Кара сидела за кухонным столом в доме Брэдли, медленно вертя в руке Глаз Гутиерра, глядя в его затуманенное бурей сердце. Она знала: где-то в круговерти изображений есть точка соприкосновения с зеркалом в школьном туалете отраженного города. Прямо сейчас перед нею была картинка, способная поведать, что случилось с Эспель, вот только она ее не видела. Она ее не видела. Девушка всматривалась, пока не заболели глаза, но без всего остального аппарата, без умения Эспель запустить его, темное облако в центре глаза оставалось неподвижным.

Эс.

Воспоминания о серой руке, тянущейся к Эспель, казались застрявшими в сердце осколками битого стекла.

Когда зеркало закрылось, Кара повернулась к Бет, молотя кулаками твердокаменную кожу, крича ей, чтобы та снова открыла стекло, отправила ее обратно. Бет смотрела на подругу в замешательстве, перешедшем в тихий ужас, когда Каре, наконец, удалось прекратить всхлипывать и объясниться. Бет полезла в телефон, и Гаттергласс тут же начал варить новую порцию дверного снадобья, но процесс приготовления требовал внимания и времени, и до его завершения Каре не оставалось ничего, кроме как жевать восстановленную губу и пялиться в мутное стекло.

«Пожалуйста, – прошептала она про себя единственной поцелованной ею девушке, – пожалуйста, будь в порядке. Пожалуйста, держись».

Скребущий звук за спиной привлек ее внимание. Бет прислонилась к двери, глядя на подругу горящими глазами. Подойдя, она села напротив Кары, а кошки последовали за нею с торжественностью, не соответствующей полосатым пижамным штанам и безбожно рваной футболке их Богини. Оскар свернулся у нее на плече, даже сквозь храп источая легкое рептильное самодовольство.

Кара посмотрела на электронные часы в микроволновке. 3:23 утра. Бет и ее отец ретировались всего четыре часа назад. Каре потребовался целый день, чтобы рассказать, что с нею случилось.

– С нею все будет в порядке, – произнесла она вслух, пытаясь придать себе уверенности собственным голосом. – Мы вернемся и найдем ее.

Бет кивнула, ободряюще улыбнувшись. «Мы», – произнесла она одними губами, указывая на них обеих. Кара слегка напряглась, когда приоткрывшиеся губы обнажили церковные шпили, но постаралась не подавать виду.

«Это все равно ты, Би, – подумала она. – Тебя просто немного переделали».

Хотела бы она вести себя, как отец Бет. Когда этим утром он открыл им дверь, то секунд тридцать стоял с открытым ртом, таращась на глуповатую улыбку дочери, а потом крепко ее обнял.

– А я как раз купил тебе электрическую зубную щетку, – пропуская их внутрь, пробормотал он сквозь смех, делавшийся раз в пять дороже от того, что был вынужденным.

Кара гордилась Полом Брэдли, но он не переживал того, что пережила она. Наверняка, ему было тяжело видеть лицо, которое он даровал дочери, поглощенным городскими улицами, но, по крайней мере, глядя на нее, он не видел усеянный пустыми склянками пол подвала.

«Мы найдем ее, – снова сказала себе Кара. – Мы. Бет всегда была второй половинкой этого слова».

Кара приготовилась, а потом протянула свободную руку по столу. Бет взяла ее с благодарной и немного удивленной улыбкой. Их пальцы переплелись, кожа к коже, шрам к шраму.

«Это все равно ты, Би».

– Господи, – сонный мистер Брэдли ввалился на кухню, затягивая пояс халата, и уставился на оккупировавших комнату кошек. – Это все потому, что я не разрешил тебе завести котеночка на восьмой день рождения? – Прикрыв рот рукой, мужчина зевнул и проговорил: – Вы двое все не можете наболтаться?

Бет сжала Карину руку немного заговорщически.

– Так, – продолжил ее отец, – коли мы все проснулись, я могу сделать какао. Хочешь, Парва?

Кара вспомнила, каким расстроенным мистер Брэдли выглядел вчера, когда она ответила ему, что не голодна. По-видимому, он ходил в ту же школу кризисного менеджмента, что и ее мать, и выучил ту же универсальную стратегию: смешать тепло, сахар и молочные продукты в необходимых пропорциях, пока зло не окажется повержено. Пол начал с относительно легкой кружечки сладкого чая, но потом, когда Кара рассказала свою историю, внезапно распалился и, наконец, достиг точки извлечения ингредиентов для приготовления АВАРИЙНОГО бананового пирога. Он казался совершенно потерянным, когда выяснилось, что ни одна из двух девушек не была в настроении что-нибудь съесть.

– Было бы здорово, мистер Би, – осторожно проговорила Кара. – Спасибо.

Мистер Брэдли зажег газ под кастрюлькой с молоком и присоединился к девушкам за столом. Его взгляд упал на стеклянный шарик в руке Кары.

– Парва, ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь. Ты же знаешь, для нас нет ничего более… – замешкавшись, он поскреб испещренную щетиной шею. – Но… ты же торганешь этим? В смысле, у тебя ведь осталось еще две недели до назначенного Синодом срока. Воспоминания родителей… ты можешь получить их обратно.

