Глава 5
Замызганные обои неопределенного цвета, потолки, заниженные настолько, что, казалось, стоит лишь выпрямиться в полный рост, и ты непременно впечатаешься теменем в толстый слой смешанной с жиром копоти. Колченогие столы, стулья. Твари, что расположились на них, ничего кроме отвращения и гадливости не вызывают. Стойка бармена. Граненый стакан у меня в руке. Благодаря ему память услужливо рисует мне шефа из той, прошлой жизни. Где ты сейчас, ущербный старик со скрюченными артритом пальцами и глазами обиженного ребенка? Никому не нужный, всеми брошенный, ты наверняка сидишь в точности так же, как я наедине со своим граненым стаканом.
– Гнилое место. Гнилое место, – раз за разом повторяя мысленно эту фразу, я глотал пахнущую специями янтарную жидкость. Замирал на время, прислушиваясь к тому, как она прокатывается по пищеводу, обволакивая тело блаженным теплом. Внутри меня словно что-то сломалось. Какая-то невидимая деталь, без которой жизнь одним махом потеряла вдруг всю свою былую притягательность.
– Не занято?
– Садись.
В сторону говорившего я даже не глянул. Какая, по большому счету, разница чья туша мостится сейчас на жалобно поскрипывающем стуле?
– Что смурной-то такой? Потерял мож чего или баба из дому выгнала? Эй, разлюбезный, я к тебе обращаюсь!
– Да иди ты!
После некоторых раздумий заставил все-таки себя повернуть голову. Ничего экстраординарного: кабанистый мостодонтоподобный субъект с бегающими свинячьими глазками. Череп его лоснится от пота, на пятак налипли крупицы белой кашеобразной субстанции – не иначе как остатки недавнего ужина.
– Советую тебе быть чуточку повежливее. А то знаешь, можно ведь и через прорезь в горле потом отобедать. Или отужинать. Хе-хе!
– Чего надо? – обрисованная свином перспектива ничуть меня не смутила. Даже наоборот: встряхнула что-ли как-то. Прояснился разум, кровь забурлила по жилам, разгоняя остатки алкогольного дурмана с воистину спринтерской скоростью. И зачем только пил, спрашивается?
– Не это ищешь? – Под его лапой было что-то зажато, какой-то прямоугольный лоскут бумаги. Фотография?
Уловив искру заинтересованности в моем взгляде, кабан удовлетворенно хрюкнул. Торопливо протянул листок, словно боясь, что его невменяемый оппонент вот-вот передумает.
Да, действительно, фотография. Трехмерная. На ней белозубо улыбается сногсшибательная блондинка в коротком платье из какого-то невесомого, переливающегося всеми цветами радуги материала. Блондинка явно позирует – правая нога ее слегка выдвинута вперед, демонстрируя удивительной красоты туфли на тончайших каблуках-шпильках. Шикарные, и наверняка жутко дорогущие. Топ-модель, элитная проститутка или дочка местного миллионера. От всего вида девицы веет довольством, уверенностью в завтрашнем дне и какой-то трогательной полудетской наивностью, совершенно неуместной в этом довольно-таки стереотипном образе пресыщенной жизнью самки.
– Ну и зачем ты мне это показываешь? – разочарование мое было столь велико, что я не заметил даже как опрокинул в себя новую порцию отвратительного пойла с труднопроизносимым названием, которое официанты подливали своим клиентам с завидной скоростью. Кабан оказался самым обыкновенным сутенером, которых пруд пруди в любом уголке галактики и далеко за ее пределами. А я-то грешным делом надеялся что…
– Как, разве вы не узнаете? – отчего-то мой собеседник внезапно перешел на «Вы».
– Кого, эту что-ли?
– Ну да, ее. Будьте любезны, посмотрите, пожалуйста, еще раз.
Пожав плечами, я вновь потянулся к снимку. Хм, черты лица вроде бы как будто знакомы, но вот касаемо всего остального…
– Нет, не знаю.
– Не может быть!!! – свинтус встревожился не на шутку. Полез в карман за очками, водрузил их на нос, отчего стал похож на прощелыгу-профессора, у которого, как говорится, «рыльце в пушку». – Да это же Эльвианора Энчана Онбраузен, потомственная Кригоросса, дочь Карама Беруспериона, экс властителя планеты Оооооцингнитарговпачилло, а также пояса Тритауриевых астероидов!!!
За дурака меня держит? Да кто он такой, если думает что я не узнаю свою Эльви в потяганной белой футболке и рваных шортах? Конечно, по-хорошему, им давным-давно место на свалке или в мусорном баке, но… И тут меня осенило: а что если боров действительно говорит правду? Приглядевшись более внимательно к фотоснимку я вдруг замер, не в силах оторваться от пары широко распахнутых глаз, безбрежной голубизне которых могло бы позавидовать само небо.
– Ну вот, теперь вижу, что вы наконец-то узнали изображенную на снимке особу! Позвольте представиться: мое имя Симониус Спармм, я адвокат и по совместительству владелец охранно-сыскного агентства «Азарис». У нас весьма широкий спектр услуг, с перечнем которых вы можете ознакомиться либо посетив страницу нашего сайта либо, так сказать, получив информацию из первых уст…
– Где Эльвианора? – одного-единственного мгновения хватило мне для того, чтобы приблизиться вплотную к говорившему и сомкнуть свои руки на толстой щетинистой шее.
