В Брансуике, штат Джорджия, воняло. Поначалу Инфанте пытался списать это на свое воображение, а также на непроизвольное отвращение, которое он питал к глубоко прожаренному Югу, с большой буквы «Ю». Балтимор стал для него культурным шоком, когда он переехал туда в свои двадцать, хотя позже Кевин привык к нему, а теперь ему там даже нравилось. В отличие от Лонг-Айленда, там полицейский вполне мог прожить на свою зарплату и сверхурочные. Может быть, здесь жизнь была получше, но Инфанте было все равно. В Брансуике определенно чем-то воняло.

Официантка в придорожном кафе, должно быть, заметила, как он сморщил нос, войдя внутрь.

– Ажнааприка, – сказала она полушепотом, как будто сообщала пароль какого-то тайного клуба.

– Неважная паприка? – Он действительно понимал местных жителей с трудом, как бы медленно они ни разговаривали.

– Да бумажная. Фабрика, – повторила официантка. – Это из-за нее в городе стоит такой запах. Не волнуйтесь, вы скоро к нему привыкнете.

– Я здесь ненадолго, так что ни к чему мне привыкать не придется. – Полицейский одарил ее своей лучшей улыбкой. Он просто обожал женщин, которые приносили ему еду. Даже таких простых и непривлекательных, как эта невзрачная, рябая девушка, – Кевин все равно любил их.

Он прилетел в Брансуик накануне в десять вечера, так что для поездки в район, где жила Пенелопа Джексон со своим парнем, было уже слишком темно и поздно. Детектив заглянул туда утром, по пути на встречу с местным пожарным инспектором. Рейнолдс-стрит, а именно дом, в котором жил и умер Тони Данхэм, выглядел довольно странно. Трудно было понять, сносили его или, наоборот, заново отстраивали. Хотя это касалось почти всего Брансуика, словно город падал в бездну отчаяния или его только начали реставрировать после долгого застоя. «Это точно не мое», – подумал Инфанте, глядя на город через лобовое стекло «Шевроле Каризмы», арендованной в местном прокате авто. Но когда он подъехал к воде, почувствовал мягкий нежный ветерок и вспомнил, что в Балтиморе весна еще даже не началась. Была какая-то мягкость в местном климате и в людях. Кевину это нравилось, по крайней мере, климат уж точно.

– О, это, несомненно, был несчастный случай, – сообщил инспектор из местного отделения пожарной службы, мужчина по имени Уэйн Толливер.

Как и рассчитывал Инфанте, они встретились за чашкой кофе в конце завтрака. Детектив не любил обсуждать дела за едой и был рад, что успел полностью насладиться насыщенным завтраком, который состоял из жареных яиц с колбасой и овсянки.

– Она сидела в гостиной, смотрела телевизор, а Тони был в спальне, курил и пил. Он уснул, уронил пепельницу на коврик рядом с кроватью, и комната… – Пожарный раскинул руки, словно подбрасывая невидимое конфетти. – Вспыхнула.

– И что она сделала? – спросил Кевин.

– Детекторы дыма не сработали… – Толливер состроил гримасу. С круглым лицом и розовыми щеками, он выглядел добродушным и, похоже, был не таким старым, каким казался из-за обширной лысины на голове. – Люди считают, что мы просто мутим воду, напоминая им регулярно менять батарейки хотя бы раз в полгода, как в часах. Так или иначе, тогда был канун Рождества, на улице стояла холодина, и у нее в комнате работал обогреватель, так как системы отопления в доме не было. К тому времени, когда она заметила дым, было уже слишком поздно. Она рассказала нам, что почувствовала запах дыма, подошла к двери в спальню, но даже за ручку взяться не смогла – та была слишком горячей. Она начала кричать, звать Тони, потом позвонила в девять-один-один. Окна были забиты гвоздями – это нарушение со стороны арендодателя, но у парня все равно не было шансов, он ведь был в стельку пьян. Думаю, он отравился угарным газом еще до того, как она поняла, что происходит.

– Так вот как все было…

Уэйн уловил тень сомнения в голосе Инфанте.

