Глава 22
Они пришли, чтобы иссушить цветы

Мифы о Белом городе и городе Обезьяньего бога, Каса-Бланка или Каха-Камаса, имеют определенное сходство: когда-то в горах существовал великий город, уничтоженный в ходе нескольких катастроф, жители решили, что боги рассержены на них, и оставили город, бросив все свое имущество. После этого город стал запретным, про́клятым местом, грозя смертью тем, кто осмелится войти в него.

Конечно, это легенда, но легенды нередко основаны на фактах, и предание о потерянном городе, такое распространенное и долгоживущее, не является исключением.

Чтобы выудить из мифа истину, нужно вернуться назад, к моменту открытия Америки европейцами. В октябре 1493 года Колумб во второй раз отплыл к берегам Нового Света. Вторая экспедиция коренным образом отличалась от первой, исследовательской, в которой участвовали лишь три корабля. Теперь речь шла в первую очередь о покорении, колонизации и обращении. Огромная флотилия насчитывала семнадцать кораблей, на борту которых было около полутора тысяч человек, а также животные – лошади, скот, собаки, кошки, курицы и свиньи. Еще большую угрозу, чем солдаты со стальным оружием и в доспехах, представляли священники с крестами и животные, которые впоследствии нарушили экологическую систему Нового Света. Колумб и его люди, сами того не ведая, везли с собой патогенные микроскопические организмы: жители Америки никогда не подвергались их воздействию и не имели против них иммунитета. Новый Свет выглядел наподобие громадного высохшего леса, готового вспыхнуть. Спичку поднес Колумб. То, что европейские болезни быстро распространились по Новому Свету, известно давно, но недавние открытия в генетике, эпидемиологии и археологии нарисовали поистине апокалипсическую картину вымирания коренных американцев. Этот геноцид местных народов страшнее любых кошмаров, которые встречаются в фильмах ужасов. Именно болезни, больше, чем что-либо другое, позволили испанцам создать первую в мире imperio en el que nunca se pone el sol – «империю, в которой никогда не заходит солнце», названную так, поскольку она занимала громадную территорию и над какой-нибудь ее частью обязательно светило солнце.

Колумб после первой экспедиции хвалился, что «во время путешествия не было больных, даже тех, кто страдал головной болью», если не считать старика с камнями в почках. Вторая экспедиция, с солдатами из разных частей Испании и многочисленным поголовьем скота, представляла собой Ноев ковчег, полный смертельных болезней. Еще во время перехода через Атлантику заболели сотни людей и животных. Корабли с грузом заболеваний, готовых поражать любого, добрались до внешних островов Карибского архипелага, обошли их, приставая к берегам Доминики, Монсеррата, Антигуа и других Малых Антильских островов, а затем отправились к Пуэрто-Рико и Эспаньоле, где высадилось большинство прибывших. Хотя Колумб и его люди болели все сильнее, он отправил небольшую флотилию для обследования Кубы и Ямайки, после чего они вернулись на Эспаньолу.

В первых отчетах Колумба об Эспаньоле остров описывается как замечательная, плодородная территория, «размерами превосходящая Португалию и с населением вдвое бо́льшим». Колумб расхваливал Эспаньолу – «самую красивую землю, какую я видел». Остров, поделенный сегодня между двумя странами, Гаити и Доминиканской Республикой, был густо населен индейцами-таино, но вопрос об их численности является предметом дискуссии. Бартоломе де Лас Касас, один из первых испанских историков Нового Света, наблюдавший за колонизацией Индий, писал, что индейское население Эспаньолы ко времени прибытия Колумба составляло около миллиона; позднее он пересмотрел эту цифру и говорил о трех миллионах. Многие современные историки считают цифры Лас Касаса преувеличенными, – по их мнению, фактическое население острова составляло около полумиллиона человек. Как бы то ни было, Эспаньола и все большие острова Карибской группы выглядели невероятно процветающими. На ближайшей Ямайке Колумб увидел, что «все побережье и земли в глубине заняты городами и отличными портами», где «в своих каноэ за нами следовали бесчисленные индейцы».

Все это вскоре изменилось.