– Прекратите немедленно, вы привлекаете ненужное внимание! А это, можете мне поверить, отнюдь не в ваших интересах! И вообще, прежде чем душить, могли бы и выслушать для разнообразия. Я и так вам все скажу!!!
Действительно, с чего это я? Нервы в последнее время что-то совсем ни к черту. Оставив шею свина в покое, я вернулся на свое место и выжидательно уставился на потерпевшего.
– Итак, начнем с самого начала. Эльвианора Энчана Онбраузен, дочь Карама Беруспериона, была задержана органами правопорядка в одном из супермаркетов торговой сети «Кай-Кай» при попытке расплатиться за товар собственной картой «Межгалбанка».
– Она что-нибудь украла?
– Нет, конечно!
– Тогда в чем ее обвиняют?
– Как, вы не знаете?
– Рассказывай все по порядку. Я устал и мне чертовски не хочется вступать с кем-либо в бессмысленную полемику!
– Все дело в ее отце, – кабаноподобный субъект с дурацким именем Симониус слегка замялся. Затем чуть погодя продолжил, почесывая шею в том месте, на котором совсем недавно сомкнулись мои руки. – Карама Беруспериона на днях свергли. Смертный приговор может быть вынесен и приведен в исполнение в любую минуту. А что касается его дочери – то ее обвиняют в уклонении от налогов. Дело наверняка сфабриковано и в скором времени лопнет, как мыльный пузырь, но ведь мы с вами оба понимаем: достаточно лишь Эльвианоре Энчане Онбраузен оказаться за решеткой, и жизнь ее не будет стоить ломаного гроша. Враги экс-диктатора позаботятся о том, чтобы убрать с доски такую фигуру.
Вот значит оно как. А ведь мой собеседник не врет! Очень уж все логично. Логично, и расписано как по нотам. Глупышка Эльви, что ж тебя угораздило-то так вляпаться!
– Руки в ноги и сваливаем пока корабль не опечатали!!! – это Антонина Семеновна, мой драгоценный лингвин, подала наконец голос, от неожиданности заставивший меня вздрогнуть. А вот фигушки!
– Любезнейший, ты-то чем можешь мне быть полезен? Наверняка ведь разыскивал меня не просто из альтруистических побуждений?
– Вы удивительно прозорливы! – быстрые как ртуть глазки Симониуса масляно заблестели в предвкушении скорой наживы.
* * *
– Одиннадцатый, я Четвертый. Как слышите меня? Прием.
– Четвертый, слышу вас хорошо. Доложите обстановку.
– Докладываю: цель в пределах видимости. Разрешите приступить к операции?
– Разрешаю.
– Ну вот видите – у нас все как по нотам. – отложив коммуникатор, Симониус повернулся в мою сторону.
– Вижу! – буркнул я и поморщился, вспомнив о цене, которую мне придется заплатить за услуги своего расторопного компаньона. Одиннадцать миллионов туберов. Одиннадцать!!! Чтобы наскрести требуемую сумму с утра мне пришлось не только продать И. О. Флопикусу-младшему все драгоценности, как было предусмотрено условиями договора, так еще и сгонять на невольничий рынок. Захваченные нами в плен карлики, бывшие хозяева, «ушли» оптом непростительно дешево, но именно этих денег мне как раз и не хватало. Хорошо что хоть транспортник удалось сохранить! А гуамотарин-то как бесновался, когда я в подробностях пересказал произошедшую с Эльвианорой историю! А остальные! Хотя многие и сочувствовали конечно. Стоит отдать им должное, в особенности профессору Буальвинару, – ведь именно за его счет бывшие пленники теперь отправятся по домам.
Коммуникатор вновь ожил, выплюнув какую-то кодовую фразу и харя сидящего подле меня свина растянулась в довольной ухмылке. Следует сказать, довольно-таки неприятное зрелище особенно для того, кто успел до этого плотно позавтракать.
– Все прошло лучше, чем мы ожидали. Даже обошлось без стрельбы!
– Эльвианора?
– Не волнуйтесь, с ней все в порядке. Как насчет второй части суммы?
– Получишь после того, как я увижу ее целой и невредимой на своем корабле.
– Как вам будет угодно. Вы даже не спросите о деталях операции? Между прочим, довольно нелегко было вызволить вашу подопечную из-под стражи, нам очень повезло, что именно сегодня ее решили перевезти из камеры предварительного заключения в муниципальную тюрьму.
– Детали меня не интересуют.
– Ну как знаете! – настроение у борова просто зашкаливало. Еще бы – получить такую уймищу денег, самому при этом не пошевелив даже пальцем. Я же наоборот – сидел чернее тучи, раз за разом мысленно представляя себе какую «тепленькую» встречу организую своей непутевой белокурой спутнице.
Авто, в котором мы находились сейчас с Симониусом, беззвучно тронулось с места и, ведомое твердой рукою водителя в мышиного цвета униформе, вскоре влилось в общий поток разномастных транспортных средств, несущихся по четырехполосному полотну дороги с поистине дьявольской скоростью. Не прошло и десяти минут, как мы уже подъезжали к космодрому: целому комплексу зашарпанных восьмиэтажных зданий, соединенных промеж собою переходами из полупрозрачного, отдаленно напоминающего пластик, материала. Нам повезло – парковочное место нашлось практически сразу.
– Мне вас тут подождать?
– Нет уж, пройдемте со мной!
