С трудом поднявшись на ноги, я медленно пересекла комнату и подошла к окну. С одиннадцатого этажа открывался шикарный вид. Правда, сейчас было темно, лишь далеко внизу вспыхивали и переливались разноцветные огни. Подмигивали фарами автомобили, щедро рассыпали бриллиантовые блестки рекламные вывески, светились уютным светом окна домов. А за домами – широкое темное пространство: это мирно дремала закованная во льды река.

Сменив жилье, я больше всего скучала именно по этой захватывающей дух панораме. Крохотная квартирка, которую я снимала, находилась на втором этаже, и мне страшно не хватало этого вольного волжского простора. Казалось, меня заживо засунули в тесный душный гроб.

Я задвинула шторы и опустилась на кровать, обвела взглядом комнату. Это мой мир, моя вселенная, место силы. Мы переехали в этот дом через пять лет после маминой смерти. До этого жили в квартире, которая осталась от бабушки и дедушки, маминых родителей. Сначала в «двушке» было тесновато: четверо взрослых и я. Потом жильцы один за другим стали навсегда покидать дом: мама, вслед за ней бабушка, потом дед. Мы с папой остались вдвоем. Квартира осиротела, притихла, в углах затаилась скорбь.

Отец готов был пахать как проклятый, чтобы заработать на новое жилье и не возвращаться каждый вечер туда, где каждая мелочь напоминала об ушедшей жене и пропавшем счастье. К счастью, их с дядей Аликом бизнес вскоре стал приносить хороший доход. Продав старую квартиру, мы перебрались в противоположный конец города, словно спасались, бежали от чего-то.

Поначалу мне здесь не слишком понравилось: я привыкла к скромной маленькой хрущевке, и новые хоромы, где одна комната была размером почти со всю прежнюю квартиру, показались мне неуютными, чужими, даже враждебными. А потом я вышла на полукруглую просторную лождию – и буквально потеряла дар речи от увиденного. Озорной свежий ветер, наполненный ароматами трав и цветов, гладил меня по щекам и ласково трепал волосы. Наш дом тогда стоял почти на окраине города. Внизу зеленели изумрудные луга и перелески, сверкающая на солнце река была похожа на широкую серебряную ленту.

«Я сказочная принцесса в башне замка!» – пронеслось в голове.

Съехав отсюда, я чувствовала себя королевой в изгнании, но возвращение тоже не добавило радости. Мне казалось, что наш дом осквернен. Пожалуй, только эта комната, до которой руки Азалии так и не успели добраться, оставалась по-настоящему родной.

Я закусила губу и с трудом удержалась, чтобы снова не начать плакать. В комнате было тепло, но меня все равно била дрожь. Надо бы сходить в прихожую за сумкой, взять таблетки: Татьяна сунула мне что-то успокоительное.

Только вот идти не хотелось. Тащиться мимо кухни, видеть, как наивная тетя Нелли успокаивает эту лживую бабенку… Нет уж, спасибо, насмотрелась! Азалия сейчас не упустит возможности, такого расскажет обо мне – волосы дыбом встанут. Это она умеет.

«Надеюсь, тетя Нелли теперь хотя бы здороваться со мной не перестанет, – грустно подумала я. – А вообще-то, какая разница? Завтра она улетит в свой Екатеринбург, пусть думает что хочет».

Я завалилась на кровать, свернулась калачиком. Закрыла глаза. Лежать бы вот так и ни о чем не думать. Забыть, забыться.

Не вышло. Словно назло, наперекор желаниям, в прихожей заверещал мобильник. Я попыталась не обращать внимания, но звонивший был настойчив и твердо вознамерился пообщаться со мной.

Я вздохнула, сползла с кровати и тихонько вышла из комнаты.

«Ладно, заодно тогда и таблетки возьму».

В кухне – та же картина. Тетя Нелли и Азалия вполголоса беседуют о чем-то. Голова к голове, голоса тихо журчат, слова льются и льются.

