Глава 33
17:45
– Санни разрешила мне поехать вместе с ней в молл, но при условии, что я не буду путаться у нее под ногами. Вот только дух противоречия во мне не спал, поэтому я везде следовала за ней. Я пробралась за ней в кино, на «Побег на Ведьмину гору». Но Санни во время рекламы встала и куда-то ушла. Я подумала, что она отправилась в туалет, но потом кино началось, а ее все не было. И я пошла посмотреть, куда она делась.
– Вы переживали за сестру? Думали, что-то могло случиться?
Субъект – Уиллоуби пока не был готов называть ее Хизер, опасаясь, что его надежды будут обмануты, – продумывал ответы очень тщательно. Честер сразу понял, что она относится к той категории людей, которые сначала думают и только потом говорят. Быть может, она просто была осторожной, но Уиллоуби больше казалось, что все эти паузы и колебания – всего лишь часть представления. Эта женщина знала, что играет для более широкой аудитории, чем Нэнси и Глория.
– Забавно, что вы спросили, – заговорила она наконец. – Да, я волновалась за Санни. Знаю, звучит странно, она ведь была старше меня. Но Санни была… не могу подобрать слово… Наивной? Тогда я об этом не задумывалась, просто мне хотелось ее защищать, поэтому я и начала переживать, когда она не вернулась. Не могла ведь она купить билет и не пойти на сеанс.
– Она могла пойти в кассу и попросить вернуть деньги, – предположила Портер.
Хизер нахмурилась, как будто обдумывая эту версию.
– Да. Да. Об этом я не подумала. Мне ведь тогда было всего одиннадцать. К тому же я вскоре поняла, куда она делась. Санни тайком пробралась на «Китайский квартал» – его можно было смотреть только в сопровождении взрослых. В кинотеатре было всего два зала и один коридор, поэтому пробраться в соседний зал было сложно. Но если зайти в туалет, а через минуту выйти и сказать, что засорился унитаз, чтобы отвлечь билетера, можно было пробраться в зал. Мы раньше так делали и смотрели два фильма по цене одного. Правда, на взрослые фильмы мы не ходили, мне такое и в голову не приходило. Я была пай-девочкой. Ну, почти.
Тайком пробраться на взрослый фильм… интересно, сейчас дети так делают? Впрочем, если ты идешь на «Китайский квартал», чтобы посмотреть какую-нибудь непристойщину, то будь готов к ужасному разочарованию. Уиллоуби стало интересно, поняла ли одиннадцатилетняя девочка, тогда, в семьдесят пятом году, тему инцеста или запутанную земельную сделку, на которых был основан сюжет.
– Я увидела Санни в дальних рядах и села позади нее, – рассказывала тем временем предполагаемая Хизер. – Заметив меня, она жутко рассердилась и велела мне проваливать. На шум подошел билетер и вышвырнул нас обеих из кинотеатра. Санни очень сильно разозлилась. Настолько сильно, что я даже испугалась. Она сказала, что с нее хватит и что она даже не купит мне «Кармелкорн», как обещала. Сказала, что не хочет меня видеть до тех пор, пока за нами не приедет отец в половине шестого.
– И что вы после этого делали?
– Просто гуляла, шарилась по магазинам.
– Вы кого-нибудь видели? Разговаривали с кем-то?
– Нет, ни с кем не разговаривала.
Честер сделал пометку в блокноте, который Ленхард любезно предоставил ему заранее. Это очень важный момент. Раз Пинчарелли помнил Хизер, то и она должна была запомнить его. В конце концов, это было чуть ли не единственное, что учитель музыки ему рассказал: Хизер стояла в толпе и слушала, как он играет.
Нэнси Портер, благослови ее Господь, кажется, тоже об этом подумала.
– Значит, вы ни с кем не говорили, хорошо. А видели кого-нибудь из своих знакомых?
– Нет, не припоминаю.
– Совсем ни одного знакомого лица? Может быть, соседа или друга ваших родителей?
