Андрей Круз
Земля лишних. Побег
22 сентября 2015 года, утро
Лязгнула, открывшись, кормушка в железной двери, за ней возникло лицо контролера.
— Доброе утро!
— Доброе, — помахал я ему рукой.
— Доброе утро, — ответил на приветствие мой сосед.
Вставать не обязательно, мы просто показали, что в камере все живы. Но вставать все равно пора, потому что выспался дальше некуда. Тут слишком много времени на сон, с девяти вечера до девяти утра, а потом еще два часа сиесты после обеда. Сдуреть можно. Я в жизни так не высыпался.
Я сел на койке, потер лицо руками. Потом опустил ноги на железный столик у окна, с него слез на пол, сразу попав в тапочки.
— Куда торопишься? — спросил сосед по камере.
— Куда-нибудь, Хорхе, больше спать не могу.
«Куда-нибудь» в камере не получится, так что дошел только до ближнего к двери угла, где отлил во вмурованный в стену монументальный унитаз, смывавший все так мощно, что я каждый раз боялся наводнения. Рядом умывальник с таким же диким напором воды в кране, металлическое зеркало в стене. Душа здесь нет, тюрьма «Сентро Пенитенсиарио Малага» строилась давно, тогда персональный душ в каждой камере необходимостью не считался.
Включил свет, чтобы лучше видеть свою физиономию в этом темном углу, почистил зубы, побрился одноразовой бритвой, обтерся влажным полотенцем до пояса, вернулся к койке, пропустив Хорхе в «туалетный уголок». Взял с бетонной полки аккуратно сложенные тренировочные брюки, влез в них, натянул носки и кроссовки. Сейчас будет завтрак, потом нас должны отправить дальше, и меня, и Хорхе. Мы здесь не сидим, мы тут транзитники, весь этот блок, называемый «ингресос», но нам обоим ехать в Гранаду. Хорхе окончательно, у него срок большой, который он будет отбывать именно там, а мне оттуда в Мадрид, до суда еще далеко и вообще у меня пока только предварительные слушания, так что план. Но пока попутчики.
Так, вещи я еще с вечера сложил в спортивную сумку, так что только туалетные принадлежности собрать осталось. И полотенца прихвачу. И подушку. Черт, испанские подушки меня убивают своей формой, и не только в тюрьме. Испанцы почему-то предпочитают спать на очень плоских и к тому же узких, даже дома не меньше трех требовалось, чтобы голову нормально положить, а тут одна. Тут одна, в следующей тюрьме одна… курочка по зернышку. Запихал подушку в сумку под вещи, сверху кинул туалетные, затянул молнию. Все, готов. Пусть только покормят.
Хорхе, вытирая полотенцем волосатую грудь, вернулся к койке, чуть подвинул меня, извинившись. Он невысок, носит очки, похож на симпатичного испанского дядюшку или даже дедушку из тех, что любят сидеть в кругу семьи по местным ресторанчикам, играя с внуками. Вежливый, интересный собеседник. Он тут за двойное похищение, пытки и двойное же убийство с особой жестокостью. Подробностей не знаю, но даже не верится. И еще он не испанец, Хорхе из Венесуэлы, но переехал сюда давно, хоть и выглядит как стопроцентный испанец, никакой примеси индейской крови, которая у латиноамериканцев очень заметна.
В коридоре слышен шум, готовятся к раздаче завтрака. В «ингресос» общей столовой нет, каждый раз устраивают «буфет» в коридоре и там раздают. Вскоре защелкали засовы, проходящий контролер отпирал двери одну за другой и распахивал их. Следом тут же заглядывал зек из обслуги, раздавая новые мусорные пакеты. Я вытащил полный из корзины, завязал, взял с полки пластиковую чашку, формованный поднос из нержавейки и пошел на раздачу, по пути выбросив мусор в большой черный пластиковый бак.
Три стола, за ними еще три зека из обслуги. Уже очередь выстроилась с подносами. Кто еще зевает, кто вполне бодр, тут же поднялся гомон, как бывает в любом месте, где разом собирается больше трех испанцев. Впрочем, в «ингресос» хватает и марокканцев, и латиноамериканцев, ну и цыган, само собой.
Поставил поднос перед первым из раздающих, и тут же в середине разместилась свежая булка, пахнущая пекарней. Второй положил упаковку масла, упаковку джема и большой апельсин. Третий налил полную кружку «кафе кон лече», без которого ни у одного испанца день не начинается. Все, можно возвращаться. Хорхе в очереди через одного после меня.
