Глава 3
Как выяснилось, прошлой ночью Марат спать не ложился. Едва Вера вошла, он вскинулся с кресла, в котором вчера прикорнул, не раздеваясь.
— Наконец-то! — с облегчением проговорил он. — Где ты была? Я весь вечер тебе звонил, почему трубку не берешь? Так нельзя, я волновался, ночь не спал. Куда ты пропала?
«Вроде не играет. Вправду волновался», — отстраненно подумала Вера.
— С добрым утром, — холодно бросила она.
Скинула туфли и быстро прошла в комнату. Приоткрыла балконную дверь, села на диван напротив Марата. В голове вертелись обрывки слов, которые она собиралась швырнуть в лицо мужу, но заговорить не получалось. Как ни крути, а сказать-то надо одно — мы расстаемся, и это оказалось нелегко. Он тоже молчал, настороженно глядя на Веру. Тишина разрасталась, давила на нервы.
— Ладно, Марат, — кинулась в омут с головой Вера. — Я больше не хочу с тобой жить. Нам надо расстаться.
— Где ты была? — невпопад отреагировал муж.
— Какая разница? Ну, если тебе так уж надо знать, у Светы.
— Ах, у Светы! — Марат всплеснул руками. — Она наплела черт-те что, а ты и поверила?
— Ты издеваешься? Она наплела? А ничего, что я эту корову на тебе застала? — возмутилась Вера. — Или у меня галлюцинации?
— Нет, ты, конечно, видела… — Марат смешался, но позиций не сдал и тут же отбил мяч. — Послушай, Вер, я вел себя как идиот. Признаю! Сам не знаю, как такое вышло. Честное слово, в первый раз! Ты же знаешь, какие бабы бывают…
— Какие бабы бывают, тебе виднее, — брезгливо прервала его Вера.
— В каком смысле? — не понял Марат.
— В прямом. Их у тебя вагон и маленькая тележка.
— С чего ты взяла?! Я же говорю, это было в первый и последний раз!
— Нет, надо же! Врет и не краснеет! А Оксана? Может, ты дверью каждый раз ошибался, когда к ней таскался? — ядовито прошипела Вера.
— Все-таки наплела, зараза!
— Что ты стрелки переводишь! Какая разница, кто сказал! Главное — я знаю! Ты меня обманывал, спал со всякими прошмандовками, а потом шел сюда, к своей доверчивой дуре! Да как ты мог? — почти прокричала Вера.
А ведь собиралась не доводить до скандала, мелькнуло в голове. Не упрекать, не спрашивать, не заставлять объясняться. Со стороны такие сцены выглядят жутко, поэтому она намеревалась просто гордо уйти. Но нахлынули, накрыли с головой обида, тоска, боль. Она захлебывалась и барахталась в словах и чувствах, не в состоянии замолчать, остановиться.
Тихое интеллигентное расставание отменялось. Соседи, наверное, приникли к стенам, но Веру это уже не волновало.
— Вера, успокойся, ты не так поняла…
— «Не так поняла»! — яростно передразнила она. — Как еще это можно понять?
— Хорошо, хорошо! — Марат вскочил и забегал по комнате. Он тоже разозлился. На себя, на Веру, на всю эту досадную ситуацию. — Да, случались у меня бабы время от времени. Но это ничего для меня не значит!
— Для тебя — нет. Зато для меня значит! Значит, что ты подлец и скотина! — выкрикнула Вера.
— Я скотина, а ты у нас нежная белая роза! Да пойми ты, я просто муж-чи-на! — по слогам проскандировал Марат. — А мужикам свойственно ходить налево!
— Распутство половых признаков не имеет, — выдала Вера вычитанную где-то фразу. — Не греби всех под одну гребенку! Если тебя член ведет по жизни, это не означает, что все такие же. И вообще, хватит! Видеть тебя больше не хочу!
— И что ты предлагаешь?
— А ты не понял? Давай расстанемся. Живи как хочешь. Собирай вещи и уходи.
— Я? — Марат неприятно улыбнулся. — А почему это я должен уходить из своего собственного дома? Это же тебе что-то не нравится. Надоело со мной жить? Ты выдаешь штампованные фразочки и строишь из себя невесть кого. Вот и иди — ищи себе достойного.
В этот момент Марат был до странности похож на свою мать, Римму Ринатовну. Она тоже, как и мама Веры, воспитывала ребенка одна. Тихая девочка из глухой татарской деревни приехала в Казань, поступила учиться на парикмахера и вышла замуж за брутального русского парня Родиона Слепнева, который однажды неосмотрительно подставил свою русую голову под ее ножницы и расчески.
Неизвестно, чего ожидал от брака этот самый Родион. Возможно, надеялся, что скромняга Риммочка будет ему ноги мыть и воду пить, спокойно смотреть на загулы и молча воспитывать детей. По всей видимости, так он представлял себе идеальную мусульманскую жену.
