Глава восьмая
Трагедия общин

В Англии XIX века родители утверждали, что вакцины небезопасны, загрязнены либо противны воле Божьей. Однако их гнев был направлен не на докторов, а скорее на правительство, которое не имело права говорить им, что делать, не имело права указывать, что впрыскивать их детям. С точки зрения противников прививок обязательная вакцинация была немыслимым нарушением гражданских прав.

Точно так же ответили на государственные календари прививок в Америке. Более того, один гражданский протест дошел до самого Верховного суда. Вердикт по этому делу, названный “важнейшим делом Верховного суда в истории американского здравоохранения”, процитирован в 70 других вердиктах Верховного суда и более ста лет определял, вправе ли штаты заставлять родителей прививать детей.

Все началось с одного лютеранского священника из Массачусетса.

В мае 1899 года в городе Суомпскотт в двенадцати милях от Бостона произошел случай оспы. К лету в Эверетте и Чарльзтауне заболело еще несколько человек. К 1901 году жертвами болезни пали более двухсот бостонцев. В результате Кембриджский отдел здравоохранения постановил: “Поскольку в городе Кембридже широко распространилась и нарастает оспа и поскольку это необходимо для скорейшего искоренения этой болезни, всем жителям города предписывается сделать прививку”. За отказ полагался штраф в пять долларов. К началу 1902 года было привито более 485 000 человек. Газета Boston Daily Globe утверждала: “На вакцинацию в Бостоне спрос больше, чем на спасение души, хотя и то, и другое бесплатно”. Эпидемия завершилась лишь в 1903 году, и за это время оспой заразилось 1600 человек, из которых почти триста умерли. Если бы городские органы здравоохранения не вмешались, жертв было бы гораздо больше.

Однако распоряжение городских властей не всем пришлось по душе. Пятнадцатого марта 1902 года доктор Эдвин Спенсер посетил дом Хеннинга Джейкобсона и предложил сделать ему прививку. Джейкобсон отказался – а затем отказался и выплатить штраф.

Хеннинг Джейкобсон родился в Швеции в 1856 году; в возрасте тринадцати лет он приехал в США. В 1882 году, будучи студентом лютеранского колледжа в Миннесоте, Джейкобсон женился на Хэтти Александер, и у них родилось пятеро детей. В 1893 году Попечительский совет Церкви шведской миссии предложил Джейкобсону основать лютеранскую церковь в городе Кембридже в штате Массачусетс. Ревностный христианин, страстный оратор и великолепный организатор, Джейкобсон был очень предан пастве, и отказ прививаться был, безусловно, основан на твердой вере, что Господь охранит его.

Рис. 15. Хеннинг Джейкобсон – главное действующее лицо важнейшего разбирательства в Верховном суде США по делу о праве граждан отказываться от прививок. (Courtesy of the Evangelical Lutheran Church in America Archives.)

В июле 1902 года Джейкобсон предстал перед окружным судом Миддлсекса. Присяжные сочли его виновным, и тогда Джейкобсон подал апелляцию в суд высшей инстанции, который в феврале 1903 года подтвердил приговор. Это не остановило Джейкобсона, и он обжаловал решение в верховном суде штата. На сей раз его представляли два известных адвоката: Генри Бэллард из Вермонта и Джеймс Пикеринг, выпускник Гарварда, который затем прославится как старейший американский солдат, воевавший на полях Первой мировой. Учитывая их гонорары и скромное жалованье пастора, удивительно, что Джейкобсон выбрал Бэлларда и Пикеринга. Однако Пикеринг жил всего в нескольких кварталах от Иммануила Пфайффера, главы Бостонской лиги противников прививок. Именно Пфайффер уговорил Пикеринга взять это дело.

Пикеринг и Бэллард утверждали, что штат нарушил гражданские права Джейкобсона: “Неужели свободный гражданин Массачусетса, не язычник, не идолопоклонник, должен стать жертвой этого обряда, примкнуть к этой новой – а точнее, обновленной – разновидности культа священной коровы?”. Джейкобсон снова проиграл. Тогда он подал дело на рассмотрение в высшую судебную инстанцию страны. Двадцать девятого июня 1903 года Верховный суд Соединенных Штатов внес дело Джейкобсон против штата Массачусетс в свой список к слушанию. На этот раз Джейкобсон выбрал своим представителем Джорджа Уильямса, бывшего конгрессмена от штата Массачусетс. Уильямс заявил, что Массачусетс, потребовав обязательной вакцинации, нарушил Четырнадцатую поправку, согласно которой штат не имеет право лишать человека жизни, свободы или собственности без должного юридического обоснования. Заявление Уильямса в суде гласило: “Закон об обязательной вакцинации – это безрассудство, произвол и притеснение, а следовательно, он нарушает неотъемлемое право каждого свободного человека заботиться о собственном организме и здоровье так, как он считает нужным”. Кроме того, Уильямс утверждал, что вакцины очень опасны и это перевешивает пользу от них: “У нас в своде законов есть постановление, заставляющее… человека предавать свое тело на поругание, осквернение, болезни, заставляющее его участвовать в варварском обряде отравления крови и, в сущности, говорить больному теленку: ‘Ты – мой спаситель, в Тебя верую’”.

