Созидание

В январе-марте 1922 г. Дзержинский работает в Сибири как особоуполномоченный ВЦИК для принятия чрезвычайных мер по продвижению продовольственных грузов из Сибири. Согласно решению Политбюро из Сибири необходимо было вывезти 15 млн пудов продовольственных грузов, в т. ч. 6 млн пудов семян, 1–1,5 млн пудов мяса для голодающих губерний.

5 января 1922 г. он в спецпоезде во главе экспедиции из 40 человек выезжает из Москвы в Омск. Настроение у него было хорошее. Поездка воспринималась им, помимо прочего, как возможность отойти от различных московских дел. Еще по пути в Сибирь 7 января 1922 г. из Екатеринбурга он писал жене: «…мы остаемся здесь на сутки для выполнения ряда дел, связанных с моей миссией… последнее время в Москве – ты видела это – я работал уже из последних сил. Предполагаю, что здесь в Сибири, несмотря на ожидающую меня огромную работу, я обрету прежнее равновесие. А в Москве привыкнут и без меня справляться в ВЧК и в комиссариате путей сообщения…».

10 января он приезжает в Омск. Именно этот город станет основным местом пребывания Дзержинского в Сибири. Здесь он будет находиться, с перерывами на поездки по Сибири, с 10 января по 4 марта 1920 г. Приехав в Омск, он сразу, в первый день пребывания в городе, издает приказ № 6, в котором сообщает железнодорожникам Сибири о целях его командировки: «Жизнь важнейших наших промышленных предприятий, нашей крупной промышленности, оставшейся на снабжении государства, зависит теперь от того, будут ли своевременно доставлены заготовленные в Сибири хлеб и мясо; движение на железных дорогах республики зависит от того же; засев яровых хлебов в голодающих местностях зависит также от того, будет ли подвезено зерно для посева из Сибири, хлеб для голодающих. От этого зависит, следовательно, и самое существование республики Советов, потому что враги учитывают каждый момент наших затруднений, каждый момент нашей слабости: на этом они строят планы удушения трудовой России». При этом далее он указывал, что доля Сибири в продовольственном обеспечении республики составляет 20 %. Однако в декабре 1921 г. из Сибири поступило лишь 20 % нормы грузов. Тем самым срыв поставок грозил новым обострением голода.

Вместе с тем, уже в первые дни пребывания в Омске Дзержинский осознал, что московские представления о плохом состоянии дорог и транспорта в Сибири не соответствуют реальности: они находились еще в худшем положении, чем предполагалось. Отчасти это была вина работников центрального аппарата НКПС, не обратившего внимания на кризисные явления на сибирских дорогах в предшествующий летне-осенний период. Практически ничего не было сделано в плане подготовки железнодорожного транспорта к зиме. Как признавал Дзержинский: «Конечно, вина наша – НКПС, мы не предвидели, не обратили внимания месяца 3–4 тому назад. Правда, сюда приезжал Емшанов (уполномоченный НКПС), но ничего здесь не сделал. Я чувствую на него огромную обиду. Я вижу, что для того, чтобы быть народным комиссаром путей сообщения, недостаточно хороших намерений. Лишь сейчас, зимой, я ясно понимаю, что летом нужно готовиться к зиме. А летом я был еще желторотым, а мои помощники не умели предвидеть… Видишь, невеселое у меня настроение… Как долго я здесь останусь – не знаю. Думаю, что до марта…. Я здесь нужен, и хотя не видно непосредственных результатов, но мы проводим большую работу, и она даст свои результаты, она приостановила развал, она начинает сплачивать усилия всех в одном направлении и дает уверенность, что трудности будут преодолены. Это меня поддерживает и придает сил, несмотря ни на что…». Как позднее рассказывал Дзержинский корреспонденту «Известий ВЦИК», «Транспорт оказался в очень тяжелом состоянии. Потребовался чрезвычайно сильный нажим, с одной стороны, и большая помощь со стороны моей экспедиции и Сибревкома – с другой, чтобы транспорт сумел встать на ноги».

Важнейшей задачей, которую надо было решить, было, по мнению Дзержинского, улучшение материального положения железнодорожников Сибири. Было полное невнимание со стороны органов Компрода к нуждам рабочих транспорта, систематические перебои в снабжении, которые оказали самое пагубное влияние на работу транспорта. О работниках последнего учреждения Дзержинский 7 февраля откровенно писал жене: «Тебя пугает, что я так долго вынужден буду находиться здесь… но я должен с отчаянной энергией работать здесь, чтобы наладить дело, за которое я был и остаюсь ответствен. Адский, сизифов труд. Я должен сосредоточить всю свою силу воли, чтобы не отступить, чтобы устоять и не обмануть ожиданий Республики. Сибирский хлеб и семена для весеннего сева – это наше спасение и наша опора в Генуе. Не раз я доходил здесь до такого состояния, что почти не мог спать – бессильный гнев наводил меня на мысль о мести по отношению к этим негодяям и дуракам, которые здесь сидят. Они нас обманывали – здесь было совершенно пустое место. А среди масс, даже партийных, было равнодушие и непонимание того, какой грозный период мы переживаем. Нам самим нужно было заняться всем – связать между собой и с округом разрозненные части вытянутой нити сибирских дорог. Необходимо наблюдать за каждым распоряжением, чтобы оно не осталось на бумаге, необходимо было всех поднять, чтобы приняли участие в выполнении поставленной перед нами боевой задачи. Я вынужден сдерживать свой гнев, чтобы окончательно не разрушить организацию. К тому же и в политическом отношении здесь неблагополучно. Дает себя знать рука эсеров и агентов Японии. В такой атмосфере я должен здесь работать».