– Никаких катализаторов, точка возгорания всего одна – ковер. Девушку мы тоже проверили, очень внимательно. Она ничего не вынесла из дома – все ее вещи, украшения и прочее сгорели. Да и у него не было никаких богатств, которые он мог бы оставить ей в наследство. Скорее наоборот. У него был аннуитет, который автоматически обнулился сразу после его смерти, так что она в любом случае осталась ни с чем.

– Аннуитет? – переспросил полицейский. Адвокат из Йорка сообщил ему, что после продажи фермы Стэн Данхэм купил себе аннуитет. Так-так-так… Правда, еще он сказал, что у Стэна не было родственников.

– Ежемесячный платеж, который он должен был получать на протяжении десяти лет. Знаете, например, когда профессиональные спортсмены получают гонорар, они открывают аннуитетный вклад, который ежемесячно возвращается им, как правило, с процентами. В случае Данхэма и его девушки сумма, разумеется, была куда меньше, однако этого им хватало, чтобы жить в свое, так сказать, удовольствие. Эти двое были тусовщиками. Обычно люди в таком возрасте – ему было за пятьдесят – это перерастают, но, как видно, не все.

Инспектор произнес последние слова с такой горечью в голосе, будто это было ему знакомо по собственному опыту, словно его любимая тоже так и не переросла увлечение тусовками и причиняла ему много боли. Но Инфанте приехал не для того, чтобы говорить о Толливере.

– Что еще вам известно об этих двоих? – спросил он.

– Ну, они частенько гостили у наших братьев в синем. Жалобы на шум. Подозрения в домашнем насилии. Правда, все эти звонки поступали не от нее, а от соседей, которые даже не могли сказать, кто там кого избивал. Она была той еще мегерой… эдакая деревенщина из Северной Каролины.

Все в мире относительно. Если даже этот парень называл ее деревенщиной, значит, она действительно была из какой-нибудь далекой глуши и носила обрезанные джинсы, подвязанные обычной веревкой вместо ремня, на манер Элли Мэй Клампетт.

– И долго она жила на Рейнолдс-стрит? – поинтересовался Кевин.

– Трудно сказать. Она не упоминалась ни в одном официальном документе – ни в договоре на аренду, ни в коммунальных счетах. Все было оформлено на него. Сам он прожил там лет пять или около того. Подрабатывал водителем грузовика, работал где придется, на разные компании. По словам соседей, он подобрал ее на дороге и привез к себе. Данхэм никогда не был красавчиком, но у него в доме всегда жила женщина. Эта была третьей, опять-таки по словам соседей.

– Вы проводили анализ на токсины?

Очередной оскорбленный взгляд инспектора.

– Да. И он только подтвердил, что Данхэм был мертвецки пьян, да еще и под действием снотворного. Больше ничего. Как и многие другие дальнобойщики, он принимал таблетки, чтобы не спать в дороге, а когда приезжал домой, не мог расслабиться без их помощи. За день до того случая он как раз вернулся из рейса.

– И все же…

– Послушайте, я понимаю, к чему вы клоните. Я занимаюсь пожарами уже не первый год и знаю, что говорю. Дешевый хлопковый коврик загорелся от упавшей на него пепельницы с непотушенной сигаретой. Если это она устроила поджог, вы представляете, насколько расчетливой и хладнокровной она должна быть? Конечно, легко бросить сигарету на пол, но ей ведь нужно было еще убедиться, что он не проснется, верно? Нужно было стоять там, смотреть, как разгорается огонь, ждать, пока комнатка не превратится в настоящий ад, и только тогда звонить в экстренную службу. А если бы одной сигареты оказалось мало? Бросать вторую точно нельзя, иначе бы мы это заметили. Верно я говорю? Плюс она слишком полагалась бы на удачу, ведь ее могли заметить соседи…

– Но был же канун Рождества! Думаете, не все сидели в это время дома?

Толливер пропустил этот аргумент мимо ушей.

– Я видел эту женщину. Она не настолько хитра, чтобы все это провернуть. К тому же ее так расстроила смерть Данхэма, что пожарным пришлось удерживать ее силой. Иначе она бросилась бы в горящий дом.

И снова Уэйн, казалось, прочитал мысли Инфанте.

