Книга: Образование государства
Назад: 3. Церковный реформатор Никон
Дальше: 5. Бунты в Пскове и Новгороде

4. Новое Уложение

По соглашению с клиром, боярами и членами Думы почти на другой день после событий, обагривших кровью столицу, Алексей приказал пересмотреть и сызнова исправить существующие законы.
То была почти повсюду главная задача века. Москва опередила в этом отношении Францию Людовика XIV и Кольбера, где лишь в 1663 году приступили к «составлению французского права».
Программа проектируемой работы была следующая: выбрать из апостольских правил и отцов церкви, как и из законов, обнародованных греческими императорами, т. е. Номоканона, статьи, «пригодные для царского правосудия», сверить указы прежних государей и решения бояр с постановлениями древних уложений; составить для непредвиденных всеми этими текстами случаев новые постановления, применимые ко всем подданным империи без различия положения.
Выполнение этой задачи было поручено комиссии из пяти членов. Работа ее должна была быть подана на одобрение Собора. Разумное и в то же время либеральное, это дело могло бы служить примером в России, как и в других местах, для законодателей более близких к нам. Это была, во всяком случае, почти та же программа, которая была принята позже Людовиком XIV против воли Кольбера, желавшего умалить значение парламента.
Комиссия под председательством князя Никиты Одоевского принялась за работу 10 июля 1648 года, а 1 сентября следующего года в свою очередь собрался Собор и заседал без перерыва семь месяцев. Этот Собор, кажется, был разделен на две палаты: верхнюю, в которой участвовали под председательством государя патриарх, духовный Собор и Дума, и нижнюю, где заседали уполномоченные низшего класса «служилых людей», а также низшего клира и московской буржуазии. Точное число депутатов остается неизвестным, но, составляя представительство, по крайней мере, ста двадцати городов с их уездами, оно, кажется, превышало цифру триста тридцати шести, подписавших принятый проект. Не умевших при этом писать было больше половины: последних заменяли при этой формальности их коллеги.
В противоположность тому, что наблюдалось в большей части собраний того времени, «служилые люди» не занимали в нем господствующего положения, а третье сословие составило до восьмидесяти девяти выборщиков, хотя некоторые важные города, как, например, Кострома, Серпухов, Нижний Новгород и Рязань, даже не доставили полного представительства на Собор.
Участие Собора в выполнении этой работы дало повод к спору; некоторые историки даже доходят до полного отрицания его. Вот как, по-видимому, происходило дело в действительности: так как редакционная работа оставалась в руках одних только членов комиссии, то представители вмешивались в нее, сначала обсуждая статьи, представленные на их рассмотрение, потом представляя по поводу их записки, с которыми комиссия не могла не считаться. Действительно, из сорока статей XIX главы нового Уложения семнадцать представляют собой почти слово в слово текст этих замечаний. Некоторые из них, а именно сорок вторая XVII главы даже указывают на этот источник. Наконец несколько членов Собора были включены в состав комиссии и приняли таким образом прямое участие в ее работе.
Это сотрудничество продолжалось до апреля 1649 года. Обнародованное в мае того же года Уложение было переведено на различные языки, в том числе на французский в 1688 году. Текст был найден в 1767 году во время созыва знаменитой законодательной комиссии Екатерины. Он хранится в московской Оружейной палате. Вид этой рукописи чрезвычайно оригинален: она представляет собой свиток толщиною от 22 до 26 сантиметров и, развернутый представляет собой ленту в 30 метров длиною, состоящую из 959 листов пергамента, приклеенных один к другому.
По своей основе эта работа не имеет ничего общего с судебниками (сводами судебного производства пятнадцатого и восемнадцатого веков), ни даже с гражданскими и уголовными «Ordonnances» [предписаниями], в которых исчерпывалось творчество французских законодателей той эпохи и которые представляют опять-таки только кодексы судебного производства. Заключая в себе почти тысячу статей, Уложение 1648–1649 годов содержит полное изложение законодательства того времени в области политического, гражданского и уголовного права. Оно пользуется прежде всего, и очень широко, древними русскими законами, юриспруденцией, установленной решениями бояр в приказах (указные статьи), и обычным правом. Уложение дополняет эти данные многочисленными заимствованиями из византийского права и литовского статута 1588 года. Оно подвергает, наконец, всё это органической переработке путем введения значительного числа новых законов, из которых некоторые имеют характер огромных социальных реформ.
Византийское и литовское право особенно отразилось на уголовной части кодекса, сообщив ему большую суровость. Смертная казнь в Уложении предусмотрена не менее шестидесяти раз, и эта тенденция, развиваясь в течение этого века, должна была вызвать такое положение, когда каждое государственное преступление должно было наказываться таким именно образом. В дальнейшем мера эта применялась в случае запоздания в исполнении полученного приказания, за взятку и, наконец, за ошибки аптекарей в отпуске доз медикаментов!
Вмешательство Собора и особенно «служилых людей» закрепляется двенадцатью статьями XI главы, по которой отменен пятнадцатилетний срок (урочные лета) для розыска беглых крестьян, т. е. всякое ограничение действующего на этот счет законодательства.
Работа эта имеет ценность не только историческую, так как и до сих пор еще действуют некоторые из этих положений, войдя в свод законов 1833 года. Тем не менее это далеко не кодекс в том смысле, как мы его понимаем теперь. Как в основе, так и по форме она грешит недостаточной систематизацией. С другой стороны, несмотря на свои реформаторские тенденции, она не создала ни новых принципов, ни даже новых юридических отношений. Уложение это имело главным образом своею целью консолидацию и координацию; но принятые им классификации страдают часто отсутствием точности, и с этой точки зрения современный ему французский кодекс стоит неизмеримо выше, подтверждая мнение Лависса о «способности французского ума создавать законы».

