– А ты соображаешь быстрее, чем кассовый аппарат, – заметил Рэнди, управляющий магазина.

– Простите?

– Новый кассовый аппарат сам считает сдачу, думает за тебя. Но ты, как я посмотрю, не даешь ему подумать. Ты всегда на шаг впереди, Сильвия.

– Сил, – сказала она, поправляя форму, которую они были обязаны носить, – швейцарский национальный костюм, дополненный облегающим лифчиком и пышными рукавами. Все девушки просто ненавидели эту форму с глубоким декольте, выставляющим грудь напоказ, стоило им наклониться, чтобы достать с витрины сыр или колбасу. Зимой они надевали под платье водолазку, но сейчас, в апреле, этот трюк не проходил. – Сил, а не Сильвия.

– Ты даже кусок дерьма в целлофан завернуть не сможешь, – продолжил ее начальник. – Никогда не видел, чтобы кто-то не мог управиться с рулоном целлофановой пленки. И продавать ты ни черта не умеешь. Если кто-то покупает копченую колбасу, ты должна втюхать еще и горчицу. Если кому-то нужна маленькая подарочная корзина, уговори купить большую.

«Но мы не получаем процента с продаж», – хотела сказать она. Однако ей было ясно, что делать этого не стоит. Она одернула правый рукав, и левый соскользнул с плеча, а когда одернула левый, то соскользнул правый. Ладно, пусть Рэнди смотрит на ее голое плечо.

– Похоже, тебе не нужна эта работа, а, Сильвия? – усмехнулся он.

– Сил, – снова поправила она. – Это сокращенно от Присцилла, а не от Сильвия. – Она старалась придумывать себе новые имена сама. Теперь ее звали Присцилла Браун, и ей было двадцать два года, по имевшимся у нее документам: свидетельству о рождении, страховке, паспорту и другим – в общем, по всем, кроме водительских прав.

– А ты избалованная, не так ли?

– Простите?

– Ты же никогда в жизни не работала. Ты сказала, что в средней школе тебе работать не разрешали, но теперь ты… где? – Управляющий заглянул в бумаги. – Колледж Фэрфакса? Папина дочка, верно?

– В смысле?

– В смысле он постоянно отстегивал тебе карманные деньги, так что и работать не надо было. Испортил тебя.

– Наверное.

О да, испортил, это точно!

– Так вот, продажи упали, – заявил Рэнди. – Причем это тянется с самого Рождества, если тебе интересно. А теперь мне нужно все исправить и…

Он выжидательно посмотрел на нее. Она всегда этого боялась. С тех пор как Сил пришлось самой о себе заботиться, она много раз оказывалась в подобной ситуации, пытаясь выдержать разговор с работодателем. Но это было чертовски трудно: сами слова были ей более-менее знакомы по отдельности, но понять общий смысл она не могла. А больше всего она опасалась, что кто-то специально не договаривал предложение, надеясь, что она сама его продолжит. Но что, если бы она ответила что-нибудь совсем невпопад? Даже сейчас она, например, хотела сказать: «…и ввести в продажу новую линию низкокалорийных продуктов». Но Рэнди явно собирался поднимать уровень продаж по-другому. Он имел в виду: «Вот дерьмо, да ты уволена!» Опять.

– Ты не очень-то общительная, – заметил управляющий. – И неглупая, но продажи – не твое.

– Не знала, что я работала в продажах, – сказала она, и ее глаза наполнились слезами.

– Ну, ты ведь продавщица, – недоумевающе сказал ее шеф. – Это твоя должность. Продавщица.

– Я исправлюсь… и с продажами, и с упаковкой. Я могу… – Она посмотрела на Рэнди из-под мокрых ресниц. На него ей повлиять не удастся. Инстинкты никогда не подводили ее в таких случаях. – Вы засчитаете сегодня за целый день? Или я должна доработать оставшиеся часы?

– Как хочешь, – отозвался мужчина. – Хочешь – дорабатывай еще четыре часа, они твои. Не хочешь – я тебе просто за них не заплачу.