Не спеша, стараясь не выделяться из общей массы, мы прошествовали к терминалу 14 «Б», купили билеты на кар и вскоре неслись уже по нескончаемому бетонному полю, обминая громады космических кораблей. Один из них мне особо понравился: белоснежный каплевидный красавец, покоящийся на шести силовых опорах приятного изумрудного оттенка, он гордо устремлял свой носовой шпиль высоко-высоко в небо, казалось бы такой хрупкий, что, стоит к нему лишь прикоснуться пальцем, и он обломится, упадет наземь, словно сталактит с потолка пещеры «Сорек».
– Красавец, не правда ли?
Я лишь молча кивнул, выискивая глазами неказистую тушу своего транспортника.
– Илья, Илюша, дорогой!!! – Эльвианора встретила меня с распростертыми объятиями у самого трапа, молнией метнулась навстречу и принялась осыпать мое лицо такими жаркими поцелуями, что обличительная тирада, которую я так долго репетировал, вдруг мигом выветрилась из моей памяти. Покосился на свина. Так и есть – поганец щерится в ехидной улыбке.
– Да ладно, ладно, чего уж там… – глядя в светящиеся обожанием глаза красотки, я и сам, признаться, изрядно преисполнился волнительностью момента.
Пожалуй, можно было б потерпеть еще какое-то время ее приставания, если бы не вежливое покашливание Симониуса.
И все-таки галактика наша полна сюрпризов. Подумать только – ведь совсем недавно я был самым наиобыкновеннейшим из смертных, погрязшим в каких-то надуманных, приземленных, зачастую совершенно банальных проблемах! А сейчас? Сейчас я капитан настоящего космического корабля, бороздящего просторы Вселенной со скоростью, которой обзавидовался бы даже Михаэль Шумахер, мой твердый взгляд устремлен вперед, вперед, в неизвестность, чужие созвездия зовут меня туда, где все еще есть место для настоящего подвига. Да, кстати, о чем это я? Голова что-то совсем не своя, а на темени ощущается шишка настолько впечатляющих габаритов, что, будь она автомобилем, а не комком органической материи, для нее смело можно было бы заказывать гараж. Господи, да что произошло то? Так, прощание со свиномордым то ли директором, то ли владельцем охранно-розыскной фирмы помню, помню как всунул ему в лапы саквояж с деньгами. Что еще? Сирены помню. Были сирены? Да, точно, были. А потом? А дальше память девственно чиста, как новый лист, который еще не успел пожрать ксерокс. Спокойно. Главное не нервничать. Сейчас все разъяснится, всего-то навсего надо открыть глаза.
Открываю. Вижу кусочек пола и чью-то ногу. А еще – здорово подванивает хлевом. Знакомый такой запах, наводящий на весьма и весьма нелицеприятные подозрения.
– Симониус???
– Хе-хе! Я уж подумал было, что слегка перестарался.
– Может быть хоть ты объяснишь мне, что здесь происходит?
Слегка повернув голову, я умудрился поднять глаза чуть выше и был вознагражден видом лоснящегося от пота свинячьего рыла своего недавнего сообщника. Тот, похоже, совсем неплохо себя чувствовал, вальяжно восседая на моем (моем!!!) командирском кресле в кают-компании.
– Происходит? Да как бы это тебе сказать? Сейчас, на данный момент, уже ничего. Ты встать-то сам сможешь?
Смогу ли я встать? Между прочим, вполне закономерный вопрос. Я прислушался к внутренним ощущениям, привычно проводя диагностику своего многострадального организма. Так, новых переломов нет – по крайней мере, на руках и ногах, иначе наличествовало бы этакое своеобразное чувство, как будто твоя конечность туго окольцована невидимым стальным браслетом. Уже хорошо. Почки, печень? Тоже вроде бы порядок. А вот с головой не все так радужно. Стоило мне встать на колени как комната завертелась вокруг меня как потерянная, пол же, норовя выскользнуть из-под ног, принялся выписывать такие замысловатые пируэты, что пришлось тотчас же сменить диспозицию, намертво впечатавшись в него пятой точкой. Чтобы никуда не делся, значит.
Ну все понятно: простой шишкой здесь не обошлось – налицо явное сотрясение мозга N-ной степени тяжести. С этим мы определились. А со всем остальным как? Очень уж мне не нравились горящие ликованием глазки Симониуса.
– Рассказывай все как есть, – глядя на свина снизу вверх, я ненароком заметил биту, прислоненную к креслу и все части мозаики сложились сами. Бита… куда же без нее, родимой. Преследуешь ты меня по всем уголкам Вселенной, как преследовала на Земле, неразрывно мы с тобою связаны. Этакая сладкая парочка. Батончик «Твикс».
– А рассказывать-то особо и нечего. От полиции мы оторвались, взлет корабля прошел успешно. Оторвались и от патрульного крейсера. Эта штука… летает гораздо быстрее, чем я ожидал. И еще: рад сообщить тебе, что планы у меня теперь поменялись. Я полечу с вами на родную планету твоей красотки, где сам, лично, сдам ее в заботливые руки одного из друзей, через которого и пройдет сделка по продаже чада Карама Беруспериона его политическим оппонентам.
– Значит, моих денег тебе оказалось мало?
– А разве их когда-то бывает много? – недоумение так явно отпечаталось на пятаке свина, что заставило меня ухмыльнуться.
– Да, действительно.