Двадцатого февраля 1905 года Верховный суд семью голосами против двух постановил, что право отказываться от прививок не гарантируется Конституцией США. Судья Джон Маршалл Харлан, выражая мнение большинства, заявил, что в сфере здравоохранения общественное благо стоит выше личной свободы: “Свободы, закрепленные в Конституции Соединенных Штатов и гарантированные каждому человеку в пределах ее юрисдикции, не дают человеку абсолютного права всегда быть свободным от любых ограничений. Есть много ограничений, которым каждый должен подчиняться ради общественного блага. Общество, основанное на правиле, что каждый сам себе закон, вскоре впало бы в хаос и анархию”. Харлан полагал, что постановление Кембриджского отдела здравоохранения об обязательной вакцинации – это “фундаментальный принцип сосуществования в обществе, где весь народ заключает соглашение с каждым гражданином, а каждый гражданин – со всем народом”.

Дело Джейкобсона против штата Массачусетс было не единственным случаем, когда Верховный суд рассматривал право штата объявлять вакцинацию обязательной. Семнадцать лет спустя, в 1922 году, администрация школы Брекенриджа в Сан-Антонио в штате Техас исключила пятнадцатилетнюю Розалин Захт, поскольку родители отказались ее прививать. В отличие от Бостона начала 1900-х годов, никакой эпидемии оспы в Сан-Антонио не было. Но это не имело значения. Суд единогласно постановил, что исключение Розалин не нарушает ее конституционных прав.

Решения по делам Джейкобсона и Захт дали штатам право проводить обязательную вакцинацию. Однако они никак не очертили сферу полномочий органов здравоохранения. Например, в некоторых штатах отказ от прививок стал считаться уголовным преступлением. Однако самым тревожным для борцов с прививками стал случай в Нью-Йорке в 1909 году. Один медик, принимавший участие в этой истории, заметил потом: “Органы здравоохранения, похоже, имеют право практически как угодно попирать личные и имущественные права граждан ради охраны общественного здоровья”. Он имел в виду странную историю Мэри Мэллон.

Мэри Мэллон родилась в Ирландии 23 сентября 1869 года, а подростком эмигрировала в США, где работала кухаркой в богатых нью-йоркских домах. В 1906 году Мэри работала в Ойстер-Пойнт на Лонг-Айленде у нью-йоркского банкира по имени Чарльз Уоррен. Уоррен снимал дом в Ойстер-Пойнт у Джорджа Томпсона. Тем летом шесть человек в семье Томпсона заболели брюшным тифом.

На рубеже XIX–XX веков брюшной тиф был весьма распространен – ежегодно им заболевали до 35 000 американцев. Вызывает эту болезнь бактерия Salmonella typhi, которая в те времена постоянно попадала в пищу и воду. Как правило, все начиналось с жара, головной боли и общей слабости, затем больной терял аппетит, начинался озноб и появлялась сыпь на груди и животе. Когда сыпь проходила, самочувствие больного зачастую ухудшалось, начинались сильные боли в животе, снижение массы тела, а в некоторых случаях резко снижалось артериальное давление и больной впадал в состояние шока. Каждый десятый заболевший умирал.

Когда Томпсон узнал, что половина семейства Уоррена заболела брюшным тифом, он нанял санитарного врача Джорджа Сопера, чтобы тот нашел источник заразы. Сопер провел основательные исследования и обнаружил еще несколько вспышек брюшного тифа, похожих на случившееся в Ойстер-Пойнт. Оказалось, что был один случай тифа в 1900 году на Лонг-Айленде, один – в 1901-м в городе Нью-Йорке, семь в 1902 году в Дарк-Харбор в штате Мэн, четыре в 1904 году среди слуг в Сэндс-Пойнт, штат Нью-Йорк, и три в 1906 году – один в Таксидо-Парк в штате Нью-Йорк и два на Парк-Авеню в городе Нью-Йорке. И у всех этих вспышек была одна общая особенность: кухаркой в доме работала Мэри Мэллон. Заболело в общей сложности 22 человека, двое умерли. Когда Сопер исследовал вспышки брюшного тифа, было уже известно, что Salmonella typhi заражает пищу. Но если бактерию распространяли кухарки и повара, они всегда тоже заболевали. А у Мэри Мэллон не было ни малейших симптомов тифа. Так Мэри Мэллон оказалась первым выявленным в Северной Америке здоровым носителем Salmonella typhi.

Рис. 16. Мэри Мэллон (слева) – “Тифозная Мэри”, первый выявленный в США здоровый носитель возбудителя брюшного тифа, пробыла в заключении на острове Норт-Бразер с 1907 по 1910 год и затем с 1915 до самой своей смерти в 1938 году. (Courtesy of the Bettmann/Corbis.)

Когда Сопер установил, что источником заразы в семействе Уоррен была, скорее всего, Мэри Мэллон, он решил это доказать. “Первый раз я побеседовал с Мэри в кухне, – вспоминал он. – Я вел себя предельно дипломатично, но вынужден был сказать, что подозреваю, что она преднамеренно заражает людей тифом, и хотел бы получить пробы ее мочи, кала и крови. Ответ Мэри был скорым и недвусмысленным. Она схватила вилку для мяса и двинулась на меня”. В конце концов Сопер сдался и поручил взять анализы Джозефине Бейкер, сотруднице Отдела здравоохранения города Нью-Йорка. Девятнадцатого марта 1907 года Бейкер явилась к Мэри Мэллон в сопровождении полицейского. “Она набросилась на нас с руганью и побоями, – вспоминала Бейкер, – причем проявила исключительное мастерство и в том, и в другом. Мне ничего не оставалось – пришлось забрать ее с собой. Полицейский силой погрузил ее в карету скорой помощи, а я буквально сидела на ней всю дорогу до больницы – это было словно очутиться в одной клетке с разъяренной львицей”. Бейкер отвезла Мэри Мэллон в больницу Уилларда Паркера, потом в Нью-Йоркский приемный покой для заразных больных. Там микробиологи обнаружили, что в кале Мэри полным-полно бактерий, вызывающих брюшной тиф. Бейкер немедленно отправила Мэри Мэллон на остров Норт-Бразер в проливе Ист-Ривер, где та должна была жить одна в маленьком домике и сама готовить себе еду. Мэллон не могла понять, за что ее изолировали. “Я в жизни не болела тифом, – говорила она, – и всегда была здоровой. За что меня изгнали, будто прокаженную, и обрекли на одиночное заключение в компании одной лишь собаки?” Через три года органы здравоохранения отпустили Мэллон, поскольку она дала слово больше не работать кухаркой. В прессе ее прозвали “Тифозной Мэри”.

