Глава 8
Через два дня после того как в лагерь поступило африканское семейство, я сидела в штабе УВК ООН в Сидре. Курт, один из младших чиновников, разговаривал по телефону. У него был высокий голос. Время от времени он глумливо смеялся, издавая ужасно неприятное бульканье, и начинал нервно щелкать шариковой ручкой.
– Нет! Не могу поверить! Но знаешь, он плохо обращается с местными. Нет, точно говорю. Я видел, как он говорит с Камалем. Говорят, что он расист. Не знаю, но точно тебе говорю.
Я нетерпеливо поерзала на стуле. Курт прошептал одними губами: “Минутку” – и продолжил разговор. На нем был темно-синий кардиган, который носили все представители ООН, а под ним – идеально отглаженная белая рубашка, наверняка с коротким рукавом.
– Нет! – снова бульканье. – Слушай, тут ко мне пришли. Но, может, созвонимся в выходные? Приедешь в порт Намбула? Можем заняться дайвингом.
Щелк, щелк, щелк ручкой. Мне хотелось его убить.
– Слушай. Франсин говорила, что в дьюти-фри есть сыр “гауда”... Да. Настоящий, в красной пленке. – Опять бульканье. – Пятнадцать баксов, да. Можешь привезти? Возьми четыре. И можешь привезти пива?
Я встала и снова села. Вчера утром я поехала в лагерь и обнаружила, что за ночь прибыли еще четыре семьи в гораздо худшем состоянии, чем первая. В течение дня продолжали поступать беженцы. Всего сто десять человек, пятеро умерли. Радио так и не работало. Я упаковал а все необходимое, села в джип и поехала в Сидру.
Курт закрыл рукой микрофон:
– Еще минутку.
– У меня полно дел, Курт, я спешу. Мне нужно с тобой поговорить.
Он снова стал разговаривать по телефону.
– Не могу поверить! И когда это случилось? В пятницу? О нет! Но ты знаешь, ему придется следить за этим, а то его выкинут. Так что насчет дайвинга? Поедешь?
Я сказала Курту, что вернусь позже, и вышла из здания, направляясь к машине. На самом деле мне необходимо было поговорить с Андре – главой УВК ООН в Сидре, но его не было на месте. Вместо него в штабе заседал тупой, никчемный Курт. Было уже двенадцать часов, а я так и не сделала ничего толкового. Все утро я тщетно пыталась добиться встречи с нужными мне людьми, но это было все равно что пробираться через трясину. Такое случалось каждый раз, когда я приезжала в город, вот только на этот раз дело было действительно важное.
Я села в машину и поехала через город в региональный офис Комитета по делам беженцев. У меня засосало под ложечкой. Мне нужно было все уладить, доложить о проблеме, запросить дополнительное продовольствие на экстренный случай и вернуться в лагерь. При въезде на базар я резко затормозила – на дороге стоял козел, – ив меня врезался идущий следом автомобиль – грузовичок-такси с пятнадцатью пассажирами. Никто не пострадал, только спереди красовалась небольшая вмятина, и одна фара была разбита. Тут же собралась огромная толпа. Похоже, я застряла надолго.
Мы стояли на въезде на мясной рынок. Рядом был припаркован пикап, кузов которого был до краев наполнен овечьими внутренностями. От них исходила отвратительная вонь. Повсюду были люди, козлы, собаки, дети, велосипеды. Все, кого я знала в Сидре, каким-то чудом оказались здесь, и мне пришлось поздороваться с каждым, соблюдая сложный ритуал приветствия.
– Клеф? (Все хорошо?)
– Клеф. (Хорошо.)
– Домбан? (Хорошо?)
– Домбан. (Хорошо.)
– Дибиллу. (Хорошо.)
– Дел дибиллу. (Очень хорошо.)
– Джадан домбан? (Так все хорошо?)
– Домбан. (Хорошо.)
– Далек. (Хорошо.)
– Далек. (Хорошо.)
Как-то раз я подсчитала, что на приветствия в день уходит три часа семнадцать минут.
Все оживленно обсуждали аварию, и заинтересованных сторон становилось все больше и больше. Сначала сошлись на том, что я не виновата, потом снова вернулись к самому началу. Становилось очень жарко. В рот и уши набился песок, ноги скользили одна о другую от пота. Да еще я не взяла шляпу.