Что тут скажешь? Я, пожалуй, на месте Симониуса поступил бы в точности так же если бы… если бы это касалось кого угодно, но только не Эльвианоры. Почему то мысль о том, что ее тонкой шеи с крошечной родинкой у правого уха коснется острие лезвия топора палача, вовсе не доставляла мне удовольствия и даже более того – ввергала меня в какой-то необъяснимый, панический ужас. Да что же это со мной в самом деле? Ведь даже ребенку известно что особам женского пола, а особенно блондинкам, голова для жизнедеятельности в общем-то вообще не нужна. На ней они носят замысловатые прически, делают ей макияж, выщипывают брови и вообще производят целую уйму абсолютно бесполезных манипуляций вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями по вынашиванию и воспитанию потомства. Видимо, Симониус действительно перестарался и чересчур сильно приложил меня битой, раз уж мою голову посещают такие мысли.
– А что будет со мной?
– Ничего. Как только корабль коснется поверхности планеты, иди себе на все четыре стороны.
– И ты меня вот просто так возьмешь да отпустишь?
– Хмм… Можно было бы и в рабство продать, да только после того, как твоя подружка принесет мне целое состояние, это было бы невежливо. По отношению к тебе, конечно. – Симониус вновь захихикал. – Так что уже сейчас можешь ощущать себя скорее гостем, чем пленником! – С этими словами он повелительно кивнул кому-то невидимому и чьи-то сильные руки подняли меня в воздух, придав телу, наконец, подобающее прямоходящим положение.
* * *
Вот так всегда: как только у тебя что-нибудь начинает налаживаться – обязательно происходит нечто такое, что ставит на всех твоих начинаниях жирную точку. И Антонины Семеновны, как назло, нет.
– Антонина Семеновна!!! – в который раз мысленно позвал я своего лингвина, но в ответ получил лишь очередной приступ тошноты. Меня мутило уже второй день, а камера, а точнее одна из кают для экипажа, что выступала в роли оной, вовсе не стимулировала мое выздоровление. Скорее наоборот: сидение в четырех стенах без притока свежего воздуха здорово выводило из равновесия, добавляя к мукам телесным еще и муки духовные. Да еще и мысли то и дело предательски возвращались к моей белобрысой попутчице, казалось, целую вечность назад подло умыкнувшей меня с самой лучшей и безопасной планеты во всей вселенной – матушки-Земли. Интересно, как она там? Сидит небось тоже в одной из импровизированных камер и гадает: а жив ли я вообще? Ангел-хранитель, легендарный герой, неутомимо спасающий ее от всяческих неприятностей?
Так, ладно, спокойно. Безвыходных ситуаций не бывает. Итак, что мы имеем? А имеем мы господина Симониуса на моем корабле. А также его охрану. А точнее – четырех человек хотя, конечно, назвать эти особи людьми можно разве что условно. А еще мы имеем камеру, из которой крайне желательно было бы выбраться. Вот с этого, пожалуй, мы и начнем. Полы, потолок и стены я уже проверил раз по двести. Дверь, естественно, тоже. Замок на ней стоит обычный, кодовый, и все бы ничего, если бы Симониус сам, собственноручно, не заблокировал его с моей стороны. Нет, и здесь не вариант. Остается надеяться разве что на одного из охранников. Того, что приносит пищу стабильно три раза в день.
Дверь камеры внезапно отворилась, прервав мои пространные рассуждения. Вовнутрь, пошатываясь, бочком протиснулась туша прака с зажатой в правой лапище дымящейся тарелкой. Сейчас я по-новому взглянул на него. Мммда… Бугристая груда мышц, извечно оскаленная пасть, любезно демонстрирующая длинные шеренги зубов в четыре ряда, пуговки колючих глазок смотрят на узника с некоторой долей пикантной плотоядности. Дескать: поживи пока я не проголодался. Ноги… Да, забыл сказать – их у прака ровным счетом три. Для этой задней ноги и место даже подобающее нашлось, ибо филейная часть прака несколько отличается от человеческой – она более выдвинута назад, что ли, ну и по габаритам, естественно, побольше разика этак в полтора-два. Несомненно, именно для поддержания этой самой необъятной филейной части природа и озаботилась созданием, так сказать, органической подпорки. Ну если так, совсем уж образно выразиться, то походил прак на смесь гориллы и паука-крестоносца, потерявшего в неравном бою большую часть своих лапок.
– Улыбайся. Улыбайся, кому говорят!!! А теперь расскажи ей, как она прекрасно выглядит!
– Кто? – я оторопело пялился на дверь, силясь рассмотреть за могучей спиной прака ту, о которой говорила сейчас внезапно вернувшаяся к жизни Антонина Семеновна.
– Она.
– Она-а-а?! – я едва не свернул себе шею, но зато теперь абсолютно, безоговорочно был убежден, что за спиной прака никого нет. Мой лингвин, видимо, получил весьма серьезные повреждения от удара битой, которой приложил меня по голове приснопамятный Симониус, и теперь то ли бредил, то ли вовсе лишился разума. А жаль. Я уже потихоньку начал привыкать к этому сквалыжному существу и в его отсутствие мне как будто бы чего-то не хватало.
– Она самая. Ну что же ты за идиот-то такой? Охранник, который стоит сейчас перед тобой, на самом деле не самец, а самка прака. Причем, судя по запаху, половозрелая. – Впервые в голосе старой карги проскользнула капелька сочувствия. Хотя нет, показалось, наверное. – Заговори с ней. Прямо сейчас. Ну!!!
– Ээ-ээ-ээ…хм. Су-су-сударыня. Ми-ми-миледи! Выглядите вы сегодня просто замечательно! А какие у вас прекрасные волосы!
