Глава 15
В ДЕБРЯХ СУНДАРБАНА
Было только пять часов пополудни, когда оба слона пустились в путь, направляясь на юг, то есть к Сундарбану, чтобы добраться до совершенно необитаемых земель. Тот район, который они пересекали сейчас, был, хоть и редко, но населен бедными молангами. Время от времени там и сям среди бамбука и травы виднелись небольшие селения с высокими оградами, чтобы защитить от нападений диких зверей не только их обитателей, но также коров и буйволов. Вокруг были небольшие поля, обработанные под рисовые плантации, да несколько бананов, кокосов и манго, что дают превосходные плоды, высокоценимые в Индии. Лишь только путники миновали эти деревни, как джунгли снова вступали в свои права. Пруды становились все многочисленнее, все более заросшие тростником и полусгнившими водорослями – настоящие рассадники лихорадки.
Стаи птиц поднимались с берегов при появлении двух гигантских слонов; охотники приветствовали их ружейными выстрелами, которые не пропадали зря.
Среди бамбука мелькали иногда антилопы, попадались стаи диких собак с темно-рыжей шерстью и больные шакалы, обычно трусливые, но опасные, когда они голодны. Небольшая пантера на миг показалась из зарослей, чтобы тут же исчезнуть опять среди них.
– Настоящий рай для охотников! – восклицал Сандокан. -Жаль, что мы должны больше заниматься тугами, чем тиграми, буйволами и носорогами. Я бы славно здесь поохотился.
– Сегодня ночью я не лягу спать, – сказал Янес. – Я пойду в засаду. Говорят, что ночная охота не хуже дневной. Правда, Тремаль-Найк?
– И к тому же гораздо опаснее, – отвечал бенгалец.
– Возьмем с собой Дарму. Думаю, ты приучил ее к охоте.
– Она обучена лучше, чем иная пантера.
– Пантеры дрессируются для охоты?
– И какими ловкими охотницами становятся! – воскликнул Тремаль-Найк, – Моя Дарма, однако, получше, она не побоится напасть даже на буйвола.
– А, кстати, где эта плутовка? – спросил Янес. – Когда мы на слонах, она всегда держится подальше.
– Не бойся, – отвечал Тремаль-Найк. – Она появится в час ужина, если только не поймает себе что-нибудь сама.
– Я вижу впереди протоку, – сказал Сандокан. – Устроим лагерь на противоположном берегу. Больше всего дичи по берегам рек.
Речонка шириной метров десять, с желтоватой гнилой водой, прокладывала себе путь меж двух берегов, поросших манграми, на аркоподобных ветках которых неподвижно сидели марабу, эти ненасытные пожиратели трупов и падали.
– Осторожно, погонщик, – сказал Тремаль-Найк. – В этой реке могут быть гавиалы. Весьма свирепые крокодилы, – пояснил он своим товарищам.
Оба колосса остановились на берегу, осторожно щупая землю и шумно нюхая воду, прежде чем войти в нее. Казалось, они не доверяют тому обманчивому спокойствию, которое царило под этой грязно-желтой водой.
– Уверен, что я не обманываюсь, – сказал Тремаль-Найк, вставая. – Слоны чуют гавиалов и боятся их жестоких укусов.
Первый слон, более решительный, чем его товарищ, наконец осмелился войти в реку, которая была довольно глубока и доходила ему до боков.
Однако, пройдя три-четыре метра, он вдруг остановился так резко, что от толчка паланкина охотники едва не свалились в воду.
– Что случилось? – спросил Сандокан, хватая карабин.
Остановившись, слон издал яростный трубный звук, потом быстро погрузил хобот в воду, проворно отступив.
– Он схватил его! – закричал погонщик.
– Кого? – в один голос спросили Сандокан и Янес.
– Гавиала, который укусил его.
Хобот был поднят. Он сжимал чудовищную рептилию, похожую на крокодила, вооруженную двумя мощными челюстями, усеянными острыми желтоватыми зубами.
