да и о сутулом громиле с Белорусской тоже не следовало забывать. Кстати, о нем!

– Майка, помнишь того высокого мужчину, который обращался к тебе? – спросила она у шагающей рядом девочки и, когда та кивнула, добавила: – Откуда ты его знаешь?

– Он приходил к нам на Маяковскую, побил мою сестру, требовал, чтобы та отдала долг хозяину бара, которому ты выбила глаз.

Что-то такое Гончая и ожидала услышать.

– А тебе он что-нибудь сделал? – Она старалась говорить спокойно, но затвердевший голос выдал волнение. К тому же, несмотря на любые уловки, Майка всегда чувствовала перемену ее настроения.

– Хотел. Но сестра сказала, что все отдаст, и он меня не тронул.

– И не тронет. Даже если захочет, – заверила девочку Гончая и, чтобы поднять ей настроение, предложила: – Может, перекусим? Теперь есть на что.

Майка просияла.

– Давай. И еще можно чая, горячего? А то мне что-то холодно.

– Чая обязательно.

Гончая взяла девочку за руку и решительно направилась к бару, который украшала крупная вывеска «ВОДКА – ШАШЛЫК». Майка тоже взглянула на вывеску и неожиданно спросила:

– Что там написано?

– Что чай у них тоже есть, – вышла из положения Гончая.

Несмотря на броскую вывеску, бар не представлял собой ничего особенного. Грязный, давно не мытый пол, на котором в шахматном порядке стояли пять круглых обеденных столиков. За двумя из них, беспрестанно размахивая руками и громко разговаривая, обедали пять человек. На месте раздачи стоял железный мангал, где жарились сомнительного вида мясные тушки. За ходом этого процесса наблюдал смуглый коренастый шашлычник в измазанном жиром и сажей фартуке. Рядом с мангалом Гончая заметила накрытый листом фанеры деревянный ящик, очевидно, используемый шашлычником в качестве стола раздачи, а за его спиной грубо сколоченный стеллаж, заполненный разнокалиберными пустыми бутылками.

– Выпить, закусить? – поинтересовался шашлычник, глядя на вошедших.

Гончая подумала, что ему нечасто доводилось видеть в своем заведении женщину с ребенком. Возможно, что и никогда.

– Показывай, что есть, – потребовала она.

При ближайшем рассмотрении заявленная на вывеске водка оказалась обыкновенным мутным самогоном, а шашлык – запеченными на решетке крысами. Правда, сам шашлычник, не моргнув глазом, заявил, что это морские свинки. Гончей приходилось есть и то и другое, и большой разницы между мясом крыс и морских свинок она не заметила. Разве что крысятина была пожестче и грубее, а вкус так вообще не отличался. Она повернулась к разглядывающей мангал Майке:

– Будешь?

Девочка втянула носом вьющийся над углями легкий дымок, насыщенный запахами жарящегося мяса, и кивнула. Гончую это не удивило. У жителей вечно голодной Маяковской любое мясо почиталось за деликатес, а Майка как-никак прожила там шесть лет, и ей не привыкать.

– Два шашлыка, два чая, только нормального с ВДНХ, и пакет сушеных грибов с собой, – сделала заказ Гончая. – Есть нормальный чай-то?

– Обижаешь! – гортанно воскликнул шашлычник. Чем-то он напоминал черноусого любителя азартных игр. – Все есть. Чай, водка. Хороший водка, сам делал. Надо?

– Обойдусь, – отрезала Гончая. – Остальное давай.

– Сейчас все будет, – заверил ее шашлычник, но не бросился выполнять заказ, а защелкал костяшками на счетах.

Сколько помнила Гончая, на Новокузнецкой и смежной с ней станциях продавцы всегда брали плату вперед, иначе можно было вообще не увидеть своих денег. Таковы уж особенности местных нравов.

Приняв плату, шашлычник расплылся в подобострастной улыбке, ловко снял с мангала две запеченные крысиные тушки и протянул покупательнице:

– Кушай, дорогая. Отличный шашлык, пальчики оближешь. А чай и грибы сейчас принесу, – добавил он и исчез на кухне или в подсобке, вход в которую был занавешен куском брезента.