В этом же письме он писал: «Сегодня Герсон в большой тайне от меня по поручению Ленина спрашивал Беленького о состоянии моего здоровья, смогу ли я еще оставаться здесь, в Сибири, без ущерба для моего здоровья. Несомненно, что моя работа здесь не благоприятствует здоровью. В зеркало вижу злое, нахмуренное, постаревшее лицо с опухшими глазами. Но если бы меня отозвали раньше, чем я сам мог бы сказать себе, что моя миссия в значительной степени выполнена, – я думаю, что мое здоровье ухудшилось бы. Меня должны отозвать лишь в том случае, если оценивают мое пребывание здесь как отрицательное или бесполезное, если хотят меня осудить как наркомпути, который является ответственным за то, что не знал, в каком состоянии находится его хозяйство. Этот месяц моего пребывания и работы в Сибири научил меня больше, чем весь предыдущий год, и я внес в ЦК ряд предложений. И если удастся в результате адской работы наладить дело, вывезти все продовольствие, то я буду рад, так как и я и Республика воспользуемся уроком, и мы упростим наши аппараты, устраним централизацию, которая убивает живое дело, устраним излишний и вредный аппарат комиссаров на транспорте и обратим больше внимания на места, на культурную работу, перебросим своих работников из московских кабинетов на живую работу на местах…».

Оставил воспоминания об этом дне и Герсон. «В Сибири Феликсу Эдмундовичу сильно нездоровилось. Об этом стало известно Владимиру Ильичу. Но он знал, что Дзержинский не любит подвергаться врачебному осмотру, и приказал созвать консилиум и осмотреть больного, но так, чтобы тот не знал об этом намерении. Результаты освидетельствования и заключение консилиума Ленин потребовал прислать ему в Москву.

Товарищам пришлось пойти на хитрость. Приглашенных профессоров и врачей неожиданно ввели в комнату, где находился Дзержинский, и сказали ему:

– Вот к вам пришли врачи.

Думая, что те пришли с какой-нибудь просьбой, Феликс Эдмундович спросил:

– Здравствуйте, в чем дело?

Здороваясь с ним, один из врачей, как бы по профессиональной привычке, стал щупать пульс и настойчиво заявил, что его необходимо осмотреть.

После консилиума Феликс Эдмундович разгорячился. Он больше всего боялся, чтобы его не отозвали из Сибири до выполнения задания.

– Кто вас просил приглашать врачей? – напустился он на товарищей.

– Это приказ Владимира Ильича.

Тут только Феликс Эдмундович смирился…».

Отметим, что запрос Ленина практически совпадал с учреждением ГПУ (6 февраля) и, возможно, был не только проявлением заботы о здоровье Дзержинского, но также уточнением перспектив его работы на различных должностях.

Лечение, конечно, не состоялось. Надо было много и интенсивно работать. Железнодорожники не только голодали, но и практически не имели спецсредств, в т. ч. спецодежды. Дзержинскому приходилось решать даже такие частные вопросы, как снабжение железнодорожников рукавицами, полушубками, валенками. Часто их просто не было: железнодорожники работали с голыми руками в условиях низких температур. Плохим было и снабжение железнодорожников продовольствием и топливом: семьи мерзли. Не выплачивалась в течение нескольких месяцев зарплата. Все это приводило к равнодушию и озлобленности, к хищениям и другим негативным явлениям. Только решив эту проблему, можно было надеяться на ударный труд, и Дзержинский уделил ей персональное внимание, отслеживая буквально каждый полушубок, каждую рукавицу и каждый мешок угля.

Второй проблемой, с которой столкнулся в Сибири Дзержинский, была несвоевременная реорганизация, переход железных дорог на линейные отделы, развал административного аппарата Сибирского округа путей сообщения (Сибопс), отсутствие связи Сибопса с местными хозяйственными органами и полная необеспеченность топливом. Была также проблема обеспечения транспорта топливом. Дзержинский решал ее, в т. ч. проведя оплату труда шахтеров зерном.

Когда через несколько недель пребывания комиссии Дзержинского в Сибири удалось вроде бы переломить ситуацию с продвижением грузов, вмешалась природа. Двухнедельные февральские снежные бураны практически парализовали движение на ключевых направлениях Алтайской, Южно-Сибирской и Кольчугинской линиях железных дорог. 20 февраля Дзержинский во время переезда из Омска в Новониколаевск писал жене: «Уже поздняя ночь – только сейчас я закончил чтение писем из Москвы. Я хочу сейчас же написать тебе, так как завтра у меня не будет времени. Я еду всего на один день в Новониколаевск – обсудить дела с Ревкомом. У нас огромные трудности. Когда работа округа, казалось, начинала входить в норму, метели и снежные бураны опять дезорганизовали работу. А в недалекой перспективе новая угроза – продовольствия, оказывается, меньше, чем предполагалось… заменить знания и опыт энергией нельзя. Я только лишь учусь… Я пришел к неопровержимому выводу, что главная работа не в Москве, а на местах… Необходимо все силы бросить на фабрики, заводы и в деревню, чтобы действительно поднять производительность труда, а не работу перьев и канцелярий… Я живу теперь лихорадочно. Сплю плохо, все время беспокоят меня мысли – я ищу выхода, решения задач. Однако я здоров…».

