Не знаю, почему так нервничаю; я вовсе не жду, что полицейские вот-вот появятся у меня на пороге, размахивая письмом, и потребуют объяснений. Я даже доехала на автобусе до Крауч-Энда и бросила его в почтовый ящик там, хотя не исключено, что сортировочный узел у нас и у них все равно один и тот же. Мне хотелось оставить между ним и собой некоторое расстояние. Когда я наконец сунула конверт в прорезь почтового ящика, он был весь влажный от моих взмокших ладоней.

И все-таки меня постоянно подташнивает, а потом еще вчера вечером я получила сообщение от Дэвида. Он написал, что хочет встретиться и поговорить. Я чуть ли не час смотрела на эти слова, пытаясь унять сердцебиение, но в конце концов не стала ничего отвечать. Что он имел в виду под «поговорить»? Еще раз попытаться меня запугать? К тому же он опять пьян; справиться с некоторыми его опечатками оказалось не под силу даже автокорректору. Честно говоря, у меня нет никакого желания разговаривать ни с кем из этой пары. Адель прислала жалобное сообщение про то, что Дэвид стал вести себя по-другому, и вообще, может быть, она просто раздувает из мухи слона. Наверное, она уже пожалела, что рассказала мне про Роба. Делиться с кем-то секретом всегда очень приятно, зато потом это признание само по себе становится бременем. Это сосущее чувство под ложечкой, что тайна раскрыта и вернуть назад уже ничего нельзя и кто-то другой теперь обладает властью над твоим будущим. Вот почему я всегда терпеть не могла секреты. Их невозможно сохранить. Я терпеть не могу быть в курсе секретов Софи, вечно боюсь, что в один прекрасный день с пьяных глаз ляпну что-нибудь в присутствии Джея. А теперь я сама по уши увязла в секретах, да еще и Адель мне свой доверила. Она возненавидит меня за то, что я отправила это письмо, и я не могу ее в этом винить. Но что мне оставалось делать? В результате в нашей переписке я перескочила на тему моих снов. Рассказала ей про странное ощущение, как будто вышла из собственного тела, пройдя сквозь вторую дверь. Эта тема показалась мне более безопасной, чем странности их брака или вполне реальная возможность того, что Дэвид убийца.

Голова у меня до сих пор болит, стучит в висках, и даже после прогулки по свежему воздуху за Адамом до местного детского центра, куда он был приглашен на день рождения к другу, тошнота никуда не делась. Ночью я толком не спала. Валюсь в постель, вымотанная до предела, но едва гаснет свет, как в моем мозгу загораются лампочки. Наверное, я просто предпочитала ночные кошмары бессоннице. Когда моя жизнь еще была простой. До того, как в ней появился мужчина-из-бара.

Адам набил живот сэндвичами и конфетами, так что мы убираем заботливо завернутый в салфетку кусок именинного торта в холодильник на потом, и он бежит к себе в комнату потрошить дорогущий пакетик со всякой подарочной мелочовкой, который по традиции получили на прощание от именинника все гости. Не хочу даже смотреть, что там такое: на носу день рождения Адама, и тогда настанет мой черед тратить деньги, которых у меня нет, на дорогостоящую ерунду для детей, которым она не нужна. Это несправедливая мысль. Иэн мне поможет. Во всем, что касается Адама, он более чем щедр, но я устала и взвинчена, и мне сейчас необходима передышка.

– У меня болит голова, – говорю я Адаму, заглянув к нему в комнату. – Я пойду прилягу, ладно?

Он с улыбкой кивает. Сегодня это снова мой идеальный малыш, и я вспоминаю, как мне с ним повезло.

– Разбуди меня, если тебе что-нибудь понадобится.

Ни на миг не верю, что усну, мне всего лишь хочется задернуть шторы и полежать в темноте, надеясь, что головная боль утихнет. Принимаю пару таблеток, иду к себе в комнату, блаженно укладываюсь головой на прохладную подушку и издаю протяжный вздох. Полчаса передышки – вот что мне сейчас нужно. Голова трещит так, что нет сил даже думать, и я заставляю себя глубоко и размеренно дышать, всецело сосредоточившись на этом действии. Боль пульсирует в висках в такт биению сердца, ни дать ни взять пара сумасшедших любовников. Пытаюсь расслабить сведенные от напряжения плечи, ладони и ступни, как учат во всех этих бесконечно нудных видеороликах по йоге. С каждым выдохом я изгоняю из своих легких воздух, а из своего сознания все новый и новый балласт. Боль самую капельку ослабевает по мере того, как я расслабляюсь, руки, лежащие вдоль тела, становятся тяжелыми и, кажется, начинают погружаться в мягкую постель. На мгновение сбежать от всего. Вот что мне нужно.