На мгновение, когда шторка сдвинулась в сторону, Гончая что-то заметила в глубине подсобки. Неподвижно застывшие человеческие фигуры, висящая на крюках одежда или просто фикция, мираж? Если бы можно было рассмотреть получше. Но откинутая брезентовая занавеска тут же вернулась на место, отрезав от ее взора все, что находилось внутри.

– Что там? Что ты увидела? – подала голос Майка, заметив ее волнение.

– Ничего, все в порядке, – успокоила девочку Гончая. – Просто показалось. Давай уже есть, садись за стол.

Скорее всего, ей действительно показалось. Переволновалась за Майку, вот и мерещится невесть что. Если рассудить здраво, что делать Сутулому в подсобке новокузнецкого бара, расположенного в четырех перегонах от его родной Белорусской? Какие у него могут быть общие дела с местным шашлычником? И все-таки лучше принять меры предосторожности. Только мертвецам нечего опасаться, а для живых осторожность никогда не бывает лишней.

– Помнишь, как мы ночевали в туннеле?

Пока Гончая размышляла об увиденном, Майка, оказывается, уже разломила на части крысиную тушку и сейчас с удовольствием обгладывала мелкие косточки. Ответить с полным ртом она не смогла и ограничилась простым кивком, после чего быстро прожевала находящееся во рту мясо и спросила:

– Мы будем снова спать в туннеле?

– Возможно, – уклончиво ответила Гончая. – Если не найдем укромного места. Ты как, выдержишь?

Прежде чем ответить, Майка обдумала перспективы ночевки в туннеле (при этом у нее сделалось такое не по-детски серьезное лицо, что Гончая не смогла сдержать улыбку) и кивнула:

– Если ты будешь со мной, выдержу.

– Договорились, – еще шире улыбнулась Гончая. – Но я все же надеюсь, что нам этого делать не придется.

Сейчас, когда она смотрела в перемазанное жиром лицо Майки, видела перед собой ее сияющие от удовольствия глаза, совсем не хотелось думать об опасности. Тем более что в обеденный зал вернулся шашлычник с пакетом сушеных грибов и принялся разливать в металлические кружки свежезаваренный чай.

Шум в ушах и чей-то голос неразборчиво, как эхо, а перед глазами собственные ноги… Гончая пошевелилась, поняла, что стоит, но не смогла сдвинуться с места.

– Стой. Не рыпайся, – раздалось за спиной. И тут же кому-то другому: – Эта очухалась!

Понятно: сзади ее держат за руки. Связывать не стали, но все тело как будто ватное. Кружится голова и немного тошнит. Похоже на отравление. Где же она прокололась?

Сделав усилие, Гончей все же удалось приподнять голову и осмотреться. Из станционного бара она попала в какой-то темный подвал с низким потолком, где единственным источником света была чадящая масляная лампа, стоящая на полу в двух шагах от нее. Причем Гончая совершенно не представляла, как здесь оказалась. Последнее, что осталось в памяти, как они с Майкой сидят за столом, едят жареных крыс и пьют грибной чай. Чай! Не иначе шашлычник, прежде чем подать его, сыпанул в кружки какой-то отравы!

– Уже? Я думал, дольше проспит, – подтвердил ее предположение знакомый голос, и вступившая в круг света темная фигура окончательно превратилась в сутулого подручного Калгана.

– Видно, зелье протухло. Мелкая-то вообще не отрубилась, – заявил в ответ тот, кто держал Гончую за локти.

– Милая, с тобой все в порядке? – быстро спросила она.

– Да, мама, – тут же раздался из темноты звонкий голос Майки.

Значит, их держат вместе! Вглядевшись во мрак, Гончая смогла рассмотреть лишь хрупкую детскую фигурку, но голос, без сомнения, принадлежал Майке. Рядом с девочкой маячила размытая тень третьего похитителя. Похоже, в подвале больше никого не было.

– Хватит болтать, – рявкнул Сутулый. Он приблизился к Гончей вплотную и ткнул ей в лицо узел с остатками выигрыша. – Здесь нет и пятидесяти пулек! Где остальные?

– А тебе-то что?

Ее наглость отчего-то пришлась Сутулому по душе. Он даже довольно улыбнулся.

– Она это. Вон какая борзая, – заявил громила, обращаясь к своим подельникам. – Я сразу понял, что это она хозяину глаз вынесла, а вы сомневались.

