Глава 13
Третий час нахождения на НП 4-й танковой дивизии не принёс ничего, кроме разочарования. Не так развивалось начало нашего наступления, как я думал. Не было у немцев паники и никуда они не бежали, бросая технику и вооружение. Хотя всё мы вроде бы сделали правильно – ударили неожиданно, предварительно подавив основные огневые точки. Полчаса по ближайшим тылам противника работали 152-мм гаубицы, в прах разнося разведанные огневые точки немцев. В первые минуты артподготовки сердце радовалось удачному началу дня – ни одной летающей немецкой сволочи в небе, наши танки и пехота ждут только красной ракеты, чтобы двинуться вперёд. И вот такой облом – немцы не побежали. Засели гниды в уцелевших огневых точках и лупят из пулемётов так, что головы не поднимешь. Попытка подавить эти пулемёты пока не удаётся. У гаубиц уже кончились снаряды, миномётами ничего не получалось – немцы засели в своеобразных дзотах, и мины поднимали просто пыль на перекрытиях вражеских укреплений, ну а орудия небольших калибров никак не удавалось установить на прямую наводку. Одним словом, безобразно была организована первая наступательная операция наших войск в этой войне. Инженерная разведка не проводилась вообще. На глазок осмотрели местность, включая и меня, представили, как наши танки вслед за огненным валом раскатывают немецкие позиции, и успокоились. И ни одному командиру не пришло в голову проверить луг, который подходил к немецким окопам. А что его проверять, и так всё ясно – коровы на нём недавно паслись, вон своих вонючих лепёшек сколько насыпали. А что недавно, тоже понятно – такие рои мух только на свежаке собираются. А значит, луг не заминирован, и можно спокойно подобраться к немецким позициям.
Вот и подобрались – всё ещё скулы от злости сводит. И было от чего – поле боя, а именно вот этот долбаный луг был усыпан павшими красноармейцами, и наша доблестная техника там тоже присутствовала. Три неповреждённых танка КВ, чуть ли не по башню зарылись в этот коварный чернозём, больше похожий на густую грязь. Один тяжёлый танк всё ещё газовал, пытаясь враскачку выбраться из этого капкана. А техника, которая не самозакопалась, была и такая (три лёгких танка Т-26 и два бронеавтомобиля БА-20), весело дымилась, распространяя по округе тяжёлый запах горящей органики и нефтепродуктов. И подбила их всего лишь одна уцелевшая 37-мм пушка гитлеровцев. Наводчик там был опытный и хладнокровный – расстрелял моих салаг, не выполнявших даже простейшего манёвра, как в тире. Польза от подбитой техники всё равно была – не нужно было бросать для бесславного отхода живой силы дымовых шашек. А отвести ребят было просто необходимо, они не в состоянии были продолжать атаку. Школа не та, они если и ходили в учебную атаку, то раза два, не больше. Но вообще-то ребята из этого батальона неплохие, не побежали в тыл, задрав хвост, напоровшись на кинжальный огонь двух пулемётов. Лежат под пулями, как суслики, хотя в душе, наверное, и кроют матом начальство. Ну ладно, начальству не привыкать, но посмотрим, как они выдержат мой мат. Пинками, что ли, погнать командиров этого полка на пулемёты? Чтобы знали, сволочи, каково это идти в атаку на плохо разведанные позиции противника. Но это желание у меня очень быстро прошло. Так, минутный порыв. Я-то понимаю, что это от безысходности и желания хоть что-то сделать. Не дело командарма с пистолетом поднимать людей в атаку, на какой-то сраный ротный опорный пункт. Да, вот именно, при зрелом размышлении, я пришёл к выводу, что это всего лишь ротный опорный пункт. Расчихвостили нас по полной программе, и что обидно, сделать ничего не получается. Нет, конечно, можно нагнать сюда ещё людей и всё-таки завалить эти чёртовы пулемёты телами моих бойцов. И что? В этом, что ли, будет заключаться доблесть командарма? Да гнать нужно таких военачальников взашей. А лучше отдать на растерзание матерям красноармейцев, погибших по вине такого командарма. По крайней мере, для меня это было бы самое страшное наказание.
