Рим между Первой и Второй Пуническими войнами

Для Рима, как и для Карфагена, непродолжительный промежуток времени, с 241 по 218 г. до н. э., был заполнен важными и полными драматизма событиями, которые сильнейшим образом отразились и на состоянии самого государства, и на ходе следующей Пунической войны.

Как и в Карфагене, в Риме вслед за прекращением борьбы с внешними врагами последовало обострение социальной напряженности внутри гражданского общества. На то были веские причины. Война с Карфагеном затронула огромную часть населения Римской республики и ее италийских союзников. Сотни тысяч крестьян и ремесленников прошли через службу в армии и на флоте. Они годами сражались вдали от дома с опаснейшим противником, вынесли на себе все тяготы войны и вернулись победителями, будучи вправе ожидать награды за свои труды. Но, пожалуй, вся прибыль, которую простым римлянам удалось получить от победы, ограничивалась той добычей, которую они смогли принести с собой. Никаких популярных правительственных мер, способных облегчить их положение, не последовало. Даже на обильно политую римской кровью Сицилию не было выведено ни одной новой колонии.

В свете этого вполне естественно, что демократические круги Рима стремились увеличить собственный политический вес и улучшить материальное положение.

Первая цель была в определенной степени достигнута сразу же после окончания войны проведением реформы центуриатных комиций. Детали ее из-за крайней скудости источников по внутренней истории Рима на этот период до сих пор остаются во многом гипотетичными, да они и не столь важны для нашей темы, однако о результате реформы можно говорить вполне уверенно. Если раньше главенствующее положение в комициях занимали всадники и представители первого имущественного класса, то теперь решающие голоса получали средние имущественные классы.

Улучшение же материального благополучия рядовых земледельцев оказалось тесно связано с решением наиболее важной внешнеполитической проблемы, которая встала перед римлянами в 230–220 гг. до н. э., – борьбой с кельтами Цизальпинской Галлии.

Живущие в северной части Апеннинского полуострова кельтские племена уже неоднократно встречались на полях сражений с римлянами, затевая грабительские рейды либо, наоборот, отражая их карательные экспедиции. Последний перед Первой Пунической войной крупный поход кельтов на Рим состоялся в 282 г. до н. э. и окончился их полным разгромом, после которого те долго не могли оправиться. Эта победа оказалась исключительно своевременной для римлян, потому что уже через три года, когда им пришлось воевать с Пирром, а затем и с карфагенянами, они могли не волноваться за свой тыл.

Прошло без малого полстолетия, когда на северных границах Римской республики опять стало неспокойно. Новое поколение кельтской молодежи, еще не опробовавшее свои силы в боях с южными соседями, горело желанием отомстить за неудачи своих отцов. Очередное нашествие грозило римлянам в 236 г. до н. э., однако в результате возникших в кельтском войске конфликтов, переросших затем в междоусобную резню, поход не состоялся.

Повод к следующему крупному вторжению дали кельтам сами римляне. В 232 г. до н. э. народный трибун Гай Фламиний провел через трибутные комиции закон, в соответствии с которым земли на так называемом Галльском поле, занимаемом ранее кельтским племенем сенонов, подлежали раздаче небольшими участками римским гражданам. Тем самым должен был быть удовлетворен земельный голод простых земледельцев.

Кельты, живущие в долине реки Пад (По), восприняли это как прямую угрозу собственному существованию и решили нанести упреждающий удар. Их войско на этот раз включало в себя не только цизальпинские племена бойев и инсубров, но и наемников из числа галатов, проживавших в Альпах и долине Родана (Роны) и называемых также гесатами (от кельтского gaesum, тяжелое метательное копье). В соответствии с данными Полибия (Полибий, II, 23, 4), армия кельтов насчитывала пятьдесят тысяч пехотинцев, двадцать тысяч кавалеристов и боевые колесницы.