– Мне все равно, что ты себе вообразил. – Гончая пожала плечами. Держали ее крепко, но вырваться, пожалуй, можно. Но что дальше? Она одна – их трое. Все вооружены. И у них Майка, а девочке без ее помощи не освободиться.

– Ошибаешься, – рассмеялся Сутулый в ответ на ее слова. – Это тебе только кажется, что все равно. А на самом деле разница между тем, как умирать: быстро или медленно, просто огромная. Я могу сделать так, что ты будешь мечтать о скорой смерти.

С этими словами Сутулый вытянул из-за голенища длинный и узкий клинок и прижал лезвие к щеке Гончей. Подобные ножи продавались в метро практически на каждой станции, их популярность объяснялась тем, что этими ножами было очень удобно резать свиней. Ну и людей, конечно.

– Не трогай маму! – вступилась за Гончую Майка.

Та не ожидала такого от своей маленькой спутницы и, чтобы успокоить девочку, поспешно сказала:

– Не волнуйся, милая. Он меня не убьет, потому что тогда ему придется нести на Белорусскую мое тело. Иначе хозяин не поверит.

– Умная, да? – усмехнулся Сутулый. То, как он это произнес, не понравилось Гончей. Еще больше ей не понравилось, что он не убрал нож от ее лица. – Только мне не нужно тащить тебя целиком. Хозяину для опознания и одной твоей башки будет довольно. Вот ее я тебе и отрежу.

Похоже, он не врал. Дело принимало скверный оборот.

– А с мелкой что делать? – обратился к Сутулому третий похититель, который держал за шиворот Майку.

– В бордель на Цветном продадим. Там малолетки в цене, – не задумываясь ответил тот и вновь повернулся к Гончей: – Мы отвлеклись. Говори, где спрятала остальное бабло, и обещаю, что умрешь быстро, а иначе…

– Отпусти маму и уходи! Все уходите и останетесь живы!

В первый миг Гончей показалось, что она ослышалась. Но нет, говорила Майка! Это был ее голос. И он звучал так, что ему нельзя не поверить.

Сутулый даже подскочил на месте, а его глаза буквально вылезли из орбит от удивления.

– Чего?! – взревел он. – Чё ты несешь, сопля мелкая?!

– Уходите или вы все умрете! – твердым голосом повторила Майка. Она совершенно не боялась Сутулого и его людей, ее спокойствию можно было только позавидовать.

Зато самого Сутулого буквально затрясло от злости.

– Ты… ты думаешь, испугала меня?! – он резко повернулся к Майке. При этом полы его утепленной кожаной куртки широко распахнулись, и Гончая увидела у него за поясом свой «ТТ». Собственный ствол он носил в закрытой кобуре, а отобранный у нее засунул себе под ремень. – Меня многие пугали, но я никого не боюсь! Ни тебя, ни твою гребаную мать!

Сутулый рванулся к Майке, но Гончая остановила его:

– Тогда ты умрешь бесстрашным.

Он прошипел что-то нечленораздельное и бросился обратно. В схватке никогда нельзя терять над собой контроль, нельзя, чтобы ярость застилала тебе глаза. Сутулый не мог об этом не знать, иначе не выжил бы в рухнувшем мире, но сейчас он себя не контролировал. А вынудила его к этому маленькая, но бесстрашная шестилетняя девочка.

Он налетел на Гончую всей своей тушей так, что едва не сбил ее с ног, а заодно и своего подручного, который держал пленницу за локти. Тот непроизвольно подался назад и ослабил хватку. Только и ожидавшая этого момента Гончая не растерялась. Резкий рывок, и вот уже ничто не сковывает ее движений. Освобожденные из захвата руки скользнули по животу Сутулого, прошлись по бокам, и через мгновение левая нащупала ребристую рукоятку «ТТ».

Несмотря на упорные тренировки, Гончая так и не научилась одинаково метко стрелять с обеих рук. Когда пистолет находился в правой руке, пули неизменно ложились кучнее, а когда перекладывала оружие в левую, то порой допускала и промахи. Но при стрельбе в упор промахнуться невозможно.