– Нет.
– То есть вы целых три часа гуляли по торговому центру просто так…
– Этим обычно и занимаются в торговых центрах все маленькие девочки с незапамятных времен. Просто гуляют, глазеют на витрины. Разве вы так не делали, детектив?
Глория злобно посмотрела на свою клиентку. Ей не нравился ее воинственный настрой. Детектив Портер улыбнулась широкой искренней улыбкой, какую ее оппонентка в жизни не смогла бы из себя выдавить, и ответила:
– Делала. Но я в основном зависала в ресторанчиках типа «Пицца мамы Илльярдо».
– Милое название, – заметила Хизер.
– Они готовили бесподобную пиццу.
Нэнси склонилась над блокнотом и принялась остервенело строчить. Уиллоуби знал, что она делала это для пущего эффекта.
18:20
– Скажите еще раз, что случилось в конце дня, когда вы должны были встретиться с сестрой?
– Я ведь уже говорила.
– Скажите еще раз. – Нэнси сделала глоток из бутылки. Она несколько раз предлагала сделать перерыв и выпить содовой, но Хизер снова и снова отказывалась. Жаль. Иначе они могли бы снять отпечатки ее пальцев с банки и пробить их по своей базе. Интересно, она тоже это понимала?
– Около пяти часов я пришла в атриум молла, где была еда – «Кармелкорн», «Баскин Роббинс» и тому подобное, – продолжала она свой рассказ. – Я решила, что Санни передумает и все-таки купит мне обещанную кукурузу. А если бы она не купила, я бы рассказала родителям, что она пробралась на взрослый фильм. Так или иначе, я добилась бы своего. В то время… в то время у меня отлично получалось добиваться желаемого.
– В то время? А почему сейчас не получается?
– Вы не поверите, если узнаете, как годы сексуального рабства ломают твою волю.
Уиллоуби понравилось, как детектив кивнула, – как будто сочувственно, но в то же время не позволяя выбить себя этим из колеи. Ну-ну, годы сексуального рабства. Свежо предание…
– Во сколько вы пришли к лотку «Кармелкорн»? – задала Портер новый вопрос.
– Около пяти. Я ведь уже сказала.
– Откуда вы узнали время?
– У меня были наручные часы со Снупи, – ответила Хизер скучающим тоном. – Часы с желтым циферблатом и кожаным ремешком. На самом деле это были часы Санни, но она их не носила. А мне они нравились. Вместо стрелок там были его лапы, поэтому трудно было определить время точно. Могу сказать, что было где-то около пяти.
– А где именно был «Кармелкорн»?
– Не могу сказать вам с точностью до метра, если вы этого от меня хотите. В «Секьюрити-сквер» два главных коридора пересекались друг с другом, образуя своеобразный крест, один конец которого был намного длиннее, чем второй. Лоток «Кармелкорн» находился как раз в коротком коридоре, рядом с тогда еще закрытым «Пейни». Мне нравилось там сидеть. В той части всегда стоял такой запах…
– Значит, там вы и сидели?
– Да, на краю фонтана. Он не был фонтаном желаний, но люди все равно бросали туда монетки. Помню, как думала повылавливать их оттуда и будут ли у меня из-за этого проблемы.
– Но вы ведь сказали, что были пай-девочкой.
– Даже пай-девочки иногда думают о таких вещах. Я бы даже сказала, это наша неотъемлемая часть. Мы всегда думаем о том, чего никогда не осмелились бы сделать, всегда сначала рисуем границы, подходим к самому краю, а потом, притворившись невинными, отступаем обратно.
– А Санни тоже была пай-девочкой?
– Нет, она была кое-кем похуже.
– В смысле?
– Она всегда хотела казаться плохой, но не знала как.