Вот здесь я, как водится, переборщил. Черепушка у прака гладкая, как полированная столешница стола: ни волосинки на ней, ни шерстинки, складки одни только, да и те жировые. Зато, как ни странно, вернулось ко мне вдруг мое привычное красноречие, и язык сам уже, без помощи мозга, начал выдавать такие рулады, что крошечные глазки моей благодарной слушательницы поначалу изрядно округлились, а затем и вовсе выпучились так, что того и гляди лопнут.
– Это ты мне?
– Вам, конечно вам. Кому же еще?
Голос у прака или прачки (не знаю уж, как будет правильней) на удивление тонкий и чем-то даже приятный. Так поет бензопила перед тем как вгрызться своими железными резцами в податливую древесную плоть.
– Спасибо. – Образина стыдливо потупила глазки и примолкла. Я же, воодушевленный тем, что меня до сих пор еще не съели, вновь принялся заливаться соловьем и заткнулся лишь тогда, когда громадные лапищи сгребли меня в охапку и прижали к могучему волосатому торсу, от которого здорово подванивало застарелыми потовыделениями. – Хароший чилавейко. Харрроший. Махама любить чилавейко. Чилавейко как?
– Илья.
– Махама любить Илья.
– Отлично, ну вот вы и познакомились. Как говорится: мир вам да любовь!
– Антонина Семеновна, это вы о чем?
– Да так, сам скоро все узнаешь. Давайте, заканчивайте свою семейную идиллию, пора выметаться, пока Симониус не прознал, откуда ветер дует.
Действительно. Пора бы. Я и сам конечно был не против, но прачка, похоже, и не думала отпускать свою добычу.
– Махама, – промычал? я стараясь, чтобы голос мой звучал как можно более проникновенно. Особенно этому содействовала подмышка существа, оказавшаяся в опасной близости от моего носа. – Симониус хочет убить меня. Нам нужно бежать, прямо сейчас. Поможешь?
Хоть я и не видел, но готов был поспорить на что угодно, что лоб этого несуразного гориллоподобного паукоида пошел морщинами от напряженной работы мысли.
– Симониус кормить Илья. Зачем Симониус убивать Илья?
– Симониус кормить Илья, а затем, когда Илья стать жирный, Симониус ловить Илья и есть!!!
На какое-то время прачка замерла, переваривая новую для себя информацию.
– Симониус есть Илья? – недоверчивым голосом переспросила она.
– Да.
– Симониус платить Махама – хорошо. Симониус есть Илья – плохо.
По всему видно было, что существо все еще сомневалось, явно не зная, что предпринять. Затем, когда отчаяние уже охватило меня, его конечности наконец разжались:
– Махама убить Симониуса. Махама убить всех, а потом Илья делать гнездо и высиживать много-много маленьких хнапиков!
* * *
– Илья? – На Эльвианору любо-дорого было посмотреть. Широко распахнутые глаза, в которых отражалось бы небо, окажись оно случайно где-то неподалеку, пунцовые от возбуждения щечки, ямочки на этих самых щеках, точеная фигурка, которую только подчеркивает пускай не роскошное платье, а всего лишь не первой свежести потяганная футболка, ноги… Эх, да что там, сегодня она превзошла даже саму себя, не говоря уже о… взгляд мой переместился чуть вправо, критически оценивая гигантскую трехногую особь, которая истуканом застыла у двери и злобными буркалами сверлила ту, ради которой я, собственно, и затеял нашу сомнительную компанию по освобождению.
– Я так и знала, что ты придешь!
– Подходи осторожно, не делай лишних движений. – Заметив, что девушка вскочила с кровати намереваясь меня обнять, я не на шутку струхнул. Кто знает, как отреагирует моя уродливая телохранительница на телесный контакт предмета своего обожания с особью противоположного пола?
– А что случилось?
– Потом, потом расскажу. Пойдем, времени совсем нет.
– Ну ладно, пошли. – Эльвианора послушно пристроилась рядом, приноравливаясь к заданному мной темпу движения, да время от времени бросая украдкой заинтересованные взгляды на моего то ли провожатого, то ли конвоира. Если честно, я и сам затруднялся определить текущий статус Махамы. Да, она была полезна. Не просто полезна – помощь ее была неоценима, в чем я воочию убедился увидев, как она голыми руками расправилась сразу с двумя охранниками Симониуса. Но… как-то уж очень зловеще прозвучал тогда этот намек на гнездо. Уж не придется ли мне и вправду собственноручно высиживать яйца этих самых хнапиков? Бред, конечно, но галактика велика и полна небывалых сюрпризов. Мало ли что? «А может быть она шутит?» – пришла в голову спасительная мысль и тут же упорхнула, стоило мне скосить глаза на хмурую физиономию прачки. Да нет, навряд ли.
Навигационная рубка транспортника оказалась пуста. Ни Симониуса, ни последнего из оставшихся в живых охранников в ней мы не обнаружили. Кораблем управлял автопилот, и здесь нам вновь очень пригодились штурманские навыки Антонины Семеновны. Буквально в считанные минуты старая карга умудрилась рассчитать новый курс (симбионт-лингвин почему-то в моем воображении всегда мне виделся именно таким), на этот раз, с нашего общего согласия, мы решили лететь на один из тритауриевых астероидов, в недавнем прошлом принадлежавший отцу Эльвианоры, Караму Беруспериону. Причина нашего решения была довольно проста: где-то глубоко в недрах этого астероида располагалась одна из старых военных баз, законсервированная еще со времен четырехсотлетней войны с анкарами и впоследствии надежно засекреченная. Еще в детстве отец, словно предчувствуя грядущие неприятности, несколько раз возил туда Эльвианору. Там же, в секции медблока, ей была внедрена и гипнограмма с личными кодами доступа ко всем мало-мальски значимым объектам, принадлежавшим в то время правящей династии.