Выпущенная прямо в бок пуля разорвала Сутулому почку. Он умер практически мгновенно, даже не успев понять, что умирает. Следующим две пули получил его не вовремя разжавший лапы подручный. Все решала скорость, так как Майке по-прежнему угрожала опасность. Поэтому Гончая, не целясь, дважды выстрелила ему в грудь. Он мог и выжить – в метро всякое случалось, но оказать какое-либо сопротивление теперь точно не мог. Реальную угрозу представлял третий похититель, которого Гончая наконец смогла как следует рассмотреть. Он верно оценил свои шансы в перестрелке и не стал стаскивать с плеча помповое ружье, а вместо этого выхватил нож и приставил лезвие Майке к горлу.

– Брось пушку! – визгливо закричал он, безуспешно пытаясь спрятаться за девочкой. – Бросай или ей капец!

Гончая встретилась взглядом с Майкой, но не заметила в ее глазах ни капли страха или волнения. Такой выдержке можно было только позавидовать.

– Все хорошо, милая.

Девочка не ответила, с ножом около подбородка это было невозможно, но прикрыла веки в знак того, что полностью доверяет своей названой матери.

– Ствол бросай! – снова завизжал угрожающий Майке подонок.

Гончая не стала ему отвечать – много чести. Вместо этого она ударила ногой по горящей лампе, отбросив ее в сторону.

Любой свет в темноте приковывает внимание, а когда источник света только один, от него практически невозможно оторвать глаз. Подонок не стал исключением и повернулся вслед за улетевшей в темноту лампой, вооруженная рука отклонилась в сторону, и нож слегка удалился от Майкиного горла. В тот же миг Гончая нажала на спуск. Стрелять пришлось вслепую. Едва отброшенная ею лампа разбилась об стену, Майку и бандита за ее спиной накрыла темнота. Но Гончая запомнила расположение врага и не промахнулась. Надеялась, что не промахнулась!

Оттуда, где он стоял, донесся глухой удар упавшего тела.

– Майка! – крикнула Гончая в темноту.

– Я цела, – донеслось в ответ.

– Он ничего тебе… не сделал? – Только сейчас Гончая почувствовала, как дрожит ее голос.

– Щеку порезал, – неожиданно призналась Майка. – Но это ерунда. Мне уже не больно.

Что?! Гончая подбежала к девочке, обняла ее и принялась целовать. Левая щека Майки оказалась мокрой и соленой на вкус, а когда Гончая провела по щеке языком, то обнаружила на ней короткий горизонтальный порез. Жизни девочки это не угрожало (если только подонок не занес ей в кровь своим ножом какую-нибудь инфекцию!), но Гончая с негодованием представила, каково будет Майке в дальнейшем с обезображенным лицом.

– Надо зажечь свет, чтобы осмотреть рану, – сказала она.

Долго искать не пришлось. Фонарь нашелся в карманах у угрожавшего Майке бандита. Гончая тут же включила его, но сначала осмотрела не названую дочь, а напавших на них похитителей. Все трое оказались мертвы, причем последнему она попала точно в лоб. Гончая отметила это мимоходом, как констатацию фактов, и повернулась к девочке.

В свете электрического фонаря ее рана выглядела не такой уж страшной – Гончая ожидала худшего, а когда она, подобно собаке, слизнула со щеки Майки натекшую кровь, то увидела там лишь неглубокую царапину, которую даже не требовалось зашивать.

– У тебя тоже, – сказала Майка, когда они встретились взглядами.

– Что, тоже?

– Кровь. Вот здесь. – Девочка дотронулась пальчиком до ее лица. – Теперь мы с тобой похожи.

Гончая улыбнулась:

– Ерунда. Все равно мы с тобой красивые.

Она забыла, что Майка очень серьезно относится к словам, к любым словам, даже к шуткам. Вот и сейчас девочка на несколько секунд задумалась, после чего спросила:

– Ты, правда, считаешь меня красивой?

Вопрос, между прочим, совершенно серьезный, еще больше рассмешил Гончую или это была просто нервная реакция на пережитое волнение и страх за девочку.

– Вот увидишь, пройдет еще несколько лет, и молодые люди будут сворачивать себе шеи, оглядываясь тебе вслед, – с трудом сдерживая смех, сказала она.

Майка, напротив, печально вздохнула.

– Ты думаешь, мы доживем?

– Ну, этих-то пережили. – Гончая осветила фонарем распластанные на полу тела.

– Я не о них, – покачала головой Майка. – Не о людях.

– А о ком?