В 1915 году в Родильном доме супругов Слоан в Нью-Йорке произошла вспышка брюшного тифа. Заболели двадцать пять врачей, медсестер и сотрудников больницы; двое умерли. Расследование показало, что источником инфекции была некая миссис Браун, кухарка, которую наняли три месяца назад. Вскоре органы здравоохранения установили, что миссис Браун – это на самом деле Мэри Мэллон. “Если у нее и было право считаться невинной жертвой скрытой инфекции, теперь она его утратила, – сказал Джордж Сопер. – Теперь эта женщина не может претендовать на невиновность. Стало известно, что она по своей воле, преднамеренно подвергала человеческие жизни отчаянной опасности. Она злоупотребила данной ей привилегией, она нарушила слово. Эта особа – опасная преступница, и обращаться с ней следует соответственно”. Двадцать шестого марта 1915 года органы здравоохранения штата снова сослали Мэри Мэллон на остров Норт-Бразер, где она и оставалась до самой смерти – умерла она от инсульта 11 ноября 1938 года. Мэри Мэллон прожила 27 лет из своих 69 в карантине как носитель Salmonella typhi, однако никаких симптомов брюшного тифа у нее так и не проявилось.

Американские борцы с прививками видели, что случилось с Мэри Мэллон, и это их напугало. Они задумались, как далеко готовы зайти органы здравоохранения в стремлении прививать детей.

После решения Верховного суда по делу “Джейкобсон против штата Массачусетс” газета The New York Times напечатала редакционную статью, где говорилось: “Окончен спор о том, следует ли считать обязательную вакцинацию нарушением гражданских свобод и права человека заболеть оспой, если он того желает, и заразить окружающих. [Это] должно покончить и с сообществами опасных чудаков, организованными для сопротивления законам, связанным с прививками. Они больше не нужны, им теперь нечем заняться”. Какое заблуждение! Антипрививочное движение в США ждало большое будущее.

В 1894 году, после вспышки натуральной оспы в Бруклине, департамент здравоохранения распорядился, чтобы Чарльз Макколи, его жена и сын сделали прививки. Семейство Макколи отказалось, причем глава семьи пригрозил пришедшему врачу ружьем. Тогда всех Макколи поместили в карантин: у их дверей поставили двоих полицейских. Вот как писали об этом в The New York Times: “Им запретили выходить из квартиры, а остальным жильцам под страхом ареста запретили передавать им какие бы то ни было сообщения. Кроме того, окрестным бакалейщикам, пекарям и мясникам запретили доставлять им провизию”. Назавтра полиция обнаружила двухфутовую дыру в стенном шкафу, через которую семейство сбежало. В конце концов Макколи добрались до города Хобокена в штате Нью-Джерси. Спустя три дня сотрудникам департамента здравоохранения удалось убедить Макколи, что в прививке нет ничего страшного, они сдались бруклинской полиции и были вакцинированы.

В конце девяностых годов XIX века инциденты, подобные случаю семьи Макколи, послужили толчком к возникновению организаций по борьбе с прививками, в частности, Бруклинской лиги противников обязательной вакцинации и Массачусетской ассоциации противников обязательной вакцинации. Местные лиги разрослись до общенациональных масштабов. В 1908 году два состоятельных коммерсанта Джон Питкерн и Чарльз Хиггинс основали Антипрививочную лигу Америки – коалицию множества более мелких групп. Питкерн объявил: “Мы отреклись от религиозной тирании, мы отвергли политическую тиранию – неужели мы покоримся тирании медицинской?”. Питкерн был голосом движения, а Хиггинс – пропагандистом в области печатного слова: он выпустил брошюры “Откройте глаза!” (1912), “Преступление против школьника” (1915), “Прививки и столбняк: кровавые убийцы” (1916) и “Ужасы вакцинации с примерами и иллюстрациями” (1920). Одной из самых деятельных антипрививочных организаций стало Общественное медицинское справочное бюро, основанное в Нью-Йорке в 1919 году. Эта группа выпустила популярную брошюру “Факты против обязательной вакцинации. Государству принадлежат школы, а не дети”.

Однако самой красноречивой, самой страстной и самой пылкой из активистов антипрививочного движения на рубеже веков была Лора Литтл, основательница Американской лиги медицинской свободы. Лора Литтл примкнула к движению, когда ее сын Кеннет умер после прививки от натуральной оспы. На самом деле ребенок погиб от кори и дифтерии, однако Литтл была убеждена, что причиной стала прививка. Лора Литтл, как и Барбара Ло Фишер, считала, что врачи и органы здравоохранения состоят в заговоре с целью продать как можно больше вакцин. В своей брошюре “Преступления круга поклонников коровьей оспы” Лора Литтл сформулировала основные темы антипрививочной пропаганды в прошлом и в будущем: “Жалованье сотрудников системы здравоохранения в нашей стране достигает 14 000 000 долларов в год. Одна из важнейших функций этих органов – прививки. Без оспенных шрамов их коммерции конец. Когда нас запугивают болезнями, это приносит доход еще и тысячам частнопрактикующих докторов. А в последнее время те, кто ‘плодит’ прививки, говорят, что в их грязные делишки вложен капитал в 20 000 000 долларов”.