Атмосфера накалялась. В Намбуле так всегда: нужно держать ухо востро, иначе ситуация выйдет из-под контроля. Правила дорожного движения представляли не меньшую опасность, чем само движение. Если по твоей вине происходит несчастный случай и человек погибает, семья погибшего имеет право убить тебя на месте. Я решила, что настало время официально доложить о случившемся. Залезла в машину, игнорируя крики протеста, и поехала в штаб ООН. И слава богу, на этот раз Андре был там.
– Ты попала в аварию? Какой кошмар-р-р! Тебе надо выпить.
– Двойной скотч. Нет, лучше тройной.
Андре протянул мне фанту. Он был родом из Канады, примерно одного со мной возраста, среднего роста, с прямыми светло-каштановыми волосами, орлиным носом на широкоскулом лице и очень белыми зубами. Он все время улыбался. Андре мне нравился, хотя иногда вел себя слишком легкомысленно.
После того как мы разобрались с аварией, я начала рассказ о беженцах. Он внимательно слушал, время от времени задавая вопросы, кивая и говоря: “Угу. О'кей, о'кей. Угу”. В конце каждого предложения Андре говорил: “О'кей, о'кей”.
– О'кей, о'кей. Да, я знаю об этих слухах. Хорошо. О'кей, значит, у нас проблемы. Нет. Скорее, возможные проблемы. Слухи еще не подтвердились.
– Когда должен прибыть корабль?
– О'кей. Мы ждем корабль во вторник, о'кей? У нас такая ситуация: из-за проблем и задержек в Европе мы пропустили одну поставку. Значит, весь район существует на урезанных рационах, которых хватит на три – шесть недель. О'кей, о'кей. Прибывает корабль. Мы распределяем продукты – на это уйдет две недели, начнем с лагерей, где останется меньше всего продовольствия. О'кей? И получится, что даже поселения, где к моменту поставки кончатся запасы, смогут сразу вернуться на полный рацион, которого хватит по крайней мере на два месяца.
– Повтори еще раз. – Он повторил. Я все равно ничего не поняла.
– Значит, все будет в порядке, если на борту окажется достаточно запасов, – с сомнением сказала я.
– Да.
– И если корабль прибудет вовремя.
– И если корабль прибудет вовремя.
– А почему поставка задерживается?
– Дорогая, хотел бы я знать. Но мне кажется... О'кей, о'кей. Скажем так: связь Намбулы с Ираком портит все дело.
– Значит, мы рискуем? Он посмотрел на меня.
– Неужели тебя это не тревожит? – спросила я.
– О'кей, о'кей. Вот что я думаю. Ситуация вышла из-под контроля, поэтому уже месяц я отправляю телексы и чуть ли не каждый день мотаюсь в Эль-Даман. Историю с саранчой мы услышали всего несколько дней назад, и я отношусь к ней довольно скептически, учитывая, что напугать нас – в интересах беженцев.
– Но это не просто слухи. За один день к нам поступило сто десять человек в очень плохом состоянии.
– О'кей. Соглашусь, ситуация неприятная, и я не ожидал, что все так плохо. Я сообщу в Эль-Даман и Женеву, что мы получили очевидное подтверждение слухов о нашествии саранчи. Я попрошу, чтобы они проверили ситуацию в Кефти через каналы в Абути. Ты сообщила в Комитет по делам беженцев?
– Пока нет.
Мы с Андре вместе поехали в Комитет по делам беженцев. От комитета в Намбуле вряд ли будет толк – у них не было ни денег, ни ресурсов. Но по крайней мере они могли бы оказать давление на ООН и на другие западные агентства в столице. Дело в том, что уполномоченному представителю в Сидре приходилось управлять самой дезорганизованной из всех организаций.
Нас проводили в его офис. Он говорил по телефону, шагая по комнате с грозным видом. С ног до головы он был одет в потертую джинсу, штаны как-то странно пузырились. Он жестом пригласил нас сесть, словно хотел сказать: “Не беспокойтесь, вы в надежных руках. Я образованный, проницательный, невероятно умный и эффективный профессионал”. Салех отличался некоторым тщеславием.