Но Гончая уже и сама поняла, кого девочка имеет в виду. Ей сразу расхотелось шутить и смеяться. Потому что где-то под землей ворочалось и ползало, постепенно пожирая рухнувший мир, невообразимо огромное членистоногое чудовище, от которого не было спасения.

– Ты опять видела червя? – осторожно спросила она у Майки.

Та нахмурила свое бледное личико (гончая тут же пожалела, что задала свой вопрос, настолько страдальческий у Майки сделался вид) и ответила:

– Сейчас нет, но я его чувствую. Он что-то ищет, и когда найдет…

– Мы выберемся! – заверила девочку Гончая. – Обязательно выберемся. Сбежим от него, спрячемся где-нибудь. Обманем, наконец. Это же просто безмозглый червяк, пусть даже очень большой.

– Нет, – тихо возразила Майка. – Не просто. Он не такой, как прочие монстры.

«А ведь она права, – с ужасом подумала Гончая. – Червь не обычный монстр – он пожиратель! Пожиратель рухнувшего мира».

Майке снова пришлось изображать из себя немую и немного глуповатую дочь женщины-кошки, когда они вдвоем пошли за паспортом. В первый раз ей было ужасно страшно. А ну как все поймут, что она не такая? Потом стало даже интересно. И еще в голове постоянно вертелся вопрос: полюбила бы ее женщина-кошка, если бы она на самом деле не могла говорить, а только мычала и пускала изо рта слюни? Но спросить об этом Майка не решалась, да и не могла, ведь нужно было изображать повредившуюся умом немую.

Женщина-кошка считала, что для них обеих так будет безопаснее. Она даже не стала выходить на платформу, чтобы не показываться на глаза жителям станции, поэтому всю прошлую ночь и остаток дня они провели в подвале, где были застрелены похитившие их бандиты.

Майке совсем не хотелось ночевать там, хотя в подвале было сухо и довольно тепло. Гораздо теплее, чем в продуваемом сквозняками туннеле, где они с женщиной-кошкой заночевали в первый раз. Но сейчас ее не покидала мысль, что в любой момент пол подвала, а вместе с ним и сама Майка с женщиной-кошкой могут провалиться в пасть огромного подземного монстра, и чувство страха не позволило уснуть.

На следующий день Майка чувствовала себя так плохо, что с трудом смогла подняться на ноги, но вовсе не из-за того, что всю ночь не сомкнула глаз. Ночь тут была совсем ни при чем. Поселившийся в душе страх лишил ее сил. Он, как тот гигантский червь, грыз ее изнутри, высасывая все соки и отравляя своим ядом.

Перед тем как отправиться за паспортом, женщина-кошка досыта накормила Майку копченой свиной колбасой, которую нашла у бандитов, и напоила водой из фляжки. Обильная еда придала сил, но не избавила от страха и не подняла настроение. К тому же откуда-то появилось ощущение надвигающейся неотвратимой беды. Оно не было вызвано очередным видением – после того как Майка покинула палатку Очко, она больше ничего не видела. Но и без новых видений Майка чувствовала, что новая беда связана с ужасным подземным чудовищем.

И вот она шагала по платформе (выбраться из подвала оказалось совсем не сложно, женщина-кошка запросто нашла ведущую наверх железную лестницу) и так же, как ее спутница, настороженно глазела по сторонам.

Женщина-кошка подготовилась к любым неожиданностям. У нее под одеждой спрятаны два пистолета: свой и тот, который она забрала у главаря похитителей, и два бандитских ножа. Большое и тяжелое ружье она брать не стала, но не выбросила и не оставила в подвале, а аккуратно спрятала под лестницей, когда выбиралась на платформу. Она, как всегда, держалась настороже, хотя никто из замеченных Майкой людей не собирался на нее нападать. Они будто чувствовали силу женщины-кошки и сами уступали ей дорогу.

Возле палатки, где вчера шла игра, никого не было. Женщину-кошку это насторожило, но она все-таки заглянула внутрь. Майка протиснулась следом. В палатке оказалось пусто. Так в первый момент решила Майка, но потом заметила за игровым столом неподвижную фигуру лысого человека и поняла свою ошибку. Он был взволнован и напуган не меньше Майки, хотя и пытался это скрыть. Отчего бы ему бояться? Он же не знал про червя.

– Пришла? – обратился лысый к женщине-кошке, жестом приглашая зайти.

Но женщина-кошка не спешила внутрь.

– Ты один? – спросила она.