Кара посмотрела на небольшую сферу – окно, в которое не могла заглянуть. Окно, в которое никогда не сможет заглянуть. Казалось бы, что тут раздумывать?

– Я… – девушка запнулась, уставившись на конфорку.

Из-под кастрюльки вырывались завитки голубого пламени.

Бет крутанулась в сторону Оскара, но канализящер все так же храпел, и на этот раз горящий газ тянулся не к нему – извиваясь и корчась, он просачивался через кухонную дверь в коридор, ко входной двери.

Кара посмотрела на Оскара, в мягко светящиеся глаза Бет, затем, изумленно вскрикнув, устремилась за пламенем. Бет с отцом помчались за нею. Завитки огня пробирались под латунную дверцу почтовой щели, покрывая металл копотью. Кара распахнула дверь, увильнув от огненного хвоста, выбежала на холодную улицу и остановилась, пораженная увиденным. Тонкие нити синего пламени тянулись из каждого дома, сливаясь посреди улицы, словно притоки, впадающие в большую реку. Толстый язык лазурного пламени преломился и поднялся в воздух над дорогой. Проснувшийся на плече Бет Оскар завизжал. Кара смотрела, как под кожей маленькой ящерицы напряглись мышцы, но пламя, вытекающее из дома, едва ли колебнулось.

– Мистер Брэдли, – бесстрастно проговорила Кара. – Прыгайте в машину.

Без лишних слов мужчина бросился в дом за ключами.

– Бет… – Кара обернулась, почувствовав на лице зеленый свет глаз лучшей подруги. – Она идет.

Сглотнув, Бет кивнула. Из двери выплыла кошачья процессия, на их спинах балансировал железный прут. Схватив его одной рукой, Бет бросилась бежать, обернувшись размытым пятном, словно бензин на ветру.

К бордюру, дребезжа, подкатил «вольво», и Кара плюхнулась на переднее сиденье.

– Следуйте за огнем, – велела она, и Пол Брэдли вдавил в пол педаль газа, прежде чем девушка захлопнула дверь.

Им приходилось уворачиваться от других машин и пешеходов, бегущих в противоположную сторону, пока они ехали по Хакни-роуд. От жара огня на голове выступили капельки пота. Сердце Кары ухнуло, когда она смотрела через окна по обе стороны. Бродячие кошки стекались из подворотен и из-под припаркованных автомобилей. Животные шли пугающе величественным шагом, сотнями: куда больше, чем когда-либо следовало за Бет. Заворачивая на Бишопсгейт, Кара мельком увидела белый эмалевый знак: черные буквы на белом фоне на языке, о котором она даже не подозревала. Они метались между автобусами, такси и пораженно застывшими зеваками. Пол вцепился в руль, словно в спасательный круг, борясь с ним, чтобы не угодить в поток огня, льющийся по центру дороги. Он снова вдавил газ, держа кончик пламени – его слепой, червеобразный нос – в поле зрения. «Осколок» вырос над меньшими башнями, когда они подъехали к Лондонскому мосту.

– О, нет… о, господи, нет, – шептала себе под нос Кара. Северная сторона «Осколка» не горела огнями. Стекло, некогда покрывавшее бок огромного небоскреба, исчезло. Вглядевшись в опустевшее пространство, Кара не увидела пустых офисных ячеек: вдали рябили башни, некоторые – по-прежнему охваченные огнем. Она видела Лондон-за-Стеклом.

Клубок огня резко набрал высоту, достигнув южного берега Темзы, и поднялся на низкую крышу станции «Лондонский мост». Десятки других огненных змей прорезали горизонт неподалеку, устремляясь к «Осколку».

На миг Каре показалось, что пламя протолкнется в отраженный город, но, не достигнув зеркальной границы, оно вдруг расцвело, расплескиваясь о какой-то невидимый барьер, и симметрично развернулось, зажигая исполинские крылья.

Над Лондоном закружили огромные силуэты драконов, обрисованные голубым огнем. Фигура в полосатых пижамных штанах и выцветшей футболке стояла на тумбе возле стройплощадки у рынка Боро. Лондонцы, крича, бежали мимо нее, лондонцы из плоти, стекла и камня, но она не дрогнула. Мистер Брэдли, побледнев, остановил машину рядом с дочерью и вышел.

Бет не признала ни отца, ни лучшую подругу, когда, подойдя к ней, они встали рядом. Девушка смотрела прямо перед собой, на пропавшее стекло «Осколка». Его огни были лишь отголоском, ярко горящим в архитектуре ее лица.

Серые фигуры выныривали из дороги, словно акулы из воды, их тонкие тела приземлялись с убийственным спокойствием, а за ними, в самом сердце башни, что-то шевельнулось.

Сперва появилась пара зеленых глаз, прямо как у Бет, затем замерцали юбки, ловящие свет, словно устье реки.

Леди Улиц улыбнулась церковношпильной улыбкой, ступив на дорогу перед «Осколком». Кара видела, как поднялась ее грудная клетка, когда она глубоко вдохнула. Богиня посмотрела на Бет, хмуря брови и улыбаясь, словно приятно удивленная. Потом обратила свой взор на восток, в сторону Канэри-Уорф.

Взглянув на свою правую руку, Мать Улиц согнула пальцы. За рекой, над собором Святого Павла, пришли в движение подпирающие небо краны.