Все эти размышления на грани нервного срыва были фоном на основную думу – как заткнуть эти проклятые пулемёты. Варианты отметались один за другим, пока в голову не пришла одна простая мысль. «Что ты паришься, мать твою! У тебя же рядом сидит лучшее оружие для этого дела – Якут называется! Да он с километровой дистанции в пуговицу попадёт, не то что в глаз пулемётчику с трёхсот-четырёхсот метров». Я, тут же не отрываясь от стереотрубы, выкрикнул:
– Шерхан, Якут, быстро ко мне!
Когда оторвавшись от стереотрубы, повернулся, оба сержанта стояли уже передо мной. Ещё бы, им до места командующего у стереотрубы было всего-то метра два, не больше, они, как обычно, сидели на корточках, прислонясь спиной к стенке окопа НП. Глянув на свой главный резерв, я про себя хмыкнул: «Вот так всегда, если какой-нибудь немецкий командарм имеет в резерве пару-тройку дивизий, то у меня на всё про всё имеется пару сержантов. Нет, вру, ещё боевой водитель, трое рязанских детинушек, дрыхнущих сейчас в кузове “хеншеля”, и лейтенант Костин с семью трофейными “ханомагами”. Ну что, фашистские сволочи, – кому задницу порвать этими несметными силами?» Самоирония это, конечно, хорошо, но не в этой ситуации, сейчас нужно действовать, а не грызть себя, упиваясь той малостью, которая доступна командующему сильнейшей армией СССР. Приняв это как данность и отбросив бравурные мысли, я, обращаясь к Якуту, воскликнул:
– Ну что, сержант, опять твой зоркий глаз Родине нужен. Вон видишь те два пулемётных гнезда?
Я показал через амбразуру окопа два еле виднеющихся холмика, для верности потыкав в еле видимое изображение пальцем. Затем, кашлянув от проникающего даже на эту высотку чада от горевших танков, продолжил:
– Если плохо видишь эти огневые точки, то глянь в стереотрубу, в неё даже пулемётчик иногда виден, вон в том дзоте, где берёзка, подрубленная осколком мины, лежит.
– Не, товарищ генерал, я в свою оптику посмотрю – так привычнее.
И Якут, достав из своего тощего сидора тряпичный пакет, с осторожностью вытащил оптический прицел. Затем, придвинув ногой лежащий на дне окопа ящик из-под снарядов, встал на него. Таким образом, увеличив свой рост сантиметров на двадцать, он смог удобно расположиться на бруствере окопа. Я подождал, пока он осмотрится, а потом задал тот вопрос, ради которого и подозвал Якута:
– Ну что, «зоркий сокол», сможешь от ближе всех продвинувшегося к фашистам КВ достать немецких пулемётчиков?
И услышал ответ Якута, как он считал, городское и модное выражение:
– Да как два пальца об асфальт! Сволочи даже пикнуть не успеют, как будут стоять в очереди у ворот ада.
– Что, неужели всё так просто? Тут бойцы целого батальона мозоли на животах натёрли, а пришёл великий охотник и в несколько минут решил все их проблемы?
– А что тут сложного? Амбразуры обоих дзотов расположены на директрисе прямого выстрела. Расстояние не больше четырехсот метров. Укрытие – бронированный танк имеется. Добраться до него не представляет никаких трудностей – десять минут по-пластунски и ты на шикарной огневой позиции. Да оттуда половину немцев, сидящих в окопах, перещёлкать можно.
– Ну, твоими бы словами да мёд пить! Ладно, сержант, слушай приказ – сейчас выдвигаешься к самому удобному для стрельбы по немецким дзотам танку КВ и подавляешь своим огнём эти огневые точки. Понятно, боец?
– Так точно!
– Второе, держишь эти дзоты под прицелом, до того момента, пока наши бойцы их не займут.
Обращаясь уже к Шерхану, приказал:
– Старший сержант, берёшь наших рязанцев и двух сапёров из бронедивизиона Костина. Формируешь две боевые тройки, и двигаетесь к танку, который выберет Якут для своей огневой позиции. После того как он начнёт работать по дзотам, аккуратно с сапёром впереди группы подбираетесь к этим огневым точкам и глушите всех, кто там находится. Не рисковать, вы ребята опытные и знаете, как всё сделать профессионально. Задача понятна?