Слухи о полчищах, собираемых в Цизальпинской и Трансальпинской Галлии, посеяли в Риме едва ли не панику. Еще до того как кельты двинулись в поход, римляне уже вовсю запасались продовольствием, набирали легионы и даже несколько раз выдвигали их к границам. Военные приготовления отличались необыкновенным размахом. Общая опасность сплотила вокруг Рима латинских союзников, полагавших, что перед лицом такого врага они должны забыть о борьбе за первенство в Италии и отстаивать общую независимость. Наряду с военной подготовкой велась и дипломатическая, благодаря которой римляне смогли переманить на свою сторону племена венетов и гономанов, которые могли угрожать землям бойев и инсубров. Атаки ждали месяц за месяцем, а на это время все остальные внешнеполитические дела считались менее значимыми. Именно это ожидание кельтского вторжения заставило римлян смириться с карфагенскими завоеваниями в Испании и отдать в 226 г. до н. э. Гасдрубалу значительную ее часть южнее Ибера.

Наконец, в 225 г. до н. э. объединенная кельтская армия перешла Альпы и вторглась в Италию. Противостоящие им силы римлян и союзников были весьма внушительны. Их ядро составляли две консульские армии, включавшие в себя четыре легиона по пять тысяч двести человек пехоты и триста всадников в каждом. Помимо этого, консулы располагали войсками союзников числом до тридцати тысяч пехоты и двух тысяч конницы. Один из консулов, Гай Атилий, переправился на Сардинию, в то время как другой, Луций Эмилий, выдвинулся к Аримину, чтобы контролировать передвижения противника. Союзные племена тирренов и сабинов мобилизовали более пятидесяти тысяч человек пехоты и четырех тысяч конницы. Эту армию римляне разместили на границах Тиррении, назначив командиром своего претора. У границ Галатии для возможного нападения на земли бойев и инсубров были сконцентрированы ополчения умбров, сарсинов, венетов и гономанов, всего около сорока тысяч воинов. Кроме того, в самом Риме стояло двадцать тысяч легионеров и полторы тысячи конницы собственно римских, а также тридцать тысяч пехоты и две тысячи конницы от союзников, а два запасных легиона по четыре тысячи двести человек пехоты и двести конницы были размещены в Италии и Сицилии. И, наконец, подчиненные римлянам италийские народы обязались выставить в случае необходимости свои контингенты: латины – восемьдесят тысяч пехоты и пять тысяч конницы, самниты – семьдесят тысяч пехоты и семь тысяч конницы, япиги и мессапии – пятьдесят тысяч пехоты и шестнадцать тысяч конницы, луканы – тридцать тысяч пехоты и три тысячи конницы, марсы, маррукины, ферентаны и вестины – двадцать тысяч пехоты и четыре тысячи конницы. Итого к оружию было призвано сто сорок тысяч восемьсот человек пехоты и семь тысяч двести человек конницы, а всего среди римлян и их союзников можно было мобилизовать до семисот тысяч человек пехоты и до семидесяти тысяч конницы (любопытно, что у Полибия общее количество римских войск не совпадает с суммой численностей их отрядов (Полибий, II, 24, 2–17).

Тем временем кельты беспрепятственно вторглись в Тиррению и разграбили ее, после чего пошли уже на Рим. Они не знали, что следом за ними идет армия, которую римляне оставляли для охраны Тиррении и которая по каким-то причинам не вышла навстречу им ранее. Когда кельты находились неподалеку от города Клузий и до Рима оставалось идти всего три дня, им стало известно о настигавших их преторских войсках. Они тут же развернулись и пошли на римлян, намереваясь дать бой. Когда противники оказались в виду друг у друга, наступил вечер, поэтому о битве думать было уже поздно. Армии остановились на ночлег, но кельты тайно отвели главные силы к городу Фезоле, оставив в лагере только всадников. Их хитрость удалась: решив, что большая часть вражеской армии попросту разбежалась, римляне атаковали оставшуюся конницу, которая сразу же начала отступать в направлении Фезолы. Ничего не подозревая, римляне продолжали преследование, пока не наткнулись на основные силы кельтов, которые внезапно напали на них из засады. После упорного боя преторская армия бежала, оставив на поле боя не менее шести тысяч убитых (Полибий, II, 25, 4–9).

Битва римлян с галлами. Барельеф с саркофага III в. до н.э. Археологический музей Кьюзи, Италия.

