Гостиная и столовая в доме Кэй Салливан были разделены французскими застекленными дверьми, и за много лет она заметила, что при закрытых дверях дети вели себя так, будто их никто не видел. Она часто пользовалась этим, располагая свой стул так, чтобы можно было наблюдать за Сетом и Грэйс. Ей нравилось смотреть, как Грэйс теребит прядь волос, пока делает домашку по математике – эта привычка передалась ей от матери. Нравилось наблюдать за Сетом, который в одиннадцать лет до сих пор разговаривал сам с собой, озвучивая каждое свое действие, словно комментатор спортивного матча. «Вот мой завтрак, – бормотал он, разворачивая очередной «Чоко-пай». – Вкусная чокопайка, которую ни с чем не перепутаешь. А вот мое молоко, обезжиренное, неизвестной марки. О, дааааааа!» Слова о марке молока возвращались к Кэй бумерангом. Дело в том, что после развода она очень переживала по поводу денег, поэтому им пришлось отказаться от популярных брендов в пользу продуктов с более низкими ценниками. Дети долго не соглашались, и в итоге Кэй устроила для них что-то вроде слепой дегустации печенья и чипсов разных марок, чтобы доказать, что между ними нет особой разницы. Однако дети разницу заметили, и им пришлось идти на компромисс: хорошее печенье, чипсы и содовая и дешевые макароны, хлеб и консервы.

Иногда Сет и Грэйс замечали, что она наблюдает за ними через стекло, но, похоже, не очень возражали. Им это даже нравилось, ведь Кэй никогда не смеялась и не дразнила их – только виновато пожимала плечами и вновь углублялась в книгу.

Сегодня в столовой сидела Хизер. Она нахмурилась, заметив на себе взгляд хозяйки дома, которая просто читала воскресную газету по ту сторону стекла и отвлеклась только на секунду, отметив, как хорошо та выглядит при дневном свете. Кэй держала газету на расстоянии вытянутой руки, словно страдала дальнозоркостью. Она водила глазами по строчкам, но они не задевали ее сознания, а легкая складка между бровей выдавала глубокую задумчивость.

– Неужели воскресные газеты перестали печатать истории про принца Вэлианта? – спросила Хизер, когда Салливан понесла на кухню свою чашку, пытаясь сделать вид, что пришла только за этим.

А затем, прежде чем Кэй успела ответить – хотя вряд ли она нашла бы ответ на этот вопрос, – гостья продолжила сама:

– Нет, вспомнила. Про Вэлианта писал не «Бикон», а «Стар». «Бикон» приходил к нам по выходным, а в воскресенье мы получали и ту, и другую. Отец был повернут на новостях.

– Я уже много лет не слышала про «Бикон». Его объединили с «Лайт» еще в восьмидесятых, – рассказала соцработница. – Хотя некоторые в Балтиморе до сих пор называют его по-старому. В таком случае получается, ты говоришь, как истинный балтиморец.

– А я и есть истинный балтиморец, – заявила Хизер. – По крайней мере, была им. Теперь, полагаю, я здесь чужая.

– Ты здесь родилась?

– А что, в Гугле этой информации не нашлось? Ты для себя спрашиваешь или для них?

Кэй покраснела.

– Зачем ты так, Хизер? Я, кажется, не давала тебе поводов сомневаться в себе. Я в этом деле нейтральная сторона.

– Отец всегда говорил, что нейтральных сторон не бывает. Даже когда человек отказывается принимать чью-либо сторону, он все равно… – Гостья явно обвиняла Кэй в чем-то, вот только в чем?

– Я не рассказала им, что мы заезжали вчера в молл.

– И что? Вряд ли им это интересно.

– Ну как знать… Думаю, если бы они об этом узнали…

Неожиданно сбивчивую речь Салливан прервал телефонный звонок, за что она была благодарна, хотя и не понимала, почему чувствует себя так неловко.

Откуда-то сверху донесся взволнованно-радостный голос Грэйс:

– Я возьму!