19:10
«Джейн Эйр» закончилась – «Читатель, я вышла за него замуж, он был слеп, что еще ему оставалось делать?» – и Кэй поняла, что ей было больше нечем себя занять. В багажнике машины у нее валялась еще одна книга, но она боялась, что ее не пустят обратно в здание, если она выйдет. Она могла бы попросить кого-нибудь принести книгу, но подростковая застенчивость до сих пор ее не покинула, и поэтому она принялась просто изучать буклетики и брошюрки, прикрепленные к информационному стенду. МПН – «Против наркотиков». Нет, подождите, так не подходит! «Мы против наркотиков», так будет точнее. Не самая удачная аббревиатура, подумала Кэй. Ее можно расшифровать и как «Мы принимаем наркотики».
Незапланированная поездка в «Секьюрити-сквер» до сих пор не давала ей покоя. Может, все-таки рассказать о ней кому-нибудь? Но если и рассказать, то кому? Может, лучше просто уехать? Но куда? Все, что ожидало ее этим субботним вечером, – это пустой мрачный дом.
19:35
– Хотите содовой?
– Нет.
– А я бы не отказалась. Я сейчас приду, хорошо? Схожу за баночкой. Тебе захватить, Глория? – предложила Портер.
– Нет, спасибо, я тоже не хочу.
Оставшись наедине со своей клиенткой, Бустаманте наконец заговорила:
– Они нас прослушивают. Это я так, на всякий случай. Но если хочешь, чтобы наш разговор оставался сугубо конфиденциальным, просто попроси об этом Нэнси.
– Я знаю. Все в порядке.
19:55
– Итак, на чем мы остановились?
– На том, что вам захотелось содовой.
– Нет, я имею в виду до того, как я ушла. На чем вы прервали свой рассказ? Ах да, вы сидели на бортике фонтана и думали о монетках.
– Вдруг кто-то похлопал меня по плечу…
– Покажите.
– Что показать?
Нэнси встала со стула.
– Я – это вы. С какой стороны он подошел к вам? Сзади или сбоку? Покажите.
Хизер подошла к детективу сзади и хлопнула ее по плечу немного сильнее, чем требовалось.
– То есть вы обернулись и увидели этого человека. Как он выглядел? – спросила Нэнси.
– Какой-то старик. У него были короткие каштановые волосы с проседью. Внешность типичная. Ему было лет пятьдесят, но это я узнала уже позже. Увидев его, я просто подумала, что он старый.
– Он что-нибудь сказал?
– Только позвал меня по имени. Он откуда-то знал, как меня зовут.
– И вам это не показалось странным?
– Нет. Я была ребенком. Многие взрослые, которых я видела впервые, знали меня. В таком возрасте все взрослые кажутся просто всеведущими богами.
– Вы его знали?
– Нет, но он тут же показал мне свой значок и сказал, что полицейский.
– Как выглядел значок?
– Не знаю… обычный значок. На нем не было формы, но он показал значок, и я и не стала волноваться.
– Волноваться? О чем?
– Он сказал, что с моей сестрой что-то случилось, и попросил пройти с ним. Я согласилась. Мы пошли по коридору, мимо туалетов. Там была дверь с пометкой «Аварийный выход», но это ведь был экстренный случай, так что вполне логично, что мы вышли через ту дверь.
– Сигнализация не сработала?
– Сигнализация?
– Обычно, когда проходишь через аварийный выход, срабатывает сигнализация.
– Не припоминаю ничего подобного. Может быть, он ее отключил. А может, ее там и не было. Не знаю.
– А по какому именно коридору вы с ним шли?
– Между атриумом и магазинчиком «Сиарс». Там рядом были туалеты, а еще стойки, где проводили всякие анкетирования.
– Что за анкетирования?
– Вроде опроса потребителей. Мне о них рассказывала Санни. Можно было заработать долларов пять, просто ответив на вопросы. Правда, для этого тебе нужно было быть не младше пятнадцати лет, так что поучаствовать мне ни разу не удалось.
20:40
Инфанте проскользнул в комнатку, из которой Уиллоуби и Ленхард наблюдали за допросом.