Очевидно, что последняя фраза предназначалась для успокоения жены. Обстановка отдыху не благоприятствовала – надо было очищать железные дороги от снежных заносов. Было принято решение расчищать пути и ставить деревянные щиты для снегозадержания. И тут вновь всплыла проблема обеспечения железнодорожного транспорта необходимыми материалами: не оказалось достаточного количества гвоздей. Пришлось их в срочном порядке изготавливать из проволоки. Постепенно удалось разрешить и эту задачу. Составы с зерном и мясом вновь пошли на восток. Задание партии было выполнено.

4 марта 1922 г. поезд Дзержинского отбыл из Омска в Москву. 10 марта 1922 г. Политбюро заслушало доклад Дзержинского о его поездке в Сибирь. Предложения Дзержинского были приняты за основу. НКПС и НКПроду было поручено выработать меры для устранения неувязки между заявкой на транспортные средства и наличием грузов, установить проверку предъявляемых НКПС требований, установить связь органов НКПС с органами НКПрода на местах; обязать НКПрод послать в Сибирь ответственного работника вместо отзываемого на Украину Кальмановича; обратить внимание на органы НКПрода в Киргизии и подчинить районы Киргизии, тяготеющие к Сибирской ж.д. и водным путям сообщения (Акмолинскую и Семипалатинскую губ.), Сибирскому НКПроду, назначив Сибирский НКПрод Кирнаркомпродом по совместительству.

По приезду в Москву Ф. Э. Дзержинский составляет примерный план своего рабочего дня, с учетом занятости в НКПС, ГПУ, НКВД, а также, возможно, рекомендаций врачей:

«План моей работы

Общий по дням (на всю неделю)

А) Руководство как НКПуть, ПредГПУ/НКВнДел, член ЦК

Б) Собств. Подготовка – теоретич. и практическая.

В) Общение – клуб.

НКПС

Доклады: Князева, ЦН, ЦБН, ЦФ, ЦИ, ЦА, Цужел, Цурск, Цумор, ЦХТ, Трансплан, Науч. орг. труда.

Техн. Улучшение – Дельгаза.

Совещания и Коллегия: Серебряков, Фомин, Халатов, Коган-Бернштейн, Чупкаев, Андреев, Ударов.

Приемы: УЦ, Н (дорог I категории). Взять под личное наблюд. Дорогу, реку, море.

Чтение «Вестника» и других изданий НКПС и Цектрана.

Обязат. изучение серьезной ж.д. литературы.

Труды ком. ин. Петрова.

ГПУ. Доклады: Герсон. Уншлихт, Менж., Ягода, Самсонов, Кацнельсон, Благонравов, Беленький, Артузов.

Ѕ 11-го доклад Герсона у меня на квартире.

11–2, 2–4 ГПУ и НКВДел.

9–11 ч. Подготовка и газеты.

11–4–НКПС

4–6–обед и отдых.

6–8–ГПУ, НКВД.

8–11 чтение и изучение.

(обед дома, вставать 8–9 часов, ложиться 11–12 час., прекр. тел. 8 час.)».

Работа в ГПУ, НКВД, НКПС дополнялась нагрузкой в различных комиссиях и комитетах, а также партийной нагрузкой. Так, вскоре после приезда из Сибири, 27 марта – 2 апреля 1922 г. Дзержинский участвует в работе XI съезда РКП (б). На съезде были подведены итоги первого года НЭПа. В приветственном слове Ленин указал: «Товарищи! Вы собрались на этот съезд впервые после целого года, в течение которого интервенция и нашествия капиталистических государств, по крайней мере в наиболее прямой их форме, не тревожат нас. Первый год мы имеем возможность посвятить свои силы настоящим, главным, основным задачам социалистического строительства. В этом отношении мы сделали, несомненно, только первые шаги. Но я уверен, что если мы сделанное нами оценим с надлежащей трезвостью и не побоимся глядеть прямо в глаза действительности, не всегда приятной, а иногда и совсем неприятной, то все трудности, которые только теперь вырисовываются перед нами во всем размере, все эти трудности мы, несомненно, преодолеем. Бедствия, которые обрушились на нас в этом году, были едва ли еще не более тяжелыми, чем в предыдущие годы. Точно все последствия войны империалистической и той войны, которую нам навязали капиталисты, точно все они собрались вместе и обрушились на нас голодом и самым отчаянным разорением. Эти бедствия сейчас далеко еще не преодолены. И никто из нас не рассчитывает, что их можно одолеть быстро. Но если мы сохраним и укрепим единство нашей партии, если мы из международных трудностей выйдем так же успешно, как мы выходили до сих пор, если мы все силы устремим на решение тех задач, которые сейчас с безусловной необходимостью вытекают из теперешних условий, то тогда нет сомнения, что мы все эти трудности преодолеем».

Тезис о единстве в партии Дзержинский поддерживал всегда. Не случайно вскоре на съезде его включили в специальную комиссию из 19 членов делегатов съезда по рассмотрению дел представителей рабочей и прочих оппозиций. Помимо него в комиссию вошли Сталин, Каганович, Киров, Ярославский и т. д. При этом руководство Дзержинским ГПУ было вторичным при принятии этого решения, более важна была его личная позиция и моральный авторитет в партии.