Во время рокового второго похода слег и сам Колумб: он едва не умер и несколько недель не вел дневника. Флотилия достигла Эспаньолы 22 ноября 1493 года, и солдаты восстановили испанское поселение, уничтоженное индейцами за время их отсутствия. Многие испанцы к тому времени заболели, некоторые умерли из-за антисанитарных условий на кораблях и невозможности избежать заражения. Через несколько лет от болезней скончалось не менее половины из полутора тысяч солдат Колумба. Но это мелочи по сравнению с той судьбой, которая выпала на долю индейцев.

Переезжая с одного карибского острова на другой, испанцы, сами того не ведая, распространяли болезни в местах своей стоянки. К 1494 году эпидемия бушевала на всей Эспаньоле и на других островах. «Среди них [индейцев] распространялись такие болезни, смерть и ужас, – писал Бартоломе де Лас Касас, – что умерло без счета отцов, матерей и детей». По его оценке, за два года, с 1494-го до 1496-го, умерло около трети местных жителей.

Об этом свидетельствует статистика изменения численности населения Эспаньолы:

Конечно, не все эти люди умерли от болезней; принудительный труд, голод, жестокость, убийства, порабощение, перемещение тоже внесли немалый вклад в исчезновение таино на Эспаньоле и других карибских народов. Но главным фактором стала привезенная из Европы болезнь, иммунитета к которой у обитателей Нового Света не было. Современные эпидемиологи изучили старинные документы, пытаясь понять, какие болезни поразили индейцев во время этих первых эпидемий. Вероятнее всего, это были грипп, сыпной тиф и дизентерия. К первым болезням прибавились новые, вызвав очередные волны смертей: корь, свинка, тропическая лихорадка, малярия, ветряная оспа, брюшной тиф, чума, дифтерия, коклюш, туберкулез и самая опасная из всех – оспа.

Эпидемии распространились и за пределы островов. Лас Касас пишет о «бредне» смерти, который прошел по материку – по Центральной Америке – и «опустошил всю эту область». Торговцы-индейцы, возможно, первыми привезли заразу на материк; не исключено, что люди там начали умирать еще до появления европейцев в 1500 году. Но мы знаем наверняка, что во время своей четвертой экспедиции (1502) Колумб невольно привез болезни на Американский континент.

В поисках западного пути к Индии Колумб 30 июля 1502 года достиг островов Ислас-де-ла-Баия. Проведя несколько недель на островах, он направился на материк, в Центральную Америку, став первым европейцем, который ступил на Американский континент. Он встал на якорь в гавани неподалеку от сегодняшнего Трухильо и назвал новую землю Гондурас (Глубины) из-за большой глубины моря близ берега. Высадившись на материке 14 августа 1502 года, испанцы отслужили мессу, и Колумб объявил эту землю собственностью Изабеллы и Фердинанда, правителей Испании.

Встретив дружелюбных индейцев, Колумб, который опять заболел (неизвестно, чем именно), отправился дальше на юг со своими людьми, среди которых было немало больных. Он проплыл вдоль побережья Гондураса, Никарагуа и Панамы, часто останавливаясь по пути. Болезни распространялись от этих точечных контактов, как очаговые пожары в лесу, опустошая внутренние территории задолго до прихода туда европейцев. Мы не знаем, сколько людей умерло от этих первых эпидемий; выжившие индейцы не оставили никаких сообщений, а европейских историков там не было.

Но настоящий апокалипсис еще только предстоял. Оспа пришла позднее. Лас Касас писал, что «ее принес кто-то из Кастилии»: болезнь появилась на Эспаньоле в декабре 1518 года. К концу 1519 года «от громадного числа жителей острова, а что их число громадно, мы видели собственными глазами, – писал Лас Касас, – осталась только тысяча». В январе оспа распространилась на Пуэрто-Рико, а оттуда – по всем Карибам, с которых перекинулась на континент. К сентябрю 1519 года она добралась до долины Мехико.

Традиционные индейские лечебные средства от болезней – обильное потоотделение, холодные ванны и целебные травы – от оспы не помогали. В Европе в разгар эпидемии умирало около трети заболевших; в Америках смертность превышала 50 процентов, а во многих случаях достигала 90–95 процентов.