У антипрививочного движения в Америке появился и свой символ. В 1915 году у нью-йоркского художника-иллюстратора Джонни Груэлла после прививки от оспы умерла дочь Марселла. Врачебное заключение гласило, что девочка умерла от порока сердца, однако Груэлл был убежден, что все дело в прививке. В память о дочери он придумал куклу с волосами из красной пряжи и мягкими, словно бы парализованными руками и ногами – символ детей, пострадавших от прививок. Эту куклу он назвал “Тряпичная Энни”.

Рис. 17. Кукла “Тряпичная Энни” стала, помимо всего прочего, символом ребенка, оставшегося инвалидом после прививки. (Courtesy of Lambert/Getty Images.)/

К тридцатым годам ХХ века потребность в вакцине против оспы снизилась, а с ней и активность антипрививочных организаций. В 1929 году умер Чарльз Хиггинс, и Антипрививочная лига Америки утратила голос; два года спустя со смертью Лоры Литтл та же участь постигла Американскую лигу медицинской свободы. Мощные программы пропаганды прививок против дифтерии в тридцатые годы и полиомиелита в пятидесятые не вызвали особого отклика среди антипрививочников. В следующий раз государственная программа вакцинации вызвала гнев общественности лишь полвека спустя, когда на экраны вышел фильм “АКДС: прививочная рулетка”. Однако в суде битва против обязательной вакцинации была еще очень далека от финала.

В конце шестидесятых и начале семидесятых сотрудники Центров по контролю и профилактике заболеваний решили искоренить в США корь. Избранный ими метод вызвал целый ряд судебных исков.

В первой половине ХХ века из-за кори тысячи людей ежегодно попадали в больницу, а несколько сотен погибали от нее. Когда в 1963 году была разработана вакцина от кори, Центры по контролю и профилактике заболеваний, воодушевленные практически полным искоренением натуральной оспы и полиомиелита, решили, что есть возможность искоренить и корь. Поскольку корью болели в основном школьники, органы здравоохранения решили, что лучший способ искоренить болезнь – не принимать в школу непривитых детей. Во всех газетах печатали знаменитую фотографию (затем ее показали в фильме “Прививочная рулетка”): сотрудник Центров по контролю и профилактике заболеваний Алан Хинман держит плакат с надписью “Нет прививок – нет школы”.

Центры по контролю и профилактике заболеваний выбрали удачный момент для своей кампании. Хотя вакцина против кори позволила резко снизить частотность этого заболевания, уровень иммунизации не менялся. И заболеваемость корью стала расти. В 1970 году было зарегистрировано 47 000 случаев. К 1971 году их стало 75 000.

В рамках этой программы Центры по контролю и профилактике заболеваний опирались не только на государственные органы здравоохранения, но и на две влиятельные политические организации. Во-первых, это был Фонд Джозефа П. Кеннеди, во-вторых – Фонд Бетти Бамперс. Джозеф П. Кеннеди был отцом президента Джона Ф. Кеннеди и сенаторов Роберта и Эдварда Кеннеди. Кроме того, он был отцом Розмари Кеннеди. Розмари от рождения страдала серьезной задержкой умственного развития и в 1941 году перенесла лоботомию, после чего находилась в закрытой лечебнице с 1949 года до самой своей смерти в 2005 году. В знак сострадания к ней Фонд Кеннеди помогал людям с отклонениями в умственном развитии. Фонд заинтересовался корью потому, что вирус вызывал энцефалит у 4000 больных в США ежегодно, а это часто приводило к необратимому поражению головного мозга. Когда Центры по контролю и профилактике заболеваний развернули программу по борьбе с корью, Эдвард Кеннеди был сенатором от штата Массачусетс, а его сестра Юнис Кеннеди Шрайвер – главой Управления по созданию экономических возможностей, созданного под эгидой Великого общества Линдона Джонсона. Семейство Кеннеди обратилось к губернаторам и конгрессменам и благодаря своему существенному влиянию способствовало тому, чтобы распоряжение не принимать в школы непривитых детей действительно исполнялось на местах.

В то время как старания Кеннеди создавали эмоциональный стимул, за финансовый отвечала Бетти Бамперс, супруга сенатора от штата Арканзас Дейла Бамперса. Заручившись поддержкой первой леди Розалин Картер, Бетти Бамперс в начале семидесятых помогла запустить государственную программу вакцинации детей (Childhood Immunization Initiative), чтобы оплачивать прививки детям из малообеспеченных семей. Благодаря Бетти Бамперс государственное финансирование прививок повысилось с 5 000 000 долларов в 1975 году до 17 000 000 долларов в 1977. Более того, в ответ на смертоносную эпидемию кори в начале девяностых Бетти Бамперс и Розалин Картер основали некоммерческую организацию “Каждый ребенок до двух лет” (Every Child by Two, ECBT), которая проводит образовательные программы в городах с низким уровнем иммунизации и поддерживает инициативы по вакцинации детей в Африке.

Рис. 18. Наклейка на бампер, которую выпустили органы здравоохранения Южной Каролины в 1980 году. Надпись гласит: “Нет прививки – нет школы! Это закон”. (Courtesy of Dr. Alan Hinman.)

