Часть II
Человек с голубой гитарой
(1975)

– Возьми с собой сестру, – говорил отец так, чтобы его слышали обе девочки, иначе Санни могла опять солгать, что ее ни о чем не просили. Хизер знала, что старшая сестра, как обычно, кивнет в знак согласия, а потом все равно уйдет без нее. Санни была очень коварна в этом отношении. По крайней мере, пыталась таковой быть, но Хизер всегда удавалось заранее разгадать ее планы.

– Ну почему-у-у? – традиционно возмущалась старшая из сестер, хотя и знала, что битва проиграна, не успев начаться. Спорить с отцом было бессмысленно, но, в отличие от матери, он не возражал против дискуссий. Скорее, наоборот, был рад длинным диалогам, в которых каждый отстаивал свою точку зрения, и даже помогал дочерям придумывать аргументы, как это делают настоящие адвокаты, – так он напоминал, что они могут стать ими в будущем. Вообще отец часто говорил, что они могут выбрать себе абсолютно любую профессию. И все же они никогда не могли победить его в споре. И не только в споре. Даже когда играли с ним в шашки и он едва заметными покачиваниями головы или кивками давал им подсказки, чтобы помочь предотвратить неверный ход, который бы позволил ему срубить две, а то и три шашки разом, в конце ему все равно удавалось выиграть с помощью всего одной дамки.

– Потому что Хизер всего одиннадцать, – говорил он, как им казалось, своим рассудительным тоном. – Ее нельзя оставлять дома одну. Ваша мама уже ушла на работу, а мне в десять нужно быть в магазине.

Опустив голову над тарелкой, Хизер смотрела на отца с сестрой исподлобья, как кот, внимательно изучающий белку. Она ведь уже не ребенок. На следующей неделе ей исполнится двенадцать, и тогда ей можно будет оставаться дома одной. С тех пор как мама прошлой осенью устроилась на работу, она оставалась дома одна как минимум на час, и единственными правилами были: не прикасаться к плите и не приводить подруг. Хизер обожала этот час одиночества, когда она могла смотреть по телевизору что угодно – в основном сериал «Большая долина» – и есть печенье сколько влезет.

Вырвать у родителей этот кусочек свободы было не так-то просто. Они хотели, чтобы после уроков она сидела в школьной библиотеке, пока Санни не освободится и не сможет ее забрать. Именно так они делали, когда их младшая дочь училась в четвертом и даже в пятом классе. Но теперь у Хизер уроки заканчивались в три, а Санни освобождалась только в половине четвертого, плюс ее школа находилась довольно далеко и много времени уходило на дорогу. Директор школы сказал родителям без обиняков (так говорила мама, когда пересказывала его слова, и это выражение запало Хизер в голову: «без обиняков»), что библиотекарь – это вам не нянька. Поэтому родители Хизер, которые не хотели, чтобы их приняли за людей, требующих особого обращения, решили, что их дочь может посидеть дома часик одна. И если она могла каждый день, с понедельника по пятницу, оставаться дома без родителей, почему нельзя было оставить ее на три часа в субботу? Пять ведь больше, чем три. Плюс ко всему, быть может, если ей удастся отвоевать право остаться дома сегодня, ей больше никогда не придется проводить еще одну смертельно скучную субботу в магазине отца или, что того хуже, в агентстве недвижимости, где работала мама.

Но даже эта возможность бледнела по сравнению с перспективой провести субботний день в «Секьюрити-сквер», месте, совершенно новом для Хизер. Последние несколько лет Санни боролась за возможность раз в месяц проводить там целый день с друзьями. Ради этого она даже стала подрабатывать няней за семьдесят пять центов в час. Хизер тоже надеялась начать работать, как только ей исполнится двенадцать, то есть на следующей неделе. Старшая сестра часто жаловалась, что ей годами приходилось добиваться определенных привилегий, тогда как младшая получала все гораздо скорее. Ну и что с того? Такова цена прогресса. Хизер не могла вспомнить, где именно услышала эту фразу, поэтому стала выдавать ее за свою собственную. С прогрессом не поспоришь. Если только это не стройка нового шоссе через парк – здесь, конечно, другое дело. Но это все потому, что там живут олени и другие дикие звери. Там была природа – а она куда важнее прогресса.

– Ты можешь пойти сегодня в молл, если возьмешь с собой сестру, – повторил отец, – или оставайся с ней дома. Выбирай.

– А если я останусь дома с Хизер, вы мне заплатите, как за услуги няни? – спросила Санни.