Эпидемиологи обычно сходятся на том, что оспа – самая жестокая из болезней, поражавших человечество. За столетие, прошедшее перед тем, как ее окончательно победили в 1970 году, она убила более полумиллиарда людей; еще миллионы остались искалеченными и ослепшими. Оспа причиняет невыносимые страдания, как физические, так и психологические. Начинается она обычно, как грипп, с головной боли, повышенной температуры, ломки, потом приходят боли в горле, а вскоре после этого тело покрывается сыпью. В течение следующей недели, по мере развития болезни, человек видит жуткие галлюцинаторные сны, терзается загадочными экзистенциальными страхами. Сыпь превращается в пузырьки, которые набухают и становятся папулами, а затем пустулами, покрывающими все тело, включая подошвы. Пустулы иногда соединяются, и наружный слой кожи отделяется от тела. При самой убийственной разновидности, геморрагической – так называемая кровавая или черная оспа, – кожа становится темно-фиолетовой или выглядит обугленной и отслаивается. Больной часто истекает кровью, которая выходит через все отверстия. Эта кровь крайне заразна при контакте. В отличие от большинства других вирусов, вирус оспы способен существовать в течение нескольких месяцев и даже лет, сохраняя свои свойства за пределами тела – в одежде, одеялах, помещениях, где находились больные.

Индейцы пришли в ужас, столкнувшись с этой болезнью. Ничего подобного они прежде не видели. От периода завоевания Америки осталось много свидетельств испанцев, подтверждающих кошмары пандемии. «Болезнь была ужасная, – писал один монах, – много людей умерло. Больные не могли ходить – только лежали, вытянувшись, на своих ложах. Никто не мог двигаться, даже пошевелить головой. Никто не мог повернуться лицом вниз или лечь на спину, на один бок, на другой. А если пытались, то кричали от боли… Многие умерли от болезни, а многие – только от голода. Немало людей скончалось от истощения, потому что не осталось никого, кто позаботился бы о больных».

Эпидемии ослабили военное сопротивление индейцев и во многих случаях способствовали испанскому завоеванию континента. Но в целом испанцы (и лично Колумб) были огорчены таким числом умерших. Смерть стольких индейцев препятствовала налаживанию торговли рабами, отняла у европейцев слуг, лишила рабочей силы их плантации и шахты. При появлении оспы индейцы часто впадали в панику и спасались бегством – оставляли поселения и города, бросая больных и мертвых. Испанцы проявляли большую стойкость к эпидемии, но отнюдь не были неуязвимыми – многие из них скончались.

Вследствие эпидемии огромные пространства Нового Света обезлюдели еще до появления европейцев. Есть много свидетельств европейских первопроходцев, которые, появившись в местном поселении, обнаруживали, что в живых никого не осталось: в домах лежали разлагающиеся, покрытые пустулами мертвецы.

Историки недоумевали, как Кортес с пятью сотнями человек завоевал империю ацтеков с миллионным населением. Выдвигались разные гипотезы: испанцы имели критически важные технологические преимущества в виде лошадей, мечей, арбалетов, пушек и доспехов; испанская военная тактика была более совершенной благодаря многовековым сражениям с маврами; индейцы не оказывали сопротивления, так как считали испанцев богами; порабощение ацтеками соседних вождеств и плохое управление покоренными народами создали условия для вызревания бунта. Все это верно. Но настоящим конкистадором стала оспа. Кортес со своим войском занял столицу ацтеков, город Теночтитлан (будущий Мехико), в 1519 году, но вряд ли это можно назвать завоеванием: обеспокоенный император Монтесума пригласил в город Кортеса, не зная, с кем имеет дело – с богом или человеком. Восемь месяцев спустя, когда Монтесуму убили при таинственных обстоятельствах (то ли испанцы, то ли его подданные), индейцы восстали и легко изгнали испанцев из города в ходе так называемой Noche Triste – «ночи печали». Во время этого сокрушительного бунта многие испанские солдаты были убиты или утонули, пытаясь убежать с острова, на котором располагался город, поскольку набили свои карманы золотом. После этого испанцы обосновались в Тлакскале, в тридцати милях от Теночтитлана, где принялись зализывать раны и размышлять о том, что делать дальше. В этот момент в долину Мехико пришла оспа.

