Глава вторая
Рус Григорьевич уже мысленно просчитал два первых удара, которые сразу резко сократят число нападающих. Для этого ему самому требовалось совершить только один шаг, и точно такой же шаг требовалось совершить первому из засады. Лицо у человека было, как позволил рассмотреть свет над входом, откровенно кавказского типа. И у его ближайшего напарника тоже. Рассмотреть остальных Поленьев не торопился. Успеется…
Но не успелось. Прямо рядом с крыльцом за спиной старшего лейтенанта вдруг заскрипели тормоза, резко остановился на тротуаре микроавтобус, сдвинулась дверца салона, и оттуда выскочили два человека с автоматами наизготовку. Лица закрывали маски «ночь». Против двух автоматных стволов даже «человек-оружие» вынужден если не спасовать, то проявить осторожность и дождаться более удобного для себя момента к сопротивлению. Рус Григорьевич сначала подумал, что все это одна компания. И то, что организатор засады на старшего лейтенанта сделал пару шагов в сторону, никакой роли не играло. Но тут открылась передняя пассажирская дверца микроавтобуса, и на асфальт выпрыгнул человечек до смешного мелкого роста. Хотя вполне возможно, он только рядом со своими автоматчиками казался таким маленьким, поскольку оба они были, как говорят в просторечье, громилы. Человечек шагнул к Поленьеву и, глядя ему в глаза, спросил:
– Старший лейтенант Поленьев?
– Так точно… – привычной армейской формулировкой ответил Рус Григорьевич.
– Разрешите задать вам несколько вопросов…
– Позвольте поинтересоваться, с кем имею честь?
– Подполковник Разметьев, Военный следственный комитет, старший следователь по особо важным делам… – Подполковник показал раскрытое удостоверение, рассмотреть в котором что-то в полумраке было невозможно, и сразу же спрятал его.
– По какому поводу разговор?
– Садитесь в машину, я там вам все объясню.
– Возражения, как я понимаю, не принимаются… – кивнул Рус Григорьевич на автоматные стволы, которые смотрели на него тупо и уперто своими черными равнодушными жерлами.
– Не принимаются, вы верно заметили. Хотя я вас заранее ставлю в известность, что это не задержание. Прошу вас в машину только на несколько слов. Это во избежание различных возможных эксцессов. Конечно, мои подчиненные не верят, что офицер спецназа ГРУ сможет им противостоять, тем более безоружный. Они все-таки тоже спецназовцы. Но я видел ваших парней в действии, наблюдал однажды, как у вас тренируются солдаты, и потому не желаю никому неприятностей. Ни вам, ни своим подчиненным, ни даже себе. Попрошу в машину, Рус Григорьевич. Поговорим «на бережку»…
Поленьев оглянулся. Люди, стоявшие на крыльце, скрылись в здании вокзала. Только-только закрылась дверь за последним.
– А что, своих сотрудников здесь оставляете? – кивнул на нее старший лейтенант.
– Каких сотрудников?
– А эти вот… Восемь типов…
– Мои сотрудники со мной. Вы каких-то посторонних приняли за моих сотрудников… Это бывает, особенно когда человек знает за собой вину. Ладно, садитесь в машину…
Рус Григорьевич заглянул в салон микроавтобуса. Там никого не было. Водитель в форме сидел на своем месте. По логике, два человека в масках «ночь» должны были сейчас разделиться. Один должен первым забраться в салон, а второй с улицы обязан подстраховывать автоматом. Но они, повернувшись, оказались друг за другом. Причем передний мешал действовать заднему. Не умеют парни ситуацию просчитывать. Некому было их учить. Но старший лейтенант не собирался необдуманно нейтрализовать их, и не только потому, что его самого сильно интересовали вопросы, которые ему намеревался задать этот подполковник из Следственного комитета, а еще и потому, что никакой вины за собой не знал. Он спокойно сел в салон. Автоматчики тут же заняли места напротив, а подполковник Разметьев забрался на переднее пассажирское сиденье и многозначительно произнес:
– Итак…
– Я готов вас выслушать, товарищ подполковник.
– Нет. Это я готов вас выслушать…
– А я вам ничего не имею сообщить… Если у вас есть что спросить, спрашивайте, а то скоро за мной придет машина, и я уеду. С вашего разрешения или без него…
– Даже так! Ну-ну… Вопрос я задам. Как вы расстались вчера вечером с майором Осинцевым?