– Члены семьи не берут деньги за помощь друг другу, – ответил глава семейства. – Ты получаешь деньги на карманные расходы вовсе не за выполнение домашних обязанностей. Ты получаешь карманные деньги, потому что мы с твоей мамой понимаем, что тебе нужные личные средства, пусть мы и не всегда одобряем вещи, которые ты покупаешь. Семья – это монолитный организм, работающий как единое целое. Так что нет, ты не получишь денег за то, что будешь сидеть с младшей сестрой. Но я оплачу проезд на автобусе за вас обеих, если вы все-таки решите поехать в молл.

– Офигеть просто! – пробормотала Санни, нарезая ножиком блины.

– Что вы сказали, юная леди? – угрожающим тоном переспросил отец.

– Ничего. Мы с Хизер поедем в молл.

Младшая из сестер была просто в восторге. Отец оплатит проезд! Теперь у нее были дополнительные тридцать пять центов. Небольшая сумма, но это были ее личные тридцать пять центов, которые она могла не тратить, а значит, их можно было положить в копилку. Хизер умела копить, или, как называл это отец, мышковать деньги – он этого не одобрял, но ей было все равно. Уже тридцать девять долларов хранилось у нее в металлической коробке, перевязанной резиночками одной только ей известным образом, так что она сразу бы поняла, если бы кто-то попытался растащить ее запасы. Но Хизер не будет брать эти деньги с собой сегодня, потому что боится, что не сможет избежать соблазна все потратить. Нет, она сначала сравнит цены, узнает, нет ли где распродаж, и только приняв взвешенное решение, стоит ли покупать ту или иную вещь, вернется в магазин с накопленными деньгами. Она никогда не тратила деньги бездумно, как ее сестра. Та, например, прошлой осенью купила вязаный свитер бежевого цвета с красными карманами. После первой же стирки он полинял и покрылся красными пятнами. Санни купила его на какой-то распродаже, так что возврату он не подлежал. Она бы потеряла одиннадцать долларов, если бы мама не пошла с ней в магазин и не устроила там разнос. Санни было так стыдно, что она даже забыла поблагодарить продавца.

Отец поставил тарелки в раковину и, насвистывая, вышел из кухни. В тот день он был веселым, гораздо веселее обычного. Испек блинчики и даже посыпал их шоколадкой стружкой – настоящей шоколадной стружкой, а не какао, которое он обычно использовал. Больше того, он позволил Хизер выбрать радиостанцию на свой вкус. И хотя Санни посмеялась над ее выбором, та знала, что именно эту станцию сестра слушает поздно ночью у себя в комнате. Хизер вообще многое знала о Санни и о том, что творится в ее комнате. Она считала своим долгом следить за старшей сестрой, и это была еще одна причина, почему ей нравилось оставаться одной дома. Именно в такое время Хизер и нашла вчера в ящике стола Санни расписание автобусов, в котором было отмечено время рейсов пятнадцатого маршрута.

На самом деле Хизер искала дневник сестры, маленькую книжку из марокканской кожи с настоящим замком. Но не так уж трудно было догадаться, как открыть его без ключа. Ей удалось добраться до дневника Санни всего раз, около полугода назад, и он оказался ужасно скучным. Прочитав его, младшая сестра почувстволвала искреннюю жалость к старшей. Жизнь Хизер была намного более увлекательной. Наверное, у людей, которые живут интересной жизнью, нет времени вести дневник. Но Санни однажды обманула ее, навязав разговор об одной из записанных ею историй, – так она хотела доказать, что Хизер не могла знать, что именно произошло в школьном автобусе, если только не прочла ее дневник. У Хизер тогда были большие неприятности, хотя она и не могла понять почему. Если семья – это единое целое, то почему тогда Санни можно прятать от всех свои мысли?

– Просто Хизер восхищается своей старшей сестрой, – объясняла мама Санни. – Она хочет быть похожей на тебя, хочет делать все, что делаешь ты. Все младшие сестры так растут.

«Чепуха!» – хотела возразить Хизер. Если она и захочет брать пример с кого-нибудь, то точно не с Санни. Та уже почти доросла до старшей школы, а у нее до сих пор не было парня – а у Хизер, можно сказать, был. Когда они ходили всем классом в поход, Джейми Альтман всегда был рядом с ней и всегда составлял ей пару, когда учитель просил их разделиться по двое. А на День святого Валентина он даже подарил ей коробку конфет, правда, маленькую – там было всего четыре конфеты и ни одной с орешками, но Хизер была единственной из всех шестиклассниц, кто получил подарок от мальчика, так что разговоров об этом было довольно много. У младшей сестры точно не было необходимости брать пример со старшей.

