XXXIV. ПОСЛЕДНИЙ АРГУМЕНТ НАМА
Одно мгновение Хуанна стояла в безмолвном изумлении: проделка Нама была совершена так быстро, что она едва могла осознать ее результат.
– Теперь, Пастушка, – начал вкрадчиво Нам, – мы можем свободно поговорить, так как слова, которые я скажу, не годится слушать посторонним ушам!
– Мерзавец, – отвечала она с негодованием, но затем, понимая бесполезность упреков и резкостей, прибавила: – говори, я слушаю тебя!
Нам рассказал свой план выдать ее замуж за короля.
– Народу мы объявили, – закончил он, – что ты была богиней, но из любви к Олфану отказалась на время от своей божественности и облеклась во плоть, чтобы провести немного лет с тем, кого ты полюбила!
– В самом деле, – сказала Хуанна, – а что, если я откажусь подчиниться этому плану, который, я думаю, мог выйти только из головы женщины?! – и она указала на Соа.
– Ты права, Пастушка, – ответила Соа, – я составила этот план, чтобы отомстить, – прибавила она пылко, – тому белому вору, который любит тебя; пусть он увидит тебя отданной другому, дикарю!
– Но разве ты никогда не думала о том, Соа, что я могу иметь свои собственные желания?
– Конечно, но даже прекраснейшая из женщин не может всегда иметь то, что ей случится пожелать. Знай, Пастушка, что все должно быть сделано так ради тебя самой и ради моего отца. Олфан любит тебя; в эти смутные времена отцу и жрецам необходимо приобрести поддержку короля, расположение которого будет приобретено в тот же день, когда он получит надежду на тебя. Наконец для тебя самой, Пастушка, хотя бы ты и желала выйти замуж за человека твоего племени, лучше стать королевой, чем погибнуть жалким образом!
– Я думаю иначе, Соа, – спокойно ответила Хуанна, понимавшая, что ни жалобы, ни просьбы не помогут ей, – я предпочту умереть! – и она протянула руку к своим волосам, но остановилась, не найдя там яда.
– Ты предпочитаешь умереть, Пастушка, – сказала с холодной усмешкой Соа, – но это не так-то легко сделать; я отобрала у тебя во время сна яд!
– Я могу уморить себя голодом, Соа! – сказала с достоинством Хуанна.
– Это потребует времени, Пастушка, а сегодня ты станешь женой Олфана! Конечно, необходимо, чтобы ты сама дала согласие на брак с ним, так как этот вождь в своем безумии объявил, что он может жениться на тебе, только получив согласие из твоих уст и в присутствии свидетелей!
– В таком случае я боюсь, что этот брак не состоится! – сказала Хуанна с горьким смехом, чувствуя омерзение к этой негодной женщине, которая, в своей необузданной любви, хотела спасти жизнь своей госпожи ценою ее позора.
Между тем Соа сказала, что если она не исполнит ее плана, умрет Избавитель! – с этими словами жрец и его дочь оставили Хуанну одну. Несколько долгих часов провела молодая девушка в мрачной комнате, до которой, кроме журчанья воды, не доходило никаких других звуков.
В эти часы перед ней пронеслись все приключения, испытанные ею в течение последних шести месяцев; но ужас всего перенесенного бледнел перед тем, что еще ждало ее впереди. День проходил с томительной медлительностью; когда начали сгущаться ночные тени, к ней снова вошел Нам в сопровождении Соа.
– Мы пришли, Пастушка, за ответом! – произнес жрец, вставляя в стенную скобу принесенный им светильник. – Соглашаешься ли ты или нет взять в супруги Олфана?
– Не соглашаюсь! – ответила Хуанна.
– Подумай еще, Пастушка!
– Я думала, и вот мой ответ!
При этих словах Хуанны Нам схватил ее руку, говоря:
– Поди сюда, Пастушка; я тебе покажу кое-что! – и он подвел ее к той двери, которая вела в комнату Леонарда. В то же самое время Соа, погасив светильник, оставила комнату, заперев за собою дверь, так что Нам и Хуанна остались в полном мраке.