База эта должна была стать нашим временным лагерем. Местом, где мы могли бы отдохнуть наконец от бешенной гонки, собраться с мыслями и решить каким образом мы будем спасать попавшего в переделку диктатора.
– И все-таки, куда мог подеваться Симониус? Капсулы спасательной на корабле нет, так что уйти он не мог. – По сути, я и не надеялся услышать вразумительного ответа.
– Не знаю. – Эльвианора беспомощно пожала плечами и замерла, задумчиво глядя в бездонную черноту космоса, что раскинулся за стеклом навигационной рубки во всей своей холодной безмятежности.
– Махама, может быть ты посмотришь?
– Хорошо. Махама искать Симониус.
Чуть помедлив, существо заковыляло к двери, напоследок одарив нас с Эльвианорой, не предвещающим ничего хорошего, взглядом.
– Антонина Семеновна, что вы думаете по поводу Махамы? – мысленно обратился я к лингвину, и вынужден был выслушать целую лекцию о малоизученной негуманоидной расе, населяющей один из рукавов галактики с таким труднопроизносимым названием, что написать его, а тем более выговорить, решительно не представлялось возможным. Оказывается, праки, как и люди, двуполы. На этом сходство заканчивалось, и начиналась уже полнейшая абракадабра. Самки, достигнув половозрелого возраста, ищут самца, способного высидеть и воспитать их потомство. Самцам, как правило, они остаются верны до самой смерти, ибо от природы являются существами настолько уродливыми, что даже мужские особи одного с ними вида стараются держать от них подальше, предпочитая сбрасывать свое сексуальное напряжение либо, так сказать, вручную, либо на представительницах (или представителях) местной флоры и фауны, которых угораздило оказаться в ненужном месте в ненужное время.
Бывают, бывают, конечно, и некоторые исключения (иначе праки уже давным-давно бы вымерли), но бедолаги, решившиеся на подобные эксперименты, чаще всего либо сами заканчивали свою жизнь самоубийством, либо просили помощи у сердобольных приятелей. В общем, по всему выходило, что вляпался я, благодаря инициативе Антонины Семеновны, в историю весьма и весьма нелицеприятную.
– Да и убить их, между прочим, нельзя! – старая перечница, как будто читала мои мысли.
– Это еще почему?
– Слишком суров был естественный отбор. Самцы, завидев самку прака, в первую очередь, пытались ее убить и лишь с том случае, если самка оказывалась сильнее, начинали спасаться бегством. Как ты понимаешь, слабые особи погибали, оставляя место под солнцем наиболее сильным. Добавь ко всему вышеизложенному еще тот фактор, что сами самки, завидя такое положение вещей, вовсю начали заниматься боевыми искусствами, за тысячелетия создав настолько совершенную систему ведения боя, что теперь стали практически непобедимы. Вот уже четыре тысячелетия они считаются лучшими бойцами во вселенной и зарабатывают баснословные деньги, нанимаясь телохранителями, в основном, к особам королевской крови. Ума не приложу, как Симониусу удалось заполучить в свою охрану подобную особь!
– Ну и дела! – лицо мое стало чернее тучи, а мятущийся разум забился, словно птица в клетке, безуспешно пытаясь найти выход из создавшегося положения.
– Что с тобой? – Эльвианора оторвалась от созерцания космической бездны и теперь с тревогой смотрела на меня. – Илья, случилось что-то ужасное?
– Да как тебя сказать… – то и дело сбиваясь, я пересказал ей все то, о чем мысленно говорил мне мой лингвин.
– Ты хочешь сказать мне, что… о Великий Терихоандронас!!! – вопреки моим ожиданиям, из глаз Эльви не потекли ручьем слезы, она не стала биться в истерике, безутешно заламывая на себе руки. Вовсе нет. Она засмеялась. Засмеялась так заразительно и громко, что даже Антонина Семеновна, оселившаяся в моем черепе, не выдержала и захихикала. – Ты…ты…ты…будешь…высиживать яйца Махамы… а потом их них вылупятся маленькие хнапики!!! Илья!!!
Странное дело: лично мне, почему-то, вовсе не было смешно.
Веселье Эльвианоры прервал звук падения чьего-то тяжелого тела:
– Симониус. – Кратко отрапортовала бесшумно подобравшаяся к нам со спины прачка и вперилась в мое лицо своими крошечными бусинками глаз.
Симониус определенно был мертв. И, хотя пятак его был все еще теплым, глаза уже успели подернуться мутной белесой паволокой, потухли, остекленели, выпустив из себя последнюю искорку жизни, и теперь безучастно смотрели в пространство, напрочь игнорируя виновников своей преждевременной гибели. Откровенно говоря, я надеялся на несколько иной исход нашего противостояния. Да, Симониус был мне неприятен, да, я искренне ненавидел своего тюремщика но… вот так, походя, лишить жизни живое существо казалось мне невероятным кощунством, надругательством над самим естеством матери-природы, расселившей своих нерадивых чад по всем закоулкам вселенной с одной лишь ей известной, но, несомненно, воистину благородной целью.