На этот раз я едва успеваю увидеть дверь, так быстро она появляется. Проблеск серебра. Сотканная из света переливчатая зыбь, а потом…

…Я смотрю откуда-то сверху на саму себя. Мой рот приоткрыт. Веки смежены. Если я по-прежнему глубоко дышу, этого не видно. Я выгляжу мертвой. Опустевшей оболочкой.

Я пуста. Эта мысль как поток холодной воды, бегущий сквозь меня, не знаю уж, что теперь представляет собой эта я. Я наверху. А там, внизу, просто… тело. Механизм. Мой механизм. Но за пультом управления никого нет. Дом опустел.

Какое-то время парю над собой, сражаясь с паникой, которую помню еще по прошлому разу. Головной боли я не чувствую. Я вообще ничего не испытываю и не чувствую: нет ни рук, ни ног, ни напряжения, ни дыхания. Может, это сон? Просто не такой, как всегда. Это точно что-то. Делаю движение в направлении своего тела и немедленно ощущаю его властный зов; тогда я заставляю себя остановиться. Я могу вернуться обратно, если хочу, – но хочу ли?

Верхнюю кромку абажура опоясывает ободок пыли, забытый, серый и пухлый. Делаю легкое движение в сторону от моего тела, по направлению к двери, хотя до ужаса боюсь потерять его из виду, как будто могу не найти потом дороги обратно. В зеркале отражается моя пугающе неподвижная фигура на кровати, оставшаяся позади, но я не раздумываю. Зовите меня граф Дракула. Я должна бы пребывать в ужасе, но все происходящее кажется такой фантасмагорией, что до странности меня развлекает.

Теперь, когда страх начинает понемногу отступать, я чувствую кое-что еще. Ощущение свободы. Меня словно выпустили на волю. Я невесома. Думаю, а не отправиться ли в комнату Адама, но боюсь, что он каким-то образом может меня увидеть. Куда я могу перенестись? И на какое расстояние?

Через стену. В квартиру Лоры. Почему-то ожидаю, что перемещусь туда в мгновение ока, точно фея-крестная по мановению волшебной палочки, но ничего не происходит. Сосредотачиваюсь усердней. Внутренне настраиваюсь на квартиру Лоры. Всю целиком. Огромный телевизор, который занимает большую часть стены. Кошмарный розовый диван, обитый искусственной кожей, который я должна ненавидеть, но он вызывает у меня улыбку. Сливочного цвета ковер, из тех, который могут позволить себе только те, у кого нет маленьких детей. Диван, ковер, зефирная цветовая гамма. Я хочу там оказаться. И через миг, точно перенесенная порывом ветра, оказываюсь там.

Лора сидит на диване в джинсах и мешковатой зеленой флиске и смотрит телевизор. Там в очередной раз показывают «Друзей». Лора отламывает кусок от плитки шоколада «Фрут энд нат» и отправляет в рот. Рядом с ней на столике стоит чашка кофе с веселеньким цветочным орнаментом. Я жду, что она сейчас заметит меня, потрясенно вскинет глаза и поинтересуется, каким образом я очутилась в ее гостиной, но она меня не видит. Я даже встаю – если можно так выразиться – прямо перед ней, но она никак не реагирует. Мне хочется смеяться. Это дурдом какой-то. Наверное, я сошла с ума. Наверное, Дэвиду стоило бы отсыпать мне тех таблеток, которыми он пичкает Адель.

Дэвид и Адель. Их кухня. Получится у меня переместиться так далеко? Я сосредотачиваюсь и на мгновение представляю их гранитные столешницы и дорогой кафель, неиспользованный календарь, повешенный подальше от глаз на боковую стенку холодильника, чтобы не вносил дисгармонию в интерьер. Чувствую какую-то перемену, порыв ветра, поднимающегося, чтобы перенести меня туда, но ничего не происходит.

Где-то в глубине этой странной незримой себя я чувствую, как будто меня удерживает растянутая эластичная лента. Делаю еще одну попытку, но не могу сдвинуться с места, словно мое тело тянет меня обратно, как непослушного ребенка. Тогда осторожно пробую переместиться поближе, на этот раз на Лорину кухню, где в глаза мне бросается немытая посуда у раковины – не слишком много, но достаточно, чтобы можно было сделать вывод, что она решила устроить себе ленивый день, – а потом прохожу через дверь на дорожку, соединяющую наши двери. К удивлению моему, я не ощущаю перепада температур, хотя, когда я ходила за Адамом, на улице было довольно свежо.