Рус Григорьевич вопросу сильно удивился. Он, честно говоря, ожидал, что вопросы подполковника будут касаться недавней полугодовой командировки на Северный Кавказ. Его попытаются заставить вспомнить какие-нибудь подробности, а скорее всего, эти подробности должны касаться трофейного оружия, что осталось во взводе. Но это общепринятая норма. Оставляют обычно себе на усиление ручные пулеметы. Пара лишних ручных пулеметов в дополнение к одному штатному – это безопасность солдат в рейде, это возможность подавления противника плотным массированным огнем, следовательно, опять же забота о жизни солдат. Но и в этом вопросе командира взвода можно было бы только упрекнуть, но никак не предъявить обвинения, потому что найти эти дополнительные пулеметы без «стукача» не сможет самая серьезная проверка. А «стукачей» у него во взводе не было. В этом вопросе Рус Григорьевич готов был руку на отсечение дать. Оказалось, разговор не о том.
– При чем здесь майор Осинцев?
– Я вопрос задал, товарищ старший лейтенант. Повторить? Как вы расстались вчера с майором Осинцевым?
– Обыкновенно расстались. Получил от него приказ, пошел в канцелярию, оформил командировочные документы, продовольственный аттестат, потом зашел к дежурному по батальону, сдал свой пистолет…
– Вот этот вопрос интересный. Вы пистолет, значит, сдали…
– Конечно. Я же не в командировку направлен. Я откомандирован в распоряжение командира другой воинской части. В этом случае табельное оружие сдается на месте предыдущей службы. Все как полагается.
– И обойма была полная?
– Так точно, товарищ подполковник. Полная. И запасная тоже полная.
– Так… Дальше…
– Забыл сообщить, что в связи со срочным отъездом не успел по правилам передать взвод ни новому командиру, который еще не назначен, ни командиру роты, как это полагается делать в подобных случаях. Но начальник штаба майор Осинцев сказал, что приемо-сдаточный акт уже отпечатан, мне следует только подписать его со своей стороны, а командир роты подпишет завтра. Майор обещал акт утвердить. Я, естественно, подписал. Потом сообщил об этом командиру роты, который на моей машине и отвез меня на вокзал в Зареченск. Ключи и документы на машину он передаст позже моей жене, когда она вернется из отпуска.
– А к майору Осинцеву вы зачем возвращались?
– Я к нему не возвращался. А что случилось?
– А с чего вы взяли, что что-то случилось? – Подполковник Разметьев резко обернулся и пристально посмотрел на Поленьева маленькими злыми глазами-буравчиками.
– Ваши вопросы дают повод, товарищ подполковник.
– Наручники на него наденьте… – скомандовал Разметьев своим спецназовцам.
– Руки давай, старлей… – рявкнул один из них, доставая уже приготовленные наручники.
Однако в этот момент кто-то сильно стукнул кулаком в дверцу салона микроавтобуса. Так сильно, что Рус Григорьевич мог бы без проблем воспользоваться ситуацией и уложить и спецназовцев, и подполковника вместе с водителем. Но что это дало бы? Поленьев считал, что стал жертвой какого-то недоразумения, и был уверен, что это недоразумение быстро разрешится, а его активное сопротивление, напротив, будет отягчающим обстоятельством. И не стал действовать на опережение.
Подполковник Разметьев опустил стекло в своей дверце и высунулся, явно желая окрикнуть кого-то, но как-то вдруг весь сжался и стал похож на перепуганного мальчишку. Он очень вежливо поздоровался в окно и бросил через плечо:
– Откройте дверь…
Один спецназовец все так же держал в руках наручники, а второй, опустив ствол автомата в пол, протянул руку и открыл дверцу. Она сдвинулась до упора и зафиксировалась в открытом положении. Рядом с машиной стоял человек в гражданской одежде, высокий, сухощавый, с тяжелым суровым взглядом.
– Иван Афанасьевич, я думал, вы правильно поняли мое недавнее к вам обращение… – с укором сказал он, обращаясь к подполковнику Разметьеву.