«Когда христиане устали от войны, – писал один из монахов, – Господь счел уместным наслать на индейцев оспу». За шестьдесят дней оспа убила по меньшей мере половину обитателей Теночтитлана, население которого до контакта с европейцами составляло как минимум 300 тысяч человек. От нее скончался и очень способный преемник Монтесумы, Куитлахуак, который за сорок дней своего правления стал быстро создавать военные союзы: если бы он остался в живых, то, скорее всего, изгнал бы Кортеса. Но поскольку население Теночтитлана уменьшилось в два раза, а из-за эпидемии город и окрестности погрузились в хаос, Кортес снова занял его в 1521 году. Худшим последствием оспы стала полная деморализация индейцев: они ясно видели, как болезнь косит их, щадя при этом многих испанцев, и решили, что боги их прокляли и бросили, перейдя на сторону европейцев. Когда испанцы заняли город, один из наблюдателей написал: «Улицы были завалены трупами и больными, и нашим воинам приходилось шагать по телам».

Одновременно оспа бушевала и в Мексике – в юго-западную часть владений майя она проникла еще до появления испанцев. Майяские города опустели, а майя рассеялись по региону, по-прежнему проявляя жестокость и военную доблесть. Четыре года спустя болезнь проложила дорогу завоевателям в Гватемале, куда пришел один из капитанов Кортеса.

Через десять лет после первой вспышки оспы в Новом Свете болезнь проникла во внутренние районы Южной Америки. Пандемия также обрушила несколько великих доколумбовых царств в Северной Америке. В 1539–1541 годах Эрнандо де Сото занимался покорением могущественного и процветающего вождества Куза, существовавшего на части территории нынешних штатов Теннесси, Джорджия и Алабама и насчитывавшего около 50 000 человек. Двадцать лет спустя, когда европейцы появились там в следующий раз, людей почти не осталось – дома были брошены, плодоносные сады заросли чертополохом и сорняками. В долине реки Миссисипи де Сото обнаружил сорок пять городов, а век спустя французские землепроходцы Ла Саль и Жолье насчитали там всего лишь семь жалких поселений – на 86 процентов меньше. Бо́льшая часть североамериканцев стала жертвой эпидемии.

По оценкам некоторых ученых, которые являются предметом дискуссии, в доколумбову эпоху население Северной Америки составляло около 4,4 миллиона, Мексики – около 21 миллиона, Карибских островов – 6 миллионов и Центральной Америки – около 6 миллионов. Но к 1543 году индейцев на основных Карибских островах (Куба, Ямайка, Эспаньола, Пуэрто-Рико) не осталось: почти 6 миллионов человек умерло. На более мелких островах кое-как продолжали существовать несколько разрозненных индейских поселений.

Падение Теночтитлана, повсеместная гибель местного населения и новые волны пандемии позволили испанцам быстро подавить индейское сопротивление в большей части Центральной Америки. Можно провести сравнение с испанским завоеванием Филиппин, произошедшим приблизительно в это же время. Испанцы проявляли такую же беспощадность, но завоеванию не сопутствовали болезни: у филиппинцев имелся иммунитет к заболеваниям Старого Света, и полного вымирания населения не случилось. В результате испанцам пришлось идти на уступки и сосуществовать с коренными народами Филиппин, которые продолжали быть внушительной силой и сохранили свои языки и культуру. Когда испанцы ушли, их влияние почти исчезло вместе с испанским языком, на котором сегодня говорят лишь немногие.

Достигла ли катастрофическая эпидемия Москитии и, если да, как она проникла во внутренние районы, удаленные от тех мест, куда пришли испанцы? У нас имеется не так много источников, позволяющих выяснить, как эпидемия оспы 1519 года повлияла на Гондурас. Здравый смысл говорит, что если она бушевала на севере и на юге, то Гондурас тоже должен был сильно пострадать. Десять лет спустя после пика эпидемии Новый Свет постигло другое бедствие – пандемия кори. Нам известно, что Гондурас пострадал от нее жесточайшим образом. У европейцев корь протекает гораздо легче, чем оспа, и, несмотря на быстрое распространение, убивает редко. Но в Америке она оказалась почти такой же смертоносной, отправив на тот свет около четверти заболевших. Конкистадор Педро де Альварадо в 1532 году послал Карлу V доклад из Гватемалы: «По всей Новой Испании прокатилась волна болезни, которую называют корью; она поражает индейцев, полностью опустошая поселения». Пандемия кори в Гондурасе совпала с эпидемиями других болезней, среди которых, вероятно, были брюшной тиф, грипп и чума.

