Глава 3
Ох уж этот смех! В сотый раз он прокручивается у меня в голове. Это был ее голос; Аннин голос, но звучал он безумно и пронзительно. Почти отчаянно. А может, это просто потому, что я слышал его исходящим из пасти мертвеца. А может, вообще на самом деле не слышал…
Резкий треск заставляет меня моргнуть и опустить взгляд. Одна из маминых белых свечей «на ясность» валяется разломанная пополам у моих ног, уткнувшись в большой палец. Я паковал их в коробку, чтобы отвезти к Морврану в магазин.
– В чем дело, сын мой? – Эта ее полуулыбка и вскинутая бровь. – Что отвлекло тебя настолько, что ты ломаешь наши средства к существованию?
Нагибаюсь и поднимаю половинки свечи, неловко совмещая обломанные концы, словно они сейчас волшебным образом срастутся. Почему магия так не работает?
– Прости, – говорю.
Она встает из-за стола, где привязывала бирки, забирает у меня свечу и нюхает ее:
– Нормально. Эту мы просто оставим себе. Они ведь одинаково работают, что целые, что нет. – Она проходит к окну и кладет свечку на подоконник над раковиной. – А теперь ответь мне на вопрос, детеныш. В чем дело? Школа? Или то твое свидание прошло лучше, чем ты притворяешься? – Вроде и поддразнивает, но лицо светится надеждой.
– Обломись, мам.
Было бы довольно легко сказать, что все из-за школы. Или что я замечтался. Наверное, так и следовало поступить. Мама тут счастлива. Когда выяснилось, что убийца моего отца обретался на чердаке дома и сожрал ее кота, я думал, она заставит нас переехать. Или сожжет дом дотла. Но она не стала. Вместо этого она обжилась тут и сделала это место нашим в большей степени, чем любое из съемных жилищ, где мы кантовались с тех пор, как погиб папа. Все выглядело так, словно она этого почти ждала.
Полагаю, мы оба ждали чего-то такого. Потому что теперь все кончилось. Закрыто.
– Кас? Ты хорошо себя чувствуешь? Что-то случилось?
Выдаю ей лучшую из своих ободряющих улыбок:
– Ерунда. Просто похмелье.
Она хмыкает и вынимает из ящика коробок спичек:
– Может, тебе стоит зажечь эту свечку для ясности? Избавиться от паутины.
– Точно, – хихикаю я и беру спичку. – Заклинание сначала произнести не нужно?
Она машет рукой:
– Слова не всегда обязательны. Просто нужно знать, чего хочешь.
Она тычет меня в грудь, и я зажигаю спичку.
– Ты отвратительно играешь, – говорит мне Томас с другого конца дивана.
– Ну и что, это же просто пакман, – отвечаю я, а тем временем мой последний чувак врезается в привидение и погибает.
– Если ты собираешься и дальше так к этому относиться, тебе никогда не побить мой рекорд.
Фыркаю. Мне по-любому никогда его не побить. У этого парня до жути четкая координация между глазами и руками. В стрелялках от первого лица я еще держусь, но в старых аркадных играх он стабильно меня делает. Он берется за джойстик, и начинает играть музыка. Я наблюдаю, как пакман лопает вишенки и точки и отправляет призраков обратно в стартовую комнату.
– Ты запомнил ходы.
– Возможно. – Он улыбается, но тут жужжит телефон, и он нажимает на паузу.
Мобильник для Томаса в новинку. Это подарок Кармель, на который она теперь шлет ему эсэмэски в попытках вытащить нас на встречу в торговый центр. Но я не готов принести такую жертву. Разве что ради синнабоновских булочек с корицей.
Томас вздыхает:
– Хочешь пересечься с Кармель и Кэти в Синнабоне?
Набираю побольше воздуха. Он зашел выдать мне найденную им книжку про различные гипотезы касательно жизни после смерти. Она лежит радом с икс-боксом, нераскрытая. Я устал читать и придумывать новые вопросы без ответов. Устал разыскивать старых товарищей отца и получать лишь наиболее вероятные предположения. Мои поиски зашли в тупик, и как бы я ни винил себя за подобные мысли, это правда.
– Поехали, – говорю я.
В торговом центре ярко и пахнет лосьоном. Должно быть, он продается во всех магазинчиках, мимо которых мы идем. Кармель встретила нас у входа, одна. Кэти слилась, как только узнала, что мы на подходе.
– Тебя не задевает, что я настолько не нравлюсь твоей лучшей подруге? – спрашивает Томас с набитым ртом, так что мы едва разбираем слова.
– Ты ей не не нравишься. Просто ты ни разу не воспользовался шансом узнать ее получше. При вас обоих она чувствует себя нежеланным гостем.
– Неправда, – возражает Томас.