Интересен для Дзержинского был и основной доклад Ленина, в котором содержались положения, непосредственно касающиеся его ведомств, в первую очередь наркомата путей сообщения, хотя сам Дзержинский и не был прямо упомянут в нем. Так, Ленин констатировал плохую работу транспорта. Критикуя Внешторг, который долго решал в феврале 1922 г. вопрос о поставках оплаченных заграничных мясных консервов в Москву, он попутно заметил: «Москва голодает, летом будет голодать еще больше, мяса не привезли и – по всем известным качествам нашего Наркомпути – наверное не привезут». Опять-таки без упоминания фамилии Дзержинского, в другом месте доклада, Ленин скептически высказался о руководстве большинства наркоматов РСФСР: «У нас 18 наркоматов, из них не менее 15-ти – никуда не годны, – найти везде хороших наркомов нельзя, дай бог, чтобы люди уделяли этому больше внимания». При этом, ранее в докладе, он подчеркнул хорошую работу Наркомата Цюрупы и деятельность в этом направлении Рыкова. Очевидно, что и в данном случае, среди прочих наркоматов, речь шла о наркомате путей сообщений, и скорее всего НКВД РСФСР. Безусловно, при этом Ленин не имел в виду результаты командировки Дзержинского в Сибирь. Он давал общую характеристику наркомату (среди прочих), который функционировал в этот период в основном только через чрезвычайные меры. При этом, по обыкновению Ленина, досталось всем наркоматам.

Характерно, что на съезде одним из выступавших, Преображенским, конкретизировались причины неэффективного управления наркоматами. По мнению докладчика, это было результатом совмещения постов. Преображенский привел конкретные примеры: «вывод можно сделать тот, что руководство хозяйственной работой должно быть поручено товарищам, которые должны быть специально освобождены от всякой совнаркомовской вермишельной работы. Тов. Ленин делал большую ошибку, когда он занимался из года в год совнаркомовской вермишелью и не мог уделить достаточно времени основной партработе, партийному руководству, не мог давать вовремя ответы, будучи всецело поглощен этой вермишелью и теряя на ней здоровье. Или, товарищи, возьмем, например, т. Сталина, члена Политбюро, который является в то же время наркомом двух наркоматов. Мыслимо ли, чтобы человек был в состоянии отвечать за работу двух комиссариатов и, кроме того, за работу в Политбюро, в Оргбюро и десятке цекистских комиссий?». Преображенский указал в качестве примера Ленина и Сталина, но еще большим совместителем различных советских постов был Дзержинский. Были у него, вследствие перегруженности работой, и проблемы со здоровьем. Очевидно, что замечание Преображенского не осталось без внимания Дзержинского.

В литературе о Дзержинском часто упоминается негативная оценка Лениным его работы в качестве наркома путей сообщений. Данная оценка приводится со слов бывшего наркома железных дорог, а позднее одного из противников Дзержинского, ключевого оппозиционера 1920-х гг. Л. Д. Троцкого.

Материалы доклада Ленина вроде дают подтверждение этим мемуарам.

Однако, на наш взгляд, это упрощение ситуации. Во-первых, нет датировки. Конфликтная ситуация могла иметь место в самом конце декабря 1921 г., когда случились перебои со снабжением из Сибири. На это указывает ряд обстоятельств. В первой половине декабря 1921 г. у Дзержинского не было каких-либо проблем с докладом. Так, Протокол Политбюро № 84 от 8 декабря 1921 г. (пункт 20) фиксировал предложение Дзержинского заслушать доклад о положении транспорта. На нем было также решено предложить СТО в закрытом заседании заслушать доклад Дзержинского об экономическом положении транспорта, с тем, чтобы практические решения были предварительно внесены для проверки в Политбюро. Далее у него был выезд в Петроград, где он пробыл три дня, а по возвращении препятствий его докладу не было. Очевидно, какие-либо проблемы с докладом и встречей с Лениным могли иметь место только в последней декаде декабря. Ленинский отказ принять Дзержинского в более ранний период если и имел место (как указывал Троцкий), то он мог иметь иные причины, связанные с реорганизацией ВЧК. Сам же Ленин к съезду имел косвенное представление о состоянии железных дорог, т. к. в начале 1922 г. он жил в Подмосковье в совхозе ВЧК Костино (17 января – 1 марта). В 1924 г. именно здесь будет основана по поручению Дзержинского знаменитая Болшевская трудовая коммуна ОГПУ.

Возможным моментом более поздней даты может быть искаженная информация, которую Ленин получал весь 1921–1922 г. от своего протеже в наркомате путей сообщений Ломоносова. У Дзержинского и Ломоносова были сложные отношения.

Хотя сибирская экспедиция Дзержинского оказалась достаточно эффективной, но вопрос об эффективности НКПС все же весной 1922 г. поднимался руководством страны. Так секретарем ЦК Сталиным 6 мая 1922 г. была отправлена телефонограмма зам СТО Цюрупе (копия Ленину), в которой говорилось о просьбе собрать комиссию в составе Цюрупы, Рыкова, Кржижановского, Каменева, Дзержинского о состоянии НКПС для намечения практических мер улучшения с предварительным сообщением о результатах совещания в секретариат РКП.