– С ним был охранник? – спросил я, старательно отводя глаза от распростертого на полу бездыханного тела.
– Да. Махама убить охранник, потом убить Симониус и приносить его вонючую тушу Илья. Илья доволен? Илья будет есть Симониус?
Желудок мой предательски заурчал. Несмотря на весь трагизм ситуации, мне отчего-то чертовски захотелось отведать свежезажаренного шашлычка из нежнейшего свиного мяса, с поджаристой хрустящей корочкой, истекающей соком, с тончайшим ароматом дымка…
– Нет, Илья не будет есть Симониуса, – выдавил я наконец, круто развернулся и вышел. В конце-то концов, любой мало-мальски уважающий себя человек должен бороться со своими маленькими слабостями!
Пояс тритауриевых астероидов оказался ни чем иным, как грудой гигантских камней, небрежно разбросанных по холсту космоса да так и застывших на нем в пугающей неподвижности.
– Ну и в недрах какого из них расположена наша база?
– Вот здесь, – тонкий пальчик моей блондинистой попутчицы не колеблясь указал на один из булыжников в форме неправильного эллипса и я замер, с привычной отстраненностью наблюдая за тем, как разум Антонины Семеновны вновь берет под контроль мое тело, как пальцы уже не мои, а словно бы чужие, с непостижимой для простых смертных скоростью начинают порхать над клавиатурой панели управления транспортником.
– Неопознанный корабль, немедленно назовите свои позывные! Повторяю: немедленно назовите свои позывные!
И монотонный голос Эльвианоры, гулко звучащий где-то за краем сознания, тотчас же принялся надиктовывать в микрофон длинные колонки четырехзначных цифр.
– Подтверждаю: идентификация проведена успешно. Эльвианора Энчана Онбраузен, урожденная Берусперион, добро пожаловать на борт.
Когда полубессознательный морок развеялся, и я смог наконец осознавать сам себя, стабилизаторы корабля уже коснулись гладкой стекловидной поверхности посадочной полосы причального бункера.
– Нет, скафандры нам не понадобятся. Атмосфера на всех четырех уровнях вполне пригодна для дыхания. – Поймав мой озабоченный взгляд, мельком брошенный в сторону металлического шкафа, расположенного по правую сторону от входного люка шлюзовой камеры, Эльвианора улыбнулась и первая направилась к выходу. – Пойдемте, я все покажу.
Да, посмотреть действительно было на что. Астероид, с виду казалось бы совсем небольшой, на самом деле вмещал в себя бесчисленное количество секций, сообщающихся между собой лабиринтами пусть нешироких, но вполне функциональных коридоров, вырезанных в толще породы скорее всего каким-то тепловым инструментом наподобие лазера. На эту мысль наталкивали чересчур уж гладкие стены, несомненно подвергнувшиеся высокотемпературному воздействию. Были они зеленоватого, малахитового цвета, с мельчайшими голубоватыми вкраплениями. Свет, лившийся с потолочных осветительных панелей, отражался в них, отчего стены начинали «играть», удивляя многообразием оттенков зеленого, а голубые вкрапления заставляя сиять словно звезды на сюрреалистическом, чуждом небосклоне неизведанной планеты.
– Это и есть тритаурий, – произнесла Эльвианора, уловив мой искренний интерес. – Он является одним из самых дорогих минералов в галактике. Красивый, правда?
Да, действительно, с этим утверждением я бы спорить не стал. Голубые «звезды» манили, притягивали взгляд, мешая сосредоточиться, заставляя разбегаться мысли.
Мы уже битый час бродили по лабиринтам базы, не уставая поражаться мастерству древних строителей. Поражалась, правда, в основном только сама Эльвианора, да изредка Махама вставляла восторженные восклицания вперемешку с непереводимыми словосочетаниями предположительно матерного содержания. Мы же с Антониной Семеновной, как истинные прагматики, переключили теперь все свое внимание не на сам сосуд, а, так сказать, на его содержимое. А содержимого этого, между прочим, было хоть отбавляй.
Первый, верхний уровень базы, занимали жилые отсеки, комнаты отдыха, оранжереи (их оказалось целых шесть), служебные помещения с аппаратурой непонятного пока мне назначения, пункты питания, радиорубка, две рубки управления огнем (основная и дублирующая), значительную площадь занимал медблок, а также бассейн (чему я, признаться, особенно обрадовался). Вода в нем была на удивление чистой. За всем этим хозяйством следил целый штат дроидов разных моделей и конфигураций. То и дело они проносились мимо нас, занятые повседневными делами, создавая иллюзию жизни на давным-давно покинутой базе.
Второй уровень базы обещал порадовать больше, и, хотя силы наши были уже на исходе, я все-таки настоял на дальнейшем продолжении путешествия.
– Перед вами один из сегментов единого оборонительного ракетного комплекса «Айвар 21» в комплектации «Дальник». Такие когда-то использовали в приграничных мирах, устанавливая их на подступах к планетам, где риск инопланетного вторжения был наиболее высок. Это очень мощный оборонительный комплекс, аналогов ему до сих пор нет во всей изведанной части вселенной. – Эльви, словно заправский гид, без устали осыпала нас потоками информации. Я же застыл на месте, раскрыв рот, не в силах поверить тому, что видели мои глаза.