На секунду ей пришла в голову мысль снять с себя форму и уйти в одном нижнем белье. Она однажды видела такое в кино, и это выглядело очень эффектно. Но здесь не было никого, кто мог бы разделить с ней радость увольнения. Молл в это время обычно пустовал, и это было частью проблемы. Даже самая добросовестная и полная энтузиазма продавщица не смогла бы сейчас продать и кусок сыра. Но Рэнди нужно было кого-то уволить, и выбор пал на нее, что выглядело вполне оправданным: ее наняли последней, из всех продавцов она наименее компетентна и наиболее нелюдима. Сил не пыталась, по выражению Рэнди, «втюхать» людям товар. Скорее даже наоборот, отговаривала людей от покупок, особенно если те брали вонючий сыр с плесенью, который ей так и хотелось выбросить.

Это была уже вторая работа, которую она потеряла за последние восемь месяцев. И причины были всегда одинаковыми. Необщительная. Безынициативная. Она хотела поспорить, что на таких низкооплачиваемых работах, как эта, начальство просто не имеет права требовать от сотрудников проявления инициативы. Сил знала, как скоротать долго тянувшиеся часы на работе. Она умела бороться со скукой лучше, чем кто-либо другой. Неужели этого было не достаточно? Очевидно, нет.

Сил поняла, что Рэнди не будет к ней благосклонен, еще на собеседовании в ноябре, когда они впопыхах набирали людей перед рождественской распродажей. Она знала, что защиты с его стороны ей не видать. Рэнди был геем, но дело было не в этом. Она ведь все равно не стала бы с ним спать ради того, чтобы сохранить работу. Просто одни люди относились к ней хорошо, а другие – нет, и она уже давно отчаялась понять, почему это происходило. Главное – она всегда могла понять, кем может манипулировать, а кем нет. Например, она знала, что дядя был рад о ней заботиться, тогда как тетушка ее просто ненавидела. Казалось, впечатление о ней складывалось у людей в первые же минуты знакомства, и потом с этим ничего нельзя было поделать.

– Знаешь что? – сказала Сил Рэнди. – Раз я уволена, то не буду отрабатывать оставшиеся часы. Я приду за зарплатой в пятницу, тогда и форму тебе отдам.

– Я тебе за это не заплачу, – сказал управляющий.

– Это я уже поняла. – Она повернулась к нему спиной и вышла прочь, поправляя на ходу ярко-красную юбку.

– И не смей стирать форму! – крикнул ей вслед бывший босс. – Только сухая чистка.

Она вышла на центральную аллею молла, тихого захудалого местечка, растерявшего основную часть своих покупателей с появлением «Тайсонс Корнер», более нового и современного торгового центра, расположенного к западу отсюда. Зато здесь рядом было метро, из-за чего она и решила работать именно в этом магазине. У нее ведь не было машины. По правде говоря, Сил даже не умела водить. Это, пожалуй, было единственным, чему дядя не научил ее. А к тому времени, как они сошлись во мнении, что ей пора уехать, учиться уже было некогда. Даже когда ей подвернулась постоянная работа, Сил не захотела тратить деньги на автошколу. Она просто собиралась и дальше ездить на общественном транспорте или подыскать того, кто научит ее водить. Неожиданно она подумала о том, какие отношения ей, вероятнее всего, пришлось бы установить с человеком, который стал бы ее этому учить, и поморщилась. Дело не в том, что ей никогда не хотелось секса, нет. Ей нравился Мел Гибсон в «Безумном Максе 2». Она даже думала, что прекрасно прижилась бы в таком мире, где важны только материальные ценности и каждый сам за себя. Или сама за себя. Проблема в том, что она всегда занималась сексом, только чтобы защитить себя. Ладно, ладно, я все сделаю, только не бейте меня больше. Секс стал для нее своего рода валютой, и она не знала, как это изменить. Например, если бы Рэнди не был геем, она бы уже, наверное, стояла перед ним на коленях, пусть это и было для нее последним отчаянным шагом. Лучше почаще обещать и лишь изредка выполнять свои обещания. По крайней мере, так она делала со своим боссом в Чикаго, когда работала в пиццерии. Пока однажды их не застукала его жена.