Антонио де Эррера, еще один испанский хронист той эпохи, писал: «В это время [1532] в провинции Гондурас случилась крупная эпидемия кори, которая распространялась от дома к дому, от деревни к деревне, и много народу умерло… а два года назад случилась эпидемия плеврита и желудочных болей, которая тоже унесла жизни многих индейцев». По мнению испанского историка Овьедо, в 1530–1532 годах болезни закончились смертью половины жителей Гондураса. Один испанский миссионер сетовал, что лишь три процента обитателей побережья выжили, и «вероятно, в ближайшее время исчезнут и остальные индейцы».

Британский географ Линда Ньюсон защитила магистерскую диссертацию о демографической катастрофе в Гондурасе за время испанского владения им, озаглавленную следующим образом: «Цена завоевания: убыль индейского населения Гондураса при испанском правлении». Это крайне подробный анализ того, что случилось в стране. Установить, сколько коренных жителей проживало там изначально, нелегко; особенно это касается Восточного Гондураса и Москитии, которые не подверглись колонизации. Однако Ньюсон, просмотрев огромное количество документов, назвала наиболее правдоподобную цифру, хотя, как отмечает она, отсутствие качественных раскопок не позволяет ничем подкрепить эти предположения.

Исходя из ранних повествований, оценок численности населения, исследований, посвященных культуре, и сведений экологического характера, Ньюсон пришла к выводу, что в тех частях Гондураса, которые были колонизованы испанцами в первую очередь, до вторжения проживало около 600 000 человек. К 1550 году там осталось только 32 000 коренных жителей. Таким образом, население сократилось на 95 процентов – ужасающая статистика. Ньюсон приводит такие цифры: от 30 000 до 50 000 человек были убиты в ходе завоевания, от 100 000 до 150 000 – взяты в плен и вывезены из страны в качества рабов. Почти все остальные – более 400 000 – умерли от болезней.

По оценке Ньюсон, в Восточном Гондурасе, частью которого является Москития, до испанского завоевания плотность населения составляла около тридцати человек на квадратную милю, а значит в горных районах Москитии обитало приблизительно 150 000 человек. Однако обнаружение крупных городов, наподобие У1 и У3 (Ньюсон не знала о них, когда писала диссертацию), заставляет заметно скорректировать эту оценку. Какой бы ни была реальная численность населения, мы знаем, что область являлась богатой и процветающей, связанной с соседними регионами густой сетью торговых дорог, и ничуть не походила на удаленные от цивилизации, практически необитаемые джунгли, которые мы видим сегодня. Есть свидетельства Кортеса и Педрасы о наличии в этих краях обширных и преуспевающих провинций, подтвержденные исследованиями У1 и У3, Лас-Круситаса, Ванкибилы и других руинированных городов Москитии.

Горные долины вроде У1 находились слишком глубоко в джунглях, чтобы заинтересовать конкистадоров или работорговцев; обитавшие там люди, скорее всего, безбедно существовали и после появления европейцев. Многие из этих районов открылись миру лишь в начале XX века, а то и позднее, и, насколько нам известно, некоторые части Москитии остаются неисследованными по сей день. Но с учетом того, как распространялись заболевания, долина У1 не могла избежать общей судьбы. Эпидемии европейских болезней почти наверняка опустошили У1, У3 и остальные части Москитии между 1520 и 1550 годами. (Для уточнения данных потребуются более обширные и качественные археологические работы с применением современных технологий; возможно, дадут результаты и продолжающиеся раскопки У1.)

