Глава 14
– Антоша, как же вкусно, сынок. Вот повезет девочке, которая станет твоей женой. Горя знать не будет. Ей и на кухню незачем будет заходить. Спасибо, Антоша, очень вкусно.
Мама взяла со стола салфетку. Осторожно, как будто боялась потревожить грим, промокнула губы. Антон улыбнулся. Только мама могла так красиво это делать – легко, воздушно, почти театрально. Но он-то знал, что она не играет. Просто она от природы была такой – красивой, утонченной, интеллигентной, грациозной. В жизни ей не повезло, это да. Не повезло с его отцом, который оказался мерзавцем, испортил ей карьеру, наплевал в душу. Без отца его мама многого бы добилась и не прозябала бы в тесной хрущевке на окраине. И не работала библиотекарем за гроши.
Ее родители были обеспеченными, известными в интеллигентных кругах людьми. Они ей дали великолепное образование. Прочили блестящее будущее. Но…
Но ей, милой, белокурой, утонченной Лилечке, девочке из хорошей семьи, выпала карта влюбиться в отца Антона. В парня из фабричной слободки, как называла его мама Лилечки. Отец просто отказывался как бы то ни было его называть и считал эту любовь болезнью, не иначе. Помутнением рассудка.
Они долго за нее бились, пытались разлучить с симпатичным чернявым парнем, но все без толку. Тогда они выставили ее из дома с сумкой, в которую поместилось только белье и что-то из одежды. И забыли о ней. Не признали внука, когда тот родился. И не признавали долгие годы, хотя отец Антона давно исчез из их с мамой жизни.
– Не простили. И не простят, – сказала мама после того, как лет пять назад осмелилась явиться на день рождения своего отца. – Представляешь, сынок, меня не пустили дальше порога! И подарок не взяли. А я на него копила год.
Мама тогда заперлась в своей комнате и не выходила оттуда целый день. Она плакала. Что именно она оплакивала, Антон так и не понял. Ему тогда исполнилось тринадцать, до того ли было? Ему бы быстрее на улицу удрать, вот и все. Понять причину материнских слез он не сумел. Одно для себя решил: дед, бабка, родная тетка – теперь его кровные враги. Решил – сделал. Когда год назад его вдруг решили пригласить к ним в дом, по какому поводу, он уже не помнил, он и бровью не повел.
– Сынок, тебе надо сходить, – мягко настаивала мама и смотрела такими несчастными глазами, что у него внутри все переворачивалось. – Это твоя кровная родня. Они хотят тебя увидеть, узнать.
– Нет. – Он поцеловал ее в лоб. – Нет, мама. Не пойду.
– Антоша, вдруг меня скоро не станет? Ты же останешься совсем один! – Так она умоляла уже совсем недавно, когда приглашение пришло снова. – Ты останешься один!
– Я не один, мам, – улыбался он, ощущая сладкий укол в сердце. – У меня есть Алина.
– Бедный мой мальчик. Бедный мой мальчик. – Мама покачивала головой. – Не мне тебе рассказывать, что бывает с детьми, рожденными в мезальянсе. Ты хочешь такой судьбы своим детям?
Он тогда не слушал, он просто был счастлив. Не мог думать, что скажут ее отец и мачеха, когда узнают об их отношениях. Он просто жил этой любовью и видел себя в мечтах с самой прекрасной на свете девушкой. Тайно от всех даже начал готовиться в институт. Чтобы соответствовать ей, чтобы чего-то добиться. Принимать участие в конкурсах, стать знаменитым шеф-поваром – из тех, кого показывают по телевизору. И Алинка бы им гордилась.
Он готовил ей сюрприз, знал, что ей понравится. Сдал все экзамены, не все на пятерки, конечно, но проходной балл набрал и уже начал выбирать учебное заведение. Но случилась беда. Самая страшная беда в его жизни. Он же собирался рассказать Алинке об этих планах сразу после игры. Хотел отметить вместе с ней начало новой серьезной жизни. Это и было тем самым сюрпризом, который он ей обещал. А Алинка исчезла. Без следа, без единого крика о помощи. Как будто ее и не было никогда. Как будто она ему просто приснилась. И никаких свидетелей. Ни единого!
Первые дни мысль о том, что с ней случилось что-то непоправимо страшное, причиняла такие страдания, что было больно дышать. Каждый вдох-выдох отдавался болью под ребрами. Потом боль сползала к пояснице, ломала мышцы, скручивала руки и ноги. Стыдно признаться самому себе, но он плакал! Тайно от всех плакал и зло кусал зубами подушку.