– Сделаем, Юрий Филиппович! Разрешите выполнять?
– Да, Наиль! Надеюсь я на вас с Якутом! Вы же не эти первогодки, которые нахрапом хотели взять немецкие окопы. Блин… как стадо баранов полезли под пулемёты.
Я грозно взглянул на вызванного на НП командира батальона, осуществляющего штурм немецких окопов. Капитан стоял бледный, готовый ко всему, даже к расстрелу на месте. Ну, по крайней мере, к тому, что я начну орать и погоню его с оставшимися командирами на штурм этих долбаных дзотов. А я и погнал, только не так, как он думал. Во-первых, совершенно спокойно, без крика, спросил:
– Капитан, у тебя это первая боевая операция?
– Никак нет, в боях участвовал! Несколько дней батальон отражал атаки гитлеровцев, но чтобы самим идти в наступление, это в первый раз.
– Понятно, капитан, первый раз, как говорится, каждый блин комом. Но думаю, в следующем замесе твоему батальону повезёт. Видно, что бойцы в батальоне неплохие – не побежали, как шавки, получив оглоблей по хребту. Лежат под пулемётным огнём, ждут приказа – ну что тут можно сказать, молодцы, получится из ребят толк. Вот только попривыкнут немного, пооботрутся и вломят фашистам по самое не могу. Твоя задача как командира, чтобы бойцы быстрее получили положительный боевой опыт. А для этого, капитан, прежде всего, ты должен думать и зарубить себе в голове – ты воюешь не с дилетантами, а с профессионалами, которые считай на голову выше тебя в военном деле. Поэтому жди от них разных каверз и капканов, всегда будь настороже. Победить их можно только нестандартными действиями, ударами исподтишка и явным преимуществом на отдельном участке фронта. Вот сейчас мы имеем такое преимущество, но это не значит, что нужно вести себя, как дилетанты. Даже сейчас нужно думать – немцы за малейший просчёт наказывают, и очень больно. Ладно, капитан, думаю, сегодня ты прошёл хорошую школу и впредь будешь думать, как избежать подлянок, которые непременно устроят фашисты. Сейчас давай исправляй свои ошибки – когда мои волкодавы возьмут эти дзоты, после зелёной ракеты поднимай батальон в атаку. И чтобы в ней участвовали все – включая кошеваров и ездовых. Сегодня у батальона будет школа победной атаки, и нужно, чтобы все ощутили, каково это, гнать немчуру в её вонючее стойло.
Отправив капитана готовить повторную атаку, я опять прильнул к стереотрубе. Но это было недолго, нарастающий гул заставил отстраниться от боевого инструмента командарма и начать осматривать воздушное пространство над окопом НП. И вскоре я увидел в небе свой ночной кошмар. Пять Ю-87 летели не очень высоко над землёй, выискивая свою сегодняшнюю жертву. А три обездвиженные жертвы стояли посреди луга. А к одному из трёх застрявших танков КВ ползли сейчас мои боевые братья. «Юнкерсы» непременно будут бомбить стоящие посреди поля танки и под раздачу наверняка попадут мои ребята. А если от осколков пострадает Якут, то вся операция накроется медным тазом. Опять будут многочисленные жертвы и слёзы матерей, потерявших своих сыновей.
Яростный скрип моих зубов, наверное, достиг пилотов летающих убийц, так как самолёты изменили курс, а затем вообще начали разлетаться, освобождая свои утробы от смертоносного груза. Бомбы «юнкерсы» бросали как будто в панике, можно сказать, в чистое поле. А через несколько секунд стало ясно почему. Из-за небольшого облака вылетело два МиГа и стремительно бросились в сторону разлетающихся «юнкерсов». Но это была только завязка небесной схватки. Вскоре из-за того же облака вывалилась целая куча-мала МиГов и «мессершмиттов». Вот тут и началась настоящая схватка. Наших было четыре самолёта, у немцев такое же количество истребителей. Сложно было уследить за стремительно двигающимися силуэтами. Кто кого давит, было непонятно. Только через минуту стало ясно, что мы давим, гнутся немцы. Один «мессер» отвалил от общей кучи, а за его хвостом отчётливо виднелся дымный след.