Камера узкая и длинная, в торце окно. Настоящее окно, без всяких решеток, просто рама стальная и вместо стекла пластик. Но его можно даже открыть, все равно между стойками рамы не протиснешься, а внизу тюремный двор. А впереди… впереди божественный, невероятный горный рассвет. Вид из тюремных окон такой, что его за миллион евро продавать надо сам по себе. Отчасти поэтому я и занимаю верхнюю койку, потому что сижу за столом на стуле. А Хорхе на своей койке и вид для него хуже.
А вот и он, садится рядом, выставляя поднос с точно таким же набором. Двери в камеру закрываются за спиной, лязгает замок. Кормят хорошо и разнообразно, но завтрак освящен традицией и всегда одинаков. Так что я пластиковым ножом прорезаю кое-как хрустящую теплую булку, разделяю пополам вдоль, вскрываю масло и мажу им теплый хлеб, а потом сверху вываливаю малиновый джем. Пекарня тут своя, хлеб очень вкусный, кстати. Тут вообще все вкусное, что для тюрьмы противоестественно, наверное. И много, и вкусно, и вообще.
Орел опять на крыше главной вышки. Раньше на ней караул стоял, а теперь одни камеры висят, так что птицу спугнуть некому. Напротив, не заслоняя вида, высокая стена из желтоватого кирпича с колючкой поверху, она только чуть вид портит.
— Как думаешь, отправят сегодня? — спросил я.
— Вчера звонки запретили — значит, отправят. — Хорхе приложился к кофе. — Я уже все, а ты до Мадрида, так?
— Ага.
— Еще три тюрьмы минимум. Неделю будешь ехать.
— Потерплю. Главное в суд быстрей.
— На залог надеешься?
— Точно. — Я в очередной раз вгрызся в хрустящую булку и запил сладким и крепким кофе с молоком.
— Пусть адвокат сразу на объявленную сумму не соглашается, торгуйтесь сколько можно.
— Так и собираемся.
Особо говорить не о чем. Я про себя рассказывать не люблю, Хорхе тоже. Сокамерник он хороший, спокойный, чистоплотный, без дурацких привычек, как у одного китайца, который все время ногтями щелкал, и не храпит, но все допустимые темы мы уже прошли раньше, за ту неделю, что делим это пространство. В душу никто ни к кому не лезет, мы сокамерники временные, скоро разбежимся.
Доели, допили кофе, Хорхе распахнул окно и закурил, я отодвинулся на стуле и взялся за книгу.
Где-то через полчаса снова суета в коридоре, звук отпираемых дверей. Все, прогулка в патио до обеда. Если кому нужно, можно душ принять или там постираться в душевой, можно в футбол поиграть, если кто любит, только ворота скоро обвесятся постиранными вещами. Даром что осень, но это Андалусия, так что тут жара и загорать можно. Чем я эту неделю и занимался, совмещая попутно с бегом по кругу. Двор большой, целый стадион, а людей в «ингресос» немного, простор и благодать.
Вот и наша дверь распахнулась, улыбающийся контролер махнул рукой:
— Можно гулять, сеньоры!
— Спасибо! — ответили мы хором.
Вообще думал, что нас сразу после завтрака на погрузку поведут, но что-то задерживаются. Ладно, погуляю, что еще делать остается?
По лестнице вниз, дальше на солнце, сощурившись. Одетые все больше в тренировочные костюмы зеки один за другим, потягиваясь, выбираются во двор. У окошка «экономата», как тут ларек называется, сразу собралась кучка любителей кофе с сигареткой. «Экономат» не только торгует, там еще и кофе варят, так что вроде кафешки во дворе.
— Слава! — я пожал руку второму русскому обитателю блока, с которым мы обычно вместе время и проводим. Нам и дальше по пути, ему, как и мне, в Мадрид, в тюрьму «Аранхуэс», в которую мы попадем не сразу. Сначала транзитная «Навалькарнеро» и уже потом окончательно. Там еще помаринуемся в «ингресос» немного, а потом уже в блок окончательно. Ну и потом у меня предварительные.