Однако Римма надежд не оправдала, быстро показав, кто в доме хозяин. Нрава она была крутого, к тому же обладала деревенской хваткой и умением пускать корни в любой, даже самой неблагоприятной, почве. Итогом их недолгого союза стал сын Марат и стремительный развод. Римма Ринатовна приобрела фамилию незадачливого мужа и половину его жилплощади, куда в свое время удачно прописалась. Родион сопротивляться не стал, квартиру поделить не отказался и, как порядочный человек, исправно платил бывшей жене алименты, пока не погиб под колесами автомобиля какого-то лихача.
Римма Ринатовна замуж больше не выходила. В городе она пообтесалась, приобрела определенный лоск и манеры, научилась говорить без акцента, разбираться в моде, поверхностно, но дерзко рассуждать о театре и кино. Этого вполне хватало, чтобы считаться современной, умной и, как бы сказали сейчас, продвинутой. Работать она умела, клиенты ее любили, и парикмахерское дело быстро стало приносить хороший доход.
Через несколько лет щелкать ножницами она перестала и возглавила салон, в который когда-то пришла после училища. Комнату в коммуналке Римма Ринатовна вскоре расширила до двухкомнатной квартиры в хорошем районе и теперь с полным правом свысока цедила «понаехали».
Работа работой, но главной страстью в жизни Риммы Слепневой всегда был любимый Марочка. Ему с детства, по праву рождения, полагалось все лучшее — игрушки, одежда, обувь, кусок за столом. Школа — так самая престижная, вуз — так самый востребованный. К слову, Марат и сам был неглупый молодой человек, поэтому на юрфак университета, куда его засунула мать, вполне мог поступить и самостоятельно.
Когда учеба осталась позади, мама устроила Марочку на работу: госучреждение, солидная зарплата, неплохие перспективы. Вчерашнему выпускнику без опыта работы попасть туда было нереально, но Римма перла как танк, и Марочка оказался в желаемом кабинете. В учреждении его, кстати, весьма ценили. Устроился по блату — так что с того? Мало кто в наши дни попадает «с улицы» на хорошую должность.
Из Риммы Ринатовны получилась настоящая водевильная свекровь. Слова «я посвятила жизнь сыну» она произносила абсолютно серьезно, без тени иронии, со слезой и надрывом. Была убеждена, что ни одна женщина по определению недостойна ее обожаемого сыночка. Веру она невзлюбила сразу и навсегда, потому что та была первой, кто не только завладела вниманием и временем Марочки, но и посягнула на святое — увела мальчика из дому.
Свекровь и невестка находились в состоянии войны — почти всегда холодной, но со вспыхивающими время от времени очагами открытых конфликтов. Если Вера еще старалась держать себя в руках, то у Риммы Ринатовны тормозов не было. Она запросто могла сказать сыну: «Ты своей-то передай, с такими кривыми ногами короткие юбки не носят» или «Вера на дне рождения была накрашена, как проститутка». Однажды заявила в лицо снохе: «Сегодня в гостях у меня будут сестра с мужем, образованные, интеллигентнейшие люди. Будь любезна, помалкивай, пока к тебе не обратятся, не позорься». «Образованные и интеллигентнейшие» были под стать самой Римме Ринатовне, дальше кулинарного училища дело не пошло, зато муж был начальником хлебопекарного цеха, а жена заведовала школьной столовой.
Иногда доходило до откровенного маразма. Например, свекровь знала, что у Веры аллергия на помидоры, и на свой юбилей положила их во все блюда — начиная с салатов и заканчивая рагу и подливой к мясу. Не поленилась даже приготовить томатный суп-пюре! Бедная Вера, увидев это томатное буйство на праздничном столе, просто обомлела. Выхода было два: либо съесть что-то с риском для здоровья, либо весь вечер просидеть перед пустой тарелкой с куском хлеба. Естественно, она поступила как подсказывал здравый смысл и инстинкт самосохранения. А Римма Ринатовна, которая этого и ждала, разрыдалась и заявила, что она-де старалась, ночи не спала, готовила, а неблагодарная сноха «как обычно» плюет на все усилия «мамы», выдумывает чушь про аллергию, брезгует есть в гостеприимном доме.
Воспоминания за доли секунды пронеслись в голове, и Вера поежилась — теперь их двое против нее одной. Она перевела дыхание и постаралась взять себя в руки, чтобы не разрыдаться или не раскричаться.
— Послушай, давай поговорим, как взрослые люди, — примирительно начала Вера. — Ты прекрасно знаешь, я имею на эту квартиру больше прав. Идти мне некуда, я продала нашу с мамой комнату. И кредит тоже я на себя брала. — Марат хотел что-то возразить, но Вера предостерегающе подняла ладонь и быстро договорила: — Помню, что мы выплачивали его вместе! Я верну тебе половину этих денег. Да ладно — всю сумму, если хочешь. Снова возьму кредит, не привыкать. Забирай музыкальный центр, телевизор, компьютер и…
— Стоп, стоп, моя дорогая, — громко перебил Марат, — хватит рассказывать, что ты продала и какой кредит брала! Свои подвиги опишешь Светке на досуге. Юридически, по документам, квартира принадлежит мне. Я отсюда съезжать не намерен — и это не обсуждается. Хочешь — живи здесь, со мной, как раньше. Не хочешь — скатертью дорога! — Марат с ленцой тянул слова, а договаривая последнюю фразу, для убедительности ткнул в сторону входной двери указательным пальцем.