– Ты вообще-то сейчас должен быть в аэропорту и ждать ее мамашу, – сказал ему сержант, но в его голосе не было ни капли упрека.
– Она прилетит сюда только через два часа, а я прибыл пораньше и решил заскочить к вам, посмотреть, что к чему, – ответил Кевин.
– Нэнси отлично справляется, – сообщил Ленхард, – все делает обдуманно, не торопится. Она мурыжит нашу Хизер уже почти четыре часа. То начинает говорить о самом похищении, то возвращается к началу. Это сводит Хизер с ума – она же сама в глубине души хочет рассказать нам обо всем этом дерьме.
Инфанте посмотрел на часы.
– В половине десятого мне придется ехать в аэропорт. Надеюсь, я не пропущу все самое интересное?
Ленхард сжал руки в кулаки и уставился на свои стиснутые пальцы.
– Думаю, не пропустишь.
20:50
– Итак, вы вышли из молла… уже было темно?
– Нет, на улице оказалось светло. Как-никак был конец марта, дни стали длиннее. Мы вышли…
– Сигнала тревоги не было?
– Нет, не было. Он привел меня к фургону, открыл дверь, и я увидела внутри Санни. Прежде чем я успела понять, что происходит – почему она лежит там на полу связанная, почему на фургоне нет полицейских мигалок или чего-то в таком духе, – он схватил меня и забросил внутрь. Я сопротивлялась… если это можно так назвать. Маленькая девочка колотит своими ручонками взрослого мужчину. Естественно, все это бесполезно. Мне было интересно… он заманил Санни такой же историей? Знал ли он нас вообще? Вы еще не выяснили этого, детектив? Почему Стэн Данхэм выбрал именно нас с сестрой?
– Не знаю. Могу сказать только, что Стэн Данхэм находится сейчас в доме престарелых в Сайксвилле. – Портер сделала паузу. – Вам это известно?
– Мы с ним, знаете ли, не состоим в дружеских отношениях, – ответила Хизер с сухим отвращением. Тем не менее Уиллоуби заметил, что эта новость нисколько ее не встревожила. Они заранее договорились о том, что́ именно ей можно было сообщить о Данхэме. В частности, они не собирались говорить ей, что теперь он и своего имени не в состоянии вспомнить. Однако даже сам факт того, что ее бывший мучитель жив, не вызвал в Хизер ожидаемых эмоций. Если она действительно говорила правду, разве ее не должна была встревожить весть о том, что ее похититель, человек, который разрушил всю ее жизнь, находится всего в тридцати милях от них?
– Хорошо, хорошо… итак, когда он вас схватил, вы ничего не… ничего не потеряли? Может, случайно что-то выронили? – спросила Нэнси.
– Что вы хотите сказать?
– Ничего. Просто интересуюсь, не потеряли ли вы в тот день чего-нибудь.
Глаза Хизер расширились.
– Сумочка. Ну конечно! Я уронила сумочку. Как я из-за этого потом переживала! Знаю, звучит довольно странно, но тогда в фургоне куда легче было переживать насчет сумочки, чем думать о… – Она расплакалась, и Глория протянула ей носовой платок, который, однако, вряд ли помог бы ей осушить этот водопад из слез.
– Можете описать, как выглядела сумочка? – продолжала расспрашивать ее Портер.
– О-о-о-писа-а-ть? – всхлипывая, переспросила она.
Честер весь сжался от напряжения и едва удержался, чтобы не схватить сержанта за руку. Наконец-то они подошли к моменту, к которому Нэнси подбиралась с самого начала разговора!
– Да, не могли бы вы описать ее? – задавала детектив все новые вопросы. – Как она выглядела, что было внутри?
Хизер задумалась, и Уиллоуби почувствовал укол разочарования. Чего тут думать? Возможны только два варианта: она либо знала ответ, либо нет.
– Да ладно тебе, Нэнси! – впервые за весь вечер заговорила Глория. – Что с того, может она или не может вспомнить, как выглядела сумочка, которая была у нее в одиннадцать лет?