– Веллибу. Фунмабат, да дирра беллботтом, – кричал он в трубку, кипя от негодования. Я плохо понимала по-намбульски – знала только основные слова, – но мне нравилось слушать забавную речь африканцев.
– Фнарбадат. Бирра бра. Дилдо бабун! – прокричал Салех и поднял к небу глаза, как бы говоря нам: “Видите, с какими идиотами приходится общаться”.
Наконец он повесил трубку, положил руки перед собой на стол и улыбнулся с закрытыми глазами.
– Итак, – сказал он, – чем могу помочь? Андре начал рассказывать, но тут Салех прервал его и произнес – внезапно серьезным, властным голосом: “Одну минутку, пожалуйста”. При этом он стал тщательно просматривать каждое маленькое отделение своего портфеля, который лежал на столе. Потом внимательно проверил все документы, заглянул в ящики стола, ничего не объясняя.
В этом не было ничего необычного. В Намбуле время не ценили – его и так было слишком много, и заставлять человека ждать не считалось неприличным. Таинственные поиски продолжались пятнадцать минут и завершились неудачей: Салех так ничего и не нашел и, естественно, оставил свои действия без объяснений. Он просто закрыл портфель, откашлялся и произнес: “Продолжайте”.
Андре начал заново.
– Я сейчас вернусь, – сказал Салех, встал и вышел из кабинета.
Мы слышали, как он разговаривает с какой-то женщиной по-намбульски. Через пятнадцать минут он вернулся и сел. На этот раз он выслушал нас до конца. Его лицо приняло выражение могильной серьезности.
– Понимаю, понимаю. Это очень серьезно. Я очень встревожен. Радиосвязь с Сафилой нарушена, иначе, я уверен, наш сотрудник, Хассан, доложил бы мне.
– Да. Поэтому я и приехала в Сидру. Я говорила с Хассаном. Мы должны поднять тревогу, нужно надавить на финансирующие организации, – сказала я.
– А, мисс Рози. Вы же понимаете, что никто не согласится выделить дополнительные средства в поддержку жителей Кефти. Нашим друзьям в Абути это вряд ли понравится. В Кефти сами виноваты в своих проблемах.
Неутешительные новости. Раньше Комитет по делам беженцев охотно помогал жителям Кефти, которые пересекли границу. Должно быть, изменилась политика правительства. Мы попытались выяснить, что происходит, но Салех на все вопросы отвечал улыбкой.
– Друзья мои, у меня нет полномочий обсуждать это.
Выходя из кабинета, я обернулась: Салех снова начал свои поиски и копошился в портфеле.
На обратном пути мы заехали в штаб ООН, чтобы попытаться связаться с Малькольмом в Эль-Дамане, но та самая линия, по которой еще несколько часов назад трепался Курт, теперь заглохла намертво. Я написала письмо, и Андре обещал доставить его Малькольму в Эль-Даман со следующей почтой.
Я покинула штаб ООН и выехала на широкие, прямые улицы Сидры. Ехала мимо одноэтажных зданий из песчаника, по бетонному шоссе. Впереди виднелись причудливые очертания красных гор Сидры. Они вырастали прямо из песка посреди пустыни, как гигантские кротовые холмы, отполированные ветром и песком. Машину потряхивало; дорога на Сафилу была усеяна камнями и впадинами. Мне не давало покоя дурное предчувствие. После прошлой эпидемии было много всяких разговоров. Нас уверяли, что такое больше не повторится. Но все тревожные знаки налицо, и никто не может ничего сделать.
Я вернулась в поселение в четыре часа. Лагерь был пуст. Развернувшись, я поехала в больницу. Все было в точности как пять лет назад: ни одной свободной койки, запах испражнений, плач и крики. Все наши были здесь, кроме Генри; и еще пять врачей из Кефти. О'Рурк склонился над ребенком, прощупывая его живот.
Бетти сразу набросилась на меня.
– Ты выбрала самый подходящий момент, чтобы уехать. У нас еще семьдесят беженцев, четверо умерли. И холера. Ты хорошо провела время?
Значит, всего сто восемьдесят беженцев. Девять смертей. И холера. Господи!