Слава уже с приговором, но подал на обжалование в Конституциональный суд. Дали ему пятнадцать лет за грабеж. Вообще уникальный персонаж, наполовину русский и наполовину армянин из Краснодара, закончивший мореходку и даже походивший в рейсы, начал свою криминальную карьеру с кидания банков в России. Когда докидался до того, что чеченцы отловили и грохнули двух его подельников, сбежал в Испанию. Открыл клуб, который потом за что-то закрыли. Уехал в Африку, занимался черной скупкой алмазов, вернулся сюда и еще с одним русским взялся за грабежи. Грабил исключительно наркоторговцев-оптовиков, брал с них помногу. В полицию жаловаться никто не бежал. Но так случилось, что один раз они вычислили группу колумбийцев, которые уже работали на полицию. И вилла, на которой и кокаин хранился, и деньги, была не просто под наблюдением, но еще и оборудована камерами и микрофонами. Обычно, со слов Славы, торговцы просто убегали, когда они вламывались под видом полиции, а эти остались на месте. Были все же биты и ограблены, но через пару месяцев полиция Славу с подельником нашла.
— Ну чего, едем сегодня?
— Да пора бы уже. — Слава посмотрел на небо, словно сверяя часы. — Тянут что-то. Пошли на мешок?
Слава еще и боксер. Как и я, к слову, так что тренируемся тут вместе.
— Не, — отказался я, — взмокнем, а тут дернут резко, потом в автозаке потом вонять…
— Тоже верно. Пошли в тень тогда.
В углу патио нечто вроде стеклянной будки, в которой сидит контролер, вроде бы наблюдающий за порядком. Но тут и так всегда порядок, так что он больше как справочное бюро работает. Возле будки телефоны на стене и скамейки, тут вся тусовка и происходит.
— Дес, как дела?
Дес, или Десмонд, ирландец из Таллы, пригорода Дублина. Правда, проживший несколько лет в Ливерпуле, там полно ирландцев. Рослый, с широкими, как лопата, ладонями и толстыми запястьями, при этом с удивительно приятным и добрым лицом. С виду ему около сорока. Дес тоже любил постучать по мешкам и лапам с нами, то есть еще один боксер. Здесь за убийство и пять покушений на убийство. Когда я об этом узнал, спросил его:
— А что такой рейтинг слабый? Один к пяти?
— У меня только револьвер был, а они кучей стояли, — с готовностью рассказал он. — Первому башку снес, а остальным куда попало влепил, одного в реанимации откачали.
— Пистолет надо носить и магазины менять быстро, — сказал я ему тогда наставительно.
Сейчас же Дес выглядел не слишком довольным жизнью.
— Меня в Гранаде в пятый модуль посадят, — буркнул он. — Там же только террористы и убийцы. Почему меня к ним?
— Ну… может, потому что у тебя пять покушений, но одно все же убийство? — высказал я предположение.
— В других модулях убийц как дерьма. Почему я?
Прокурор затребовал для Деса тридцать лет, но приговора еще нет. Испанский суд вообще странный, приговор объявляют не сразу, а через недели, а иногда и месяцы.
— Это Испания, Дес, — это универсальный ответ и все сразу все понятно.
— Кстати, Дес, тут сказали, что видели Марко. — К нам подошел Рауль, колумбиец, попавший сюда за наркотики и что-то там еще. С Десом они давно знакомы, как я понимаю, и вместе едут в тюрьму Гранады.
— И что? — Дес обернулся.
— Это Марко тебя вложил.
Рауль довольно молодой, тридцати еще нет, большой фанат всяких боевых искусств, по полдня отжимается во дворе на кулаках и растяжкой занимается. На латиноамериканца, к слову, тоже не похож, как и Хорхе. Вылитый испанец. Только одевается малость слишком уж ярко.
— Марко? — Дес аж присел. — Значит, Марко snick?
— Кто? — не понял Рауль, говорили они по-испански.
— Snicky prick! Кто-то, кто заходит сзади, чтобы неожиданно тебя поиметь! — Дес изобразил, как крадется Раулю за спину. — Он здесь остается?
— Да, его в облегченный модуль перевели.
— Манда вонючая, — Дес начал злиться. — Мне тридцать лет и пятый модуль, а его в «модуло респекто»?
— Успокойся, все равно он далеко, — сказал я.
Кто-то похлопал меня по плечу, я обернулся. Ну да, Николай, скорее даже Николаэ. Николай — румынский цыган, хоть принадлежность к этому племени он отрицал изо всех сил и к испанским цыганам относился крайне плохо, при виде их фыркал и даже плевался. Выглядит он стопроцентным цыганом — смуглый до черноты, толстый, с черной щетиной на голове и щеках, маслиновидными глазами и голосом, легко менявшим интонацию по всему доступному спектру, то есть от жалобного до вкрадчивого. На шее у него золотая цепь с большим крестом, он носит ее поверх одежды.