А через пару минут девочка зашла на кухню со слегка расстроенным видом:

– Звонит какая-то Нэнси Портер. Она хочет поговорить с Хизер.

Гостья отправилась на кухню и плотно закрыла за собой дверь, но Кэй все равно слышала ее короткие резкие ответы: «Что? К чему такая спешка? Это не может подождать до завтра?»

– Они хотят, чтобы я вернулась, – сказала Хизер, захлопнув за собой дверь с такой силой, что та снова открылась. – Ты сможешь меня отвезти где-то через полчаса?

– У них снова появились вопросы? – спросила соцработница.

– Даже не знаю. Трудно представить, что после вчерашнего у них могли остаться еще какие-то вопросы. Говорят, моя мама приехала, и они хотят, чтобы я с ней встретилась. Замечательное воссоединение матери с дочкой, не правда ли? В комнате для допросов, где каждое твое слово могут записать, подслушать. Держу пари, они сегодня все утро внушали ей, что я лгу, и умоляли доказать, что я на самом деле не та, за кого себя выдаю.

– Мать тебя обязательно узнает, – сказала Кэй, но Хизер, похоже, не слышала ее слов, которые можно было расценивать как доказательство того, что ее собеседница действительно не была нейтральной стороной.

Салливан верила Хизер. Сказать по правде, она думала, что Хизер могли бы больше доверять, если бы она не пыталась постоянно доказывать правдивость своих слов, как, например, сегодня, когда заговорила о воскресных газетах и своем отце.

– Слушай, я схожу в свою комнату, вымою голову, почищу зубы и поедем, хорошо? – спросила ее гостья. – Встретимся здесь минут через двадцать – двадцать пять.

Она пересекла мощенную плиткой дорожку, которая вела через весь двор к гаражу. Говорить про Гугл было глупо с ее стороны. Что, если они проверят компьютер Кэй и отследят ее движения? Любой дельный специалист сможет взломать ее почту и прочитать письмо, которое она написала своему начальнику. Интересно, Кэй сейчас за ней наблюдает? Нужно ли подниматься наверх? Хорошо, если нет, потому что делать ей там все равно нечего. В ту ночь, когда ее подобрал патрульный, у нее не было с собой никаких вещей, кроме разве что брелока для ключей. Полицейские его изъяли, за что она была благодарна, так как теперь ей было совершенно нечего терять. Брелок представлял собой обычную бирюзовую пластинку на серебряной палке. Она приобрела эту безделушку в комиссионке. Разумеется, она никогда не имела привычки подписывать свои вещи; единственное исключение составляли кухонные полотенца и фартуки, перешедшие в ее собственность, когда она «вышла замуж» за Тони Данхэма. «Конечно, тетушка. Я всю жизнь мечтала об этом траханом приданом». В свое время после этой фразы она получила звонкую пощечину. Забавно: использовать это слово нельзя, а быть таковой в прямом смысле – пожалуйста. Тот еще домишко… Та еще семейка пряталась за окнами с полосатыми шторами и взъерошенными петуниями.

Жаль, у нее не было с собой ни денег, ни даже кредитки. Эх, если бы ее кошелек не пропал – а точнее, если бы Пенелопа его не украла… Она только сейчас поняла, что Пенелопа на самом деле была той еще интриганкой, незнакомой с таким понятием, как благодарность. Тогда Хизер не была бы так сбита с толку, когда ее обнаружил патруль. Тогда уж она бы как-нибудь выкрутилась, даже не имея прав и документов на машину. Хотя, зная Пенелопу, она бы не удивилась, узнав, что номерные знаки просрочены или что сам автомобиль числился в угоне.

Она оглянулась через плечо. Кэй все еще была на кухне, допивала свой кофе. Вот дерьмо! Все-таки придется идти наверх. А что потом?