В любом случае съезд мало что изменил в политическом положении Дзержинского. Он среди других 27 человек был вновь избран в ЦК РКП (б). По-прежнему нагрузка Дзержинского не ограничивалась тремя ведомствами, он вновь будет получать различные должности и поручения. Так, 20 июня 1922 г. Постановлением Совнаркома Дзержинский был введен в состав Особого временного комитета науки при СНК. 6 июля Дзержинского ввели в состав комиссии Троцкого по промышленности.

Большая нагрузка была у Дзержинского по линии ГПУ. Открытый Политический процесс над партией эсеров 1922 г. курировал Уншлихт, и именно он решал ключевые вопросы. Дзержинский же давал общие рекомендации, и его роль в практической работе по подготовке процесса и его ведению была не столь значимая. В этот период Дзержинский был более плотно задействован в других разработках ГПУ. Так, более важна была его роль в разрешении вопроса о высылках лиц. Позднее, 18 января 1923 г., Политбюро приняло решение предоставить наркомвнудел Дзержинскому право, с последующим докладом в Политбюро, принимать меры в тех случаях, когда это окажется необходимым в отношении высылаемых в смысле приостановки тех высылок, по поводу которых состоялось решение Политбюро ЦК.

Летом 1922 г. произошел интересный случай с автомобилем Дзержинского. «В гараже ГПУ раздался телефонный звонок: «Говорит Дзержинский, немедленно подайте мне машину». Машина была подана по указанному адресу. Уже стемнело, а она не возвращалась. В гараже забеспокоились. Позвонили секретарю Дзержинского, но ответил сам Феликс Эдмундович.

– Как? Вы у себя, а где же машина?

– Какая машина?

– Да ваша. Вы же вызвали, и вот ее нет до сего времени.

– Немедленно отыскать машину, пассажиров – ко мне в кабинет!

Автомобиль был задержан, а обнаруженный в нем человек был доставлен в кабинет Дзержинского. Перед Феликсом Эдмундовичем предстал невысокого роста человек в солдатской шинели и фуражке. Бородка клинышком, усы. Доставленный был сильно взволнован, побледнел, усы, борода, губы тряслись.

– А! Дзержинский! – иронически заговорил председатель ГПУ. – Приятно с вами познакомиться. А я думал, что я Дзержинский. Оказывается, вы! Посмотрите, точно Дзержинский. Усы, бородка, одежда! Только вот ростом не вышел…

Пассажир пытался броситься на колени. Путался, прося прощения. Феликс Эдмундович предложил ему твердо держаться, спокойно рассказывать всю правду: зачем вызвал машину, куда ездил. Пока это происходило, стало известно, что задержанный – сотрудник Наркомпути. Никогда ни в чем предосудительном не был замечен, но почему вызвал машину, выяснено не было. Пассажир рассказал об этом сам.

– Сегодня воскресный день… Товарищи решили вместе отдохнуть. Пообедали, выпили… Захотелось с шиком покататься по Москве. Моим товарищам вызвать машину из гаража Наркомпути не удалось. Я назвал их шляпами и поспорил с ними, что вызову машину из гаража ГПУ. Меня подняли на смех. Я предложил товарищам пари, которое было принято. Машина пришла, и мы отправились кататься. Стемнело. На одной из улиц поперек встала чья-то машина, из которой вышли военные. Мои спутники сразу исчезли, а я растерялся.

Пассажир совершенно отрезвел. Феликс Эдмундович назвал все это преступным трюком, который заслуживает самого строгого наказания. Казалось, все кончено: судьба сотрудника Наркомпути незавидная. Но, оказывается, мы ошиблись. Дзержинский поднялся из-за стола и, подойдя к пассажиру, по-отцовски сказал:

– Вы совершили серьезное преступление, угнав государственную машину, и заслуживаете наказания. Но вы правильно поступили, что чистосердечно признали свою вину. Кроме того, вы, как нам сообщили, безупречный работник. Поэтому мы прощаем вас в надежде, что больше вы ничего подобного не повторите. Вместе с тем должен заметить, что вы преподали нам большой урок. Оказывается, у нас в гараже сидят ротозеи, зеваки. У них из-под носа была уведена машина председателя ГПУ. Подумать только! Вы свободны.

Пассажир исчез, как будто его ветром вынесло. Феликс Эдмундович предложил составить приказ с инструкцией пользования машинами гаража. Дело было налажено, виновные понесли заслуженное наказание».

24 августа 1922 г. решением Политбюро было решено принять карательные меры партийного характера в отношении членов партии, дающих взятки, или попустительствующих им, для чего создать комиссию в составе Куйбышева, Дзержинского и Рыкова. Вскоре Дзержинский был назначен председателем комиссии Совета Труда и Обороны по борьбе со взяточничеством. Это не было случайно, так как Председатель ВЧК-ГПУ всегда заявлял о том, что только подчиняющиеся ему органы могут осуществлять эффективную борьбу с преступлениями по должности. Более того, его слова не расходились с делом, он боролся с взяточничеством, как в ВЧК, так и НКПС. Поэтому выбор Дзержинского в качестве председателя указанной комиссии был очевиден. Вскоре, 25 сентября 1922 г., незадолго до очередного отпуска, Дзержинский подписал приказ ГПУ № 230:

«… 1. В Центре и на местах развить деятельность секретно-агентурного аппарата, для чего:

а) задания секретным осведомителям и агентам направить в сторону выяснения лиц, преимущественно крупных, берущих, дающих, посредничествующих в деле взятки и знающих об этом, а также выяснения организационных недочетов в учреждениях, способствующих волоките и взяточничеству;

б) ввести в очаги взяточничества секретных агентов и дать им задание в том же направлении;

в) в целях возможно скорейшего продвижения дел о взяточничестве направлять их в судебные места по подсудности с точным соблюдением установленных законом процессуальных сроков (не более месяца…) и по возможности сократив вдвое допускаемый законом срок, т. е. до двух недель при дознании и месяц при следствии;

г) произвести срочную разработку агентурных материалов, в которых подозревается взяточничество;

д) выделить ударную группу разведчиков для проведения операций, связанных с разработкой агентурных дел о взяточничестве;

е) усилить финансирование секретных операций по борьбе со взяточничеством.

2. Развить деятельность следственного аппарата:

а) выделить особо опытную и исполнительную группу активников для проведения операций по делам о взяточничестве (техническое выполнение обысков, выемок, ареста и проч.);

б) выделить часть транспортных средств – для производства по делам о взяточничестве операций во всякое время дня и ночи;

в) выделить экспедиционные средства для срочного доставления повесток, вызовов и вообще для связи в течение круглых суток.

3. Подготовить для опубликования в прессе суть наиболее крупных дел, бывших в производстве органов ГПУ (ЧК), и вынесенных по ним приговоров, а также подготовить к опубликованию наиболее характерные дела, раскрытые органами ГПУ и переданные в судебные учреждения.

Кроме того, подготовить списки лиц, которые когда-либо привлекались за взяточничество, в настоящее же время работающих в госучреждениях.

4. Организовать широкий прием заявлений о взяточничестве.

5. При обэкосо, губэкосо будут созданы специальные комиссии по борьбе со взяточничеством, установите контактную работу с этими комиссиями через представителей органов ГПУ в этих комиссиях.

6. Наметить группы сотрудников, на которых комиссиями по борьбе с взяточничеством в период проведения кампании будут возлагаться ревизионные функции.

7. Деятельность органов ГПУ должна охватить в первую очередь НКПС, ВСНХ, НКВТ, НКПрод, Центросоюз и НКВД (по коммунхозу и милиции), а также торговые, фабрично-заводские и посреднические органы этих ведомств на местах. Подсудными по статьям о взяточничестве считаются не только лица, дающие или берущие взятку, но и лица, которые знают об акте взятки и по служебному положению могут и обязаны были бы принять меры для немедленного пресечения; этих лиц рассматривать как виновных в укрывательстве. Настоящий приказ принять к исполнению в качестве ударности». Аппарат ГПУ стал основой для проведения спецопераций против взяточников.

Только обозначив начало работы с взяточничеством как явлением, Дзержинский мог уехать в отпуск на Черноморское побережье Кавказа. Отвечавший за работу Северо-Кавказского крайкома Г. К. Орджоникидзе 25 сентября 1922 г. сообщал Председателю СНК Абхазии Н. А. Лакобе: «Дорогой тов. Лакоба! Могилевский и Атарбеков тебе наверное уже сообщили о том, что тт. Дзержинский, Ягода и другие едут в гости к тебе на два месяца. Надо их поместить в лучшем (чистом, без насекомых, с отоплением, освещением и т. д.) особняке у самого берега моря. Быть во всех отношениях достойными абхазцу гостеприимными хозяевами, в чем у меня нет никакого сомнения. Подробнее расскажет податель сего. Будь здоров. Крепко жму твою руку».

Дзержинский был размещен на одной из лучших дач Сухуми: даче Смицково. В начале 1924 г. именно сюда отправят отдыхать Л. Д. Троцкого. В ней же отдыхал ранее и Г. Е. Зиновьев.

«Поздней осенью 1922 года, отдыхая в Сухуми, Феликс восхищался его окрестностями и чудесными видами. Он писал мне оттуда 10 ноября: «Тут солнце, тепло, море безбрежное и вечно живое, цветы, виноградники, красиво как в сказке… Кругом пальмы, мимозы, эвкалипты, кактусы, оливковые, апельсиновые и лимонные деревья, цветущие розы, камелии, магнолии – повсюду буйная растительность, вдали же цепи покрытые снегом гор, а ниже огромные леса».

Отдых, как всегда, сопровождался ревизией местных отделов подведомственных Дзержинскому органов. В частности, Дзержинский ознакомился осенью 1922 г. с состоянием портов в Сухуми и Батуми. Привлекался Дзержинский и к разрешению вопроса о железных дорогах и шпалах на Северном Кавказе (телеграмма Сталина от 29 сентября). Однако в этот период его отдых был дополнен более весомыми событиями и, соответственно, действиями.

Это был период бурного обсуждения проектов Конституции СССР. Фактически, хотя и в разное время, заявлены были два проекта Конституции СССР. Первоначальный проект предусматривал вхождение союзных советских республик в состав РСФСР. Это был августовский проект конституционной комиссии под председательством В. Куйбышева, в которой преобладали сторонники точки зрения Сталина о автономизации республик. Позицию Сталина поддерживали и многие видные члены коммунистического руководства страны, не входившие в комиссию, в т. ч. Ф. Дзержинский. Вопрос был не только в хороших отношения Дзержинского и Сталина, но и в весомых доводах в пользу автономизации республик.