Болезнетворные организмы проникли в Москитию двумя путями. Первый – торговля. Высадившись на Ислас-де-ла-Баия, Колумб увидел примечательное зрелище, которое впоследствии описал: громадное торговое каноэ шириной восемь футов и длиной – шестьдесят, с двадцатью пятью гребцами. В середине возвышалась надстройка с ценными товарами – рудой, кремнями, оружием, тканями и напитками. Между Карибами и Центральной Америкой происходил интенсивный товарообмен. Некоторые историки утверждают, что каноэ, которое увидел Колумб, принадлежало майяским торговцам, но, скорее всего, они были чибчаязычными, поскольку на островах обосновались не майя, а чибчаязычные племена, связанные с Москитией. Эти торговцы, кем бы они ни были, явно вели дела с обитателями материка, а также с Кубой, Эспаньолой и Пуэрто-Рико; некоторые археологи считают, что на севере они доходили до дельты Миссисипи. Между тем реки Платано и Патука – два главных пути в Москитию – впадают в море близ островов Ислас-де-ла-Баия. Можно не сомневаться, что во время эпидемии чумы на Карибах эти торговцы, доставлявшие товары с островов на континент, завезли европейские болезнетворные организмы в поселения на реках Москитии: вирусы поразили местных жителей и проникли далеко вглубь региона.

Вторым вероятным путем была работорговля. До ограничения рабства испанской короной в 1542 году отряды работорговцев прочесывали Гондурас и похищали индейцев для работы на плантациях, шахтах и в домашнем хозяйстве. Первые индейцы, превращенные в рабов, были захвачены на островах и на побережье. Когда болезнь уничтожила первых пленников, испанские работорговцы стали углубляться на континент в поисках замены. (В это время увеличился и ввоз рабов из Африки.) К началу 1530-х годов работорговцы обшаривали Москитовый берег и долину Оланчо, где сегодня находится Катакамас, уничтожали деревни и угоняли людей, как скот. Они совершали жестокие набеги на Москитию с трех сторон – с запада, севера и юга. Тысячи индейцев бросали насиженные места и прятались в дождевых лесах. Многие бежали в горы Москитии. Некоторые из них, к несчастью, принесли европейские болезни во внутренние долины, до этого хорошо защищенные.

Достраивая этот гипотетический сценарий, мы получаем следующее: в начале 1500-х годов на У1 обрушилось несколько эпидемий. Если смертность достигала таких же размеров, как в остальном Гондурасе и в Центральной Америке, около 90 процентов жителей должны были скончаться. Оставшиеся, потрясенные и деморализованные, бросили город и оставили тайник со священными предметами в качестве последнего подношения богам, ритуально разбив многие из них, чтобы освободить духов. Это было посмертным подношением не отдельной личности, а целому городу, ставшее кенотафом цивилизации. Точно так же были заброшены и другие города региона.

«Только подумайте, – сказал Крис Фишер. – Хотя они и страдали от болезней, подношение богам перед уходом явно подчеркивает важность» того места, где обнаружился тайник, и огромное значение самого тайника. «Эти места получали духовный заряд благодаря ритуалам и сохраняли его навечно». Таким тайник и оставался полтысячи лет, пока наша маленькая группа не набрела на него – трагической памятник некогда великой культуре.

Как выяснилось, один из ключей к разгадке тайны Белого города все время был на виду: мифы о Сьюдад-Бланка, о том, что город был брошен и проклят, возможно, основаны на этой мрачной истории. С учетом пандемии, легенды о Белом городе представляют собой вполне достоверное описание города (или нескольких городов), опустошенного болезнью и покинутого выжившими обитателями; вероятно, это место в течение какого-то времени оставалось смертельно опасным.

Есть несколько свидетельств того, как воспринимали пандемию сами индейцы. Одно из самых проникновенных – редкий рассказ современника под названием «Чилам-Балам из Чумайеля», описывающий два мира, до и после завоевания. Ее написал один индеец на юкатекском языке:

Болезней не было, кости у них не ныли, их не лихорадило, их не убивала оспа, у них не болели животы, они не знали, что такое чахотка… В то время люди стояли во весь рост. Но потом появились teules [чужеземцы], и все пошло прахом. Они принесли страх, они пришли, чтобы иссушить цветы.