Уцелевшие римляне укрылись на некоем укрепленном холме, который кельты блокировали своей конницей, намереваясь заняться его осадой, как только воины отдохнут после прошедшей битвы.

Но эта их победа еще ничего не означала. Кельты не успели довершить разгром преторской армии, как к их лагерю уже подошел со своими легионами консул Луций Эмилий, настроенный вступить в битву как можно скорее. Оказавшись перед лицом нового противника, кельтские вожди по совету «царя» Анероеста решили не идти на бой, а отступить в Галлию, чтобы не подвергаться риску потерять свою огромную добычу. Той же ночью они снялись с места и двинулись обратно через Тиррению, придерживаясь морского побережья. Консул Луций Эмилий, присоединив к своим войскам уцелевших после разгрома под Фезолой, решил отказаться от генерального сражения и следовал по пятам за кельтами, надеясь отбить их обоз если не целиком, то хотя бы частично (Полибий, II, 26).

Между тем армия консула Гая Атилия переправилась с Сардинии в Пизу, перекрыв тем самым путь в Галлию, и выступила навстречу отступающей кельтской армии. Узнав от пленных фуражиров о близости врагов, консул занял позицию на возвышенности вдоль дороги. В результате, оказавшись неподалеку от города Теламона, кельты попали в клещи между двух римских армий. Когда после первых стычек с легионами Атилия им открылось истинное состояние дел, то уже не оставалось ничего другого, кроме как принимать бой сразу на два фронта.

Отряды кельтов были выстроены следующим образом: линию, обращенную против Луция Эмилия, составили наемники-гесаты и инсубры, в то время как армии Гая Атилия должны были противостоять бойи и тавриски. Колесницы и повозки прикрывали фланги боевого порядка, а добыча была оставлена под охраной на одном из холмов.

Хотя положение кельтов было если и не критическим, то в любом случае очень трудным, их построение казалось вполне надежным, а сами бойцы одним своим внешним видом могли привести в смятение иного противника. Особенно выделялись гесаты, которые, в отличие от своих товарищей, одетых в штаны и плащи, шли в бой обнаженными, неся на себе только оружие и золотые ожерелья либо браслеты. Полибий, говоря, что они сняли одежду, потому что не хотели, чтобы она мешала им сражаться, цепляясь за всевозможные кусты, явно не совсем прав (Полибий, II, 28, 8). Очевидно, гесаты следовали древней традиции, в соответствии с которой нагота в бою имела священный характер и связывалась с неуязвимостью. Как бы к этому ни относиться, но психологическое воздействие при виде нагих, вошедших в боевой раж, презирающих опасность воинов было очень велико. Все это зрелище дополнялось громкими звуками, которые издавали многочисленные трубачи и свирельщики, «а когда все войско разом исполняло боевую песню, поднимался столь сильный и необыкновенный шум, что не только слышались звуки свирелей и голоса воинов, но звучащими казались самые окрестности, повторяющие эхо» (Полибий, II, 29, 6).

Однако прошли те времена, когда кельты обращали римлян в бегство только своим видом, как было, например, в битве при Аллии в 390 г. до н. э., при их первой встрече на поле сражения. Теперь римляне были хозяевами положения и смело вступили в бой.

Битва началась конной схваткой у холма, с которого кельты хотели прогнать войска Гая Атилия, полагая вначале, что там находятся только передовые части Луция Эмилия. Постепенно в бой втягивалось все большее количество кавалеристов, и одно время казалось, что победа склоняется на сторону кельтов: был убит сам консул Атилий, сражавшийся наравне со своими бойцами. По кельтскому обычаю, его голова была отрублена и преподнесена в качестве трофея вождям. Но, несмотря на такую потерю, римским всадникам все же удалось переломить ход дела и прогнать вражескую конницу.

Теперь сражение продолжала пехота. В соответствии со своими традициями римляне выдвинули вперед метателей дротиков, эффект от действий которых оказался неожиданно сильным. Попавшие под их обстрел гесаты, не имевшие защитного вооружения, кроме небольших и малопригодных для такого случая щитов, сразу понесли тяжелые потери, не причинив неприятелю сколько-нибудь значительного ущерба. Так кельтская армия лишилась своих наиболее опытных и прославленных бойцов.