Она развернула утреннюю газету и начала читать свой гороскоп. Надо же, всего через пять дней появится гороскоп специально для нее! Ну то есть для нее и всех остальных, кто родился третьего апреля. Она уже с нетерпением ждала, когда сможет его прочитать. А еще через неделю в «Вествью Лэйнс» намечалась вечеринка, где можно было поиграть в боулинг и попробовать различную выпечку – даже шоколадный торт с белой глазурью и синими розочками. Может, стоит прикупить что-нибудь из одежды. Хотя нет, не сегодня. Но она возьмет с собой в молл новую сумочку – заранее полученный подарок из отцовского магазина. На самом деле это был целый набор сумочек, которые пристегивались к деревянной ручке и, таким образом, их можно было подбирать под разные наряды. Пока Хизер остановила свой выбор на трех сумочках – джинсовой с красным зигзагом, хлопчатобумажной в шотландскую клетку и еще одной с огромными оранжевыми цветами. Отец не планировал их заказывать, но мама заметила, как внимательно младшая дочь разглядывала образцы, и уговорила его включить их в заказ, который он сделал еще в феврале. Этой весной они, безусловно, стали самым продаваемым товаром в его магазине, но это, похоже, сделало отца только еще более ворчливым.

– Что за ерунда! – говорил он. – Да через год их уже никто и носить-то не будет!

«Ну, конечно», – думала Хизер. Через год появятся еще какие-нибудь классные вещи, которые так и будут уговаривать их купить, и отец должен этому радоваться. Даже в свои одиннадцать она понимала, что было бы невозможно успешно вести дела, если бы вещи из года в год не входили и не выходили из моды.

Санни, расстроенная почти до слез, молча наблюдала, как отец вышел из кухни. Он был таким странным все утро: испек блины, разрешил Хизер слушать Дабл-ю-Си-Би-Эм, сам подпевал и даже комментировал некоторые песни.

– А эта мне нравится, – говорил он про каждую. – Девица…

– Минни Риппертон, – вставила Хизер.

– Ее голос звучит словно пташка поет, вам не кажется? – Глава семьи пытался подражать изящным мелизмам, и младшая дочь смеялась над его жалкими попытками, а Санни это просто смущало. Отец не должен знать такие песни, как «Люблю тебя», и уж тем более напевать их. Кроме того, он был самым настоящим вруном. Ему не нравилась ни одна из этих песен. То, что песня входила в топ-40 самых популярных композиций – да и вообще любая популярность, будь то музыка, кино, телепередача или мода, – сразу же, по мнению отца, означала исключение из списка серьезных вещей. В наушниках у него в кабинете всегда играл либо джаз, либо Боб Дилан, либо группа «Грейтфул Дэд», чьи песни казались его старшей дочери такими же бесформенными и бессмысленными, как джазовые композиции. Санни чувствовала себя весьма неловко, пока они все вместе слушали радио. Казалось, будто отец с сестрой читают у нее на глазах ее же собственный дневник. Казалось, будто они знают, о чем она думала по ночам, отправляясь в постель с наушниками в ушах. Ее вкусы менялись, но определенные любовные песни нравились ей до сих пор: «Ты так прекрасна», «Поэт», «Мои глаза тебя обожали». Ерзая на стуле и продолжая нарезать блинчики на еще более мелкие кусочки, она все ждала того момента, когда можно будет наконец выключить радио.

Затем заиграл Ринго Старр со своей «Нет-нет», и отец просто добил старшую дочку, сказав:

– Терпение человека не бесконечно. Когда я думаю о…

– О чем, папочка? – подыгрывая ему, спросила Хизер.

– А ладно, ни о чем. Какие планы на сегодня у моих девочек?

Именно тогда младшая дочь и сказала, что Санни собирается ехать в молл. Она сообщила это писклявым детским голоском, хотя давно уже его переросла. Когда Хизер выпрашивала что-либо для себя – например, разрешение съездить за покупками в Вудлон на велосипеде, – она разговаривала нормально, но когда ей нужно было выдать сестру, пользовалась своим тонким девчоночьим голоском. Маму это частенько умиляло. Санни, бывало, слышала, как та говорила кому-то по телефону, что Хизер в свои одиннадцать соображает на все сорок. Старшая дочь с нетерпением ждала, когда она назовет ее относительный возраст, но мама об этом больше не заговаривала.

Поставив свою тарелку в раковину рядом с тарелкой отца, она пыталась придумать оправдание, чтобы не мыть их сейчас, но знала, что это будет нечестно по отношению к матери, которой в конце рабочего дня придется еще и отмывать гору грязной посуды. Отцу и в голову никогда не приходило помыть посуду самому, но, по крайней мере, по сравнению с другими отцами он был не особо строгим. Соседские дети называли его хиппи из-за магазинчика, волос и бледно-голубого автобуса марки «Фольксваген». И хотя отец готовил – правда, по настроению – и говорил, что «поддерживает решение жены работать риэлтором в агентстве», к некоторым домашним обязанностям он не прикладывал руку ни разу в жизни.