В результате этих мер количество штатов, где без прививки не брали в школу, возросло с 25 в 1968 году до 40 в 1974 году – в сущности, это был естественный эксперимент, позволявший понять, эффективен ли запрет принимать в школу непривитых детей. Поначалу казалось, что нет: вспышки кори случались по-прежнему. Как выяснилось, проблема была не в том, что органы здравоохранения не требовали от школ соблюдения этих правил, а в том, что они не обеспечивали их соблюдение. Однако вскоре все изменилось.

В 1976 году, во время крупной вспышки кори на Аляске, органы здравоохранения штата сообщили родителям, что их дети не смогут ходить в школу, пока не будут привиты. Прошло пятьдесят дней, около 7400 школьников не выполнили этого требования, и тогда органы здравоохранения исключили их из школ. Не прошло и месяца, как в штате осталось меньше пятидесяти непривитых детей, и эпидемия прекратилась.

В 1977 году эпидемия кори вспыхнула в округе Лос-Анджелес: тысячи детей заболели, у многих развилась коревая пневмония, у троих – коревой энцефалит, двое умерли. Тридцать первого марта глава окружного департамента здравоохранения объявил, что дети, не привитые от кори до 2 мая, не будут допущены в школы. К назначенному дню непривитыми остались десятки тысяч школьников. Однако родители из округа Лос-Анджелес, как и на Аляске, вскоре поняли, что это не шутка: в школы не пустили 50 000 детей. Не прошло и нескольких дней, как большинство из этих школьников принесли в школу справки о прививках, и эпидемию снова удалось остановить.
События на Аляске и в округе Лос-Анджелес произвели сильное впечатление, однако самый яркий пример действенности школьных требований – это ситуация в Тексаркане, городе на границе Техаса и Арканзаса. В период с июня 1970 года по январь 1971 года в городе было зафиксировано 633 случая кори. Во время вспышки заболевания Арканзас ввел требование прививки для школьников, а Техас – нет. Из 633 случаев кори 608 (96 %) произошло в округе Боуи (техасская половина города) и лишь 25 (4 %) – в округе Миллер (арканзасская половина).

К 1981 году непривитых детей перестали брать в школы во всех 50 штатах. Прошло еще двадцать лет, за которые органы здравоохранения ввели еще более жесткие меры, и заболеваемость корью резко упала. В 1998 году в США был зарегистрирован лишь 81 случай кори, и по большей части болезнь завозили из-за границы.

Во время вспышки кори в Лос-Анджелесе в 1977 году Уолтер Оренстайн был молодым эпидемиологом в Центрах по контролю и профилактике заболеваний. “Когда школы [в Лос-Анджелесе] перестали принимать непривитых детей, все изменилось, – вспоминал он. – Это был прецедент: нет прививок, нет школы. Прелесть законов для школ состояла в том, что нам не нужна была полиция, чтобы заставлять прививаться. Мы просто говорили: не хочешь делать прививку – не идешь в школу”. Оренстайн указывал на юридическое различие между принудительной вакцинацией, когда тех, кто отказывается от прививок, прививают насильно, и обязательной вакцинацией, когда тех, кто не хочет прививаться, лишают некоторых социальных привилегий, например права учиться в государственной школе.

Несмотря на явный успех программы обязательной вакцинации школьников, крутые меры органов здравоохранения вызвали мощное противодействие. Некоторые родители не могли смириться с тем, что детям отказывали в праве на образование только потому, что их не привили. Поэтому они подавали в суд на штаты, требовали защиты согласно Первой поправке к Конституции США, гласящей, что “Конгресс не будет принимать законов, предписывающих создание тех или иных религиозных институций или запрещающих свободно исповедовать ту или иную религию”.

Интересно, что весы правосудия качнулись из-за этих исков по Первой поправке не в результате решений по делам Джейкобсона или Захт. Речь идет о деле, которое на первый взгляд не имело отношения к прививкам.

Восемнадцатого декабря 1941 года свидетельница Иеговы Сара Принс взяла двоих своих сыновей и девятилетнюю племянницу Бетти Симмонс с собой “вместе проповедовать на улицах”. Школьный инспектор, обязанностью которого было следить, в частности, чтобы дети не выходили из дома слишком поздно, предупредил Сару, что брать с собой детей в такой час – это нарушение трудового законодательства штата, но она не стала его слушать. В 8:45 вечера “Бетти подняла руку с журналами ‘Сторожевая башня’ и ‘Утешение’, чтобы прохожим было их видно. На плече у нее была простая холщовая сумка, как у всех газетчиков”. Школьный инспектор снова предупредил Принс, что детей надо увести домой.

– Никто меня не остановит, в том числе вы! – заявила Принс. – Этой девочке и Богом, и Конституцией дано право проповедовать Слово Божие, а велению Господа не может препятствовать никто на свете!

Судебное дело “Принс против штата Массачусетс” в 1943 году дошло до Верховного суда США, и в январе 1944 года суд вынес решение не в пользу Сары Принс, сочтя, что свобода вероисповедания не может препятствовать исполнению законов о детском труде. Судья Уайли Б. Ратледж, составивший вердикт большинства в суде, затем сделал замечание, выходившее за рамки материалов лежавшего перед ним дела. “Право свободно исповедовать религию не предполагает свободу подвергать общество или ребенка опасности заболеть инфекционной болезнью и не дает права рисковать здоровьем и жизнью последнего. Родители вольны быть мучениками, но из этого не следует, что в таких же обстоятельствах они вольны делать мучеников из своих детей”.