– Даже в чрезвычайной ситуации многие люди остаются спокойными и невозмутимыми – инстинкт самозащиты делает свое дело. Она испугалась заходить в спальню, да, но как только к ней пришло осознание того, что он был внутри, что его больше нет, она просто сошла с ума… Я прослушивал ее звонок в девять-один-один. Ей действительно было страшно. – Последнее слово пожарный произнес как «стращно». А коллеги еще смеются над нью-йоркским акцентом Инфанте, который вообще был едва заметен, а по сравнению с Толливером так вообще отсутствовал.

– И где она теперь? – задал Кевин очередной вопрос.

– Не знаю. На дом наложен арест, так что Пенелопа больше там не живет. Может быть, она еще где-то в городе, а может, и уехала. Она вольна делать что угодно. Свободная, белая, двадцатиоднолетняя.

Инфанте никогда не слышал, чтобы кто-то так говорил. В кино – да, но никак не в реальной жизни. Однако Толливер, похоже, и не заметил, как странно прозвучали его слова. Впрочем, честно говоря, отец и дядя Кевина частенько использовали выражения похуже, причем куда более осознанно.

Выходя из придорожного кафе, Инфанте задумался, что привело Тони Данхэма на юг, почему он обосновался именно здесь. Отличным поводом для этого мог послужить климат. К тому же он был дальнобойщиком, а они обычно не страдают от излишка амбиций. Данхэм родился в начале пятидесятых, так что в колледж идти ему было поздновато, но даже со средним образованием можно было неплохо устроиться, правда, при условии, что ты знаешь нужных людей. Наведя кое-какие справки, Нэнси выяснила, что Тони не участвовал в войне, но жил ли он на ферме одновременно с предполагаемой Хизер Бетани, было неясно. Хизер не упоминала, что в доме был кто-то еще. С другой стороны, она, в принципе, ничего особенного им не рассказала, кроме адреса и имени Стэна Данхэма. Хотела ли Хизер, чтобы они нашли связь с Тони или нет? И как во всем этом была замешана Пенелопа Джексон?

Фотография в водительском удостоверении не лгала: женщина в Балтиморе Пенелопой не была. Но тогда кем она была? Что, если Пенелопу раньше звали Хизер Бетани, а эта женщина просто украла ее историю вместе с машиной? Где тогда была сама Пенелопа? Оставалось только надеяться, что соседи с Рейнолдс-стрит узнают его таинственную знакомую и объяснят, какое отношение она имеет к тем людям.

Вернувшись на Рейнолдс-стрит и начав задавать вопросы о Пенелопе Джексон и Тони Данхэме, Инфанте заметил, что гостеприимство на юге не в чести. Правда, первый человек, с которым он столкнулся, искренне хотел оказаться полезным, но он больше говорил по-испански, чем по-английски, а увидев удостоверение Кевина, и вовсе замолчал. Тем не менее, когда детектив показал ему фотографию из водительских прав Пенелопы Джексон, он оживленно кивнул: «Si, si, si, мисс Пенелопа», а посмотрев на фотографию другой женщины, той, что сейчас находилась в Балтиморе, лишь пожал плечами. Другая соседка, грузная афроамериканка средних лет, у которой было пятеро или шестеро детей, тяжело вздохнула, словно говоря, что ей и так есть за кем следить, кроме соседей.

– У меня свои дела, у них – свои, – ответила она на вопрос, куда могла уехать Пенелопа Джексон.

По другую сторону обугленного синего дома какой-то старик вычищал граблями желто-зеленую лужайку. Поначалу грубый и неразговорчивый, он стал гораздо дружелюбнее, когда узнал, что имеет дело с должностным лицом.

– Если честно, я бы предпочел, чтобы дом сгорел дотла, чем чтобы эти двое вернулись, – сказал старик, Аарон Пэрриш. – Да, звучит паршиво… Я обычно никому не желаю зла, но они были просто ужасными людьми. Постоянно дрались, кричали. А еще… – Он понизил голос до шепота, словно говорил о чем-то действительно постыдном. – А еще он парковал свой пикап прямо на газоне. Я жаловался на них арендодателю, но он сказал, что они хотя бы регулярно платят за жилье, в отличие от мексиканцев. Как по мне, так мексиканцы – и те лучшие соседи, если им только объяснить пару вещей про Америку.