– Ну, она же смогла довольно точно описать свои детские наручные часы, – возразила Портер.
– Прошло уже тридцать лет. Люди по своей природе забывчивы. Я не помню даже, что ела вчера на завтрак, а ты говоришь…
– Джинсовая с красными тесемками, – уверенно сказала Хизер, перебив своего адвоката. – Там еще было несколько белых пуговиц, которыми она пристегивалась к деревянной ручке. На самом деле это была сумочка-трансформер, то есть к ручке можно было приделать любую основу на выбор.
– И что в ней было?
– Ну-у… деньги, конечно же. А, и еще маленькая расческа.
– А как же ключи или косметика?
– Ключи были у Санни, а косметикой пользоваться мне еще не разрешали. Только гигиенической помадой.
– То есть, кроме этого, в сумочке больше ничего не было?
– Кроме чего?
– Расчески, помады и денег. Кстати, сколько там было денег?
– Да немного. Долларов пять, не считая тех, что я потратила на билеты в кино. К тому же не уверена, что в сумочке лежала помада. Я же говорила, что косметикой мне пользоваться не разрешали. Да я точно и не припомню. Вы сами-то можете сказать, что лежит у вас сейчас в сумочке?
– Кошелек, – ответила Нэнси Портер, – коробочка «Тик-Така», детские влажные салфетки – у меня девятимесячный ребенок, – помада, кое-какие бумаги…
– Хорошо-хорошо, я поняла. Вы можете. Я – нет. Даже когда меня остановил патрульный после аварии, я не могла сказать, почему в сумочке не было кошелька.
– С этим мы разберемся чуть позже.
21:10
– Итак, оказавшись в фургоне…
– Мы поехали. Мы ехали и ехали. Казалось, прошло несколько часов или у меня просто отказало чувство времени. Потом машина остановилась, и он вышел. В этот момент мы попробовали открыть дверь…
– То есть вас он не стал связывать, как сестру?
– Нет, ему было не до этого. Он просто схватил меня и забросил в фургон. Понятия не имею, когда он успел связать Санни.
– Но вы сказали «мы попробовали открыть дверь»…
– Ну, я, разумеется, развязала сестру. Не могла же я оставить ее связанной. Он остановился, и мы попытались открыть дверь, но она была заперта снаружи. А на окошечке между задней частью фургона и салоном была решетка. Так что выбраться мы не смогли.
– Вы пробовали кричать?
Хизер отрешенно посмотрела на Нэнси.
– Пока его не было, вы не пробовали кричать, чтобы привлечь к себе внимание? – пояснила та.
– Нет. Мы не знали, где находились и мог ли кто-нибудь нас услышать. А он угрожал нам, сказал, что если мы будем плохо себя вести, он сделает что-то ужасное. Так что нет, кричать мы не стали.
Портер бросила взгляд на диктофон, но не проронила ни слова. Правильный ход, подумал Уиллоуби. Если она будет молчать, женщина обязательно выложит ей все сама.
– Мы поняли только, что он вывез нас куда-то из города. Потому что услышали стрекот сверчков.
– Сверчков? В марте?
– Ну… не знаю… но мы определенно слышали какой-то странный звук. По крайней мере, нам он таким показался. Может быть, просто тишина давила на уши. – Хизер повернулась к Глории: – Обязательно рассказывать все в деталях? Неужели это так необходимо? – И не дожидаясь ответа, она продолжила историю, которая, как она заявила, была ей ненавистна. – Он отвел нас в дом в какой-то глуши. Огромный фермерский дом. Он хотел… Ну, вы понимаете, о чем я. Санни начала сопротивляться, и он убил ее. Вряд ли он сделал это специально, потому что вид у него был удивленный, напуганный и даже немного грустный, если это, конечно, возможно. Может быть, он изначально хотел убить нас обеих, но когда дошло до дела, понял, что не способен на такое. Убив Санни, он сказал мне, что никогда меня не отпустит. Что я должна буду остаться жить с ним и его семьей. А если откажусь… что ж, если откажусь, то у него не останется выбора, кроме как сделать со мной то же самое, что и с Санни. Он сказал: она мертва, и я не смогу вернуть ее, но я смогу дать тебе новую жизнь, если захочешь.