Чудовище, вырванное из своей среды, яростно билось, пытаясь ударить слона своим мощным хвостом, покрытым, как и спина, острыми выступами.
– Он задушит его? – спросил Янес.
– Ни за что: увидишь, как он заставит эту рептилию расплатиться за полученный укус. Эти исполины и храбры, и умны, но при этом и чрезвычайно мстительны.
– Тогда он затопчет его ногами.
– Ничего подобного.
– Какой же род смерти он предназначил этому болотному гаду? Я полагаю, он его не пощадит.
– Увидишь, – сказал Тремаль-Найк. – Я бы не хотел оказаться на месте этого гавиала.
Словно раздумывая, слон еще некоторое время сжимал хоботом извивающегося гавиала, держа его довольно высоко, чтобы избежать ударов хвоста, затем вышел на берег и быстро направился к гигантскому тамаринду, который рос отдельно, выбрасывая во все стороны свои раскидистые ветви.
Несколько мгновений слон смотрел на огромное дерево и, найдя то, что ему было нужно, засунул рептилию в развилку двух ветвей, покрепче зажав ее, чтобы она не могла освободиться.
Сделав это, он протяжно затрубил, что должно было означать удовлетворение, и спокойно вернулся к речке, пыхтя и комично раскачивая свой хобот, в то время как мстительный огонек сверкал в его черных глазках.
– Видел? – спросил Тремаль-Найк Янеса.
– Да, но не очень понял.
– Он обрек рептилию на страшное мучение.
– А как? Ах понял! – воскликнул португалец, разражаясь смехом. – Он медленно умрет от голода и жажды на верхушке дерева.
– И солнце высушит его.
– Какой мстительный слон!
– Это казнь, которой они подвергают гавиалов и аллигаторов, когда удается поймать их.
– Я бы не поверил, что эти колоссы, у которых такой мягкий, спокойный нрав, способны на подобную мстительность.
– Больше того, они довольно злопамятны и очень чувствительны к тому, насколько вежливо с ними обращаются. Вот пример. Один погонщик имел привычку всякий раз, когда ему хотелось утолить жажду, разбивать кокосовый орех о голову своего слона. Слону эта процедура очень не нравилась, но до поры до времени он не показывал вида. И вот случилось однажды, что, проходя через плантацию кокосов, погонщик прихватил несколько штук, чтобы разбить, как обычно, на черепе слона. Тот позволил разбить один, другой, а потом схватил своим хоботом самый большой кокос и разбил его…
– О голову своего погонщика? – захохотал и Сандокан.
– Ну да, – ответил Тремаль-Найк. – Можешь представить себе, в каком состоянии оказался этот бедняга. Он отлеживался потом целый месяц.
– Ну и шельма же этот слон! – воскликнул пораженный Янес.
– Я знал еще одного, который жестоко проучил одного портного в Калькутте.
– А портного-то за что?
– Этот слон имел привычку, когда его вели на водопой, просовывать хобот в окна домов, и обитатели их никогда не отказывали ему в каком-нибудь лакомстве или фрукте. Портной же, наоборот, когда видел этот огромный нос, втыкал в него иголку, которую держал в руке. Какое-то время исполин терпел эту шутку, пока однажды терпение его не лопнуло. Во время водопоя он набрал в хобот как можно больше воды и грязи и, проходя мимо дома портного, сунул ему хобот в окно. Портной потянулся к нему с иголкой, но в это время целый фонтан грязной жидкости обрушился на него, опрокинув вверх ногами самого портняжку и совершенно испортив ему ткани, которые лежали на столе.
– Озорная проделка, – сказал Янес, покатываясь со смеху. – Держу пари, что бедный портной больше не прикасался к слонам.
– Господин, – сказал в этот момент погонщик, оборачиваясь к Тремаль-Найку, – хочешь, остановимся здесь? Здесь тенисто и хороший корм для слонов.
