Глава 12
С Печенкиной стали происходить странные вещи. Мы сидели дома, забравшись с ногами на кровать, и рассуждали о жизни.
– Вика, ты посмотри, сейчас же все продается и покупается, – возмущалась Юля.
– И вещи, и люди, и эфиры, и пресса, и места на пьедестале, – поддакивала я.
Мы пили вино и уплетали шоколадные печенья. Из небольшого бумбокса, купленного мной еще с первой зарплаты, доносился голос Селин Дион.
– Вика, сейчас время ненастоящих эмоций, ненатуральных людей и неживых голосов. Люди играют в чувства, не испытывая их на самом деле. Перекраивают внешность, закачивают ботокс и увеличивают бюст. Даже операции по смене пола стали обычным явлением. На сцене живых концертов почти не осталось, активно используется фонограмма, аранжировки, подтанцовки. Если все эти поющие и прыгающие атрибуты откинуть, что останется? Один певец? Гол как сокол. Кто на такого смотреть будет? Кто будет слушать? У половины современных исполнителей нет ни слуха, ни голоса, спасает лишь компьютерная обработка. А в залах устанавливают специальные динамики, из которых льется дружный смех и громкие аплодисменты.
– Ты не переделаешь шоу-бизнес, даже если громко и на всю квартиру будешь сыпать проклятия.
Но Юлька продолжала возмущаться, как пенсионерка на повышение цен. Бурчит, сотрясает воздух, но ничего сделать не может.
– Посмотри, кто сидит на концертах в первом ряду. Замороженные лица, прилизанные курочки. Они всем видом демонстрируют: я заплатил максимальные деньги в этом зале, давай, весели! Пой, пляши! Ты будешь стараться, надрывать горло, выкладываться на все сто, а у них ни один мускул на лице не дрогнет. Просто сидят и смотрят. Сволочи.
– Юль, чего ты разошлась? Будет и на твоей улице праздник. Вот увидишь. Тебя заметит какой-нибудь продюсер, подпишет контракт, станешь яркой звездой – Юлианой Че.
Юлька недобро стрельнула глазами и сунула в рот печенье.
С тех пор как в моей сольной карьере наметились позитивные сдвиги, Юлькино поведение все больше меня напрягало. Было такое чувство, что я должна перед ней оправдываться. Был период, когда нам не везло вместе, одинаково. И тогда мы были дружны. А сейчас, когда меня раскручивает Пачерный, я оторвалась вперед, а Юлька не двинулась с места. Я не могла повлиять на Ивана, хоть подруга активно мне на это намекала. Я избавилась от сомнительного чувства вины за свой успех давно, еще на проекте, когда кто-то вылетал, а кто-то оставался. Это неизбежный процесс. Когда-то Юлька была на высоте, теперь я. Но похоже, подруге это совсем не нравилось. Она продолжала громко критиковать современный шоу-бизнес.
– Вик, все подстроено. Зося рассказывал, как дочке организовывал свое шоу. Арендовал студию, аппаратуру, созвали людей в массовку, пригласили пару известных лиц, придумали тему, дочь нарядили в красивое платье. Вот тебе и новое TV-шоу. Зажигается красная лампочка в студии – зрители дружно хлопают в ладоши. Зеленая – смеются. Монтаж исправит недочеты.
– Не все так плачевно, Юль. Есть группы, которые поют живьем. Есть прекрасная музыка, которая несется сквозь года и люди не хотят ее забывать.
– Сказки это все, – зевнула Печенкина, – лично мне надоело таскаться по злачным местам и пытаться пробиться в жестокий мир прекрасной музыки. Пошло все к черту.
И вдруг ни с того ни с сего, прямо на голову Печенкиной упала люстра. Сорвалась с потолка и рухнула подруге на голову. Юлькины последние слова повисли в воздухе, как потустороннее проклятие.
Я заорала и моментально протрезвела. Юлька икнула и повалилась на правый бок. Увиденное меня парализовало. Тело не слушалось, а разум молчал. Я, как обезумевший страус, хотела сунуть голову под подушку. Видеть неправдоподобную бледность лица подруги и тонкие алые струйки крови на щеке было выше моих сил. Знаете, это как во сне, когда хочешь убежать, а ноги становятся ватными и не подчиняются. Ты заставляешь их сдвинуться с места, собираешь все силы, чтоб сделать шаг, но все напрасно. Ноги как будто приросли и не слушаются. Оцепенение порвалось в тот момент, когда Юлька застонала.