Это постановление оказало сильнейшее влияние на иски по делам, связанным с прививками. В 1965 году чета Райт, прихожане Генеральной ассамблеи и Церкви перворожденных, безуспешно попытались доказать, что администрация Средней школы Дьюитта в округе Арканзас штата Арканзас нарушила их право на свободу вероисповедания, потребовав, чтобы их детям была сделана прививка от натуральной оспы. В 1968 году хиропрактик Томас Маккартни, католик, безуспешно попытался доказать, что администрация школы в округе Брум штата Нью-Йорк посягнула на его свободу вероисповедания, поскольку потребовала, чтобы его десятилетнему сыну сделали прививку от полиомиелита. В 1974 году Рональд Эвард безуспешно попытался доказать, что управление государственных школ в Манчестере в штате Нью-Гемпшир нарушило его свободу вероисповедания, не допустив его непривитого шестилетнего сына на занятия в приготовительном классе. В 1982 году Ирвинг Дэвис, прихожанин Церкви науки человеческой жизни, безуспешно попытался доказать, что администрация школы в округе Сесил в штате Мэриленд посягнула на его свободу вероисповедания, не пустив его непривитого восьмилетнего сына в школу.

В каждом из этих случаев судьи вынесли решение, что право на свободу вероисповедания не было нарушено, поскольку прививаться должны представители всех религий безо всякой дискриминации. Однако малоизвестный закон штата Нью-Йорк уже обеспечил лазейку – лазейку, которая стала одной из причин распространения в США инфекционных болезней. Двадцатого июня 1966 года законодатели штата Нью-Йорк проголосовали за закон, требовавший, чтобы все дети, поступающие в первый класс, были привиты от полиомиелита. Но с одной оговоркой. Закон делал исключение для детей, чьим родителям религия запрещает делать прививки, что было прямым следствием лоббирования интересов одной из самых влиятельных религиозных общин в США – Церкви христианской науки. Закон был принят большинством в 150 голосов против 2. Джозеф Мариготта, голосовавший против, впоследствии обосновал свою точку зрения: “А вдруг ребенок, чьи родители отказались от прививки, окажется носителем полиомиелита?” Эти слова оказались пророческими.

Церковь христианской науки была основана в 1879 году Мэри Бейкер Эдди. Ее сторонники были убеждены, что причины любой болезни не физические, а душевные. В своей книге “Наука и здоровье” Мэри Эдди писала: “Мы болеем оспой, потому что ей болеют все вокруг, однако содержит и переносит инфекцию не материя, а сознание”. И уберечься от болезней вроде оспы можно силой молитвы, а не прививкой. Те, кто решил следовать учению Мэри Эдди, дорого за это поплатились.

В 1982 году в лагере сторонников христианской науки в Колорадо умерла от дифтерии девятилетняя Дебра Капш. В 1985 году умерли от кори трое студентов Принсипиа-колледжа – учебного заведения этой церкви в поселке Эльза, штат Миссури. В те годы Уолтер Оренстайн из Центров по контролю и профилактике заболеваний отмечал, что смертность от кори в Принсипиа-колледже “напоминает статистику по странам Третьего мира”. Вспышкой 1985 года все не ограничилось: среди студентов учебных заведений Церкви христианской науки в окрестностях Сент-Луиса в 1985–1994 годах произошло еще четыре вспышки кори.

Однако самый сильный резонанс вызвало событие, произошедшее осенью 1972 года в штате Коннектикут, когда в школе христианской науки в Гринвиче разразилась эпидемия полиомиелита. Одиннадцать детей остались парализованными. На момент вспышки во всем штате Коннектикут за три года не было зарегистрировано ни одного случая полиомиелита. Один глава окружного департамента здравоохранения был так потрясен, что написал редакционную статью в New England Journal of Medicine: “Я отнюдь не ратую за абсолютный контроль государства над частной жизнью граждан, однако меня очень обеспокоило, что меры профилактики заболеваний, доказавшие свою действенность, не распространяются на детей, поскольку этого не желают их родители, во имя свободы вероисповедания рискующие здоровьем и жизнью не только собственных детей, но и общества в целом. Суды нашей страны уже давно создали прецедент, защищающий детей от безответственности родителей”.

Успех лобби сторонников христианской науки в штате Нью-Йорк, обеспечившего себе право отказываться от прививок по религиозным соображениям, изменил стратегию всех тех, кто хотел уклониться от вакцинации. Плотину прорвало после двух судьбоносных постановлений. Первое было вынесено по делу Уильяма Майера и троих его детей, которых исключили из Центральной школы города Фабиус в округе Онондага, штат Нью-Йорк. Майер утверждал, что хотя сам он не принадлежит к последователям христианской науки, но, как и они, убежден, что “святость человеческого тела нельзя нарушать инъекциями” и его воззрения должны быть защищены законом точно так же, как и вера сторонников христианской науки. Судья согласился с ним. Второе судебное постановление, допускающее отказ от прививок по религиозным соображениям, было вынесено по делу Бьюлы Дэлли, матери семейства из города Лоуэлл в штате Массачусетс. Бьюла Дэлли утверждала, что ее шестилетнюю дочь Белинду несправедливо исключили из школы из-за отсутствия прививок. Хотя Бьюла Дэлли, как и Уильям Майер, не принадлежала к Церкви христианской науки, она считала, что прививки противоречат Слову Божию и Библии, поскольку там предписано держать тело в чистоте, чтобы оно было “благоугодно Богу”. Суд вынес решение в ее пользу, сочтя, что право отказываться от прививок должны иметь представители всех религиозных общин, иначе это несправедливо. К 2009 году отказываться от прививок по религиозным соображениям разрешили 48 штатов.