Противоположный берег был и в самом деле наиболее подходящим для лагеря. Бамбуковые заросли здесь расступались, а вместо них то там, то сям теснились густые рощицы, под сенью которых и люди, и слоны должны были прекрасно чувствовать себя.
– Река с одной стороны и джунгли с другой, – сказал Тремаль-Найк. – Хорошее место и для стоянки, и для охоты. Решено, остановимся здесь.
Они слезли со слонов и пошли под деревья. Найдя подходящее место, разбили палатки, в то время как слоны принялись обирать листву с ближайших деревьев, тряся ветки так, что с них сыпался настоящий дождь.
– Ух! – воскликнул Янес, который, проходя мимо, получил на голову хороший душ. – Что там у них среди веток, бочки с водой, что ли?
– Ты не знаешь эти растения? – спросил Тремаль-Найк.
– Я видел что-то подобное, но не знаю, что это за деревья.
– Они называются ним, или дождевые деревья. Они способны накапливать атмосферную влагу в таком количестве, что каждый лист содержит добрый стакан воды. Попробуй потрясти ствол, и увидишь, какой дождь упадет на тебя.
– А вода хорошая?
– Не слишком вкусная. Листья, которые ее содержат, придают ей тошнотворный привкус. Но крестьяне поливают ею поля, поскольку одно растение дает пару баррелей такой воды.
Его прервали лай и рычание. Пунти и Дарма, которые перебрались на другой берег вслед за слонами, вместе кинулись к деревьям, проявляя непонятное волнение. Они бежали вперед, потом возвращались назад, забирались в кусты, описывали прихотливые зигзаги, как будто шли по следу какого-то зверя.
– Что случилось? – спросил Сандокан.
– Не знаю, – отвечал Тремаль-Найк. – Может быть, питон недавно прополз там, а Пунти и Дарма его почуяли.
– Или какой-нибудь человек?
– Мы далеко удалились от последних деревень: ни один моланг не осмелится сюда забраться. Они слишком боятся тигров. Ну, пусть себе ищут, а мы пойдем ужинать. Нам еще надо выкопать яму для засады. Я вижу кустарник вон там, вдали от лагеря; он соединяет джунгли с рекой. Уверен, что именно там пройдут животные, направляясь к водопою.
Они наскоро поели, приказали малайцам и погонщикам быть начеку и, вооружившись лопатой и заступом, направились к кустарнику в сопровождении Дармы. Пунти оставили в лагере, чтобы он своим лаем не распугал дичь, на которую Тремаль-Найк собирался охотиться с помощью тигрицы.
Они уже потеряли из виду палатки и слонов и вступили в бамбуковые заросли, которые здесь были гуще, чем на сухих землях, когда заметили, что Дарма снова заволновалась. Она останавливалась, нюхая воздух, нервно била хвостом по бокам и глухо рычала.
– А все-таки, что это такое с Дармой сегодня? – спросил Янес.
– Я тоже себя спрашиваю, но не могу найти объяснения, – ответил Тремаль-Найк.
– Мы ведь никого не видели, не слышали никакого шума, – сказал Сандокан.
– Тем не менее я тоже начинаю беспокоиться, – сказал Тремаль-Найк.
– А чего нам бояться? С нами Дарма, мы все трое вооружены и отнюдь не пугливы. Да и наши малайцы с погонщиками всего в миле отсюда.
– Ты прав, Сандокан.
– Ты подозреваешь, что тут бродит какая-нибудь банда тугов?
– Мы далеко от Мангала, и я не думаю, что их уже оповестили о нас.
– Пойдем вперед, – решил Янес. – Никто не осмелится побеспокоить нас в яме.
Они вошли в рощицу, где тени начинали сгущаться, поскольку солнце уже заходило, и отыскали открытое место. Менее чем за час они вырыли яму глубиной в полтора метра и длиной в три, которую замаскировали связками бамбука, расположив так, чтобы можно было вылезти из укрытия, не двигая их, и залезли внутрь вместе с Дармой.