К сожалению, воздушную схватку мне не удалось досмотреть до конца, не дала обстановка на наземном поле боя. Раздался взрыв, а немецкие пулемёты затявкали ещё противнее, чаще и злее. Естественно, я бросился к стереотрубе, посмотреть, не мои ли ребята устроили весь этот неудачный кипеж, и теперь озверевшие немцы пытаются их убить. Уткнувшись в стереотрубу, я судорожно пытался обнаружить отстреливающихся от немцев ребят. И вскоре недалеко от продвинувшегося ближе всего к немецким окопам танка КВ увидел спокойно лежащие силуэты моих ребят. А перепутать их с одетыми в обычные гимнастёрки бойцами батальона было невозможно. С их формой, в которую они переоделись накануне наступления, поработал сам Якут – наносил серой краской полосы на недавно полученную чистейшую форму, а потом ещё пришил какие-то уродливые торчащие в разные стороны финтифлюшки. Первоначально я рассвирепел от такого издевательства над формой, но потом, после рассказа Якута о том, каким должен быть наряд снайпера, чтобы противник не смог его заметить, несколько отошёл. А когда Якут, переодевшись в свой наряд, сумел незаметно подобраться ко мне на расстояние трёх метров, я совсем оттаял и дал добро на переделку формы для всех бойцов спецгруппы командарма. Именно так начали называть моих ребят командиры и бойцы штабного эшелона и бронепоезда. Так что у Шерхана теперь не было никаких проблем получать командирское питание в штабном вагоне-ресторане. Особенно после получения им этого своеобразного маскировочного костюма. Чистый ниндзя, так сказал бы наш ротный командир в эскадроне – Змий.
Увидев своих ребят, спокойно лежащих и ждущих команду, я несколько успокоился, но не перестал искать причину взрыва и переполоха у немцев. И вскоре увидел убитого красноармейца, лежащего совсем недалеко от первого дзота. Однозначно он пострадал от взрыва мины. Путём несложного анализа я понял, что всё-таки произошло. Парень, несомненно, герой и смелый человек, решил разобраться с этим положившим в грязь весь батальон дзотом. Проявив достойную уважения выдержку и умение, он смог подобраться к дзоту практически на бросок гранаты, но судьба-злодейка не дала ему это сделать. Попал парень на мину. Эх, пацан, пацан, не хватило-то тебе всего метра три, чтобы разделаться с этим дзотом и стать настоящим, признанным героем.
Пока я размышлял о парне, которому судьба не дала возможность стать признанным героем, события на поле боя стали развиваться стремительно. Я как раз разглядывал первый дзот, поэтому и увидел, как пуля буквально оторвала правую половину лица пулемётчика. Но второй номер расчёта был рядом, он и заменил убитого, а через секунду и он поник головой, получив пулю прямо в глаз. Почерк Якута ни с кем не перепутаешь. А потом был немец, высунувшийся из окопа рядом с дзотом. Огневая точка немцев замолкла, а затем перестал гавкать и второй пулемёт. Спины моих ребят начали двигаться и попарно стали расползаться, а впереди каждой кустистой пары полз боец, одетый в обычную форму. Нетрудно было догадаться, что это сапёр, который тралит дорогу моим ниндзя. Про себя я радовался, что приказал взять сапёров. Как чувствовал, что у дзотов установлены мины, хотя ничто не говорило об этом, только интуиция и ожидание любых гадостей от фашистов. Вскоре раздались взрывы гранат в районе дзотов, а затем взлетела долгожданная зелёная ракета. Ну а дальше началось кино – с криками, матюгами, командирами, размахивающими пистолетами у физиономий своих бойцов, и как апогей всей этой суеты – красное знамя впереди довольно густой цепи красноармейцев. Немцы попытались открыть огонь из окопов по этой цепи, но получив несколько взрывов гранат в своих окопах и убийственный снайперский огонь, выкашивающий их офицеров, опомнились и начали драпать из этих проклятых укреплений. Сейчас выучка у них проявлялась в том, что они не побросали личное оружие, ловко перепрыгивали через своих убитых и быстро бегали. Хотя было видно, что не быстрее пули. Якут же не успокоился и методично отстреливал тех, кто чего-то медлил и озирался, в надежде найти готовый к бою пулемет, чтобы выкосить наседавших русских. Были среди немцев и такие упёртые, но Якут был на страже и не давал возможности арийцам геройствовать. Против такого стрелка никакая арийская кровь не прокатывала.