В последовавшей затем рукопашной обе стороны сражались с равным упорством, но шансы римлян были выше из-за преимущества в вооружении: в отличие от кельтских, их мечи были короче и подходили не только для рубящих ударов, но и для уколов, что было особенно важно для боя в плотном строю. Исход сражения решила римская конница, которая спустилась с холма и атаковала кельтов во фланг, окончательно расстроив их боевые порядки.

Разгром был полным. Почти вся пехота кельтов была истреблена на месте, лишь части конницы удалось спастись бегством. Всего погибло до сорока тысяч кельтов; более десяти тысяч, в том числе вождь Конколитан, попало в плен. Еще некоторое их количество, в том числе и Анероест, после окончания битвы покончили с собой (Полибий, II, 31, 1–2).

Сразу после сражения Луций Эмилий разорил земли бойев (224 г. до н. э.), а на следующий год в долину Пада были направлены две консульские армии, так что бойи были вынуждены признать свою зависимость от Рима.

Поставив себе целью окончательно изгнать кельтов из долины Пада, в 223 г. до н. э. армии консулов Публия Фурия и Гая Фламиния, совершив глубокий обход через земли гономанов, напали на инсубров. Их вожди вновь решились дать бой и собрали армию, насчитывавшую около пятидесяти тысяч человек. Встреча произошла у реки Клузий. Хотя римляне уступали противнику численно, консулы решили отказаться от помощи кельтских союзников, опасаясь измены. Чтобы укрепить дух воинов, Гай Фламиний приказал уничтожить единственный путь к отступлению – мост через Клузий. Теперь римлянам оставалось победить или погибнуть.

Последовавшая за этим битва была жестокой, но, как и под Теламоном, победителями из нее вышли римляне, вновь сумевшие выгодно использовать преимущества своего вооружения (Полибий, II, 33, 1–7). За эту победу решением народного собрания Гай Фламиний был удостоен триумфа.

После понесенных поражений кельты думали только о мире и были готовы принять любые условия римлян, но в этом им было отказано. Становилось ясно, что римляне не остановятся, пока не истребят или не прогонят всех кельтов, проживающих в долине Пада. Готовясь к решающему сражению, инсубры вновь обратились за помощью к заальпийским племенам, призвав до тридцати тысяч наемников гесатов.

Весной 222 г. до н. э. армии консулов Гнея Корнелия и Марка Клавдия вторглись в долину Пада и осадили город Ацерры. В ответ на это кельты осадили Кластидий, на выручку которому направился Марк Клавдий Марцелл, имея в своем распоряжении конницу и часть пехоты. Кельты выступили ему навстречу, но, атакованные с фронта и фланга конницей, не выдержали и были полностью разбиты. Особенную славу в этом походе снискал сам консул, который убил вызвавшего его на поединок инсубрийского вождя Вертомара.

Ацерры были взяты, после чего оставшиеся кельтские отряды сосредоточились у Медиолана, к которому вскоре подошел и Гней Корнелий. Во время одной из вылазок, вначале складывавшейся для инсубров довольно удачно, римлянам удалось перехватить инициативу и нанести врагам окончательное поражение. Их страна подверглась разорению, Медиолан был взят штурмом, и вождям инсубров не оставалось делать ничего другого, кроме как всецело отдать свой народ во власть Рима. Цизальпинская Галлия была покорена.

Отныне бойи и инсубры обязывались платить дань и выдавали заложников. Часть их земель конфисковывалась для распределения среди римлян, а для закрепления завоеванного в 220 г. до н. э. были основаны новые колонии: Мутина (Модена) в землях бойев, Кремона на северном берегу Пада, Плаценция (Пьяченца) – на южном. Тогда же в эти области была проведена новая дорога, названная Фламиниевой по имени цензора, отправлявшего должность в том году. Теперь римляне контролировали всю Италию в ее естественных границах, за исключением лишь Генуэзского залива.