Его подолгу допрашивали. Наверное, подозревали. Ему было плевать.
Приезжал отец Алинки – страшный в горе, почерневший, заросший щетиной. Орал на него, в чем-то обвинял. Хватал за рубашку на груди, трепал. Потом ослаб, опустился на подъездные ступеньки, закрыл лицо руками и завыл. Жутко завыл, как раненое животное. Антон опустился с ним рядом и сдавленно произнес:
– Не надо, Ростислав Иванович. Не надо так… страшно.
– Я не могу, понимаешь! Не могу! – заорал отец Алины, но ладони от лица не отнял. – Я живу, жру, сплю, а она… Вдруг ее уже нет?
– Есть! – Антон крепкими пальцами вцепился ему в колено. – Она жива. Я это чувствую, понимаете? Алина жива!
– А я нет. Почему я ничего не чувствую? – Яковлев поднял воспаленные глаза, отчетливо скрипнул зубами. – Ничего не чувствую, кроме боли. Мне так больно, что… Я не чувствую своей дочери. Вдруг ее правда нет?
Антон почти задохнулся: это было то, о чем он запрещал себе думать. Он резко поднялся и пошел по ступенькам к себе. Перед дверью остановился и повторил еще раз:
– Она жива. Не смейте ее хоронить.
– Тогда найди ее! Найди, пацан! – хрипло крикнул вслед Яковлев. – Все, что хочешь, для тебя сделаю. Бизнес на тебя перепишу. Замуж за тебя отдам, против не буду, если Алинка согласится. Найди ее, умоляю!
И Антон начал искать. Не потому, что попросил отец Алины. А потому, что вдруг понял: ему нужно это делать. Не сидеть и не ждать, когда это сделает за него кто-то другой. Да и сделает ли – еще вопрос. Он должен найти свою девушку сам. Потому что он любит ее, потому что верит, что она жива. Потому что не представляет, как жить, если ее не будет.
Неумело искал, по-пацански. Не всегда законно. Наследил, попал в поле зрения правоохранительных органов. Снова должен был идти к Ильиной.
– Не смей путаться у нас под ногами! – прикрикнула она, так и не добившись вразумительного ответа на вопрос, что он делал ночью на территории, принадлежащей ИП Голикову. – Есть кому без тебя заниматься этим делом.
Ее крепко сжатый кулак с силой опустился на стол.
– Не смей, Востриков.
Он молчал. Исподлобья разглядывал женщину, выбравшую себе такую странную профессию. Вроде все в ней на сто баллов: и лицо, и фигура, и волосы густые, темные. Но красивой он бы ее точно не назвал. Не было в ней фишки какой-то. Грациозности – вот. Женской этой подкупающей слабости. Как в маме его, как в Алинке. Жесткая, сильная, серьезная. Кому такая понравится?
– Чего таращишься? – выпалила Ильина и нечаянно покраснела. – Все рассмотрел? Не нравлюсь?
– Нет, – честно ответил Антон.
– А что так? – Ильина откинулась на спинку рабочего кресла, прищурилась. – Некрасивая? Не такая, как твоя мама?
– Почему некрасивая? Красивая. Просто… – он поискал подходящее слово, – непривлекательная.
– Ишь ты, непривлекательная! – Она делано рассмеялась, стараясь не подать виду, как ее задели его слова. – А мне здесь завлекать некого. Я здесь дело делаю, понял?
– Плохо делаете, товарищ капитан. – Антон наклонился, уперся локтями в колени. – Обыск у Голикова сделали, даже какие-то пятна крови, слышал, нашли. А в записях не разобрались, которые он вам подсунул.
– А что там не так?
– А то. Не наша это игра. Туфту они вам подсунули.
– Можно подумать, там можно разобрать, кто есть кто. Темно, руки-ноги мелькают.
– Ага, точно. Только своих рук и ног я там не вижу.
Она дала всем участникам посмотреть видео, но не поверил один он. Странно.
– И списки актеров. – Антон повертел головой, недоверчиво скривился. – Тот список, что я видел перед игрой, другой.
Снова не то, что говорили остальные.
– Почему так? – спросила Маша. – Подтасовываешь факты в своих интересах?
– Ничего я не подтасовываю. Его не читал никто, список этот. Расписались в своих двух экземплярах, и все.
– А ты, один такой внимательный, нашел десять отличий?
– Не десять. Одно. – Антон сел ровно, поднял правую руку, отставил в сторону мизинец. – Одно, товарищ капитан. В вашем списке актеров нет одной фамилии. Скажу сразу: я ее не помню, но точно было на одного актера больше. Я слышал, пятна крови нашли в лабиринте, так?