– Это ужас какой-то, ужас какой-то, – причитала Бетти. – Помнишь, что я говорила вчера утром? Бог знает, сколько еще их будет. – Она вынула платок и промокнула глаза.
О'Рурк увидел меня, встал, потом увидел Бетти и снова сел.
– Вы открыли карантинное отделение?
– Да, разумеется. Холерные там, с Линдой.
– Здесь все прибывшие? Вы изолировали остальных?
– Нет, нет. Доктор О'Рурк сделал анализы и отпустил всех здоровых в деревню. Он прекрасно справляется, знаешь.
– Они все из одной деревни?
– Да... нет. Вообще-то, я не уверена.
Я пошла на обход. Сиан измеряла рост младенца, вытягивая тонкие маленькие ножки по линейке, и рассчитывала соотношение роста и веса. Она ущипнула кожу на маленьком бедре. Бугорок долго не разглаживался, словно горка взбитых сливок на пирожном. Я подошла к О'Рурку. Он пытался отыскать вену на черепе ребенка, чтобы поставить капельницу.
– Привет, Рози, – сказал он, не поднимая глаз.
– Привет, – тихо произнесла я.
– Черт! – Он выпрямился, вытер лоб и начал заново. Наконец ему удалось установить капельницу. – Хорошо, теперь можем поговорить.
Он отвел меня в сторону.
– Ты говорила с Бетти? – Да.
– Дело плохо, но пока мы справляемся.
– Они спасаются от нашествия саранчи?
– Да, но все беженцы из одной деревни. Будем надеяться, эпидемия не распространится за ее пределы.
– А холера? Думаешь, следует изолировать прибывших?
– Я провел анализы, результат отрицательный. Думаю, не стоит отправлять в изолятор здоровых, у нас и так места не хватает.
– Мы должны быть предельно осторожны. Ты знаешь, как быстро разносится эпидемия. Вы делали прививки от кори?
– Собирались, – вмешалась Бетти, – но доктор О'Рурк сказал...
Я бросила на него уничтожающий взгляд. Он слишком раскомандовался, учитывая, что только вчера приехал.
– Мы делаем прививки, – проговорила я, – каждому беженцу. От полиомиелита, кори, дифтерии, коклюша, столбняка, туберкулеза. Еще не хватало, чтобы началась эпидемия. Нужно немедленно привить всех вновь прибывших.
– Доктор О'Рурк сказал, чтобы этим занялись врачи из Кефти, – запыхавшись, заявила Бетти. – Все прививки уже сделаны.
Генри отпер спасательный центр. Матери сидели на подстилках и кормили детей из оранжевых пластиковых стаканчиков. Здесь располагались самые тяжелые больные. На улице снова стояло три гигантских металлических котла. Генри и Мухаммед разговаривали с поварами.
Я взяла Генри на локоть.
– Как вы?
– А, это ты, Рози, старая кошелка. Ничего, ничего. Бьемся изо всех сил, все на амбразуру, и всё такое прочее. – Генри не смотрел на меня. Он был очень бледен, под глазами черные круги. Позади него стоял Мухаммед. У него на висках выступили капельки пота. Мы все понимали, что в любой момент ситуация может выйти из-под контроля и люди начнут умирать как мухи.
– Сотрудники службы здравоохранения показали вновь прибывшим зоны дефекации? Объяснили, что нельзя приближаться к реке?
– Мы всё сделали, старушка.
– Рози, мы должны связаться с Ассоциацией содействия Кефти, – сказал Мухаммед. – Беженцев гложет червь страха.
Я бросила на него красноречивый взгляд.
– Извини. Я хотел сказать, они немного нервничают.
Я направилась в аптеку проверить, как у нас обстоят дела с лекарствами, но она была заперта. Вернулась, нашла Генри и попросила его заняться лекарствами, а сама пошла в хижину Мухаммеда и стала ждать представителей Ассоциации содействия Кефти. Встреча предстояла не из легких. Это была благотворительная организация, которая не имела отношения к политике, но ее представители отличались несговорчивостью, отказывались идти на компромиссы и ревностно отстаивали свои права. У меня ломило спину. Я чувствовала, как по позвоночнику стекают капельки пота. Успокаивало одно: лагерь был очень хорошо организован, все точно знали, что делать, все было под контролем. Мухаммед вернулся, и с ним О'Рурк. – Он пришел поддержать тебя, – с хитрым видом сказал Мухаммед. О'Рурк явно чувствовал себя неловко.