Перед глазами Честера возникло шоссе и машины, изредка проезжающие по раскаленному летним солнцем асфальту. Начиная со сверчков, история была очень тщательно продумана, хотя он и не мог понять, ради чего. Наверняка он знал только то, что Хизер местами говорила правду, а местами врала, приукрашивала свою историю. Только ради чего? Какую цель она преследовала?
– У него была семья? – донесся до него голос Нэнси. – То есть в этом участвовал не только он?
– Вряд ли он обо всем им рассказал. Не знаю, что он там наплел своей жене и сыну… Может, что я сбежала из дома, а он, увидев на улице Балтимора девочку, которая не могла вернуться к родителям по какой бы то ни было причине, пожалел ее и забрал к себе. Знаю только, что он пошел в библиотеку и читал там старые газеты до тех пор, пока не нашел то, что ему было нужно, – историю о пожаре в Огайо, произошедшем несколько лет назад, во время которого погибла вся семья. Он взял имя младшей девочки и сделал на него страховку. После этого он смог определить меня в школу в Йорке.
– То есть вас приняли в школу по одной лишь страховке?
– Ну, это была приходская школа. Он сказал им, что все остальные документы сгорели во время пожара, осталась только страховка, а чтобы восстановить хотя бы свидетельство о рождении, потребуется несколько месяцев. Он ведь был полицейским, люди его уважали и из кожи вон лезли, чтобы ему угодить.
– Итак, он отправляет вас в школу, где вы каждый день находитесь без его присмотра… Почему вы даже не попытались кому-нибудь рассказать о том, кто вы на самом деле и что с вами произошло?
– Я пошла в школу не сразу. Он дождался следующей осени. Почти шесть месяцев я жила с ним под одной крышей, практически не имея никакой свободы. К тому времени, как я начала ходить в школу, ему уже удалось сломить меня. На протяжении полугода он говорил мне, что всем на меня плевать, что меня никто не ищет и что я полностью зависима от него. Он был взрослым… работал полицейским, а я была всего лишь ребенком и верила ему. К тому же он каждую ночь меня насиловал.
– И его жена мирилась с этим?
– Она закрывала на это глаза, как и все остальные члены семьи. Или она пришла к выводу, что это я во всем виновата, что я была малолетней проституткой, которая совратила ее мужа. Не знаю… Со временем становишься ко всему безразличной. Секс стал для меня домашней обязанностью, которую я должна была выполнять регулярно. Мы жили между Глен-Роком и Шрусбери, казалось, в миллионе километров от Балтимора. Там никто никогда не говорил о сестрах Бетани, которые жили далеко отсюда. Да и не было уже никаких сестер Бетани, осталась только одна… сестра.
– Так вот где вы теперь живете? Вот где вы пробыли все это время?
Хизер улыбнулась.
– Нет, детектив. Я уехала оттуда много лет назад. Когда мне исполнилось восемнадцать, он дал мне денег, посадил на автобус и сказал, что я теперь сама по себе.
– Почему вы тогда не поехали в Балтимор? Не нашли своих родителей и не рассказали всем, что с вами произошло?
– Потому что той меня больше не существовало. Теперь я была Рут Лейбер, единственной выжившей после трагического пожара в Огайо. Не было больше никакой Хизер Бетани, и возвращаться было некуда.
– Значит, так вас теперь зовут? Рут Лейбер?
Хизер улыбнулась еще более широкой улыбкой.