Второй уровень базы по сути представлял собой гигантский улей: по обе стороны от лифта тянулись нескончаемые соты пусковых шахт. Большие ракеты и поменьше, средние и невероятно большие, против которых транспортник, на котором мы прилетели, казался каким-то маленьким надоедливым насекомым, мошкой.
Зевы пусковых шахт уже были заняты, ракеты готовы к бою, а ленты транспортеров, что тянулись к каждой из сот, в любой момент могли подать новую игрушку из яруса, который располагался ниже этого.
– Под этим ярусом я так понимаю склад?
– Правильно. А под ним – фабрика-универсал, способная производить не только ракеты, но и целый перечень комплектующих деталей, необходимых для полноценного функционирования базы. На том же уровне расположен и реакторный отсек, что питает энергией как фабрику, так и саму базу.
– А что-нибудь типа оружейной есть?
– Есть, конечно. – Эльвианора неопределенно пожала узкими плечиками. – Только я не помню, где точно, надо искать. Может быть пойдем обратно? Я ужасно устала.
– Ну ладно, пойдем.
Откровенно говоря, я и сам был бы не против уже принять душ и завалиться спать часиков этак на шесть. Даже Махама, похоже, совсем не прочь прикорнуть. Вон как лениво конечности свои передвигает. И молчит. Между прочим, знак это обнадеживающий. Как знать, авось забудет про свои любовные бредни и оставит-таки меня в покое?
* * *
Новый день начался, как водится, с дурных новостей. Пока я спал, Эльвианора, сгорая от переживаний за своего отца, не выдержала и залезла в галанет. В принципе, нашей личной безопасности это ничем не грозило, поскольку коммуникационная аппаратура у базы оказалась настолько совершенной, что не давала никакой возможности отследить узконаправленный канал, по которому принималась трансляция.
А вот сами новости действительно удручали. Вчера над Карамом Берусперионом состоялся суд. Слушание было открытым, за ним наблюдала добрая половина обжитых миров как ранней, так и поздней стадии колонизации. Еще бы: не так часто владыку низвергают с трона. Зал суда битком был набит съемочными группами разных каналов, репортерами всех мастей и пород, как опытными, так и начинающими, совсем еще зелеными юнцами. Гуманоидными, негуманоидными, с разным количеством конечностей и цветом кожи, строением туловища и формой черепа если таковые, конечно, имели место быть. И все они, несмотря на фундаментальные различия во внешнем виде, твердили об одном: Карама Беруспериона нужно непременно казнить. Причем за что казнить – никто особо-то и не задумывался.
Глядя на фарс, в который превратилось судебное заседание, я никак не мог отделаться от мысли, что безобразие это происходит ни где-нибудь, а именно на матушке-Земле. Поколдовать чуток с фотошопом, превращая негуманоидные лица в человеческие, и мы получим знакомую до боли картину. Ну почему, почему, спрашивается, все разумные существа так жаждут кровавой «клубнички»?
Увы, но я не философ, иначе давно бы занялся данным вопросом и, возможно, даже написал бы на эту тему пространную диссертацию, получил за нее учебную степень, и жизнь моя повернулась бы совсем иначе. И не сидел бы я сейчас в уютном кресле в кают-компании в обществе двух «монстров» исключительно внеземного происхождения. Оторвав взгляд от голографического экрана, я невольно залюбовался ангельским личиком одного из них. Видно было, что девушка долго плакала. Глаза ее подпухли и покраснели, а облик, совсем недавно дышавший какой-то наивной, трогательно-детской непосредственностью вкупе с безмерной жизнерадостностью, за ночь вдруг как-то поблек, неузнаваемо видоизменился.
Вот так люди становятся взрослыми. Я смотрел на Эльвианору и не узнавал ее. Мне надо, надо вернуть ее улыбку. Я просто обязан. Тем более, что знаю как. И пусть хоть вся Вселенная возмущенно загремит своими железными причиндалами, Карам Берусперион будет жить.
– Давай выключим эту штуку. – Оправившись от волнения, я смог, наконец, подать голос.
– Ты не желаешь досмотреть до конца?
– Не особо. Я так понимаю, трансляцию эту ты прокручивала уже не раз. Поэтому просто скажи: когда и где произойдет казнь?
– Через неделю. В бывшей резиденции моего отца, прямо перед инаугурацией нового правителя, Фаркона Первого, как он сам себя теперь называет.
– Забавно. Что ж, очень хорошо. Значит, у нас еще есть время.
– Ты и правда сможешь помочь?
– Еще бы. Чего только я не могу! Да ты вспомни, как лихо управлял я гелиостропом в день нашей первой встречи!
Лицо моей собеседницы побледнело еще больше. Видать, не очень удачный привел я все-таки пример. Так сказать, не вполне соответствующий данной, конкретной ситуации.
– Илья…
– Да помогу я, помогу. Обещаю.
– Махама помогать тоже, – то ли Антонина Семеновна не могла, то ли не хотела как следует справляться со своими обязанностями лингвопереводчика, то ли язык праков являлся чересчур сложным и не поддавался полноценному переводу, но наша новая подружка так и не научилась изъясняться членораздельно. – Махама помогать Эльвианора. Махама убивать мерзких птачиков. Спасать яйценосного родителя!
– Ты видимо хотела сказать «венценосного» – запоздало заикнулся было я и тотчас же заткнулся, осознав, что стал невольным свидетелем самого что ни на есть настоящего чуда, впервые произошедшего за все время существования нашей метагалактики: из правого глаза самки прака катилась одинокая скупая слезинка.
