XX. Столица навахо
Задолго до рассвета третьего дня после приезда их к реке охотники снова уже сели на коней, перешли вплавь через глубокую, но не очень широкую реку и, достигнув берега, поехали на юго-запад. Понадобилось, однако, еще целых два дня пути в том же направлении, пока Рубэ заметил вдали горы, замыкавшие, по его мнению, столицу навахо, — и только к вечеру наступившего затем третьего дня очутились они у большого оврага, бывшего, по-видимому, руслом какого-нибудь притока Приэто, у самой подошвы горы.
Старый зверолов, принявший во время этого пути роль проводника и потому ехавший впереди, указал рукой на этот овраг.
— Что это, Рубэ? — спросил Сегэн.
— Видите этот овраг впереди?
— Вижу; что же это за овраг?
— За ним сейчас и город.
Необходимо было перебраться через горный хребет, ограничивавший овраг с юга, потому что у речного русла не видно было никакой тропинки, а под крохотными соснами явственно вилась дорога. Вслед за своим проводником отряд начал карабкаться на гору.
Карабкаясь целый час по головокружительной тропинке, шедшей по самому краю пропасти, они достигли наконец вершины горы и оглянулись на восток.
Перед ними лежала столица навахо… Достигнута наконец цель утомительного, трудного и опасного пути!
— Вот он, вот! Благодарение пресвятой деве! Вон там город… Ура! — радостно восклицали все наперебой.
— Боже мой, достигнуто наконец!.. — пробормотал Сегэн в глубоком волнении. — Слава Богу! Стой, товарищи, стой!
Охотники осадили лошадей, и все загляделись на развертывавшуюся перед ними великолепную панораму.
Они находились на западном краю долины, которая с возвышения была им видна во всю длину, и равнялась эта долина по протяжению, по-видимому, милям двадцати, ширина же составляла миль десять самое большее.
Ни один холм, ни один бугорок не нарушал ровной и гладкой площади, покрытой изумрудно-яркой зеленью; светлая линия перерезала ее на две неравные части — это были излучины прозрачной, как хрусталь, реки. На севере и на юге по восточной стороне долины тянулись, как будто прямо глядя друг на друга, две горных гряды, а в одном пункте можно было различить сосновый лес, откуда начиналась река.
Неподалеку от этого леса смутно виднелись по обоим берегам реки ряды странных зданий, то круглой, то остроконечной формы. Это были жилые дома; это была столица навахо, Навахойа.
С жадным любопытством устремились глаза охотников на эти дома; напрягая зрение, они различали очертания домов, хотя те и стояли на очень далеком расстоянии. Особенно бросилось им в глаза одно из зданий — оно было больше других и по виду похоже на храм.
На оградах и террасах этого здания Сегэну удалось разглядеть с помощью сильной зрительной трубы множество человеческих фигур и такую же большую толпу, движущуюся внизу по равнине. Некоторые погоняли стада животных — мулов и мустангов, по-видимому, с пастбищ домой; другие, вероятно, городская молодежь, забавлялись всевозможными играми в степи под открытым небом; некоторые плескались в реке.
Словом, картина развертывалась яркая, полная жизни, красоту и разнообразие которой еще увеличивали стаи диких гусей, лебедей и журавлей, носившиеся над берегом реки.
«Долго ли продлится мирный покой этого города? — подумал Галлер, больше других залюбовавшийся этой картиной жизни и труда. — Много ли дней пройдет, прежде чем покой и тишина будут нарушены грохотом разрушения и опустошения?..»
Сердца предводителя и многих охотников волновали при виде этой долины совсем другие чувства. Один думал о своей жене, другой о сестре, третьи жили, как Сегэн, надеждой найти за стенами тех строений давно потерянное любимое дитя…
По приказу Сегэна охотники отступили под деревья, и Сегэн открыл новое совещание. Вопрос предстоял огромной важности: каким образом лучше взять город?
Днем нельзя было приступить к атаке: жители заметили бы их раньше, чем они успели бы напасть, и так как мужчин в городе осталось слишком мало для защиты, как и предвидели, то жители бросились бы бежать в ближний лес. Тогда охотники упустили бы, конечно, главную цель предприятия.
Следовательно, атака должна была быть произведена ночью, — по крайней мере, другого выхода никто не видел; а между тем это представляло, конечно, очень существенные и серьезные неудобства, ввиду полного незнания города всеми нападающими.
Но изобретательный ум старого безухого зверолова нашел другой исход, и, ввиду его практичности, он был тотчас единодушно принят. План Рубэ состоял в том, чтобы успеть под покровом ночи окружить город, к самому же нападению приступить не ранее утра.
Таким образом, возможность бегства у жителей будет отнята, а охотники будут разыскивать своих близких между навахскими пленниками, не рискуя ошибиться, при свете дня, а не впотьмах, когда ошибки были бы так возможны. Ведь многие из несчастных томились в плену уже целые годы; родные не видели их столько лет, что могли не сразу узнать, так они изменились.
Порешив на этом, охотники разместились на земле, чтобы не быть замеченными случайно и сколько-нибудь отдохнуть, и, не выпуская поводьев из рук, ожидали, пока солнце зайдет.
Приблизительно через час яркое дневное светило скрылось за горизонтом, мрачные контуры деревьев на противоположной стороне приняли еще более мрачную окраску, и мало-помалу сумерки заволокли серыми тенями всю долину.
С последним исчезнувшим солнечным лучом охотники потянулись длинным рядом вниз по холму и, спустившись в долину, тихо и осторожно поехали по ней, только изредка осмеливаясь обмениваться вполголоса между собой двумя-тремя словами.