Николай вообще-то жулик, специализировавшийся на получении кредитов на подставные личности в банках, но здесь оказался за какое-то соучастие в большой румынской схеме по угону машин. Приговора у него пока нет, прокурор затребовал пять, но сам Николай рассчитывает выйти через два, а то и раньше. Ко мне его тянет из-за родственной статьи, «отмывание денег в особо крупных», то есть я для него символизирую вершину карьеры жулика, поэтому он мне чуть ли не поклоняется, норовит угостить кофе и даже подарить что-то полезное.
— Едем или нет?
— Не знаю, — Николай развел толстыми руками. — Должны были после завтрака везти. Уф, может, передумали.
Контролер в будке прокашлялся в мегафон, затем начал вызывать по именам. Все, кто сегодня на этап должны ехать, засуетились, но дальше возникла пауза, потому что позвали только Хорхе, Деса, Славу, Николая, Рауля и меня. Остальных оставили стоять в недоумении.
Раскрылась дверь в блок, контролер объявил:
— Берете сумки и спускаетесь к офису.
Вместо большого магистрального автобуса, поделенного на двухместные отсеки, в дворике нас ждал фургон «ивеко», в цветах «Гуардии сивиль». Трое гвардейцев в зеленом, а с ними еще трое контролеров в синем, ждали нас рядом. Мы построились в короткую очередь у офиса, поочередно подходя к сканеру для отпечатков пальцев и предъявляя свои «удостоверения зеков». Да, тут и такие есть, с фотографиями и личным номером. Они еще и как кредитка работают в «экономате».
У меня отпечаток не прошел сразу, контролер за стойкой протер экранчик спиртом и подсунул сканер снова.
— Давайте еще раз.
Есть, сработало, можно на выход. Во дворе у нас собрали багаж, закинули сзади в соответствующий отсек фургона, затем мы поочередно подходили, вставали лицом к стене, раскинув руки, а один из гвардейцев тщательно нас обыскивал с металлодетектором, заставляя доставать из карманов то, что зазвенело. В завершение надо было упереть каждую ногу в стенку и так согнуть подошву, чтобы доказать, что в кроссовках ножи не спрятаны. Затем на каждого надели наручники, сковав руки спереди, и гуськом повели к фургону.
— Начальник, а почему не автобус? — спросил Рауль.
— Сломался автобус, — ответил один из гвардейцев. — В две партии вас повезем, до Гранады недалеко. Садитесь.
Да, в автобусе было бы комфортней, там сиденья удобные и есть что-то вроде окна, а в таких фургончиках возят больше из суда в тюрьму, не дальше. Глухой отсек без окон, где под потолком гудит вентилятор, жесткие лавки вдоль бортов, шесть мест, по три с каждой стороны, разделены низкими подлокотниками. Заглянувший в отсек гвардеец раздал шесть пакетов. Я заглянул в свой — пакет яблочного сока, полторашка минеральной, большой «бокадильо» с хамоном, салатом и сыром, два крупных мандарина. Боятся, что в дороге с голоду умрем.
Дверь в отсек со стуком захлопнулась, включился тусклый свет. Через решетку передней перегородки было видно, как гвардейцы заняли свои места. Поехали с гулом в сторону тяжелые тюремные ворота, затарахтел двигатель фургона, машина тронулась.
— Следующая остановка — тюрьма «Аль Болоте»! — со смехом объявил один из гвардейцев.
На трассу мы выехать не успели. Фургон ехал медленно, регулярно кренясь на правый борт на кругах, так что я заключил, что Алаурин-де-ла-Торре мы еще не покинули. Я это место хорошо знаю, езжу сюда по тарелочкам стрелять. Ездил, то есть. После одного круга фургон притормозил, послышались голоса из-за перегородки. Спокойные голоса.
— Что там?
— Не видишь? Пиво высыпалось, — ответил кто-то со смехом. — Возьми себе бочонок.
— Думаешь, откажусь? Но ты его сам возьми и загрузи. Только не назад.
— Не-не-не, — тот же голос. — Погоны снимут.