Когда дядя подарил ей тысячу долларов и документы с новым именем, она думала, что заживет теперь в большом городе. Там всем было наплевать на тебя, наплевать на то, кто ты и откуда, а среди огромных толп людей и многочисленных зданий ты чувствуешь себя в безопасности. Она выбрала Сан-Франциско – а точнее, Окленд, – но не прижилась там. Постепенно, сама того не осознавая, она двинулась на восток. Финикс, Альбукерке, Уичито и опять Чикаго. И вот оказалась в Северной Вирджинии – в Арлингтоне, где жизнь кипела, точно как в большом городе. И вдобавок люди здесь быстро менялись, приезжая и уезжая, так что никто не навязывал свою дружбу. Она жила в Кристал-сити. Это название казалось ей очень забавным, потому что напоминало выдуманное место из какого-нибудь фантастического фильма. До Балтимора отсюда было меньше пятидесяти миль и еще около тридцати до Глен-Рок, но река Потомак, отделявшая ее от родного города, казалась ей широкой и непреодолимой, как целый океан, континент или галактика, поэтому она и не думала ее пересекать каким бы то ни было способом.

Сил села на скамейку посреди пустынной аллеи и попыталась пригладить юбку, но та снова распушилась. Торговые центры… В них было какое-то сходство, которое утешало ее. Одни глянцевые, с дорогущими бутиками, буквально ломящимися от покупателей, а другие, наподобие этого, тихие и спокойные, с легким чувством заброшенности. Но некоторые вещи универсальны: приторный запах печенья и корицы, запах новой одежды и парфюма.

Она отправилась к игровым автоматам, где раньше проводила все свои перерывы. Сил играла там в детские игры – «Мисс Пакман», «Фроггер» и так далее – и неплохо в них поднаторела, причем настолько неплохо, что могла проторчать здесь час, потратив всего один-два доллара. Она уже запомнила в игре каждую точку, каждый поворот. В это время дня, за несколько часов до окончания уроков в школе, она сидела в зале автоматов почти одна. Это наверняка выглядело немного странно: молодая девушка в швейцарском костюме дергает джойстик, чтобы желтая блямба могла сожрать как можно больше белых точек. Сегодня она зашла в «Мисс Пакман» довольно далеко, прошла и встречу, и погоню, но потеряла последнюю жизнь прежде, чем появился маленький Пакман в коляске. На этом автомате она редко доходила до маленького Пакмана, потому что игра на нем шла чуть быстрее, чем в других местах, и к тому же в ней были обманные ходы в невидимой части, где была важна каждая доля секунды.

Сил потратила свой последний четвертак на «Вашингтон Стар», чтобы поискать объявления о работе. Листая газету, она тайком ела запрещенный «Эм-энд-Эмс». Запрещенный, потому что в метро нельзя было есть и пить, но она любила нарушать идиотские правила. Она намеренно тренировалась на всяких мелочах, чтобы не растерять форму, когда действительно понадобится кого-то обмануть. Ей хотелось перехитрить еще и систему оплаты проезда, когда в зависимости от маршрута взималась разная плата, а при выходе требовалось показать билет. Прыгать через турникет, конечно, было не в ее стиле, но должен был существовать более дешевый способ ездить в метро.

А ведь она не планировала быть такой… пронырливой – вот подходящее слово. Пожалуй, это ей больше и не было нужно. У Сил было новое имя, а значит, и новая жизнь.

– Начнешь все с чистого листа, – пообещал ей дядя. – Это шанс начать все заново, и никто его у тебя не отберет. Можешь делать все, что хочешь. А я всегда буду готов помочь тебе, если понадобится.

Она и представить не могла, чтобы он ей понадобился. Наоборот, она надеялась, что больше никогда его не увидит. Сил закрыла лицо руками, но тут же убрала их. От них пахло целлофаном и сыром. Она даже не закончила смену, но все равно пропахла целлофаном и сыром.

Вернувшись домой, в свою квартиру-студию, она спустилась в подвал и забросила платье в стиральную машинку, несмотря на то что Рэнди запретил его стирать. Кусок дерьма – вот он кто, этот Рэнди. Позабыв, насколько мощной была машинка, она поставила счетчик на час, и платье село на несколько размеров. Теперь оно подошло бы разве что двенадцатилетней девочке или карлику. Рэнди, скорее всего, использовал бы это как основание не платить ей за отработанное время, а затем все равно заставил бы какую-нибудь бедную девчушку носить это платье, чтобы мужская половина клиентов могла получить немного острых ощущений, покупая дурацкий сыр. Пошел он к черту! Сил бросила платье в мусорную корзину и пошла обратно наверх делать свое домашнее задание. В прошлый раз она не сдала письменную работу своему преподавателю статистики. Это был пожилой мужчина, у которого отчаянно тряслись руки, когда она с ним разговаривала. И все же он разрешил ей сдать работу в следующий раз.