 

Соборное уложение 1649 года – свод законов Русского царства, созданный по повелению Алексея Михайловича и действовавший почти 200 лет до 1832 года. Серебряный ковчежец для хранения был изготовлен при Екатерине Второй

 

Кладя в основу своего труда окончательное прикрепление крестьян к земле, как следствие вышеприведенной меры; запрещение клиру приобретать вотчины, как прибавление к целому ряду запрещений, издававшихся начиная с 1580 года; установление «монастырского приказа», т. e. уничтожение юридической автономии, приобретенной раньше церковью, и целый ряд мер, предназначенных обособить и фиксировать городское население как класс строго определенный, – русские законодатели 1648–1649 годов следовали современному движению умов, не без некоторого пристрастия к наиболее протежируемому в это время классу, каким было меньшинство в Соборе. Являясь главной пружиной политической системы того времени, «служилые люди» сумели использовать свое положение.
Как и во всем образовании московского законодательства, обычай играет в этом Уложении главную роль. Большое число с виду новых распоряжений представляло собою лишь освящение принципов, уже давно проводимых на практике, как это имело, например, место с жестоким наказанием фальшивомонетчиков. В течение ста лет преступников этого рода наказывали, вливая им в глотку расплавленный свинец. Обычай даже брал верх над писаным законом. Так, запрещение, специально направленное против обычая подачи жалоб детьми на родителей, даже после 1649 года оставалось мертвою буквою. И значительно позже мы все еще встречаем контракты, заключенные между собственниками и свободными крестьянами.
И однако эта страна, столь богатая парадоксальными странностями, не обнаруживает и следа уважения, царящего в других странах, к обычному праву. Анкеты per turbas по поводу местных обычаев, столь часто встречающиеся в древней Франции, здесь совершенно неизвестны. Правительство здесь терпит и покровительствует обычаю постольку, поскольку он соответствует его интересам; в противном случае оно не колеблется противопоставить ему меры по своему выбору. Тем не менее оно старается прислушиваться в законодательной эволюции к голосу своих подданных, выраженному путем прошений, и равновесие таким образом восстанавливается, так как окончательно принятые решения стоят по большей части на границе между обычным правом и правом в собственном смысле этого слова.
Не со вчерашнего только дня было испробовано в России примирение абсолютной власти с участием народа в деле законодательства.
Еще, с другой точки зрения, Уложение 1648–1649 годов показывает общую тенденцию семнадцатого века регулировать во всем национальную жизнь, подчинить все ее функции определенному регламенту, чину, по местному выражению. Одна из самых существенных реформ нового кодекса явилась результатом этой задачи, соединившись при этом с соображениями фискального характера. Это отмена закладничества (глава XIX, статья 13). Так назывался способ, посредством которого, отдавая себя в залог (в заклад) члену неподатного сословия, отдавая предварительно свою свободу в его пользу, люди, подлежавшие цензу, ускользали в большом количестве от своих обязанностей по отношению к фиску. Собственники, крестьяне, купцы, ремесленники заменяли одно обложение другим, губя в то же самое время других незаконной конкуренцией. Запрещение этого было ответом на давно уже выраженные жалобы; но оно же вызвало волнения, с которыми пришлось столкнуться Алексею и которые увеличивают число странных аномалий, отмеченных в прошлом этой страны. В других местах бунты возникали обычно под знаменем свободы. А тут участники боролись за право сделаться снова рабами. Такой парадокс объясняется, однако, тем, что приходилось выбирать между двумя видами рабства, из которых выбирался наименее тяжкий.