Приблизившись к городу на расстояние одной мили, охотники могли явственно различить огни, горящие на террасах домов, а порой даже отчетливо слышали громкие восклицания движущихся вокруг них людей.
На этом месте была сделана остановка, весь отряд был разделен на две части. Одна из них, меньшая, спряталась в засаде в прорытом у края речного берега глубоком овраге; эта часть состояла из нескольких человек, оставленных для надзора за взятым в плен предводителем Дакомой и за мулами.
Большой отряд с Рубэ во главе, который должен был указывать дорогу, направился по опушке леса, подвигаясь полукругом вперед и оставляя по пути то там, то сям по несколько человек, образуя таким образом засаду, пока не разместились все до последнего человека. Был отдан приказ всем размещенным частям оставаться безмолвно и, лежа на своих постах, ждать сигнала к нападению, который по условию рог должен протрубить при наступлении дня.
Медленно поползло время, час за часом. Городские огни мало-помалу потухали, и наконец всю долину покрыла своей тишиной темная безлунная ночь.
Через некоторое время все небо заволокли тяжелые темные тучи, предвещавшие грозу. В этих местах грозы — явление очень редкое, но зато когда они разражаются, то с необычайною, страшною силой. В безмолвной тишине притихшей и как бы насторожившейся природы раздался пронзительный крик лебедя; журавль с шумом пронесся над рекой — таковы были единственные звуки, нарушавшие время от времени глубокий полуночный покой.
Так прошла ночь. В долине забрезжил слабый сероватый свет, принесший с собой холодные струи сырого воздуха и этим разбудивший дремавших охотников.
Вздрагивая и поеживаясь от холода, охотники сбросили с себя одеяла, в которые были укутаны на ночь, и осмотрели оружие. Затем каждый вынул из своей походной сумки по куску вяленого мяса и быстро проглотил его.
Совершенно готовые, чтобы вскочить в седла, все стояли возле своих лошадей; но время еще не пришло.
В долине становилось все светлее; сизый туман, повисший за ночь на скалах и расползавшийся по долине, начал рассеиваться, испаряясь в воздухе.
Когда туман совсем рассеялся, охотники могли разглядеть хорошенько город, проследить глазами за очертаниями домов — и какие же странные здания оказались в нем!
Некоторые из них, самые большие, были построены в форме усеченной пирамиды и состояли из двух, иногда и из трех этажей. Каждый последующий этаж был меньше предыдущего, расположенного под ним, — таким образом, крыши нижних этажей служили верхним террасами, на которые всходили по приставным лестницам.
Окон нигде не было, но зато в глиняной стене каждого этажа видно было по дверному отверстию, пропускавшему внутрь вполне достаточно света. На крышах некоторых зданий, так же как и на верхушке храма, были приделаны стержни с прицепленными на них флагами; по объяснению Рубэ, этим отмечались жилища знатнейших военачальников и великих, прославленных военных героев племени, а на храме флаг служил для украшения священного места.
Светало все больше и больше. На крышах показались фигуры людей в длинных полосатых одеяниях, ходивших взад и вперед по террасам. В большинстве были женские фигуры — девушки и замужние женщины — и много детей при них. Воинов не было видно.
Вот на крышу храма взобрались старики, за ними последовали женщины, девочки и мальчики; все это — дети военачальников.
Больше ста человек показалось наверху, сгруппировавшись вокруг алтаря, на котором был зажжен огонь. Вскоре послышалось пение, и в аккомпанемент ему раздался бой индейского барабана.
Через некоторое время звуки утихли. Все остановились неподвижно, обращенные лицом на восток, и, насколько можно было понять по выражению лиц, стояли молча.
Что это могло значить?
Рубэ шепотом объяснил своим ближайшим соседям, что они ждут восхода солнца и собрались сюда для молитвы, так как навахо поклоняются солнцу.
Вот зарделась самая высокая вершина горы — это показался первый солнечный луч. Мало-помалу гора окрашивается все ниже и ниже в желтый, оранжевый и пурпурный цвета. Вот уже осветились и верхушки домов… вот солнечные лучи скользнули и по лицам молящихся… Между ними есть и белокожие лица — и как их много! Есть женщины и девочки.
— О, Господи, помоги мне найти ее между ними! — прошептал Сегэн и, быстро сложив подзорную трубу, поднес к губам сигнальный рог.
Долина огласилась пронзительными звуками, слышными далеко вокруг. Охотники, услышав призыв, прискакали из лесу и из горных ущелий и ринулись галопом на неприятельский город.
Звуки рога тотчас обратили на себя внимание населения. Некоторым из жителей уже раньше случалось слышать такие звуки, и они знали, что это — боевой клич бледнолицых; другие же слышали их в первый раз, но все пришли в страшное смятение, как свидетельствовали их беспокойные движения. Вдруг они увидели всадников… странное, чуждое, незнакомое вооружение… непривычно взнузданные лошади…
И вот раздался единодушный крик:
— Да это враг! Это бледнолицые!
Вся толпа заволновалась, заметалась с места на место, бросилась из одной улицы в другую… Быстро стали карабкаться индейцы на крыши и убирать за собой приставные лестницы.
Смертельный страх обнаруживало каждое движение, ужас был написан на всех лицах.
Линия атакующих все приближалась и приближалась. Вот они уже в двухстах шагах от городских стен. Здесь они на минуту остановились; снова протрубил сигнальный рог, и с громкими криками «ура!» ринулись охотники со всех сторон в город и собрались, как было условлено, перед храмом.