«Ты не ощущаешь его, потому что на самом деле тебя здесь нет, – говорю я себе. – Ты просто прошла через дверь».

Чувствую я себя замечательно, как будто все мои метания и переживания остались где-то далеко и я совершенно от всего освободилась. Ни гормонов, ни усталости, ни препаратов, влияющих на мое настроение; я – это просто я, чистая и беспримесная.

Делаю еще одну попытку перенестись в дом Адели, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. На этот раз оказываюсь в конце дорожки, это все, на что меня хватает. Эластичная лента растянулась до предела и медленно тянет меня назад, несмотря на мое сопротивление. Возвращаюсь, наслаждаясь высотой, ощущением полета, к своей собственной двери и через миг оказываюсь в своей квартире.

– Мама!

Я слышу его раньше, чем вижу.

– Проснись, мама! Проснись!

Он трясет меня, чуть не плача. Моя голова скатилась с подушки, рука неподвижно лежит в его руках. Сколько времени он уже тут стоит? Сколько времени я отсутствовала? Минут десять самое большее, но и этого времени моему малышу было более чем достаточно, чтобы разволноваться, пытаясь меня разбудить. Мне больно видеть его таким расстроенным и напуганным, и я…

…Подскакиваю на постели, хватая ртом воздух. Мои глаза распахиваются. На меня внезапно обрушивается вес каждой клеточки моего существа, и сердце гулко бухает в груди от потрясения. Адам отшатывается от меня, и я тянусь к нему. Руки у меня ледяные.

– Мама здесь, – повторяю я снова и снова, когда мир вокруг и мое собственное тело вновь воцаряются на своем месте. – Мама здесь.

– Я никак не мог тебя разбудить, – говорит он, уткнувшись мне в плечо. Его безопасный мирок тряхануло, слишком большим потрясением стало для него столкновение с этой почти смертью, которую он не понимает. – Ты все не просыпалась и не просыпалась. Тебе кто-то звонит по телефону. Какая-то тетенька.

– Все в порядке, – бормочу я. – Мама здесь.

Я не знаю, кого пытаюсь убедить, его или себя. Голова у меня, пока я снова привыкаю к весу собственных конечностей, слегка кружится, и хотя нижняя губа у него еще слегка дрожит, он протягивает мне телефон. Я беру его.

– Алло?

– Луиза?

Это Адель. Ее нежный голос звучит в трубке совсем негромко, но он мгновенно приводит меня в себя. Адель никогда мне не звонит.

Адам по-прежнему не сводит с меня глаз, видимо с трудом веря в то, что я в самом деле жива и здорова. Улыбаюсь ему и одними губами велю пойти налить себе сока и включить какие-нибудь мультики. Он послушный мальчик и делает так, как ему говорят, хотя вид у него все еще неуверенный.

– У тебя все в порядке? – спрашиваю я Адель, ежась от внезапного озноба.

– Я хотела… в общем, я хотела, чтобы ты выбросила из головы то, что я тебе наговорила позавчера. Глупости это все. Дурацкие измышления. Забудь это все.

Тон у нее чуть суховатый, как у человека, который уже успел пожалеть о том, что поделился секретом, и теперь пытается дистанцироваться.

– Мне это вовсе не показалось глупостью.

Думаю про письмо, брошенное в ящик, и к горлу подкатывает тошнота. Не могу я ей сейчас в этом признаться.

– И очень зря. – Никогда прежде не слышала у нее такого резкого тона. – Прости, что втянула тебя в свои семейные проблемы. Но, честное слово, у нас все в порядке. Я была бы тебе очень признательна, если бы ты никогда больше не поднимала эту тему.

– Что-то случилось?

Это абсолютно на нее не похоже. Она даже говорит, как совершенно другой человек. Она всегда была такой кроткой. Может, они поругались? Он ей угрожал?

– Ничего не случилось. Просто я склонна иногда выдумывать то, чего нет.

– Досье, которое он на тебя ведет, очень даже существует, – почти огрызаюсь я.

Я до сих пор еще не отошла после того, что случилось, и впервые за все время она раздражает меня своей бесхребетностью.

– И потом, как же Роб?

– Выброси Роба из головы. И всю эту историю тоже.

С этими словами она вешает трубку, даже не попрощавшись. Вот тебе и раз. Я должна бы чувствовать себя задетой или рассерженной, но ничего подобного. Если я что-то и чувствую, то это замешательство. Может, Дэвид что-то с ней сделал?