– Товарищ полковник, я просто произвел задержание главного подозреваемого в убийстве, и все. Несмотря на ваше предупреждение, я обязан так поступить…
– Вы суетесь в дела, которые вас не касаются и к которым у вас по вашему служебному рангу просто нет доступа. Я вас предупреждал. А вы продолжаете упорно мешать проведению операции ГРУ, о которой вам даже знать не положено. Короче говоря, так, Иван Афанасьевич, я забираю у вас старшего лейтенанта Поленьева, освобождаю его и попрошу вас впредь не мешать ему выполнять свой служебный долг.
– Я вынужден буду написать рапорт в ваше Управление собственной безопасности, товарищ полковник. И обоснованно докажу, что вы старательно не позволяете нам вести следствие. Не понимая, чего вы добиваетесь, я могу предположить только меркантильные соображения.
– Генерал-полковник Безверхний объяснит соседнему управлению суть. Он в курсе. А вы, товарищ подполковник, можете по этому поводу даже президенту писать… Вам и там укажут на ваше место. В вашем возрасте пора уже понимать, что есть темы, которые вас не касаются. Ростом не вышли. Пойдем, старлей, за тобой уже машина пришла.
Рус Григорьевич приподнялся, чтобы выйти из машины, но подполковника Разметьева, похоже, какая-то змея в ягодицу укусила. Наверное, сухощавый полковник зря про рост упомянул, карлики всегда это болезненно воспринимают.
– Я не могу допустить такого самоуправства! Майор! – грозно прикрикнул он, и спецназовец открывавший дверцу салона, вытянул ногу, как шлагбаумом перекрывая выход, а его напарник, не выпуская из руки наручники, попытался ухватиться за свой автомат. И даже сумел ухватиться, но сразу выронил его на пол, получив от старшего лейтенанта удар локтем в челюсть. А вытянутая нога выполнить незавидную роль шлагбаума не смогла, потому что имела слишком слабое, к тому же открытое для удара каблуком место – коленный сустав. Каблук ударил резко, «шлагбаум» упал под человеческий стон. Полковник в штатском стоял за дверцей с пистолетом в руке и недобро усмехался.
– Подполковника можешь не бить, старлей. Его женщина плевком перешибет – он у нас такой нежный. А тебе сейчас совсем не нужно, чтобы на тебя убийство повесили. Иди к машине.
– Автоматы… – напомнил Рус Григорьевич.
– Иди к машине. Уедешь, я их через пять минут отпущу. В меня они стрелять не посмеют. Да и я сам успею на опережение пулю послать.
Старший лейтенант покинул салон микроавтобуса и сразу увидел, где стоит «уазик» с военными номерами. Подбежав, открыл заднюю дверцу и буквально упал на сиденье. «Уазик» сразу сорвался с места и переехал на встречную полосу, начиная движение в обратную сторону.
Только после этого разворота Рус Григорьевич обратил внимание, что кроме водителя в машине на переднем сиденье находится и пассажир. То есть, говоря точнее, пассажира этого он увидел сразу, но только сейчас сумел рассмотреть немолодого мужчину в очках.
– Помнишь адрес? – спросил тот водителя.
– Конечно, – ответил солдат за рулем, включил сигнал поворота и повернул куда-то на боковую улицу.
Рус Григорьевич почти не знал эту часть Москвы, не ориентировался, где они едут, тем не менее легко запоминал и дорогу, и приметы: повернули направо около аптеки, затем через три квартала прямолинейного движения за небольшим сквером последовал поворот налево и так далее. Наконец «уазик» заехал во двор большого многоэтажного дома, стоящего буквой «П», и человек с переднего сиденья выпрыгнул еще до того, как машина остановилась, показав, что он не так стар, как могло показаться из-за его короткой бороды с проседью. «Уазик» остановился рядом с металлическим гаражом-«ракушкой».
– Выходите, – потребовал водитель. – Дальше поедете с профессором. Меня на выезде обязательно тормозить будут. А я вас не видел, я командира части домой отвозил. Ошиблись те типы с номером, и все. Командир даже время подтвердит…
Старший лейтенант Поленьев не стал спрашивать, кто и по какой причине будет тормозить «уазик» на выезде из Москвы. И так все понятно. Он молча вышел из машины, и она сразу уехала.