А где допускается отказ по религиозным соображениям, там недалеко и до идейных. Перелом в этой области настал в результате постановления, принятого в конце восьмидесятых по делу двух семейных пар из города Нортпорта в штате Нью-Йорк: это были супруги Шерр и супруги Леви. Алан Шерр, хиропрактик, утверждал, что его религия (это была церковь под названием “Общий миссионерский храм Вселенского религиозного братства” в городе Сарасота, штат Флорида, рассылавшая прихожанам материалы по почтовой подписке) считает прививки нежелательным вмешательством в организм. Но поскольку Шерр сделал сыну обрезание и разрешил стоматологам сверлить и пломбировать ему зубы, довод о нежелательном вмешательстве был признан несостоятельным. Зато аргументы супругов Леви оказались более убедительными. Луис Леви утверждал, что власти штата не имеют права заставлять его дочь Сандру делать прививки, поскольку, “по нашему мнению, если ход нормальных процессов в организме нарушить введением чужеродного элемента, это окажет на организм неблагоприятное влияние, а следовательно, мы считаем, что это насилие над нашей природой – физической, духовной, религиозной”. Судья вынес решение в пользу Леви, постановив, что можно давать родителям право отказываться от прививок, если “их убеждения имеют силу религиозных”, даже если родители не принадлежат ни к какой религиозной группе. К 2010 году двадцать один штат разрешил отказываться от прививок по идейным соображениям.

К концу девяностых годов XIX века антипрививочное движение в Англии вынудило власти принять Закон против обязательных прививок. Если граждане не желали прививаться, им выдавали сертификат о сознательном отказе. Все больше и больше граждан избирали этот путь, и Англия стала эпицентром вспышек натуральной оспы в Великобритании. К началу XXI века американские антипрививочники, добившись законодательного признания права на отказ от вакцинации по религиозным и идейным соображениям, тоже оказали влияние на здоровье общества. В период с 1999 по 2009 год было проведено четыре исследования с целью проверить, не означает ли свобода отказываться от прививок свободу заражаться и передавать инфекции.

В 1999 году Дэниел Салмон и его сотрудники из Школы здравоохранения университета Джонса Хопкинса обнаружили, что риск заразиться корью у детей 5–9 лет, чьи родители решили их не прививать, в 170 раз превышает аналогичный риск у привитых детей.

В 2000 году Дэниел Фейкин и его коллеги из отделения респираторных заболеваний Центров по контролю и профилактике обнаружили, что дети в возрасте 3–10 лет из штата Колорадо, чьи родители решили их не прививать, в 62 раза чаще заражаются корью и в 16 раз чаще коклюшем. Кроме того, удалось выяснить, что вспышки кори чаще случаются в школах, где больше непривитых детей.

В 2006 году Саад Омер с сотрудниками из той же Школы здравоохранения университета Джонса Хопкинса изучил последствия права на отказ от прививок. С 1991 по 2004 год количество непривитых детей в штатах, где разрешили отказ по идейным соображениям, возросло в два с лишним раза. Дети из штатов, где отказаться от прививок стало просто (достаточно заполнить бланк и расписаться), почти вдвое чаще становились жертвами вспышек коклюша.

В 2009 году Джейсон Гланц и его сотрудники из Института медицинских исследований в Денвере обнаружили, что непривитые дети из Колорадо в 23 раза чаще болеют коклюшем, и это подтверждало данные предыдущих исследований.

Антипрививочное движение повлияло на заболеваемость не только в Англии и США. Исследования показали, что риск коклюша в странах, где программам вакцинации мешали антипрививочные движения (в том числе в Швеции, Японии, Российской Федерации, Ирландии, Италии и Австралии), в 10–100 раз больше, чем в странах, где сохранился высокий уровень вакцинации (в том числе в Венгрии и Польше).

Выводы были очевидны. Решение не делать прививку – это выбор, повышающий риск заболеть инфекционной болезнью, а возможно, и умереть от нее. Хуже того, это решение, повышающее риск для соседа. Так почему же родители все чаще предпочитают отказываться от прививок? Ответ мы находим, в частности, в трудах одного профессора биологии из Калифорнийского университета в Санта-Барбаре, который объяснил, почему в определенных обстоятельствах решение не прививаться гораздо разумнее, чем решение сделать прививку.

В 1968 году Гаррет Хардин напечатал в журнале Science статью под названием “Трагедия общин”. Хардина заинтересовал вопрос об ограничении рождаемости, однако его наблюдения легко применить и к проблеме отказа от прививок. “Представьте себе общее пастбище, – писал он. – Ожидается, что каждый скотовод постарается держать на пастбище как можно больше скота. Скотовод подходит к делу разумно и желает получать как можно больше прибыли. Он задается вопросом: ‘Какая польза лично мне увеличивать стадо еще на голову?’ У этой пользы две составляющие – положительная и отрицательная”. Далее Хардин пишет:

Положительная составляющая – функция прибавления одной головы скота к стаду. Поскольку скотовод получает всю выручку от продажи дополнительного животного, положительная составляющая пользы равна почти +1. Отрицательная составляющая – функция дополнительного вытравливания пастбища из-за прибавления одной головы скота. Однако, поскольку последствия вытравливания распространяются на всех скотоводов, отрицательная составляющая для любого отдельного скотовода, принимающего решение, – всего лишь доля от –1.