К слову, люстра оставляла желать лучшего и называлась люстрой по привычке. Была больше похожа на раздутую лампочку, чем на потолочный светильник. Но квартира была съемной, поэтому менять интерьер мы не стали. Наверное, это дизайнерское недоразумение прошлого века и уберегло Юльку от серьезных травм. Стекло легко разлетелось в разные стороны, как конфетти из хлопушки. Ничего тяжелее патрона о Юлькину голову не ударилось. Парализовал и загнал в ступор сам факт. Люстра упала на голову.
– Что это было?
Юлька, как неваляшка, села и приняла прежнее положение. Осталось ей взять в руки бокал и сунуть в рот печенье.
– Почему погас свет?
Юлька растерянно моргала. Ее лицо освещал прикроватный светильник. Я с трудом сглотнула засохший в горле ком, промычала что-то невнятное и возвела глаза к потолку.
– Люстра? На меня упала люстра?
Я медленно кивнула. Наверное, у подруги сотрясение. Память отшибло частями.
– Кровь!
Юлька заорала и спрыгнула с кровати.
Она терла щеки и пугалась вида собственной крови на руках. Я полностью пришла в себя, тоже вскочила и стала крутиться вокруг подруги, как вьюн.
– Юлечка, приляг, успокойся.
Смотавшись за зеленкой, ватой и бинтом, оказала Юле первую медицинскую помощь. Накапав для проформы валерьянки, я влила в нее лекарство и вызвала «скорую».
– А вдруг у меня сотрясение, и я больше не смогу петь? – Юлька аккуратно ощупывала голову.
– Не переживай. Твой голос не пострадал.
– Перед глазами звездочки пляшут, – Юлька провела рукой перед глазами.
– Это знак. Ты обязательно станешь звездой.
Мне было жаль Юльку, и я пыталась приободрить ее, как умела, в эту трудную минуту.
«Скорую помощь» мы ждали больше двух часов. К тому времени Юлька полностью оклемалась и заставила меня сбегать в магазин за повтором.
– Юль, переодеваться лень, – стонала я.
– Иди в халате, – подруга была непреклонна.
– Юль, может хватит? Бутылка вина на двоих.
– Мне нужен наркоз. Срочно! – мотала она забинтованной головой.
Накинув пальто прямо на атласный халат нежно-кремового цвета, я обула сапожки на босу ногу и пошлепала за горячительным напитком виноградного происхождения, который Юлька гордо именовала «наркоз».
В магазине, несмотря на слякотный вечер, было многолюдно. На нелепо одетую девушку смотрели с подозрением. Край бежевого халата торчал из-под белого пальто и высовывался при ходьбе. Ноги без колготок озябли и покрылись гусиной кожей.
– Пакет нужен? – строго спросила кассирша.
Под ее густо намазанными ресницами недобро светились карие глаза.
– Нет, – жалобно пропищала я.
– Это все? – тем же тембром голоса спросила она, тыча на одинокую бутылку.
– Э… дайте еще шоколадку.
– Берите, они перед вами, – убивала она взглядом.
Я посмотрела на вертикальную стойку возле кассы, схватила первую попавшуюся плитку, расплатилась, выскочила из магазина и скорее помчалась домой.
«Вот была бы популярной, как Мадонна, красовалась бы завтра на обложке желтой газеты с ярким заголовком “Как выглядят звезды без макияжа”, а какой-то папарацци получил бы приличный гонорар за одно фото».
Но я пока не Мадонна. А мой путь на звездную сцену только начинается. Хотя я так себе говорила и год назад в концертном туре, и когда только попала в поющий проект. Зашла в квартиру в грустном настроении.
– Принесла! – захлопала в ладоши «больная».
Я поняла, что мне тоже требуется доза виноградного наркоза.
И только мы успели обновить бокалы, явились санитары.
«Наверное, наш район обслуживают практиканты», – думала я, глядя на молоденьких мальчиков. Причем один из них был так неправдоподобно хорош, что Брэд Питт засомневался бы в своей неотразимости.
– Жалобы? – спросил красавчик.