Вдобавок, та же тенденция выразилась в законодательстве путем обнародования уголовного и коммерческого уставов, в центральной администрации посредством более правильного распределения дел между различными приказами, в провинциальной администрации посредством урегулирования отношений между воеводами и автономными должностными лицами; в финансовой области установлением списков (писцовых и переписных книг); в церковной жизни посредством исправления книг, подчинения монастырей епархиальному начальству и разграничения епархий. Но уже Уложение 1648–1649 годов старается установить точную классификацию социальных элементов посредством определения штрафов за оскорбление чести, колеблющихся, смотря по классам, от одного рубля до пятидесяти. Это был странный тариф, где крупные собственники, крупные промышленники, а особенно поставщики серебра для империи, Строгановы, составляли особую, протежируемую группу; за их оскорбление приходилось платить сто рублей.
Соответствовал ли новый кодекс, таким образом составленный, той задаче, которая официально была ему поставлена? Увы, подчиненный, как и все другие труды этого царствования, принципу, которым вдохновлялась вся его политика, государственной необходимости и объединяющим и централизирующим тенденциям, этот идеал более высокой справедливости привел во многих отношениях к совершенно противоположному результату: Уложение окончательно разрушило все прежние опыты административной и юридической автономии и как в гражданской, так и в церковной области создало благоприятную почву для московской «волокиты».
Это было, правда, в то время, когда и во Франции Кольбер высчитал, что волокита кормит семьдесят тысяч офицеров!
Страна, несомненно, прогрессировала, но в смысле того особенного прогресса, по которому она пошла в век Петра Великого и Екатерины Великой и в котором руководящим началом служило всепоглощающее могущество государства и его деспотическая власть.
Народные массы, по-видимому, вполне сознавали подобный факт, так как новое законодательство встречено было без всякого энтузиазма. В течение тех же 1648–1649 годов не исчезли симптомы народного недовольства. Закладчики вызывали своим сопротивлением карательные меры, и бунты участились в разных пунктах русской территории. В Сольвычегодске едва не убили сборщика податей, в Устюге бросили в реку воеводу Михаила Милославского, родственника самого царя. Всюду грабежи и убийства, следствие и виселицы.
В самой Москве Морозов, возвращенный из изгнания, вызвал новые обвинения. Царь, утверждали, лишь наружно заменил его Ильей Милославским, да и тот не лучше. Были жалобы и на нового камергера при личности государя, Федора Ртищева. Его упрекали в исключительном пристрастии к чужеземной науке и в основании школы, где киевские монахи своим преподаванием насаждали одну лишь ересь.
Нужно было как-нибудь умудриться, чтобы успокоить бурю и успокоить столичных купцов, так как они находились в сильном волнении. Кстати, последовавшая в январе 1649 года смерть Карла I дала повод к мере, разрушившей торговлю англичан в одном Архангельском порту лишь за то, что они дерзнули на жизнь своего государя. Привилегия английской компании подходила к концу. Репрессивные меры успокоили Москву. Зато на шведской границе бунт превратился в настоящее восстание.

 

Федор Михайлович Ртищев – друг и фаворит царя Алексея Михайловича, окольничий, глава разных приказов, просветитель, меценат, построивший на свои средства Андреевский монастырь, где была открыта Ртищевская школа – первое образовательное учреждение в России, в котором велось обучение по образцу высшего образования

 

Назад: 3. Церковный реформатор Никон
Дальше: 5. Бунты в Пскове и Новгороде