– Не так быстро, детектив. Стэн Данхэм отлично меня всему научил. Я тоже умею находить в старых газетах пропавших без вести людей и присваивать себе их имена. Сейчас, конечно, в этом плане стало гораздо сложнее. Люди ведь теперь получают страховки в куда более раннем возрасте. Но пока еще полно моих одногодок, которые погибли или пропали в раннем возрасте и чьими именами я могу воспользоваться. Вы не поверите, насколько просто получить свидетельство о рождении, обладая лишь базовой информацией и определенными… навыками.
– Какими именно навыками?
– Не ваше дело.
Глория одобрительно кивнула.
– Послушайте, – вмешалась она. – Моя клиентка рассказала, что вы хотели. Теперь вам все известно…
– Только есть одно «но», – заметила Нэнси. – Все так называемые факты, которые она нам скормила за последние несколько дней, так или иначе заводят нас в тупик. Ферма, где якобы все случилось? Ее снесли много лет назад, и к тому же нет никаких свидетельств того, что на ее территории были обнаружены человеческие останки.
– Проверьте архивы приходской школы. Вы найдете в списках имя Рут Лейбер.
– Стэн Данхэм сейчас в хосписе, он умирает…
– Отлично, – сказала Хизер.
– Его жены нет уже почти десять лет. А их сынок? Ах да, он погиб в пожаре всего три месяца назад. В Джорджии, где жил вместе с Пенелопой Джексон.
– Погиб? Тони мертв?
Если бы Уиллоуби был помоложе, он бы подскочил со своего стула. Инфанте и Ленхард, которые и так стояли на ногах, замерли на месте, склонившись поближе к смотровому окну, из которого отлично было видно комнату для допросов, и вслушиваясь в каждое слово.
– А ты не… – начал Ленхард, но Инфанте его перебил:
– Ее не удивила новость об отце, ей глубоко наплевать на Пенелопу Джексон и Джорджию, но весть о сыне вызвала в ней бурю эмоций. К тому же она знает имя, хотя Нэнси его не называла.
В комнате для допросов в это время заговорила Глория:
– Успокойся, Хизер. Послушай, Нэнси. Ты не могла бы оставить нас на минутку?
– Конечно, – согласилась Портер. – Позовите, как закончите.
* * *
Нэнси вышла из комнаты и, пройдя пружинящей походкой по коридору, присоединилась к детективам. Девочка была довольна собой – и вполне заслуженно, подумал Уиллоуби. Она отлично поработала. А момент с Пинчарелли был ключевой ошибкой: эта мнимая Хизер сказала, что не видела никого из знакомых. Вот и первая нестыковка. Ах да, и еще Мириам всегда уверяла, что ее дочь взяла с собой в тот день в молл необычайно крупную сумму денег, потому что ее копилка была совершенно пустой.
Однако этого было недостаточно. Честер был единственным человеком в этой комнате, кто знал, что у них пока нет доказательств против нее. Он бы поклялся своей жизнью, что она лжет, но не мог этого доказать.
– Ну? – обратилась Портер сразу ко всем троим своим коллегам.
– Мы как раз тебя ждали, – сказал Ленхард.
Уиллоуби поднял пакет, который лежал на полу у его ног, и открыл его, хотя и так знал, что находится внутри. Синяя джинсовая сумочка с красными тесемками. Даже несмотря на светонепроницаемый пакет, в котором она хранилась все эти годы, сумочка изрядно выцвела. Хизер описала ее в точности, за исключением содержимого. Дело тут, однако, было в том, что внутри нее никакого содержимого не было. Они нашли сумочку на парковке рядом с мусорным контейнером. Та была вывернута наизнанку, и на ней виднелся отпечаток автомобильной покрышки. Полиция предположила, что Хизер выронила сумку во время похищения, а какие-то подонки нашли ее, выпотрошили все содержимое, включая наличность, и выбросили, как ненужный мусор.