– Дрались, кричали… Вы имеете в виду, между собой? – уточнил полицейский.

– Обычно да.

– А в полицию вы не обращались?

Пэрриш нервно оглянулся, как будто кто-то мог их подслушивать.

– Анонимно. Несколько раз. Моя жена даже пыталась как-то поговорить с Пенелопой по этому поводу, но та посоветовала ей не совать нос в чужие дела. И это я еще смягчил ее слова.

– Это она?

Аарон уставился на фотографию из водительского удостоверения, которую Нэнси распечатала в увеличенном виде.

– Похожа. Хотя в жизни она была посимпатичнее. Низенькая, но с отличной фигурой, прямо куколка.

– А эту женщину узнаете? – Фотографию «Хизер Бетани» Кевин сделал во время их второй встречи.

– Нет, ни разу ее не видел. Боже мой, а они ведь похожи, вам не кажется?

Похожи? Инфанте посмотрел на фотографии, но заметил лишь поверхностное сходство: волосы, глаза, может быть, фигура. Несморя на то что он не любил Хизер Бетани и не доверял ей, она выглядела какой-то… уязвимой, тогда как Джексон казалась крепким орешком.

– Она вам ничего о себе не рассказывала? Я имею в виду Пенелопу Джексон. Откуда она? Откуда Тони? Как они познакомились?

– Она не из тех, кто любит болтать. Знаю только, что она работала на острове Святого Саймона в местечке под названием «Звездная гавань». Тони тоже иногда работал на острове, когда не подворачивались рейсы. Занимался озеленением. Но остаться жить они там, конечно, не могли.

– Почему нет?

Наивность Инфанте вызвала у Аарона Пэриша снисходительную улыбку.

– Из-за цен, сынок. Из тех, кто работает на острове, лишь немногие могут позволить себе там жить. Этот дом… – Старик махнул рукой в сторону обугленных останков одноэтажного домика с тремя спальнями. – Если его взять и перебросить на пять миль к востоку, обойдется вам как минимум в двести пятьдесят тысяч долларов. Святой Саймон – остров для миллионеров. А на Си-Айленде жизнь еще дороже.

Детектив поблагодарил мистера Пэрриша и вошел в незапертый дом. Внутри все еще стоял запах дыма. Кевин не понимал, почему на дом наложили арест, ведь пострадала только спальня, где находился Данхэм. Видимо, владелец дома таким образом пытался содрать больше денег со страховой компании.

Дверь в спальню разбухла от воды и застряла, но полицейский сумел открыть ее, навалившись всем весом. Толливер сказал, что Тони Данхэм был уже мертв, когда его тело загорелось, но Инфанте не мог избавиться от мысли, что его плоть шипела и брызгала, как кусок мяса на барбекю. Этот запах здесь тоже остался. Стоя на пороге, Кевин пытался представить, как все было. Нужно действительно быть хладнокровным, чтобы убить человека таким способом – бросить окурок на ковер и ждать, пока огонь разойдется в полную силу. Как сказал Уэйн, если что-то пойдет не так, второй окурок бросить будет нельзя. А если бы парень вдруг проснулся, ей бы пришлось лезть из кожи вон, чтобы убедить его, что все произошло случайно, а она только что вошла. Довольно рискованно, учитывая, что Тони и так регулярно ее побивал. К тому же нужно быть собранным, чтобы не поддаться соблазну и не похватать свои пожитки, а позволить им сгореть. Нужно ждать, пока сам не начнешь задыхаться, затем закрыть дверь, смыть с лица слезы, навернувшиеся от дыма, вернуться обратно и, убедившись, что человека по ту сторону двери уже не спасти, позвать на помощь.

Женщина в Балтиморе, как бы ее ни звали, смогла бы все это провернуть – Инфанте в этом не сомневался. Как и в том, что она не была Пенелопой Джексон. Пожалуй, это был единственный конкретный факт, которым он располагал. «Я не знаю Пенелопу Джексон, – сказала она. – Не знаю никакую Пенелопу Джексон». Тогда какого хрена у тебя была ее машина? Она ушла от ответа на этот вопрос, предложив им взамен разгадку старого дела, а затем выставила одного из полицейских преступником. Она скормила им столько всего, но зачем? Что она хотела им показать?