Я приподнялся. Сквозь частые, как дно дуршлага, дырочки в перегородке я разглядел еще одного гвардейца в форме, стоящего у водительского окна. А перед машиной стоял развернувшийся по диагонали грузовик с рекламой пива «Крузкампо», сквозь брезентовый борт которого вывалились пивные кеги.
— Сейчас, он оттолкает все, — пояснил гвардеец у окна, — и езжайте.
Разглядеть дальнейшее не получилось. Вдруг началась какая-то суета, крики, угрозы, чей-то голос орал:
— Не двигаться! Убью всех, шлюхины дети! Не двигаться! Не трогай рацию, у нас глушилка!
Сидевший напротив Хорхе удовлетворенно хмыкнул, у остальных вид был скорей недоумевающим. Затем рывком открылась дверь в салон, в проеме показался еще один гвардеец, которого я не видел раньше, с пистолетом в руке.
— Кике-е… — протянул Хорхе. — Рад видеть, омбре!
— Дядя! Давай по одному на выход! — махнул рукой незнакомец. — Руки протягивайте, — он показал ключ от наручников.
Хорхе вышел первым, «племянник» мгновенно снял с него наручники, бросив под ноги. Следующим полез я.
Гвардейцы лежали уже лицом вниз на обочине, над ними стоял человек в джинсах и свитере, направив вниз ствол пистолета-пулемета. Еще один «гвардеец» перенаправлял движение вокруг места «аварии». Там же я заметил сине-зеленый «ситроен» с мигалками и эмблемами «Гуардии сивиль трафико», то есть местного ГИБДД.
Наручники слетели с моих рук, и я немедленно присел возле ближнего гвардейца, вытащив у того из кобуры «беретту» и три запасных магазина. Никто не сказал мне ни слова. Загнал патрон в патронник, снял пистолет с боевого взвода. Дальше все развивалось быстро, очень быстро, некогда было даже думать. Еще один пистолет забрал Хорхе, оставшийся подобрал Дес. Гвардейцев сковали их же наручниками и быстро запихали в отсек для заключенных, заодно еще и приковав к поручням. А я еще и рации с них собрал, две штуки на троих было. Выключил сразу, на всякий случай.
— Будете орать — убью, шлюхины дети, — направил на них автомат человек в гражданском. Вот он, к слову, на латиноамериканца похож.
Когда дверь с грохотом захлопнулась, Хорхе сказал:
— Можете быть свободны. Или езжайте за мной.
— А что там? — спросил Рауль.
— Там вас не найдут. Никогда.
Прозвучало двусмысленно. Он это сам понял, потому что тут же добавил:
— Я вас переправлю в Колумбию, самолет ждет. Ну?
Пауза.
В Колумбию? Вот прямо сейчас? И что потом? Деньги у меня есть, немало, я и из Колумбии до них дотянусь. Но я и здесь могу добиться оправдания, у меня адвокаты отличные… хотя нет, с того момента, как я вытащил пистолет у гвардейца, так просто все не выйдет.
— Еду, — сказал я, затыкая «беретту» за пояс и распихивая магазины по карманам.
— Еду.
— Еду.
— Еду.
Задумался только Николай с его пятью годами в худшем случае. А потом, неожиданно для меня, и он махнул рукой:
— Еду.
Дальше время ускорилось. Как-то неожиданно для самого себя я оказался за рулем грузового МАНа, рядом сидел Слава, а остальные спрятались в кузове, снова затянув мягкую боковину. Никакого пива в машине не было, несколько пустых кег просто разбросали по дороге. Перед нами катили «ситроен» и автозак, из которого мы перебросили наши сумки в грузовик, в машинах люди в зеленой форме, так что останавливать не должны. Пара попавшихся навстречу полицейских машин проехали мимо, не удостоив вниманием. Сигнал охрана подать не успела, это точно, наверное, забили все глушилкой, а теперь уже поздно.
— И чего дальше? — спросил Слава.
— Едем, куда везут. Колумбия, не Колумбия — пофигу. Разберусь.
— А если просто вальнут?
— У нас два ствола. И я очень хорошо стреляю, Слав. Нам бы по-любасу не дали бы с ментов пушки взять, если бы вальнуть хотели.
— А там что?
— А здесь что? У тебя пятнашка?
— Ничего. Даже бабки при обыске все нашли, — махнул он рукой.
— Ну вот, видишь? Что тут терять? Да и поздно уже, в побег пошли. Дыши, пока дышится.
— Жить на что будем?