Вся операция развивалась даже лучше, чем я предполагал. Следовало развивать успех. И я пожалел, что поспешил направить мобильные силы 4-й танковой под командованием полковника Вихрева в полосу наступления 106-го мотострелкового полка 29-й моторизованной дивизии, где в тот момент намечался успех. Свой психоз, вызванный упорным сопротивлением немцев, нужно было исправлять – вернуть 7-й и 8-й танковые полки. Ведь это дёрганье и нарушение разработанных планов не вело ни к чему хорошему. Конечно, маневр этими силами был предусмотрен планом наступления, но только в крайнем случае. А уже сейчас стало понятно, что это никакой не крайний случай, а просто у нас на пути встретилось добротное немецкое подразделение с хорошими, грамотными командирами. Но мы их всё-таки сковырнули, и в глубине обороны у немцев вряд ли будут подобные подразделения. Поэтому не нужно дёргаться, основываясь только на своей мнительности и предположениях, что в другом месте наступление будет развиваться более успешно. Тем более Вихрев получил приказ только час назад, и танковые полки физически не смогли бы далеко уйти.
Радист с довольно мощной рацией находился в том же окопе НП, и соединение с командирским танком Вихрева заняло пару минут. Как только соединение установилось, я сразу закричал в микрофон рации:
– Полковник, последний мой приказ отменяется, действуешь по основному варианту. Сопротивление немцев сломлено, дорога открыта, сейчас проверяется сапёрами. Ты уже далеко отъехал?
– Никак нет! Ещё с места дислокации даже метра не сделали. Сначала двигатели танков прогревали, ну а потом немецкие самолёты заметили. А вы сами приказали ни в коем случае не светиться немецкой авиации. Лучше переждать и выйти на исходные позиции немного позже, чем проявить себя и показать, что к передовым позициям гитлеровцев двигаются большие силы русских. Поэтому мы вели себя тихо, как мыши, хотя нашими средствами ПВО могли эти самолёты только так шугануть.
– Ага, нашёлся шугальшик! Немцы что, дураки – если бы почувствовали мощь ваших ПВО, то сразу бы по команде наверх сообщили. И этим вопросом большие боссы бы заинтересовались. И тогда жди не пяти «юнкерсов», а многочисленные стаи фашистских трупоедов. А так всё в пределах нормы – русские истребители шуганули несколько самолётов люфтваффе, ничего страшного – значит, не до конца добили 9-ю авиадивизию. Дело поправимое – ещё пару бомбардировок уцелевших аэродромов русских, и дело в шляпе. А если бы засекли большие наземные силы русских, то тогда немецкие генералы на уши бы встали. И все силы бросили на ликвидацию этой опасности. В их глазах это были бы не локальные бои съехавших с катушек русских, а весьма опасный контрудар 10-й армии по тылам группы армий «Центр». Так что нужно беречь нервы немецких генералов, пускай сутки ещё поспят спокойно.
– Понятно, Юрий Филиппович, будем пока и дальше вести себя тихо. По нашей старой доброй тактике – ударил и в кусты, чтобы до последнего момента непонятно было, какими силами действуют русские и куда последует следующий удар.
– Правильно, полковник, действуешь так же, как в своём рейде по тылам немцев. Дави гадов гусеницами – потомки тебе скажут спасибо. Быстро подавил и тут же марш к другой цели.
– Это всё ясно, вот только проблема с механиками-водителями у меня. Неопытные они, мало часов особенно на новейших танках наездили. Даже в створы мостов и то с первого раза не вписываются. Поэтому и на лугу три КВ застряли – если бы механики-водители были опытные, то не дёргались от попаданий 37-мм противотанковой немецкой пушки и не зарылись, как зелёные салаги, в этот чернозём. Теперь вот проблема образовалась – вытащить из грязи эти многотонные тяжёлые танки.