«Если бы он сам мыл каждый день посуду, – думала Санни, соскребая остатки блинов в мусорное ведро, – он бы не был так категорично настроен против посудомоечных машин». Она показывала ему рекламу портативных моделей и объясняла, что их можно убрать в чулан, когда в них нет необходимости, но отец говорил, что это пустая трата денег, а также воды и электричества. Между тем он продолжал модернизировать свою стереосистему, которая стояла в гостиной. Санни часто жаловалась на музыку и просила его уйти с ней в кабинет, но он напоминал ей, что его кабинет был местом созерцания, местом, где он совершал утренний и вечерний ритуалы, известные как Агнихотра, часть культа пяти священных огней. По словам отца, это было не религией, а кое-чем получше.

– Ты что, шпионила за мной? – спросила Санни сестру. Хизер в это время напевала про себя какую-то песенку и накручивала на палец прядь волос, радуясь чему-то своему. Мама часто говорила, что им бы поменяться именами, что Хизер всегда весела и счастлива, а Санни колючая, как кактус. – Откуда ты узнала, что я еду в молл?

– Ты оставила на столе расписание, и там было подчеркнуто время отправления автобуса, – ответила младшая сестра.

– Что ты делала в моей комнате? Ты же знаешь, что тебе туда нельзя.

– Искала свою расческу. Ты ее всегда берешь и не возвращаешь.

– Неправда.

– Неважно. – Хизер беспечно пожала плечами. – Я просто увидела расписание и догадалась.

– Как только приедем туда, я иду по своим делам, а ты по своим. И не надо виться вокруг меня, хорошо?

– Больно надо. Ты только и делаешь, что торчишь в магазинчике «Зингер» и листаешь там книги с выкройками, а все из-за того, что в прошлом году тебя выгнали с уроков по домоводству.

– Просто там все машинки уже были старые, считай, сколько детей ими пользовалось. Иголки постоянно ломались… – Это оправдание придумала для Санни мама, и теперь она с радостью его повторяла. Она бы не отказалась найти оправдания своей неуспеваемости и по другим предметам. Чрезмерная мечтательность – вот самый безобидный аргумент, который смогли подыскать ее родители. А классный руководитель заключил, что она просто мало старается. – Между прочим, платье, которое мы сшили вместе с мамой, получилось что надо.

Хизер понимающе посмотрела на сестру. В принципе, платье действительно было сшито хорошо, Санни успешно справилась даже с самыми каверзными моментами – например, сделала нагрудную вытачку и нарезала материал, не нарушив узор. Но Хизер, похоже, родилась со знанием того, что было неведомо ее сестре. Хизер ни за что не выбрала бы грубую, чуть ли не парусиновую ткань с узором из кукурузных початков. Неудивительно, что Санни дразнили все кому не лень. Кукурузница, дерёвня! Впрочем, этим утром она выглядела нарядно: волосы были стянуты в два тугих хвостика, перевязанных зелеными ленточками, словно пучки соломы, стянутые зелеными стебельками травы. Даже мама подумала, что ее старшая дочь выглядит чудесно. Но позже, едва ступив в автобус, еще до выкриков вроде «Деревенщина!» и «Кукурузница!», Санни поняла, что совершила еще одну ошибку, надев это платье. Не помогла и изящная вытачка, благодаря которой ткань стягивала грудь, – у девушки, в общем-то, ее и не было.

– В любом случае, в молле ты не будешь увиваться за мной, – заявила Санни. – Папа сказал, что заберет нас в пять. Встретимся без десяти, у магазинчика, где продают карамельную кукурузу.

– А ты мне купишь хоть одну? – спросила младшая сестра.

– Что? Да, конечно. Кукурузу или мороженое в «Баскин Роббинс», что захочешь. Я даже дам тебе пять долларов, если только ты оставишь меня в покое.

– Целых пять долларов?

Хизер обожала деньги – деньги и вещи, – но ненавидела, когда надо было тратить первое, чтобы купить второе. Санни знала, что родителей очень беспокоила эта ее черта. Они пытались свести все к шутке, называли младшую дочку маленькой сорокой, которая, как только увидит что-нибудь новое и блестящее, сразу же тащит это в свое гнездо. Но в семье Бетани не было так принято, поэтому родители действительно переживали на этот счет. «Казалось, все вокруг ее пленит, неважно, кто иль что», – мрачно цитировал отец какую-то поэму о герцогине.

– Да, и тебе вообще не придется трогать свои сбережения, – пообещала Санни.

«И в таком случае, – подумала она про себя, – ты не станешь открывать свою металлическую коробку и не заметишь, что мне пришлось одолжить у тебя немного денег. Так что те пять долларов, что я тебе дам, на самом деле твои». Не только Хизер шарила по чужим комнатам и совала свой нос куда не следует. Санни даже разобралась, как именно сестра располагает свои специальные резиночки на коробке.

Ну ничего, зато будет знать, как шпионить за старшей сестрой.