Он стоял возле большого глиняного горшка с карликовой пальмой — единственным растением, которое прижилось в их доме. Маленькая игрушечная пальма и невысокий Марат, который всегда немного комплексовал из-за своего роста. Сладкая парочка. Вера с трудом сдержала неуместный истерический хохот.
— Какой же ты все-таки… мелкий, Марат. Как я раньше не замечала?
Марат надулся, хотел что-то ответить, но Вера опередила:
— Успокойся, я не рост твой имею в виду, а натуру. Хотя по мне лучше быть маленьким, чем ничтожным. Но это дело вкуса.
— Прекрати играть словами! Терпеть не могу эту твою манеру! Я тебя не гоню, готов даже попросить прощения за свой проступок. Давай оставим все как было, забудем этот неприятный разговор. — Он криво улыбнулся и шагнул к ней, но Вера отшатнулась.
— Ты таким способом хочешь заставить меня остаться?! Это что — вместо раскаяния? И тебе даже не стыдно? Ты говоришь жуткие вещи и считаешь, что это нормально?!
— Вера, Вера! — досадливо поморщился Марат. — Вечно ты все ставишь с ног на голову! Не надо патетики, это жизнь, а не твои смешные книжки. Нечего читать мне мораль, обойдусь без проповедей. Я просто здраво смотрю на вещи. Уговаривать тебя не собираюсь. Не хочешь, как хочешь. Но скажу сразу: про то, чтобы продать эту квартиру, а деньги поделить, тоже забудь. Еще раз повторяю, квартира — моя, а мы с тобой официально не женаты, так что ты мне — никто. Юридически.
— Между прочим, можно доказать, что это я дала деньги, что мы давно жили вместе в гражданском браке, — запальчиво проговорила Вера, — есть же, в конце концов, свидетели: наши знакомые, соседи…
— Иди, попробуй, — хладнокровно произнес Марат, — подай на меня в суд, притащи туда своих подружек. Только не думай, что я это проглочу! Тоже найду свидетелей, это раз. А еще у матери есть нотариально заверенная расписка трехлетней давности. И там черным по белому написано, что я взял у нее в долг энную сумму денег на покупку квартиры. Поэтому если в суде возникнут вопросы, то покупал квартиру я, деньги мне одолжила мать, а уж куда ты дела кредитные средства и деньги от продажи комнаты — твое личное дело.
— Расписка трехлетней давности? — ошеломленно переспросила Вера. — Значит, ты уже тогда планировал меня обокрасть? Вы со своей мамочкой заранее все обдумали? Она ноги об меня вытирала, травила, как зайца на охоте, и при этом планировала лишить всего?!
— Что за слова, Вера! Мама права, в тебе нет тонкости. «Обокрасть»! Мы просто подстраховались, и, как видишь, не зря.
— И эту подлость ты называешь «подстраховаться» и «здраво смотреть на вещи»? — Вера обхватила голову руками.
Она понимала, что ничем не перешибет его уверенности. Марат был горд своей предусмотрительностью, а у нее не было сил, желания и, скорее всего, возможности с ним бороться. Вдвоем с мамой Риммой они асфальтным катком пройдутся по ней, раздавят и не поморщатся. Ничего она не добьется. И хватит сидеть тут, унижаться.
Вера медленно поднялась с дивана и принялась собирать вещи. Сняла с антресоли большую сумку, прошла в ванную, взяла фен, зубную щетку из стаканчика с веселым енотом, косметичку. Раскрыла шифоньер, сгребла с полок нижнее белье, пару полотенец, покидала в сумку джинсы, свитера, кофточки, юбки.
Марат был настроен продолжать разговор. А может, рассчитывал заставить Веру остаться жить здесь на его условиях. Что-то говорил, но она уже ничего не слышала. В ушах стучало и бухало, голова болела, слова доносились, как сквозь толщу воды.
«Только бы в обморок не грохнуться», — подумала она.
Сумка быстро заполнилась, кое-что пришлось положить в большой пакет.
— Вроде бы все, — с усилием проговорила Вера. — За остальным приду позже, тут немного осталось. Дубленка, сапоги, теплые вещи.
Видимо, Вера выглядела такой измученной и несчастной, что Марат растерялся и слегка покраснел.
— Пока, Марат. Ты умница и молодец, конечно. Юридически. И ни в чем, вернее, ни в ком, себе не отказывал, и квартиру получил. А я идиотка. Дураков учить надо, правда? Спасибо за науку. Удачи тебе и счастья!
Марат не нашелся с ответом и застыл на пороге. Вера была довольна собой. Ей показалось, что прощальные слова прозвучали как надо, уйти от мужа она сумела достойно, несмотря на полуобморочное состояние. Это чуть-чуть подняло настроение. Вопрос только в том, куда уйти, думала она, волоча котомки по коридору.