В общем, они не могли сказать наверняка, соврала ли предполагаемая Хизер насчет содержимого сумочки или нет, просто потому, что сами не знали, что в ней было. И все же факт оставался фактом: перед ними лежала джинсовая сумочка, в точности такая, как она ее описала. Но если перед ними и правда была Хизер Бетани, почему она тогда не сказала, что видела в тот день школьного учителя своей сестры? Неужели Пинчарелли тогда просто соврал Уиллоуби? Быть может, он не удержался и рассказал то, что тот хотел услышать, так как у самого учителя тоже были свои секреты? Они никогда не узнают ответа на этот вопрос. Пинчарелли давно умер. Куда бы они ни обратились, люди были мертвы или находились при смерти. Оно, в общем-то, и понятно – как-никак прошло уже тридцать лет. Умер Дэйв, умерла жена Уиллоуби Элейн, жена и сын Стэна Данхэма тоже были мертвы, да и сам Стэн все равно что мертв. Пенелопа Джексон, кем бы она ни была, куда-то исчезла, оставив после себя только зеленый «Вэлиант». Наверняка они могли сказать лишь то, что женщина в комнате для допросов не была Пенелопой Джексон. Она смогла описать, как выглядела сумочка. Но подтверждало ли это, что она младшая из сестер Бетани? И все же Честер не мог отделаться от мысли, что девушка лжет.
– Черт бы меня побрал! – воскликнул Ленхард.
– Что ж, – медленно вымолвил Инфанте. – Мириам скоро уже будет здесь. Но нам хорошо бы разобраться во всем без нее. Чтобы к тому моменту, как она прилетит, мы могли бы уже точно рассказать ей, что к чему, а тест ДНК сделать только для полной уверенности. Тем более что экспертиза потребует много времени, даже если мы обратимся к медикам в срочном порядке.
– Да, – согласился Уиллоуби. – В этом вы правы…
22:25
Самолет гудел в тон сопению пассажиров, большинство из которых были вымотаны длительным ожиданием, так как их рейс задержался на два часа. Мириам летела первым классом с местом у окна – на эту роскошь ей пришлось раскошелиться из-за того, что она покупала билет в последнюю минуту. Ей не спалось, и она просто пялилась в окно на проплывавшие мимо облака. Им пришлось долго лететь сквозь облачную завесу, зато теперь Балтимор был прямо под ними. Она не бывала здесь уже без малого двадцать лет, и с тех пор многое изменилось. В 1968 году, когда Мириам в последний раз пролетала над Балтимором, огней здесь было куда меньше, а сам аэропорт носил гордое название «Дружба». Мириам тогда возвращалась из Канады. После летних беспорядков ей казалось вполне разумным отвезти детей в Оттаву и устроить им продленные каникулы с бабушкой и дедушкой. Эх, какими нарядными девочки выглядели в тот день! Мать Мириам купила для них в «Холт Ранфрю» два одинаковых платья – полосатые с длинными рукавами и шарфиками, которые пристегивались клепками к воротничку. Уже через двадцать минут после взлета у Санни все платье помялось и испачкалось, а Хизер была как с иголочки до самого приземления. Мириам вспомнила, как Дэйв ждал их в терминале, весь бледный и ссутулившийся, изможденный после долгого трудового дня. Когда через несколько лет после этого он поделился с ней своей мечтой открыть магазин, она вспомнила его утомленный вид в тот день и с готовностью поддержала эту идею. Она хотела, чтобы он был счастлив, чтобы он смог жить в тишине и покое, пусть даже сама она будет несчастна.
Внезапно самолет попал в воздушную яму, и огни погасли – они словно провалились в бездну. Самолет повернул и направился в сторону Чесапикского залива. И хотя маневр был довольно плавным, желудок Мириам сделал сальто, и к горлу подступила тошнота. Мириам полезла в кармашек сиденья за бумажным пакетом, но его там не оказалось. Может быть, авиалинии больше не выдавали их своим пассажирам, а может, по их мнению, людей не должно было тошнить, по крайней мере, тех, кто летит первым классом. Или кто-то забрал пакет, а замотавшиеся стюардессы этого не заметили. Так или иначе, Мириам оставалось лишь одно – сглотнуть.