Маше сделалось неуютно под этим проницательным взглядом. Но взгляд вдруг поплыл по кабинету, заметался, как попавшая в сеть птица.
– Скажите, товарищ капитан. – Антон покусал губы. – Эта кровь, она…
– Это не ее кровь, Антон. – Маша не дала ему договорить.
– Слава богу! – Он зажмурился, глубоко вдохнул. – Вот видите, я же вам говорю! Там убили еще одного актера и заняли его место.
– Кто занял?
– Похититель. Он убил актера, занял место и стал ждать. Место потому что для засады идеальное. Да, я был там, признаю. Все облазил. Лучше этой ниши не найти. Это не ниша, это ловушка. Вот смотрите.
Встал, без спроса вытащил лист из принтера, взял также без разрешения ручку у нее со стола и принялся рисовать план маршрута.
– Вот сюда мы свернули. – Он протянул стрелки по коридорам. – Нас так один из актеров направил. А вот этот путь остался свободным. Прямо из этой ниши сюда и на выход. Когда мы вышли здесь уже в конце, Алины давно не было, он ее уже увез. А мы все в суматохе даже не поняли, что ее нет. Игра была сумасшедшая просто, да еще костюмы их одинаковые. Честно, я все время думал, что Алинка где-то за моей спиной.
Маша слушала и внимательно следила за рукой, чертившей план. Не могла признаться, что думала так же, как он, но похожие подозрения у нее мелькали.
Она не знала, сколько актеров было задействовано. Те, кого она опросила, были мало знакомы между собой, стоит ли удивляться, что о подсадном участнике они знали еще меньше. Репетиций не было, каждый знал только свое место и свою роль. Друг с другом раньше они никогда не пересекались.
А ведь она слышала слова Голикова, когда уходила. Что-то этот толстяк скрывает. Труп актера? Похищенную девушку?
– Разберемся, Антон. – Маша спрятала его схему в папку с делом. – Ты, главное, не лезь. Мы уж как-нибудь сами.
– Не могу обещать, товарищ капитан. – Он встал рядом, сунул кулаки в карманы модных льняных штанов. – Мне не надо как-нибудь, мне надо как следует. Если не можете, я сам найду Алинку. И не смотрите на меня так. Она жива!
На последних словах его голос подозрительно просел. Дернулся, отвернулся, зашагал к двери. Маша его остановила.
– Как думаешь, Антон, Алину выбрали случайно?
– Не знаю. – Остановился, взялся за дверную ручку, повернулся. – Но это точно не маньяк.
– Почему ты так думаешь?
Маше стало интересно. Она тоже на недавнем совещании спорила, убеждала всех, что это не маньяк похитил Алину Яковлеву.
– Слишком мудрено, товарищ капитан. Нужно было устранить охранника, забрать списки, отключить аппаратуру, скачать записи, которые уже были, убить актера, занять его место. Нет, вряд ли маньяк. Если только какой-то урод не тащится от того, какой он ловкий и как тщательно подготовил.
– Думаешь, это профессионал, – кивнула Маша – она тоже так думала. – Но почему там? Сам говоришь, что слишком мудрено, подготовка и все прочее. Не проще было ее где-нибудь на улице подкараулить?
– Она практически не ходила одна и всегда была на виду. И потом, на улице всегда найдутся глаза. – Голос Антона становился все глуше, он снова отвернулся. – А там идеальное место. Хаос, темнота. А что касается подготовки… В этом месте такое творится с дисциплиной, товарищ капитан. Даже после того, что случилось, ничего не меняется. Я спокойно там побывал ночью – у них на северном входе даже сигналки нет. Просто дверь на замок запирается. Пустяковый замочек, открыть – раз плюнуть. В камеру только случайно попал, просто не знал о ней.
– А тот, кто похитил Алину, обо всех камерах знал. И ни на одной не засветился. – Маша задумалась, потерла висок. – И вообще все там знал. Поэтому и выбрал это место для преступления.
«Не исключено, что когда-то там работал, – закончила она уже про себя. – Поэтому и знал там все ходы и выходы. Надо пробить всех сотрудников Голикова. Всех, кто там даже пол подметал когда-то».
«Голиков запросто может быть знаком с похитителем, – думал Антон, сбегая по лестнице к дежурной части. – Сам может не подозревать, что знает этого гада. Надо срочно выяснить насчет всех его связей. Из бывших работников вряд ли кто полез бы, сразу поймут, что на них выйти проще простого. Это дураком быть! А похитил не дурак. Похитил профи».