Некоторое время смотрю на телефон. Что бы я увидела, если бы могла перенестись в ее дом, а не только в соседнюю квартиру? Ссору? Угрозы? Слезы? Сейчас мысль о невидимых перемещениях кажется мне самой бредом. Неужели я действительно была у Лоры? Оставаясь при этом в собственной постели? Как такое вообще возможно?

Адама я обнаруживаю в своей комнате. Нахохлившийся и несчастный, он сидит у себя на кровати и вяло играет пластмассовыми динозаврами.

– Почему ты не просыпалась? – спрашивает он. – Я тряс тебя долго-долго!

– Но сейчас-то я не сплю! – Я улыбаюсь и перевожу все в шутку.

Но даю себе клятву, что это – пусть даже я сама толком не понимаю, что «это», – никогда больше не повторится в его присутствии. Головная боль у меня прошла, отмечаю я. Налив ему соку, говорю, что сейчас мы включим телевизор и будем вместе смотреть мультики. Напряжение отпустило меня, несмотря даже на звонок Адели. Я уже отослала письмо. Вернуть его обратно не в моих силах. Я даже чувствую какое-то облегчение оттого, что она так сухо говорила со мной. Может, это и есть та самая передышка от них обоих, в которой я так нуждаюсь, чтобы вернуть мою жизнь в нормальное русло. А так, если вдруг, паче чаяния, полицейские все-таки обыщут поместье, я буду чувствовать себя чуть менее виноватой по этому поводу. Впервые за много дней меня наполняет бодрость, как будто выход из тела дал ему время восстановиться, не беспокоясь о благополучии его обитательницы.

Так вот что я сделала? В самом деле? Вышла из собственного тела? Сама мысль кажется бредом. Но ведь это произошло уже не впервые. Теперь я это понимаю. Был тот раз с комнатой Адама. И еще один, когда я парила над собой. А теперь еще и это. И каждый раз в моем сне появлялась серебристая дверь. Но происходит ли это все в действительности, или это всего лишь мои сны?

Включив мультики, выскальзываю из квартиры и иду к Лоре. Стучу в ее дверь и понимаю, что вся дрожу. Это бред какой-то. Я сошла с ума.

– Привет! – На ней джинсы и зеленая флиска. – Что такое?

Я молча таращусь на нее, и она хмурится:

– У тебя все в порядке?

– Да! – выдавливаю я из себя улыбку. – Слушай, можно мне взглянуть на твой телевизор? Я уже сто лет обещаю Адаму купить телевизор побольше и даже уже присмотрела одну модель в Интернете, но никак не могу представить, как она будет выглядеть живьем в комнате. Это всего секунда. Прости, что напрягаю.

– Да ничего страшного, только не обращай внимания на разгром.

Она впускает меня в квартиру, и я иду за ней следом. В кухне сбоку от раковины громоздится грязная посуда – с недоеденным то ли тостом, то ли сэндвичем с беконом, в точности как я видела.

– На самом деле для этой комнаты он слишком здоровый, – говорит она, – но мне нравится. Диагональ сорок шесть дюймов, и я могу хоть что-то разглядеть на экране без очков.

Она смеется, и я смеюсь вместе с ней, хотя на самом деле ее даже не слушаю. Плитка «Фрут энд нат» на подлокотнике дивана. Кофейная чашка в цветочек на столе. «Друзья» по телевизору.

– Спасибо, – бормочу я. – Ты мне очень помогла.

– Да не за что, всегда пожалуйста.

Она пытается завести со мной разговор про свидания и выяснить, не нарисовалась ли у меня на горизонте настоящая любовь, но мне не терпится поскорее уйти. Голова у меня идет кругом, и звонок Адели уже практически забыт. Я в самом деле была у Лоры. И в самом деле ее видела. Точно так же, как была в комнате Адама в ту ночь, когда он разлил воду.

Возвращаюсь на свой собственный диван, где Адам тут же утыкается мне под мышку, все еще не оправившись до конца от пережитого страха, когда у него никак не получалось меня добудиться. Тупо смотрю на мельтешение цветных кадров на экране, в то время как он мало-помалу увлекается происходящим в телевизоре. Каким образом вообще возможно то, что я проделала?

Лишь намного позже, уже ночью, когда я в одиночестве лежу в моей кровати, меня пронзает ужасная мысль. Кровь леденеет у меня в жилах.

Адам, который не может меня разбудить. Трясущий мои холодные руки. Совершенно уверенный, что со мной что-то не так. Я, подскакивающая в постели и хватающая ртом воздух. Отнюдь не естественное пробуждение.

Все в точности так, как было, когда я пыталась разбудить Адель.

Она соврала мне про вторую дверь.