– На это время не теряй, без тебя вытащат. Бойцы ремонтно-восстановительного батальона поработают. Им ещё пару ЧТЗ из ближайшего гаубичного артполка пришлют, об этом я распоряжусь. Всё равно артиллеристам нужно на платформы грузиться, и такое количество тягачей им сейчас просто не нужно.
– Добро, Юрий Филиппович, Тогда я не буду обращать внимания на застрявшие танки, гоню полки к Червоному бору и Ломже?
– Да, именно так, только не забудь в Червоном бору направить боевые группы на расположенный там артсклад и на бывший аэродром 9-й САД. Автоколонну для перевозки снарядов Бульба уже практически сформировал, и как только ты доложишь о занятии военного городка полигона Червоный бор, он сразу же даст команду на вывоз снарядов для наших гаубиц. А то позор, больше двухсот 152-мм гаубиц, а из-за того, что снарядов нет, провели такую куцую артподготовку. А ребята Черных, наверное, уже выехали на ревизию своего бывшего аэродрома. Я генералу пообещал, что в 16–00 он сможет осмотреть, как навредили немцы его хозяйству. А может быть, наоборот, получить прибыток от пребывания люфтваффе на его аэродроме. Ты уж порадуй Черных – не дай фашистам времени увезти оттуда аэродромную технику, а совсем будет хорошо, если для авиадивизии генерала захватишь не успевшие взлететь немецкие самолёты.
– Сделаем, товарищ генерал, для авиаторов за этот бой всё что угодно сделаем!
– Ну, хорошо, полковник, тогда вперёд, и пусть вам сопутствует удача.
На этом сеанс связи прекратился, а я, вместо того чтобы подойти к своему боевому инструменту командарма, прислонился к стене окопа НП и достал папиросу. Следовало подумать, что мне как командарму делать дальше – наблюдать в стереотрубу, как танковые полки втягиваются в прорыв, или постараться узнать, как обстоят дела на других участках наступления. Реально я уже никак не мог на этом этапе воздействовать на ход операции. Значимых резервов для помощи застрявшим соединениям нет, оставалось только расслабиться и наблюдать, как идут в бой мои самые боеспособные подразделения. Даже первоначально планируемую оставить во втором эшелоне 86-ю стрелковую дивизию пришлось задействовать уже на начальном этапе нашей операции. Слишком сил было мало, а классики военного дела не зря же писали, что для успешного начала наступления нужно превосходить обороняющихся в два-три раза. Вот мы и попытались на основных направлениях нашего удара превосходить противника по танкам раз в десять, а может быть даже и больше, по артиллерии в четыре раза (правда, боезапас 152-мм гаубиц был совсем небольшим), ну а по живой силе, за счёт введения в бой 86-й стрелковой дивизии, мы превосходили немцев в два-три раза. Все эти выкладки касались, конечно, только небольшого участка фронта, занимаемого 7-м и 9-м полевыми корпусами вермахта. При этом штаб на основании разведданных учитывал, что часть сил 7-го корпуса немцев завязла в боях у крепости Осовец, а 9-й корпус распылил свои силы вдоль реки Нарев и не прекращал попыток рассечь Белостокский котёл с юга. Чёрт им в помощь, я этой тупости фашистов был только рад. Оголили фронт на западе, это же хорошо, в этом бог им в помощь. А то, что немецкие подразделения зайдут нам в тыл, то они в районе Слонима и так у нас в тылу. Так что нам не привыкать воевать окруженными со всех сторон фашистами. Пусть болит голова у их генералов, как нас догнать, а нам всё это параллельно. У нас цель Варшава, а не защита тылов и путей отступления на восток.
А к Варшаве путь сейчас считай открыт. Реальный противник остался только на узловых станциях и в гарнизонах городов, да и то потому что немцы всё-таки опасаются восстания поляков. Вон, по данным нашего польского союзника, полковника Тадеуша Коссинского, в районе Острув-Мазовецка действуют отряды Армии Крайовы, численностью более тысячи человек. Полковник уже послал своих людей в этот район, чтобы договориться о взаимодействии. О наличии польских отрядов, устраивающих диверсии в тылу германской армии, говорил и пленный, которого ещё ночью притащили ребята Курочкина.