Как всегда, переговоры оказались затянутым, утомительным предприятием. Сначала мы выпили кофе, потом долго говорили ни о чем. Мухаммед переводил. О'Рурк не произносил ни слова. Он сидел за столом напротив и время от времени смотрел на меня и кивал.
Я решила сразу все рассказать и передала в точности то, что мне сказал Андре. Реакция последовала незамедлительно.
– Судя по всему, они считают, что, если в некоторых лагерях запасов хватит на шесть недель и нет вновь прибывших, они должны поделиться с нами, – перевел Мухаммед. – Они спрашивают, почему ты не предложила так и сделать и не привезла еду.
Я попыталась объяснить, но снова поднялся крик. Я их прекрасно понимала. Я могла представить себе, что случится, если кончится еда, – эти упрямые молодые люди тут же превратятся в умирающих от голода и истощения. Я представила, что Мухаммед умрет от голода. Я не должна позволить этому случиться, – но разве можно считать, что жизнь одного человека важнее остальных?
Снова поднялся гул, и большинство криков было обращено ко мне.
Внезапно О'Рурк ударил кулаком по столу и поднялся на ноги.
– Ради бога! – закричал он. – Оставьте эту женщину в покое. Ей и так тяжело. Она делает все возможное. Вы сами видели, как идет работа в больнице – отлаженно, как часы. Это ее мы должны благодарить. Да, вы правы, скверно, что сегодня днем к нам не прибыли грузовики с продовольствием, но она в этом не виновата. Хотя бы соблюдайте приличия.
Мухаммед перевел. Воцарилась тишина.
– Продолжай, Рози, – сказал О'Рурк.
Я была в замешательстве. Беженцы с уважением относились к иностранкам, но иногда женщинам было тяжело поддерживать свой авторитет. Совершив рыцарский поступок, О'Рурк только усложнил ситуацию. Но я все равно продолжила. Пытаясь вложить в свои слова уверенность, которой у меня не было, я сказала, что, если количество беженцев не будет расти в геометрической прогрессии, мы продержимся до прибытия корабля.
Мухаммед поднялся на ноги и произнес речь. Представители Ассоциации начали перешептываться и закивали. Переговоры были закончены, и они покинули хижину по одному, вежливо пожав мне руку и с уважением похлопав О'Рурка по спине.
Когда они ушли, я повернулась к нему.
– Спасибо, – сказала я, – но я привыкла сама решать свои проблемы.
– О боже! Извини. Я вел себя как болван. Но мне показалось, что тебе нужна поддержка. Я пытался помочь.
– Занимайся своим делом, – сказала я и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.
После захода солнца надо было возвращаться в поселение. Песчаная котловина излучала персиковый свет, который, казалось, исходит от земли, а не от неба. Ветра не было, в воздухе стоял запах земли и дыма. Издалека лагерь казался таким спокойным: пастух загонял коз под навес, мужчина ехал на ослике – слишком крупный для такого маленького животного: его ноги почти волочились по земле. По равнине, покачиваясь, шел верблюд, его длинная шея подрагивала при каждом шаге. Из лагеря доносились крики, детский смех, блеяние коз. Я снова перенеслась на четыре года назад, и долина наполнилась стонами умирающих. За четыре года мы проделали такую работу! Кормили беженцев, строили хижины, организовывали школы, делали прививки. Мы делали все, чтобы принести счастье в эту долину. Наверху, на розовеющем небе, словно грозное предзнаменование, сгущалась темная туча. Впервые я приехала в Сафилу в это же время дня, на закате. Это было в ноябре 1985 года. Торопливая благотворительная миссия с книгами сэра Уильяма. Это было похоже на туристическую поездку: из аэропорта меня отвезли в отель с кондиционером, потом на экскурсию – посмотреть достопримечательности. Тогда здесь еще не было хижин. Беженцы жили в палатках, которые на время дождя накрывали белым пластиком. В складки забивался песок. Издалека это выглядело чудесно. Помню, что, впервые увидев Сафилу, я подумала: какая красота! Я была счастлива, что я в Африке, далеко от дома.