А теперь вместо скотовода представьте себе отца или мать, принимающих решение не делать ребенку прививку. О чем и в самом деле умалчивают, говоря о прививках, – так это о том, что если бы все в мире были привиты, решение не прививать ребенка имело бы больше смысла. На то есть две причины. Во-первых, чем больше детей привито, тем труднее вирусам и бактериям распространяться. Ведь если доля привитых достаточно велика, инфекции и вправду перестают распространяться. Например, в 1955 году, когда в США вошла в употребление вакцина против полиомиелита, привито было лишь 40 % населения, и хотя количество людей, парализованных после полиомиелита, снизилось, вирус все еще распространялся. Но когда доля привитых возросла до 70 %, вирус перестал распространяться и полиомиелит как инфекция в США был искоренен. Так же получилось и с корью, но с одним отличием: корь гораздо заразнее полиомиелита, поэтому нужно привить еще больше людей – около 95 %. Если вакцинировать достаточно много людей, непривитые могут спрятаться “в стаде” и окажутся под защитой окружающих. Во-вторых, хотя вакцины и безопасны, их нельзя назвать абсолютно безвредными. У всех вакцин есть побочные эффекты – в основном они сводятся к болезненности и повышенной чувствительности в месте инъекции, но иногда могут оказаться довольно тяжелыми, как, например, аллергические реакции. Приняв решение не делать прививок, можно укрыться под защитой стада и избежать редких, но тем не менее реальных побочных эффектов. (Это касается всех болезней, от которых есть прививки, кроме одной – столбняка, который не передается от человека к человеку: его возбудитель попадает в организм из почвы. Так что даже если все в мире, кроме одного ребенка, будут привиты от столбняка, риск заболеть столбняком у непривитого останется прежним.)

Далее Хардин объясняет, как разумное решение может обернуться неразумным:

Разумный скотовод приходит к выводу, что для него самое верное решение – увеличить стадо еще на одну голову. А потом еще на одну, и еще… Однако к тому же самому выводу приходят все до единого разумные скотоводы, которым принадлежит общее пастбище. В этом-то и трагедия. Каждый скотовод оказывается в рамках системы, которая провоцирует его увеличивать стадо беспредельно – в мире, где все имеет предел. В обществе, верящем в свободу общин, всех ожидает крах, поскольку каждый действует только в своих интересах. Свобода в общине – катастрофа для всех.

С вакцинами все точно так же. По мере того как все больше людей отказываются от прививок, коллективный иммунитет падает. Сегодня решение не прививаться выгодно тем, что позволяет избежать редких побочных эффектов, но невыгодно с точки зрения коллективного иммунитета. Исследования Салмона, Фейкина, Омера и Гланца показали, что решение не делать прививки от коклюша или кори увеличивает риск заболевания, поскольку в итоге тех, кто привит, оказывается слишком мало.

Сильнее всего утрата иммунологического пастбища ударила по детям, которым прививаться действительно нельзя.

Двадцатого октября 2009 года жительница города Шарлотсвилл в штате Виргиния Стефани Тейтл, учительница чтения в начальной школе, опубликовала в интернете статью о том, как трудно ей было найти детский сад для своего ребенка.

Когда мы с мужем в прошлом году искали домашний детский сад для нашего сына, которому было два с половиной года, нам показалось, что мы нашли идеальный вариант – опытную воспитательницу, чей дом был настоящей сокровищницей для изобретательных малышей. Под ее дивным руководством дети мирно и радостно переходили от мыльных пузырей в волшебный сад, от зайчиков к машинкам – безупречно организованная утопия для дошколят. Но когда я спросила, есть ли среди детей непривитые, вспыхнувшая было надежда на идеальный садик для моего сына угасла, будто спичка на ветру. Оказалось, что одного из детей не прививали то ли по идейным, то ли по религиозным соображениям – очень удобный предлог, к которому благосклонно относятся многие врачи и не задают лишних вопросов, когда родители об этом заявляют. Я до сих пор не понимаю, почему государство позволяет, чтобы страх перед прививками и их опасностями, действительными или мнимыми, списывали на религию или философию. В обычных условиях я не стала бы оспаривать решения других родителей. Но у нас буквально стоял вопрос жизни и смерти. Если мать решила не прививать ребенка по причинам, которые кажутся ей уважительными, она рискует здоровьем других детей. В данном случае – здоровьем моего сына. У него лейкемия.

Стефани Тейтл понимала, что непривитый ребенок в детском саду – это риск для ее сына.

Я отдаю себе отчет, что антипрививочное движение существует столько же, сколько сами прививки. Но я не знаю, задумывались ли эти родители о том, что коллективный иммунитет, которым они пользуются в своих интересах, нацелен на защиту именно тех детей, которым действительно нельзя прививаться. Пока что нам придется нанять [для сына] няню. Когда он будет готов отправиться в школу, перед нами снова встанет этот вопрос. Поскольку мы хотим, чтобы у него по возможности была “нормальная” жизнь, мы, скорее всего, посадим его в желтенький школьный автобус и будем держать кулаки, чтобы сидящий рядом одноклассник не ходил на выходных в гости “на ветрянку”. Ведь то, что для этого ребенка “просто ветрянка”, для моего может быть вопросом жизни и смерти.

Сотням тысяч людей в США действительно нельзя делать прививки, как сыну Стефани Тейтл, и они поневоле зависят от окружающих.

В 1998 году Хардин написал продолжение своей статьи под названием “Продолжение ‘Трагедии общин’”. В течение тридцати лет Хардин наблюдал, как воздух, море и земля все сильнее загрязняются из-за тех самых “скотоводов”, которые не думают о “вытравливании пастбища”. И пришел к горькому выводу. “Мы всячески лелеем в себе индивидуализм, поскольку он порождает свободу, – писал Хардин. – Но это сомнительное приобретение”.