Ряба выполнил своё обещание предоставить командованию ценного пленного офицера. Это была конфетка, а не «язык» – много знал и был весьма разговорчив. Группа разведчиков взяла его в Семятыче – свеженького, только что из бани. Майор расслабился и решил гульнуть на оккупированной территории. А что не отдохнуть вдали от глаз начальников, тем более когда местный польский почитатель фюрера свёл его с разбитной панночкой, которая в бане вытворяла такое, что ребята Рябы, бравшие немецкого офицера, постеснялись написать это в своём отчёте. Только шёпотом рассказали Шерхану, откуда они сняли панночку. С ней и польским начальником полиции остались разбираться ребята Коссинского, которых на этот рейд выделил Тадеуш. Ну а разгорячённого майора разведчики Рябы прокатили с ветерком на мотоцикле. Так что немец в этот незабываемый вечер получил тридцать три удовольствия и в довесок ещё и хороший подзатыльник от Шерхана, который ассистировал мне во время допроса. А то ишь, зараза, в начале допроса попробовал кочевряжиться перед русским генералом. После лёгкой обработки немец стал очень разговорчив и плаксив.
Рассказал немец много интересного. Именно на основании выдавленных из пленного сведений я сделал сравнительный анализ наших и немецких сил на этом участке фронта и принял решение выделить 86-й дивизии свой участок наступления. Чтобы у командования 7-го немецкого корпуса даже не возникло мысли перебросить с атакованного 86-й дивизией участка фронта силы в полосу наступления 4-й танковой дивизии. А именно там было самое перспективное направление наступления. Ещё меня весьма порадовали сведения, что практически все мобильные силы 7-й корпус в срочном порядке направил, на ликвидацию прорыва русских в районе городов Ожиш и Элк. Это были долгожданные вести из немецких источников. Значит, не зря Борзилов начал свой рейд – командование вермахта засуетилось и уже отзывает с передовой мобильные части. А это значит, что по крайней мере напор на Осовец уменьшится, и ребята, сидящие там в глухой обороне, хоть немного смогут вздохнуть. А когда основные силы 6-го мехкорпуса вступят в бой, станет легче и героям Брестской крепости, по сведениям того же немца, вступившим в жестокий клинч с частями 9-го корпуса. Расстановка и наличие сил 7-го полевого корпуса немцев во многом совпадали с теми данными, которые у нас уже имелись, и, по логике, нужно было переносить тяжесть основного удара именно по их позициям. Но я посчитал, что положение дел в 9-м корпусе немцев вряд ли лучше. Хотя, конечно, у нас такого пленного из самого штаба немецкого корпуса не было, но одного обер-лейтенанта линейной части этого соединения разведчики из 4-й танковой дивизии всё-таки взяли. Так что кое-какие данные о положении дел в 9-м корпусе вермахта у нас были. И в частности, о полке, который занимал фронт в полосе наступления нашей танковой дивизии. Данные были благоприятны для наступления, и никаких значимых резервов, по информации, полученной от обер-лейтенанта, на этом направлении у немцев не было. Вот Пителин я, посчитали, что заниматься передислокацией уже практически изготовившихся к прыжку 4-й танковой и 29-й моторизованной дивизий нет никакого смысла, а таким приказом можно только увеличить бардак в этих соединениях. Да и дефицит ГСМ, и низкий уровень моторесурса у танков КВ и Т-34 никто не отменял. Так что у нас с Пителиным сложился полный консенсус в вопросе места начала наступления. А то, что я начал дёргаться, когда немцы остановили нашу первую атаку, так это беда моя, нервы стали ни к чёрту. Но вот всё-таки исправился, и наступление пошло, как и планировалось.