– Пастушка, – сурово сказал Нам, – ты сейчас увидишь того, кого называешь «Избавителем»; но помни, если ты крикнешь или даже скажешь громко одно слово, он умрет!
Хуанна не ответила ничего, хотя сердце ее тревожно забилось. Прошло пять или более минут, и внезапно в верхней части двери, ведущей в комнату Леонарда, образовалось отверстие, через которое Хуанна могла видеть то, что делалось в соседней комнате, сама при этом оставаясь невидимой, так как там было светло, а она находилась в полном мраке. Вот что увидела Хуанна в соседней комнате: между пятью жрецами лежал на полу связанный Леонард рядом с каким-то отверстием. Шагах в двух от двери стояла Соа, на которую жрецы устремили глаза, видимо, ожидая ее приказания.
Когда Хуанна посмотрела на эту сцену, отверстие в двери снова закрылось, и Нам проговорил:
– Ты видела, Пастушка, что Избавитель связан; видела также отверстие в полу тюрьмы. Тот, кого бросят в это отверстие, Пастушка, попадет в пещеру Змея, откуда нет возврата ни для кого. Через это отверстие мы бросаем пищу жителю вод в известное время года, когда нет жертвоприношений. Выбирай, Пастушка, одно из двух: или добровольно выйди замуж за Олфана сегодня ночью, или смотри, как на твоих глазах Избавитель будет брошен Змею. В последнем случае все равно выйдешь замуж за Олфана, хочешь ли ты этого, или нет, – все равно. Что ты скажешь на это, Пастушка?
Хуанна, подумав немного, решилась еще сопротивляться, думая, что вышеописанная сцена была проделана только для того, чтобы испугать ее.
Тогда Нам, открыв отверстие в верхней части двери, шепнул одно слово на ухо Соа, которая в свою очередь, отдала какое-то приказание жрецам. Хуанна увидела, что связанного Леонарда положили вблизи отверстия в полу так, что его голова свесилась внутрь этого отверстия и одного движения достаточно было, чтобы он был сброшен вниз, в пещеру Змея.
– Развяжите его, – слабо произнесла Хуанна, – я выхожу замуж за Олфана!
Выступив вперед, Нам снова шепнул что-то Соа, после чего та приказала жрецам оттащить в сторону Леонарда, те исполнили это с видимой неохотой. В то же время дверное отверстие опять закрылось.
– Я сказала «развяжите его», – повторила Хуанна. – А он лежит на полу, как срубленное дерево, не имея возможности пошевелиться!
– Нет, Пастушка, – возразил Нам, – быть может, ты раздумаешь, и тогда придется его снова связать, а это сделать не так-то легко, так как он силен и отважен. Слушай, Пастушка: когда Олфан придет просить твоей руки, ты не должна говорить ему ничего о том человеке; он его считает мертвым. Если же ты хоть слово скажешь о нем, то он сейчас же умрет. Ты поняла меня?
– Понимаю, – отвечала Хуанна, – но, по крайней мере, надо снять повязку с его рта!
– Не бойся, Пастушка, это будет сделано после того, как ты поговоришь с Олфаном. А теперь скажи, когда тебе угодно будет принять его?
– Когда хочешь. Чем скорее все будет кончено, тем лучше!
– Хорошо! Дочь моя, – обратился Нам к Соа, только что вошедшей в комнату. – Зажги, пожалуйста, огонь и попроси короля Олфана, который ждет за дверью!
Соа пошла исполнять приказание своего отца, а Хуанна, будучи не в силах совладать с охватившим ее ужасом, опустилась на кровать, закрыв руками лицо. На мгновение в комнате водворилась тишина; затем дверь снова открылась, и перед Хуанной появился король Олфан, сопровождаемый Соа.
– Берегись, Пастушка, – шепнул Хуанне Нам, – одно слово, – и Избавитель умрет!