Детектив вышел из дома и уехал с Рейнолдс-стрит. Дом Данхэма был мрачным еще до пожара. Дом, в котором приходилось сосуществовать двоим несчастным. Дом ссор и перепалок. Инфанте уже доводилось жить в подобном месте, причем дважды. Хотя ладно, на самом деле один раз – со второй женой. Первый его брак до поры до времени был нормальным. Табби была хорошей. Если бы он встретил ее теперь… Но он больше никогда не встретит ее, ту Табби, с которой познакомился двенадцать лет назад в ресторане «Портовая крыса». Она исчезла, уступив место другой женщине, для которой Кевин стал изменщиком и вруном. Они сталкивались иногда на улице – Балтимор был тесен, – и она всегда казалась вежливой и дружелюбной, как и он сам. Они даже смеялись над своим браком, словно это было не более чем поломкой машины на полпути, эдаким забавным приключением. Спустя десять лет они стали относиться к себе молодым снисходительно, смеяться над своими давними ошибками.

Но взгляд Табби теперь изменился, в ее глазах стоял разочарованный блеск. Инфанте отдал бы все на свете, чтобы она еще раз посмотрела на него так же, как при их первой встрече в том ресторане, с неподдельным восхищением и уважением. Но этому больше никогда не бывать.

В одной из брошюр Кевин вычитал, что на острове Святого Саймона есть какая-то крепость, и решил убить время там, пока не откроется «Звездная гавань», бар-ресторан, где когда-то работала Пенелопа Джексон. Инфанте давно привык к разочарованиям, которые преподносила история, – он побывал в Аламо, когда ему было всего десять лет. Вот и от форта Фредерика почти ничего не осталось, и детектив просто стоял и смотрел на море сорняков, известное под названием «Кровавый берег», как вдруг у него зазвонил телефон.

– Привет, Нэнси, – снял он трубку.

– Привет, Инфанте. – Кевин знал этот тон. Он понимал Нэнси Портер лучше, чем всех своих бывших жен. Похоже, у нее плохие новости.

– Выкладывай, что случилось.

– Наша новая знакомая решила, что хочет поговорить. Сегодня.

– Я приеду вечером. Она не может подождать?

– Я тоже об этом подумала, но Ленхард утверждает, мы должны завоевать ее расположение. Он собирается отправить меня поговорить с ней. Думаю, он переживает насчет репортеров, да и ее мать уже приезжает. Никто не ожидал, что она вылетит из Мексики так быстро и без лишнего шума. Уж кого-кого, но мать контролировать мы точно не сможем. Она вольна говорить с кем хочет.

«Свободная, белая, двадцатиоднолетняя», – сказал бы Толливер.

– Да уж, если журналисты все пронюхают, нам конец.

Удивительно, как им удавалось так долго не привлекать внимания к этой истории. Скорее всего, просто повезло.

– Черт, ладно. Во сколько наша мамочка прилетает? – спросил Инфанте.

– В десять вечера, сразу после тебя. Так что еще тебе…

– Да брось! Неужели я должен ее встречать? Меня что, за последние двадцать четыре часа успели понизить в должности?

– Сержант посчитал, что будет неплохо, если ее кто-то встретит. Неплохо, ну, и весьма разумно. Мы хотим держать ее в поле зрения, понимаешь?

– Понимаю.

Кевин с раздражением захлопнул крышку телефона и снова уставился на место исторического сражения. Битва на самом деле была не такой уж кровавой. Британские войска дали отпор испанским интервентам в так называемой Войне за ухо Дженкинса. Странное название для войны. Однако сейчас детектив и сам вел бессмысленный бой, блуждая по Джорджии, пока его бывшая напарница выходила на передний план и собиралась ехать на допрос, который должен был проводить он. Война за левое яйцо Инфанте. Но хуже всего было осознавать, что Нэнси сама ему все рассказала, а не стала действовать за его спиной. Хотя она никогда не умела врать. А вот так называемая Хизер… Интересно, она знала, что Кевин улетел в Джорджию? Может быть, именно поэтому и решила рассказать все именно сейчас, пока его нет?

Черт побери. Теперь Инфанте ненавидел Брансуик вдвое сильнее.