Все эти мои размышления были связаны только с одним – с желанием убедить себя спокойно ждать результатов, а не нервировать подчинённых ежеминутными сеансами связи с требованием доложить о первых результатах операции. Конечно, следовало бы опять занять место у стереотрубы и прекратить капать на мозг командирам, непосредственно участвующим в боях. Намерение такое, конечно, имелось, но нервы всё-таки не железные, и я, докурив папиросу, опять подошёл к радисту и приказал установить связь с 106-м мотострелковым полком, в котором сейчас находился командир 29-й моторизованной дивизии генерал-майор Бикжанов, с ним я и вёл все переговоры. Именно в их полосе наступления немцы дрогнули, и наметился успех. Вот туда я и хотел, под воздействием своих психозов, перенаправить удар основных сил 4-й танковой дивизии. И даже после того как этот эмоциональный порыв был задавлен, на душе оставались сомнения – а правильно я всё-таки поступил?
На удивление связь установилась очень быстро, и через минуту мои сомнения полностью развеялись. Стыдно сказать, но я почувствовал удовлетворение, что на том направлении не смогли развить успех, так как части дивизии встретили мощную артиллерийскую засаду. Введенный в прорыв 47-й танковый полк понёс значительные потери от действий батареи 50-мм противотанковых пушек, кроме этих орудий, в засаде имеются и две 88-мм зенитки, четыре миномёта и не менее трёх крупнокалиберных пулемёта, а живой силы было не меньше батальона. Да… где мы бы были, если бы я всё-таки поддался порыву и не отменил приказ полковнику Вихреву. Такой опорный узел обороны с кондачка не проскочишь, даже обладая танками КВ. Зенитные 88-мм пушки вполне могли остановить наши тяжёлые танки, тем более ведя огонь с заранее подготовленных позиций. А то, что немцы заранее готовились к встрече с нашими тяжёлыми танками – тут к бабке не ходи. Помнят гады прорыв Половцева, да и рейд по немецким тылам танков Вихрева тоже остался в памяти немецких генералов. Вот поэтому гитлеровцы организовали этот узел обороны, довольно далеко от линии фронта, в очень хитром месте. Рощицу, где располагались орудия, из-за рельефа местности невозможно было миновать, двигаясь хоть на запад, юг или север. И естественно, успокоенный лёгким прорывом фронта и радуясь своей удачливостью, ты попадал в этот капкан. Немцы собаку на войне съели и мастерски умели устраивать такие засады. Вот 47-й танковый полк и попал в эту передрягу и всё ещё не мог из неё выбраться. Да и части 4-й танковой дивизии попали бы туда же, и только вбитая в мозг привычка не менять разработанных планов оградила их от этого. А я знал, что такое подготовленная к бою немецкая батарея противотанковых пушек, да ещё усиленная 88-мм зенитными орудиями – вон под Кузней ненамного большие силы, остановили весь 6-й мехкорпус. А на тот момент он имел более тысячи танков. Сейчас половины даже нет, единственное, что опыта стало побольше, и не лезем мы, как стадо баранов, в одну калитку. Больше чем уверен, если продвижение 4-й танковой дивизии будет успешным, то немцы сами уйдут из узла обороны, который сейчас сдерживает части 29-й моторизованной дивизии. Немцы опытные вояки и самоубийц там нет, и когда русские обойдут их опорный пункт, они быстренько его свернут и постараются перетащить пушки, чтобы уже западнее встать на нашем пути. Ага… пускай помечтают, только танки двигаются быстрее, чем тягачи, и с большим удовольствием перемешают с придорожной пылью колонну, в которой двигаются противотанковые пушки. Проанализировав ситуацию, я запретил прямой штурм этого узла обороны и приказал 47-му танковому полку и двум батальонам 106-го моторизованного полка срочно сворачиваться и двигаться за 4-й танковой дивизией, пробившей коридор в немецкой обороне.
После завершения этого сеанса связи я дождался подхода частей 29-й моторизованной дивизии, а затем вслед за ними, в колонне «ханомагов» бронедивизиона, на своём неизменном «хеншеле» двинулся по пробитому ребятами полковника Ветрова коридору вглубь немецких позиций. Трофейный вездеход уже окончательно превратился в передвижной командный пункт. Кроме моей спецгруппы, в кузов я посадил и двух радистов с довольно мощной радиостанцией. Которые периодически связывались со штабом корпуса. Передовые подразделения особо не тревожил, если там сложится экстраординарная ситуация, то они сами свяжутся. А ребята постучат по кабине, чтобы мы могли остановиться и я смог добраться до рации. Можно сказать, что командарм всегда был на связи.