Во-первых, уже имелся подобный опыт государственного строительства в период Гражданской войны. Еще 1 июня 1919 г. решением Политбюро была создана специальная комиссия по координации военно-экономических действий советских республик, которую возглавил Л. Б. Каменев. Речь шла и об объединении, и их формах, в т. ч. о подчинении РСФСР республиканских наркоматов: «Директива ЦК РКП (б): предписывает утвердить наркомов РСФСР союзными наркомами, а наркомов Украины их уполномоченными». Ввиду того, что летом вскоре в 1919 г. осталась одна РСФСР, было принято компромиссное решение о включение представителей ВЦИК республик в ВЦИК РСФСР. Тем самым ВЦИК РСФСР выполнял функции союзного органа, в котором были представители Украины (30 делегатов), а затем и ряда других республик. Схожая ситуация была и в ВСНХ РСФСР, в который были делегированы представители республик. Таким образом, имелся прецедент исполнения органами РСФСР неких союзных функций и вхождения в них представителей республик.

Во-вторых, сталинский план автономизации республик не только был более экономичным, но и более целесообразным, в виде использования общих ресурсов в плане общей внешней и внутренней политики.

В-третьих, существовала проблема автономий РСФСР, которых было более 20-ти на тот момент. Многие из этих автономий либо территориально (ДВР, Туркестан и т. д.), либо по населению и промышленному потенциалу (автономии Поволжья) были неизмеримо больше, чем любая из республик, исключая Украину. Характерно, что первоначально именно представитель Украины Х. Раковский выступил против проекта, но вскоре его «усмирили». Таким образом, если бы осуществился план равноправного вхождения национальных республик в СССР (будущий проект, поддержанный Лениным), то того же равноправия потребовали бы башкирские, татарские и очень многие другие автономии РСФСР. В одном случае были бы обижены республиканские автономии, в другом – автономии РСФСР. Последних автономий было не только больше, но и развиты они были больше, чем республики Закавказья или Белоруссия. Поэтому сталинский план, после некоторого сопротивления украинских членов комиссии, был принят в конце августа 1922 г.

Однако конфликт вокруг проекта союзного государства вышел на новый уровень. Теперь против проекта автономизации республик решительно выступили руководители компартии Грузии. Их возражения сводились к ущемлению грузинской автономии. По существующему плану, она входила в РСФСР автономией не первого уровня, а второй: в составе объединенной закавказской автономии ФСССРЗ, куда входили Грузия, Армения, Азербайджан. Тем самым Грузия, наиболее развитая из республик ФСССРЗ, была бы приравнена фактически к национальным округам РСФСР. Против этого резко выступили грузинские коммунистические лидеры К. Махарадзе, Б. Мдивани, Окуджава и другие. Они грозили отставкой всего руководства компартии Грузии, в том случае если их требование о непосредственном вхождении в союзное государство не будет услышано.

23 сентября 1922 г. представителей республик вызвали на заседание комиссии Оргбюро ЦК РКП (б) по вопросу «О взаимоотношениях РСФСР и независимых республик». За сталинский проект проголосовали представители всех республик, за исключением воздержавшегося представителя Грузии. Это было связано с рядом уступок со стороны Центра к республикам. Им теперь разрешили иметь своих представителей в Президиуме ВЦИК, согласовывать назначение уполномоченных общесоюзных наркоматов, назначать в заграничные представительства наркоматов иностранных дел и внешней торговли своих представителей. Наркомат финансов из общесоюзного был переведен в разряд союзно-республиканских. Комиссия приняла проект за основу и рекомендовала его пленуму ЦК.

Ленин заступился за грузинских коммунистов, предложив альтернативный проект союзного государства. Сталин 26 сентября принимает ряд поправок Ленина. На следующий день Ленин встретился с Мдивани и потребовал больших изменений в пользу республик. Сталин пишет известное предложение: ««Нужна, по-моему, твердость против Ильича. Если пара грузинских меньшевиков воздействует на грузинских коммунистов, а последние на Ильича, то спрашивается, при чем тут „независимость“?».

Грузинским коммунистам удалось вывести конфликт, вроде бы улаженный путем уступок центра, на новый уровень. Они вновь смогли получить поддержку Ленина. Важнее было то обстоятельство, что к этому периоду уже сколотился сильный антисталинский блок ряда лидеров руководства Союза. Безусловно, можно прямо указать на Л. Б. Каменева, через которого и связались грузинские коммунисты с Лениным, но имелся еще ряд политических фигур, которые резко меняли ситуацию с первым письмом Ленина. Вопрос был не в том, что Ленин возвращался в политику, но в том, что помимо Каменева против Сталина в той или иной степени выступили Зиновьев и Троцкий. На наш взгляд, споры о форме создания будущего Союзного государства были также началом и споров о возможности построения социализма в одной стране. Ленинский проект вполне сочетался с идей мировой революции. Будущие республики просто входили бы в союзное государство, вхождение же в РСФСР новых республик представляется менее вероятным, что приводило бы к более сложным структурам. Отметим, что Л. Д. Троцкий и Г. Е. Зиновьев были приверженцами идеи мировой революции. Восемнадцатого октября 1922 г. Ленин вышел на работу. Ситуация резко менялась, ленинский проект победил.