– Вооружимся терпением, – сказал Тремаль-Найк. – Я уверен, что животные пройдут именно здесь. Свежее мясо на завтрак у нас будет.
Небольшой лесок, в котором они устроили засаду, затих к вечеру. Время от времени доносились лишь крики обезьян и жалобный вой какого-то шакала.
Растянувшись на дне ямы, покрытом во избежание сырости толстым слоем листьев, трое охотников молча лежали, прислушиваясь к этим далеким шумам. Дарма, расположившись рядом, была спокойна и довольно ворчала.
Прошло несколько часов, как вдруг она поднялась, навострила уши и посмотрела на край ямы.
– Похоже, что приближается какое-то животное, – сказал Тремаль-Найк, бесшумно вставая и беря карабин.
Янес и Сандокан сделали то же.
На открытом пространстве не было видно никого, однако слышался легкий шорох веток в гуще леса, как будто кто-то прокладывал себе дорогу среди кустов, разросшихся вокруг поляны.
– Кто бы это мог быть? – спросили Сандокан и Янес, глядя на Тремаль-Найка.
– Судя по треску веток, какой-то крупный зверь, – ответил бенгалец. – Больше, чем олень или антилопа.
Едва он произнес эти слова, как огромная тень появилась на краю спутанной чащи кустов.
Это был колоссальный буйвол, величиной с американского бизона, но с более короткой и широкой головой, с двумя длинными рогами, загнутыми назад и сближенными у основания, – животное могучее и очень опасное, способное сопротивляться даже тигру. Почуял ли он присутствие охотников или просто хотел проверить местность, но остановился и коротко замычал.
– Прекрасное животное! – вполголоса пробормотал Янес.
– Которое не свалишь выстрелом из карабина, – сказал Тремаль-Найк. – Наши буйволы действительно страшные, и не боятся охотников. Но у Дармы острые когти.
Тигрица, которая оперлась передними лапами на край ямы, вся напряглась и посмотрела на хозяина.
– Давай, Дарма, – сказал ей Тремаль-Найк, лаская ее и указывая на буйвола. – Давай, хорошая моя.
Умный и ловкий зверь бесшумно проскользнул среди бамбука и, притаившись за кучей земли, выброшенной из ямы, пополз, но не к буйволу, а в сторону, к кустам, за которыми и исчез с легкостью кошки.
– Она не нападет на него прямо? – спросил Янес.
– Дарма не так глупа, – отвечал Тремаль-Найк. – Она знает, как опасны рога буйволов. Она выждет момент, притаившись, чтобы кончить одним прыжком, как это делают ее сородичи.
– Впрочем, мы тоже готовы ей помочь, – сказал Сандокан, осторожно беря карабин.
Буйвол, который несколько мгновений нюхал воздух, вдруг отступил назад, потом резко крутанулся вокруг своей оси, глядя на кусты, из которых он только что вышел, и, наклонив голову, выставил свои грозные рога.
Заметил он приближение тигра или его потревожил шорох сухой листвы, треск какой-нибудь ветки?
Несколько мгновений он стоял, прислушиваясь, бил себя по бокам хвостом и время от времени тревожно мычал.
Вдруг быстрая тень взметнулась в воздух и огромным прыжком упала на круп животного. Это Дарма прыгнула на него и впилась когтями в живое мясо.
Несмотря на свою мощь, буйвол присел от такого толчка. Но тут же он выпрямился, пытаясь сбросить врага, и снова упал, издавая жалобное мычание. Все было кончено в одно мгновение: страшные зубы тигра перегрызли ему горло.
Охотники выскочили из ямы и уже готовы были бежать к Дарме, когда неожиданно неподалеку раздался ружейный выстрел, и вслед за ним чей-то голос прокричал по-английски:
– Помогите! Меня душат! Помогите!..