Тем временем из гаража с чиханием выбрался старенький запыленный «Москвич», водитель, который оказался, ко всему прочему, еще и профессором, потянулся и изнутри открыл переднюю дверцу, приглашая старшего лейтенанта сесть. Поленьев сел, давно уже забыв, что такое «Москвич» и какие звуки он издает при движении. Профессор не поленился закрыть гараж-«ракушку» на тяжелый висячий замок. И – поехали.
Неподалеку от проезда под МКАД идущая позади машина неожиданно мигнула ярким светом фар.
– Полковник нас страхует, – посмотрев в зеркало заднего вида, объяснил профессор и тут же включил правый сигнал поворота, стал прижиматься к бордюру. – Опять сигналит. Остановиться, наверное, просит…
«Москвич» скромно остановился. Старший лейтенант вышел из машины первым. Позади притормозил ярко-синий «Форд Мустанг» с двумя черными полосами на капоте и такими же полосами на крыше. Из мощной спортивной машины вышел полковник, освободивший старшего лейтенанта от домогательств старшего следователя по особо важным делам Военного следственного комитета. В руках он держал большую двухлитровую пластиковую бутылку пива и камуфлированный армейский бушлат без погон.
– Скоро пост будет. Всех, думаю, будут тормозить, кто город покидает. Куртку надень, погоны свои прикрой. И пиво пей. Прямо при ментах. Ты же не за рулем, тебе можно. Пьющего с утра пиво никто не заподозрит… Поезжайте чуть быстрее, а то мне приходится ехать неприлично медленно для моей машины. Если что, я прикрою… И еще… – Полковник назвал фамилию, имя-отчество, год рождения, место работы, должность и адрес регистрации.
– Запомнил?
Рус Григорьевич без заминки повторил.
Оставалось надеяться, что полковник «прикрывать» намеревается не с помощью пистолета. Новые эксцессы старшему лейтенанту, и без того ничего не понимающему в происходящем, казались лишними.
Как и предположил полковник, сразу за МКАД стояли три патрульные машины ГИБДД и останавливали всех, выезжающих из Москвы. В каждой машине сидели по два дорожно-патрульных инспектора и по два омоновца. Естественно, остановили и «Москвич».
Подошел инспектор, козырнув, представился, попросил документы. Профессор протянул их, а старший лейтенант на глазах инспектора приложился к уже початой бутылке пива. Половину содержимого он вылил еще по дороге. Инспектор заглянул в салон, потянул носом.
– Кого везете? – поинтересовался, словно бы между делом.
– Муж дочери… Все время забываю, как это называется… Зять, что ли?..
– Зять… – подтвердил инспектор, возвращая документы. – Куда направляетесь?
– На дачу. Всю зиму там не были. Глянуть хоть, что творится… А то у соседа в прошлом году в доме всю зиму бомжи ночевали. Загадили все…
– Бомжи попадутся, лучше не стреляйте в них, – шутливо посоветовал инспектор, – а то потом другие могут дом сжечь. Продолжайте движение. Счастливого пути… – Он еще раз аккуратно козырнул.
Омоновцы за время проверки в сторону «Москвича» даже не посмотрели. Вместе со вторым инспектором они стояли возле красивого «Мустанга», то ли проверяя что-то, то ли просто любуясь машиной.
«Москвич» скорость набирал медленно, и скоро мимо него стремительно пролетел мощный «Мустанг». Полковника тоже надолго не задержали…
Дальше по шоссе ехали недалеко, по подсчетам Руса Григорьевича, около двадцати километров. Задние огни «Мустанга» уже давно потерялись из вида, когда «Москвич» начал поворачивать направо. Около двух километров ехали по укатанной проселочной дороге, даже какую-то просыпающуюся деревню миновали, после чего профессор снова повернул. Уже светало. Впереди показались бетонный забор и ворота, которые при приближении машины открылись сами собой, видимо, за воротами их уже ждали. Два солдата с повязками помощника дежурного на рукавах придерживали створки. «Мустанг» стоял на небольшой площадке сразу за будкой КПП. Рядом с ним поставил свой «Москвич» и профессор. Из «Мустанга» вышел полковник, которому Рус Григорьевич сразу отдал пластиковую бутылку с остатками пива. Сам он после проезда поста ГИБДД к пиву не притронулся. Не был любителем этого напитка…