Мы с Юлькой, как зачарованные, уставились в его огромные синие глаза. И затихли, думая каждая о своем. Зачем природа наделила мужчину такой пронзительной синевой вкупе с бархатными ресницами? Сводить с ума женщин?
– Нет жалоб? – уточнил второй, долговязый блондин.
– Я! – опомнилась Печенкина. – Я пострадала.
Оба санитара дружно уставились на девицу в мятом халате с забинтованной головой, от которой попахивало употребленным алкоголем.
– Температура? – без энтузиазма поинтересовался «Брэд Питт».
– Есть.
– Мерили? – вяло спросил второй.
– Нет.
Юлька напоминала провинившуюся ученицу у доски. Я быстренько обрисовала ситуацию.
– Несчастный случай, – закончила рассказ.
Красавчик осмотрел комнату.
– Танцевали?
– Точно, танцевали, – поддакнул второй, – напились и прыгали, да так, что люстру башкой снесли.
– Неправда! Посмотрите.
Юлька, переполняемая справедливым возмущением, сорвала бинты, которые я щедро накрутила ей как чалму, и совала голову санитарам для осмотра.
– Смотри! Дырку видишь?
– Где? – захохотал красавчик.
– В голове.
Долговязый блондин согнулся вдвое и задыхался от смеха.
– Ну даете, девахи, – гоготал он, – вавка в голове.
– Если вавка в голове, надо пить зеленку.
Юлька позеленела и грозно топнула ногой.
– Дамы, обойдемся без истерик, – справился с приступом хохота синеглазый.
Он осмотрел Юлькину голову и авторитетно заявил:
– Царапина. Дырки нет, сотрясения тоже.
Блондин откупорил чемодан, достал блокнот и накарябал наш адрес. И почему у всех докторов такой ужасный почерк? Они сами смогут прочесть написанное? Это сплошная шифровка, а не амбулаторная карточка.
– Работаете? Учитесь? – Долговязый замер с карандашом в руке.
– Я певица, – с чувством собственного достоинства и переполнявшей минутной славы изрекла Юлька.
– Да? – оживился красавчик и посмотрел на Печенкину повнимательнее.
– Место работы?
Блондин продолжал записывать данные в вызывной лист. Но Юлька на вопросы не реагировала, она сверлила синеглазого красавчика призывным взглядом.
– Что-то я вас раньше не видел.
– Я не выступаю в халате с пробитой головой.
– Ну да, логично, – ухмыльнулся красавчик.
– Место работы? – повторил долговязый.
– Ночные клубы, – не глядя на него, ответила Юлька.
Красавчик прищурился.
– Я бываю вечерами в «Бенедикте», но вас ни разу там не видел.
– Это в другой части города, – отмахнулась певица.
– Три остановки на метро, ваша линия.
Осечка вышла. Печенкина быстро метнула на меня взгляд.
– «Бенедикт», – спохватилась она. – Точно, я там завтра пою.
Я утвердительно кивнула. Мол, поет. Не врет.
– Ни за что не пропущу завтрашний вечер, – пообещал красавчик и ласково улыбнулся.
На прощание сделал селфи «со звездой», забрал долговязого с чемоданом и ушел.
Уже тогда я могла поклясться – завтра Юлька будет петь в этом клубе. Чего бы ей это не стоило!
– Отпадный мэн, – завороженно прошептала она, как только за ребятами закрылась дверь.
– Будешь выступать? А как же голова?
– Заживет.
– До свадьбы? – хохотнула я.
– Может, у кого-то и до свадьбы, а у меня до завтра. Наливай!
Пока я разливала вино по бокалам, она терзала память мобильной записной книжки.
– Леш, привет, это Юля Печенкина. Узнал? Не разбогатею. Дело тут есть, хочу в «Бенедикте» выступить.
Способности, конечно, у Юльки были отменные. Организовать и убедить могла даже колонну мертвецов. Но с таким же успехом и втянуть ни в чем не повинных людей в свою затею тоже могла. Тем же вечером она успела договориться и о моем выступлении в славно-известном клубе. Я протестовала. Вот еще! Я теперь певица другого уровня. Но ее аргументы были убедительнее:
– Тебе деньги нужны?
И я тут же вспомнила, что на будущей неделе подойдет срок оплаты за квартиру, да и в холодильнике давно не пахло чем-то съедобным.