– До некоторой степени верно, – бормочу я практически одновременно с ним.
Так и есть. Когда Кармель общается со мной и с друзьями – все нормально. Я умею тусоваться, если надо. Но когда мы собираемся втроем, с Томасом, возникает ощущение закрытого клуба. Мне это, в принципе, нравится, и я даже не чувствую себя виноватым. Нам втроем безопасно.
– Видишь? – говорит Кармель.
Она замедляет шаг, чтобы я мог догнать и идти рядом. Томас говорит что-то еще насчет Кэти, всплывает имя «Нат», но я не особенно прислушиваюсь. Дела этих парочек меня не касаются. Притормаживаю и возвращаюсь на свое обычное место, чуть позади. В торговом центре слишком людно, чтобы идти троим в ряд, не натыкаясь при этом на людей и не лавируя между ними.
Несколько голосов разом выкликают имя Кармель, я отрываюсь от своей булочки с корицей и вижу размахивающих руками Аманду Шнайдер, Хейди Трико и другую Кэти – Как-ее-там. Рядом с ними Дерек Пиммс и Нэт Бергстром; Томас назвал бы этих парней новой волной Троянской Армии. Я почти слышу, как он об этом думает, слышу, как он скрипит зубами, когда мы подходим к ним.
– Привет, Кармель, – говорит Хейди. – Что делаешь?
Кармель пожимает плечами:
– Синнабон. И гуляем. Намеки вот разбрасываю про подарки на день рождения, но некоторые настолько тупы, что не улавливают. – Она нежно толкает Томаса локтем в бок.
Лучше б она так не делала. По крайней мере, не в этой компании, потому что Томас от этого краснеет как рак, вызывая на лицах Дерека и Нэта мудацкие улыбочки. Другие девочки просто смотрят сначала на него, потом на меня – и улыбаются, не разжимая губ. Томас переминается с ноги на ногу. Он ни за что не посмотрит Дереку или Нэту в глаза, так что я компенсирую это, переглядев их. Чувствую себя идиотом, но что поделаешь. Кармель просто болтает и смеется, расслабленно и якобы не замечая всего происходящего.
И тут что-то шевелится. Атам. Он надежно зафиксирован – спрятан в ножны и пристегнут двумя ремнями к лодыжке. Но я только что почувствовал его движение – он так порой делает, когда я на охоте. И это не мелкое подрагивание – однозначная попытка освободиться.
Чувствуя себя спятившим более чем наполовину, резко оборачиваюсь в ту сторону, куда он дернулся. Никаких покойников в торговом центре нет. Здесь слишком людно, слишком ярко, слишком лосьонно. Но нож не лжет, поэтому я обшариваю взглядом лица прохожих – пустые по пути в «Эмерикен Игл», смеющиеся, улыбающиеся друзьям. Все несомненно живые, пусть и в разной степени. Снова разворачиваюсь, и нож дергается.
– Что? – бормочу и гляжу вперед, на витрину магазина на противоположной стороне коридора.
Это Аннино платье.
Старательно моргаю, дважды. Но это ее платье. Белое и простое. Красивое. Я направляюсь к нему, и торговый центр замолкает. Что я вижу? Не просто платье, похожее на ее. Это то самое платье. Я понимаю это еще до того, как нога манекена делает шаг с подставки.
Пластиковые ноги делают ее походку неровной. Волосы свисают по плечам, безжизненные и тусклые, как синтетический парик. В лицо ей я не смотрю. Даже когда мои пальцы касаются стекла витрины, а ее манекенские ноги сгибаются в коленях, шурша белой тканью.
– Кас!
Я вздрагиваю, шум торгового центра бьет по ушам словно захлопнутая с грохотом дверь. По бокам от меня – Томас и Кармель с озабоченными лицами. В голове туман, будто я только что проснулся. Моргая, гляжу на стекло – манекен стоит где всегда стоял, в стандартной позе и одетый в белое платье, даже отдаленно не напоминающее Аннино.
Оглядываюсь на Аманду, Дерека и остальных. В данный момент вид у них такой же контуженый, как у Томаса с Кармель. Но завтра они уже будут истерически ржать, рассказывая об этом всем, кого знают. Неловко убираю руки от стекла. После того что ребята только что видели, я не могу их винить.
– С тобой все в порядке? – спрашивает Кармель. – Что случилось?
– Ничего, – говорю. – Мне показалось, будто я кое-что увидел, но это ерунда.
Она опускает глаза и тайком оглядывается:
– Ты кричал.
Смотрю на Томаса, тот кивает.
– Полагаю, я слегка переборщил. Акустика тут ни к черту – сам себя не слышишь.
Я вижу, как они переглядываются, и не пытаюсь их ни в чем убедить. Да и как? Они видят белое платье в витрине и знают, что это значит. Они знают, что именно мне показалось.