Внезапно мне захотелось пойти туда и разбить этот тет-а-тет. Заорать или швырнуть на пол что-нибудь тяжелое. Например, уродливую вазу, которую Азалия притащила домой в первые дни своего появления и водрузила на столик в их с отцом спальне. Говорила, это эксклюзивная «модерновая» вещь ручной работы, что стоит она бешеных денег. Жуткая посудина. Терпеть не могу подобные «произведения искусства». Бесформенная груда, какой-то обрубок, смутно напоминающий человеческое тело без головы, закутанный в переплетение металлических полосок.

Разумеется, не стала я ничего бить и крушить. Незачем лить воду на мельницу Азалии. Давать ей шанс победно глянуть на тетю Нелли: а я что говорила?! Психопатка, чокнутая истеричка, социально опасная грубиянка.

Я прошмыгнула к входной двери и принялась искать свою сумку. Умолкнувший было телефон снова разразился нетерпеливой трелью. Надо будет сменить мелодию: эта очень уж раздражающая.

Звонила Ира Косогорова. Коллега и приятельница. Хорошее словечко для таких отношений, как у нас: больше чем просто знакомые, но меньше чем настоящие друзья. Получив диплом, я осталась в институте, поступила в аспирантуру. Сейчас заочно училась, работала лаборанткой на кафедре культурологии и философии, писала диссертацию. Как у Пушкина хорошо сказано: «От делать нечего друзья». Больше ни Ире, ни мне общаться на кафедре не с кем. В основном контингент пожилой, солидные семейные люди. А тут и чаю есть с кем попить, и в магазин за пирожными сбегать, и на студентов оборзевших пожаловаться, и про коллег посплетничать. Правда, говорила в основном Ира, а я по привычке помалкивала и слушала.

Сейчас Косогорова хотела справиться о моем самочувствии.

– Привет, Динуля, – скорбно молвила она. – Ты как? Ничего?

– Нормально, – коротко буркнула я и тут же испугалась, что ответ прозвучал слишком грубо.

Однако Ира не обратила на это внимания и продолжила:

– Ты уж держись давай.

«За кого? Или за что?» – хотела я съязвить, но промолчала. Ира же хочет помочь. Зачем обижать человека?

– Стараюсь. Спасибо, что позвонила.

– Да что ты! Какое спасибо! Не могла не позвонить, не поддержать. Ты должна держаться.

«Далось ей это “держание”», – поморщилась я.

Ира не успокаивалась:

– Слушай, все мы смертны… – глубокомысленно изрекла она. – То есть я хотела сказать… Понимаешь…

– Понимаю. Спасибо тебе, Ирочка. Я пойду прилягу, ладно?

– Ладно, ладно, конечно, – заторопилась Косогорова. – Ты уж завтра на работу не выходи. Отдохнешь…

– Нет-нет, я выйду. Мне так легче.

– Да? Ну пока, Динуля.

Экран погас. Телефон удовлетворенно замолчал. Я задумчиво смотрела на него. Неужели все-таки ждала, что он позвонит? Где-то там, в запретной зоне, жила надежда? Я прислушалась к себе и честно призналась: нет, ничего уже не ждала. Разве что самую малость… Совсем не так, как раньше.

Я отключила телефон, небрежно бросила его в сумку, нашарила в боковом кармашке упаковку с пилюлями и торопливо прошла в ванную. В кухне наметилось какое-то движение, а сталкиваться с теткой или Азалией желания не было.

Защелкнула серебристый замочек и перевела дыхание. Как же я буду жить с Азалией в одной квартире, если это вынужденное соседство вызывает такую неприязнь?

Ответа не было.

Я сунула в рот сразу две желтые таблетки, разделась и залезла под горячую воду. Обожаю принимать душ и валяться в ванне. В воде мне становится спокойно, легче думается – мысли обретают четкость. Папа часто называл меня русалкой.

Быть может, я люблю воду, потому что это по гороскопу моя стихия: родилась 22 февраля, под знаком Водолея.

А ведь это будет первый день рождения без папы. И больше не от кого ждать поздравлений. Да и не нужны они ни от кого.

Я снова заплакала, слезы потекли по лицу вперемешку с водой.

Вылезла из ванной уже ближе к полуночи. К моему удивлению, очень хотелось спать. Видимо, таблетки подействовали: мысли сделались тягучими и вялыми. Я с трудом постелила себе, забралась в кровать и моментально заснула, не успев додумать мысль, что надо бы запереть дверь.