– Один. – Сидящий за столом человек энергично кивнул. – Кому здесь еще быть? – Словно желая убедиться, что в палатке больше никого нет, он демонстративно огляделся.

– Сделал? – задала новый вопрос женщина-кошка.

Она не уточнила, что ее интересует, но и лысый человек, и Майка поняли, что речь идет о паспорте.

– Как договаривались. – Лысый достал откуда-то плоскую книжечку и кинул на середину стола.

Майка никогда не держала в руках ганзейский паспорт, да и никакой другой не держала. Но документ, который отобрали у женщины-кошки пограничники, и тот, который бросил им лысый, выглядели очень похоже. Во всяком случае, издалека.

Видимо, женщина-кошка ожидала от лысого подвоха, иначе она бы не удивилась, увидев готовый паспорт. Наверное, поэтому и не спешила забирать. Прежде чем приблизиться, она опустила руку в карман, где спрятала один из пистолетов, и лишь после этого вошла. Ее взгляд был прикован к человеку за столом, но тот не двигался.

Майка заметила каплю пота на его щеке. В палатке, конечно, не холодно, но и не настолько жарко, чтобы вспотеть. Женщине-кошке это тоже показалось странным.

– Ты заболел? – поинтересовалась она.

– Нет. С чего ты взяла?

– Пот на щеке.

Лысый на мгновение застыл, после чего вытер щеку.

– Знобит что-то.

Может, это действительно так. Даже, скорее всего, так, но почему тогда его лицо побледнело от страха, а руки на столе мелко дрожат.

– А сказал, что… – начинает женщина-кошка.

Больше она ничего не успела сказать. Стены палатки будто взлетели вверх, и внутрь ворвались серые люди. Майке они казались серыми, потому что одеты в одинаковые серые комбинезоны. И все трое набросились на женщину-кошку. Двое заламывали ей руки, она пыталась вырваться, но не смогла – слишком неравны силы. Женщина-кошка одна, а тех, кто на нее напал, трое. Ей все-таки удалось вытащить из кармана пистолет. Майка с надеждой смотрела на нее. Вот! Сейчас…

Но чужие грубые руки накрепко вцепились в женщину-кошку, не давая ей поднять оружие, и выпущенная ею пуля вонзилась в пол. А потом третий мужчина вырвал у нее пистолет, схватил за волосы и ударил лицом об стол. Так сильно, что по столу разлетелись брызги крови.

Майка оцепенела от страха. Все произошло настолько быстро – только что, кроме лысого, женщины-кошки и ее самой, в палатке никого не было, и вот уже здесь орудуют ворвавшиеся снаружи люди в серых комбинезонах, – что она даже не успела осознать случившееся. Лишь когда заметила кровь на лице женщины-кошки, до Майки наконец дошло – серые избивают ее названую мать!

– Не трогайте маму! – крикнула она, забыв, что изображала немую, и вообще – обо всем, даже о гигантском черве.

Со сжатыми кулачками Майка набросилась на предводителя серых – именно он ударил маму лицом об стол. Он крупнее остальных, такого же роста, но гораздо шире в плечах, с большой шишковатой головой и мускулистой шеей, такой короткой, что кажется, голова торчит сразу из плеч. Зато у него длинные и сильные руки, и он, отмахнувшись словно от назойливого комара или мухи, опрокинул Майку на пол.

В падении она ударилась затылком о край стола. Это очень больно, гораздо больнее тех жалких толчков, которые она успела отвесить главарю серых. Он их, наверное, даже не почувствовал. Зато у Майки перед глазами вспыхнули искры, не красные или желтые, какие взлетают над пламенем костра, совсем черные. Они застилали глаза, а Майка очень хотела понять и разобраться, что же происходит! И главное ей все же удалось увидеть.

Вот предводитель серых поднял за волосы женщину-кошку и прошептал ей в ухо:

– Ну, здравствуй, красавица. Наверное, уже забыла меня. А я все помню. Каждую родинку, каждый волосок на твоей нежной коже. И каждый рубец на спине.

Он старался говорить с нежностью. Но от этой «нежности» Майку пробирал озноб. А потом кружащие перед глазами черные искры погасли окончательно, и она увидела разбитое лицо своей названой матери. Таких лиц ей еще видеть не приходилось. На нем отразились ужас, изумление и жгучая ненависть.