Поднять массивную оконную раму всего одной рукой оказалось очень трудной задачей, а еще сложнее было полностью протиснуться сквозь маленькую щель, но Хизер с этим справилась. Удивительная штука – всплеск адреналина. Отряхивая свои штаны – то есть штаны Грэйс, из-за чего ее теперь мучила совесть, так как она взяла у девочки любимые штаны и испачкала их, – она задумалась, что делать дальше. Ближайшая улица с оживленным движением – Эдмондсон. С нее можно доехать до кольцевой, но добираться оттуда автостопом рискованно, поэтому придется идти до сорокового шоссе. Черт, оно ведет на восток, а ей нужно на юг! Черт, черт, ладно, придется разбираться по ходу. Все равно она к этому уже привыкла.

Женщина отправилась в путь, потирая предплечья. На улице было прохладно, а когда сядет солнце, будет еще холоднее. Остается надеяться, что к тому времени она уже будет дома. Попасть бы на поезд… Интересно, они ходят по воскресеньям? «Амтрак» уж точно ходит, и если ее не поймают до Нью-Кэролтона, то она точно доберется до дома без приключений. Вот только у нее совсем нет денег. Что ж, можно заболтать билетера, убедить его, что она потеряла свой билет, или даже что его украли. Хотя нет, слишком рискованно – билетер может вызвать полицию. Жаль она не попала на поезд во вторник, как планировала. Еще был вариант сказать, что она поссорилась с парнем, он выкинул ее из машины и теперь она не может попасть домой. Ей наверняка поверят. Черт возьми, да она однажды видела, как одна бездомная бесплатно доехала из Ричмонда в Вашингтон, утверждая, что торопится на встречу с президентом! Никто не станет высаживать безбилетника на полпути, так что, если ей удастся доехать до Юнион-стейшн – дело в шляпе. А оттуда можно позвонить кому-нибудь из коллег или даже начальнику, чтобы ее встретили и отвезли домой. Наконец она была на пути в реальный мир, где снова можно будет раствориться в оживленной толпе снующих туда-сюда людей. Только сначала ей придется попотеть, чтобы пробить толстую стену, отделявшую нормальный мир от этого погрязшего во лжи королевства, где ей пришлось прожить последние пять дней.

Но едва Хизер дошла до конца улицы, откуда-то из-за угла выехала патрульная машина, преградившая ей путь. Через секунду водительская дверь открылась, и к ней с самодовольным видом подошла Нэнси Портер.

– Я звонила с мобильного, – сказала детектив. – Мы не думали, что вы решите сбежать, но нам стало интересно, каковы будут ваши действия, когда мы попросим вас встретиться с Мириам. Инфанте сейчас на другом конце улицы, плюс там за углом ждет еще один патруль, так что бежать вам нет смысла.

– Бежать? Я просто гуляю, – огрызнулась Хизер. – Это что, противозаконно?

– Сегодня днем Инфанте встречался со Стэном Данхэмом и узнал кое-что интересное.

– Даже при всем своем желании Стэн Данхэм никому ничего рассказать не смог бы.

– Любопытно, что вы это знаете. Вчера я специально не стала говорить вам о его недееспособности, чтобы вы подумали, будто он может вас выдать. Вчера вы сказали, что не видели Стэна уже очень много лет.

– Так и есть.

Детектив открыла заднюю дверь авто. Это была настоящая полицейская машина, где передние сиденья отделялись от задних металлической сеткой.

– Я не стану заковывать вас в наручники из-за вашей больной руки, а также из-за отсутствия обвинений. Но только пока. Вам дается последний шанс рассказать нам всю правду о том, что в действительности произошло с сестрами Бетани, Рут. Если вы, конечно, что-то знаете.

– Меня не называли этим именем уже много лет, – заметила беглянка, садясь в машину. – Из всех моих имен я ненавижу Рут сильнее остальных.

– Что ж, или вы сегодня же сообщите нам свое настоящее имя, или же вам придется провести эту ночь в женской колонии. Мы ждали пять дней, теперь время вышло. Вы расскажете нам, кто вы на самом деле и что вам известно о семье Данхэм и сестрах Бетани.

У Хизер возникло странное чувство. На первый взгляд это было облегчение: наконец-то все закончится, раз и навсегда. Но, с другой стороны, им мог быть и леденящий душу страх…