Амбиции грузинского руководства остались. Последних Сталин и его сторонники (Орджоникидзе) обвиняли в национал-уклонизме. В ход на местах шли различные оскорбления с обеих сторон. Более того, грузинские коммунисты написали «жалобу с площадной руганью на Орджоникидзе», обвинив его в склоке. Сталин вынужден был уточнять обстоятельства появления этой жалобы в телеграмме Орджоникидзе от 21 октября. На следующий день Сталин отправил новую телеграмму Орджоникидзе о необходимости решительной борьбы с проявлениями национализма и ликвидации склоки в ЦК КП Грузии. В ней он писал: «Мы намерены покончить со склокой в Грузии и основательно наказать Груз. Цека. Сообщи кого мы должны еще перебросить из Грузии, кроме отозванных четырех… По моему мнению надо взять решительную линию. Изгнать из Цека все всякие пережитки национализма».

Орджоникидзе называл руководителей Грузии седобородыми старцами, лоточниками, те тоже не оставались в долгу. Орджоникидзе обвинялся в предательстве грузинских интересов, в том, что он ишак Сталина и во многом другом. Вплоть до неведомых взяток. В конечном итоге Орджоникидзе отвесил пощечину Кабахидзе, который лично оскорбил его. Таким образом, в конечном итоге ситуация дошла до рукоприкладства.

24 октября было принято Постановление ЦК РКП (б) об удовлетворении ходатайства общегородского партсобрания собрания Тифлиса о смене состава ЦК компартии Грузии (принятие их отставки) и утверждении списка нового состава ЦК. Филипп Махарадзе 26 октября направил по прямому проводу материал Сталину о ситуации, а тот переправил его Троцкому. Махарадзе и другие бывшие руководители пытались апеллировать к партийным грузинским низам, «к районам», по выражению Сталина. В связи с этим 12 ноября Сталин послал новому секретарю компартии Грузии Ломинадзе и Орджоникидзе телеграмму по вопросу об отстранении старого состава ЦК КП Грузии и недопустимости их апелляции «к районам», рекомендовав отозвать Ф. Махарадзе, С. Кавтарадзе и Цинцадзе в Москву.

Ленин был крайне недоволен ситуацией. Сталин в телеграмме Орджоникидзе даже писал, что Ленин взбешен. Он требовал его информировать обо всех фактах инцидента. Председателем специально созданной Политбюро по этому поводу комиссии был назначен находившийся на Северном Кавказе Дзержинский. Вопрос о создании и составе комиссии еще был решен 25 ноября, о чем тогда и сообщил Дзержинскому своей телеграммой Сталин. Дзержинский получил телеграмму на следующий день. Комиссия, рассмотрев инцидент, приняла сторону Орджоникидзе, считая, что у него было основание ответить на оскорбление. Ленин, усмотрев возможность сговора, потребовал предоставить ему все документы комиссии, включая заявление пострадавшего Кабахидзе. Обратился он в РКИ к Сольцу. В ответ Сольц сообщил Ленину о пропаже заявления Кобахидзе в ЦКК и наличии объективного мнения Рыкова об оскорблениях Орджоникидзе со стороны Кобахидзе. Тем самым Сольц подтверждал Ленину (через Фотиеву) выводы комиссии Дзержинского.

Следует, однако, отметить, что «пропажа» документов под вопросом. Дзержинского и Сольца слишком многое связывало. Не только Сольц, но Дзержинский часто поддерживал Сольца. Наиболее известна ситуация с арестом Сольца московской милицией. Однажды Сольц ехал на трамвае на заседание ЦК. По одной из версий, он забыл взять билет, по другой, у него сначала произошел конфликт с пассажиром и только потом с кондуктором. Во время выяснения отношений с кондуктором Сольц неоднократно был оскорблен последним «жиденышем», «пархатым стариком» и т. д. Возмущенный Сольц потребовал вызова милиционера. Однако тот встал на сторону кондуктора, присоединившись к оскорблениям Сольца. Он арестовал Сольца и привел в отделение милиции. Здесь словесные оскорбления в адрес Сольца были продолжены. Дежурный милиционер, признал, что милиционер нехорошо выразился про «жида», но вот оскорблять красных милиционеров никому нельзя. Сольцу было отказано во встрече с начальником отделения и его отправили в тюремную камеру. Отказано Сольцу было и в звонке Дзержинскому. Только после того, как Сольц показал свое удостоверение члена ЦК, Дзержинскому позвонили. Прибывший через 20 минут Дзержинский освободил Сольца и приказал заколотить помещения отделения досками. В этот же день ОГПУ был отдан приказ о ликвидации данного отделения милиции с увольнением всех его членов. Очевидно, что в данном происшествии сказывалась не только нетерпимость Дзержинского ко всякого рода проявлениям национализма, но и особые отношения с Сольцем, которого он считал подлинным революционером и своим близким товарищем. Так или иначе, документы затерялись и Ленин мог только возмущаться «великодержавностью» Сталина, Орджоникидзе и Дзержинского, написав впоследствии даже специальную статью по этому поводу.

Скоро будет созван I съезд Советов СССР. На нем Дзержинский был избран членом ЦИК СССР. Как делегат съезда он голосовал 30 декабря 1922 г. о создании СССР.