Петр Великий обычно считается создателем русского флота. Как в большинстве случаев, где его гению суждено было запечатлеть такие глубокие следы, он между тем только следовал в этом смысле по пути, уже начертанному его предшественниками, и развивал лишь, часто неожиданно и неумеренно, ту программу, которая до него была намечена и даже частью приведена в исполнение. Ему суждено было стать великим исполнителем, а его темперамент вносил в эту задачу больше излишнего увлечения, чем мудрой предусмотрительности.

В царствование Алексея Москва, отодвинутая от Балтийского моря Столбовским миром (1617 год) и оставшаяся лишь при обледеневших берегах северных морей, казалось, должна была отказаться от всякого честолюбия в этой области. Но в силу парадоксального характера ее исторической эволюции она совершенно неожиданным образом избежала такого исхода и уничтожила всю прозорливость Густава Адольфа. (У швейцарского адмирала были предки в этой стране.)

В эпоху новых конфликтов со Швецией, когда армия Алексея заняла большую часть Ливонии, Ордын-Нащокин, управлявший покоренными областями, задумал построить на Двине целую флотилию плоскодонных судов для подвоза подкреплений и провианта. Это нововведение сулило большие надежды в этом отношении, и после задуманного плана взятия Риги оно должно было дать основание флоту на Балтийском море. Но Рига не была взята, и после того, как Швеции был отдан, вопреки желанию Нащокина, весь соседний берег, Кардисский мир (1661 год) рассеял этот прекрасный сон.

Алексей, однако, не пришел от этого в замешательство. В целом, если не в мелочах, он владел в высокой степени той чертою нравственного характера, которую мы встречали уже среди качеств его расы, – огромною добродетелью или страшным недостатком, смотря по обстоятельствам: он был упрям. Раз задуманная идея развернуть русский флаг где-нибудь на соленых водах не уходила уже из его ума. Не имея собственного порта, он задумал воспользоваться иностранным, заведя по этому поводу переговоры с герцогом Курляндии. Потерпев неудачу, он кинулся к Каспийскому морю, задумав обратить во флот суда, которые охраняли бы торговлю его подданных с Персией и открыли бы им рынки Малой Азии и Индии – предмет отъявленного соперничества между англичанами и голландцами.

Эта мысль появилась у него давно. В царствование Михаила Федоровича, в 1635 году, один голштинский мастер привлек к делу московских плотников, построил уже в Нижнем Новгороде целое судно – «Фридрих», которое по Волге добралось до южного моря, но вскоре же затонуло у берегов Дагестана. Этот опыт не обескуражил царя; неудачное судно должно было лишь послужить моделью для будущих построек. Ордын-Нащокину было поручено общее руководство предприятием, с Полуектовым в качестве главного техника. Так как голштинец оказался на высоте положения, обратились к Голландии, откуда в 1667 году Ван-Сведен привез с собою целую партию судовых рабочих с мастером Ван-Гольдтом во главе.

Село Дединово на Оке, по соседству с Коломной, славившееся своими отличными плотниками, было намечено на этот раз для устройства верфи. В ее распоряжение были отданы леса в Вяземском и Коломенском уездах и тульские литейни, и уже в сентябре 1668 года была готова к отправлению первая эскадра, состоявшая из одного корабля – «Орла», о котором мы уже говорили, яхты, двух шлюпок и одного челнока. «Орел» имел в длину 80 футов, а в ширину 21 фут; дно его было глубиною в 5 футов. На нем было двадцать две пушки. Прибыв из Амстердама с четырнадцатью членами экипажа, капитан Давид Бутлер принял главное начальство над новою эскадрою.

«Фредерик» – первый известный вооруженный парусный корабль западноевропейского типа, построенный в России. 1636 г.

Между прочим, отправка ее в путь задержалась из-за непогоды, и только в конце 1669 года, ценою также огромных усилий, «царский флот» был доставлен к якорной стоянке на Астраханском рейде. Он стоил 9021 рубль. Это было очень дешево, но, увы, имея целью уничтожить пиратов, эта попытка как раз совпала с выступлением на сцену Стеньки Разина, и в следующем году «Орел» и его эскадра были сожжены по приказу атамана. Алексей в этом отношении смог завещать своему сыну лишь память и пример такого предприятия. Мы знаем, что это оказалось достаточным, и самая попытка, хотя и несчастливо окончившаяся в самом ее начале, покрыла бы славою второго Романова, если бы по своему авантюристскому и химерическому характеру она не создала в итоге обманчивую иллюзию, в силу которой русский флот и был основан несколько лет спустя и которой он не перестает жить с тех пор.

Алексей, однако, оставил в наследство и другие залоги будущего, менее случайные, о которых частью уже упоминалось и на которые будет еще обращено в дальнейшем внимание читателя.