— Жить есть на что, Слава, — хмыкнул я. — Мне нужен компьютер и интернет, а дальше разберемся. Так что Колумбия подходит.
— Я в Панаму было дернуть хотел.
— На хрена?
— Кореш один бизнес предлагал, кокс оттуда возить. Даже в Питере договорился.
— Слав, ты охренел? — поразился я. — Тебе там за такой бизнес башку отрежут. Не суетись, оглядимся, и дальше видно будет. Пока отсюда сдернуть надо, покуда не хватились.
Колонна машин выехала на трассу, то есть «карретеру», но катили по ней недолго, только до Малаги и добрались, а там головной «ситроен» свернул в промзону и почти сразу остановился. Тюремный «ивеко» отделился от нас, свернув в проулок, мы сидели и ждали, затем водитель прибежал обратно, втиснувшись в легковушку, и мы поехали дальше. Чуть повиляв по складским проездам, заставленным грузовиками, мы выехали к каким-то воротам, автоматически открывшимся перед нами. Снова встали в каком-то дворе, один из фальшивых гвардейцев выбежал из машины, вернулся с мужиком в комбинезоне, затем они все там помахали руками, потом рядом открылись ворота ангара и «гвардеец», подбежав к нам, махнул рукой, показывая на них:
— Заезжай туда, загоняй грузовик на платформу, глуши движок, понял? Будет сигнал, затем погаснет свет, потом снова сигнал и можешь заводить. Понял? — повторил он.
— Чё за херня? — спросил меня Слава.
— Без понятия. Повнимательней просто. — Я врубил первую, и грузовик медленно пополз к воротам, порыкивая дизелем. Я вытащил пистолет из-за пояса и положил под бедро, на всякий случай. Пусть будет.
В ворота заехал медленно, поглядывая в зеркала, давно грузовик не водил, еще с армии. Но вроде не влетел ни во что. А за воротами оказался здоровенный зал с металлической платформой вроде эстакады, перед которой стояла крашенная в желтый и черный цвет металлическая арка. Сбоку какая-то застекленная будка, в ней женщина за пультом. Диспетчер какой-то, что ли? И на хрена нам эта эстакада, если летим в Колумбию?
Зашедший следом мужик в спецовке крикнул:
— Заезжай, не тяни время!
— Заезжаю, не ори! — ответил я в окно.
Лязгнуло гулко под передними колесами железо, машина, фырча, заехала на направляющую. Мойка какая-то, только без щеток.
— Сигнал, свет погаснет, потом опять сигнал, понял?
— Да!
— Начали!
Почти сразу же на арке замигал красный фонарь, противно задребезжал звонок вроде школьного.
— Глуши мотор, ключ из зажигания!
Я сделал, как он сказал. Мужик побежал к будке, зашел внутрь, встал рядом с женщиной. Свет погас, темнота наступила полная, ворота к этому времени уже закрылись. Я ощутил какое-то движение.
— Едем куда-то, что ли? — спросил Слава.
— Похоже, — пробормотал я. — Итить!
Лязгнуло, зашипело какой-то пневматикой, затем нас вжало в спинки сидений, машину куда-то бросило, все тело обдало холодом до онемения, затем такое же резкое торможение, из-за которого мы качнулись на ремнях, потом снова звонок — и свет. Яркий свет, солнечный, буквально вламывающийся через открытые ворота, оказавшиеся уже впереди. И никакой арки перед нами. И человек в песочной униформе, который машет желтым флажком, крича по-английски:
— Съезжай с платформы, быстро! На стоянку давай!
Не понимая совершенно ничего, я сделал, как сказали. Завел МАН, аккуратно спустил машину с эстакады, выехал в ворота, оказавшись в большом дворе, у дальней стены которого в рядок выстроилось с дюжину самых разных машин, и подъехал к ним, припарковавшись последним в ряду.
— Ну и где мы? — спросил Слава, удивленно оглядываясь.
— В Колумбии, мля. Не заметно, что ли?
— Не, не заметно.
Я заглушил машину и выпрыгнул из кабины, не забыв прихватить свою сумку и оружие. Постучал в борт кузова. А затем уставился на большую вывеску над длинным одноэтажным зданием:
БАЗА ПО ПРИЕМУ ПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ И ГРУЗОВ «ЕВРОПА».
Обернувшись назад, я увидел длинный ряд ворот, над каждым из которых черным по желтому был написан номер. Начиная с «1» и заканчивая «24».