Книга: Dead Space. Катализатор
Назад: Часть 3
На главную: Предисловие

Часть 4

32
К Голосу обязательно надо прислушиваться и поступать так, как он велит. В конце концов, пока он Иштвана еще ни разу не подводил. Напротив, помог выбраться из заключения и привел из «Ада» в это место.
– Вас все устраивает? – спросил его главный ученый.
Как же его фамилия? Барден? Нет, Брайден. Иштван кивнул.
– Могу я принести вам что-нибудь?
Он не отвечал, ожидая подсказки от голоса мертвых, но тот молчал. Брайден смотрел на него и тоже ждал. Наконец – сколько прошло времени, он не представлял, – Иштван покачал головой и сказал:
– Не сейчас.
– Может быть, позже? – не отставал Брайден.
Иштван кивнул и вновь испытал странное чувство. Когда Голос был далеко, все окружающее казалось зыбким, ненастоящим. Точно так же он чувствовал себя в детстве: как будто не он управляет миром, а мир управляет им. Иштвану это не нравилось.
Брайден сидел за столом напротив и смотрел на него. Так же сидел когда-то серый человек. Но чего хочет от него Брайден?
– На что это похоже? – спросил наконец ученый.
– Что?
– Меня Он тоже выбрал. Он коснулся меня, и теперь я знаю, что стану Его пророком. С вами было так же?
Не понимая, о чем говорит Брайден, Иштван некоторое время колебался, но все же кивнул. Брайден расплылся в улыбке:
– Чего Он хочет от нас?
– Хочет?
– Он ведь явился, чтобы спасти нас, да? Он желает нам только добра. Он хочет привести нас к Слиянию. Он не говорил вам, как будет происходить Слияние? Не говорил, когда оно случится?
Иштван с недоумением посмотрел на ученого. Тот выжидающе, но дружелюбно наблюдал за ним. Молчание затянулось, и Брайден сказал, не сдержав раздражения:
– Мне вы можете рассказать. Я один из избранных.
– Для чего избранных?
– Это что, проверка? Вы играете со мной?
Иштван ничего не понимал. Кто этот человек и чего хочет? Он стал прислушиваться к Голосу, чтобы узнать, что делать. Голос не молчал, он никогда не молчал, но ничего не говорил о сидевшем перед Иштваном ученом и не подсказывал, как поступить. Иштван попробовал разглядеть сквозь обыденный мир очертания иного мира, увидеть лицо одного из «своих» мертвецов и услышать, что они говорят, но завеса еще не готова была опуститься. Он не мог пробиться в тот мир.
– Меня Он тоже избрал, – нервничая, воскликнул Брайден. – Не будь я избранным, вы бы там так и сидели.
Иштван подумал, что отчасти ученый прав. Но тогда, стоя перед решеткой, Брайден смотрел на него в упор и не видел. Его признала женщина, другой ученый. Однако, чтобы успокоить Брайдена, Иштван согласно кивнул.
Это помогло. Брайден улыбнулся и немного расслабился в своем кресле.
– Итак, вопрос заключается в следующем: чего Он хочет от нас?
Но Иштван больше не обращал внимания на ученого – в его голове вновь заговорил Голос:
«Посмотри на на меня. Пойми меня. Поделись со мной».
– Посмотри на меня, – пробормотал Иштван.
– Посмотреть вас? – удивился Брайден. – Но я и так смотрю на вас. Я ведь здесь, сижу за одним столом с вами.
– Нет. Посмотреть на него. Я хочу посмотреть на него.
– На кого? – переспросил Брайден и, не дождавшись ответа, продолжил расспросы: – Вы имеете в виду Его? Вы говорите про Обелиск?
О чем он говорит? Какой еще обелиск? На одно мгновение Иштвану показалось, что вот сейчас Голос наконец подскажет, как себя вести, но миг этот прошел, и Голос продолжал что-то говорить, но Иштван не мог толком понять смысла слов и их важности, хотя и чувствовал, что его мозг продолжает воспринимать информацию.
– Ну хорошо, – сказал Брайден. – Почему бы и нет? Вы увидите Его. В этом есть смысл. Придется закрыть глаза на кое-какие формальности, связанные с секретностью, но я ведь как-никак руководитель этого проекта. Это намного важнее каких-то пунктов инструкции.
Пискнул сигнал видеофона. Брайден взглянул, кто его вызывает, и лицо его исказила гримаса раздражения. Он снова повернулся к Иштвану:
– Прошу извинить меня. Я должен ответить, но это ненадолго.
Брайден встал и подошел ближе к монитору. Когда он включил связь, Иштван увидел на экране лицо женщины-ученого, той самой, которая узнала его в камере.
– В чем дело, доктор Декстер? Я занят.
– Заключенного нет на месте. Вы, случайно, не в курсе, где он?
– Прежде всего, он не заключенный. Он наш гость. Во-вторых, да, я знаю, где он. Здесь, со мной.
– И что он делает там с вами? Почему вы не соблюдаете инструкцию?
– Мне необходимо было поговорить с ним, и я не уверен, что инструкции применимы в данной ситуации.
– Почему это вдруг?
– Я не обязан отчитываться перед вами, доктор Декстер, – отрезал Брайден.
– На самом деле обязаны. И следите за тем, что говорите. Можете не сомневаться: все это появится в моем отчете.
Брайден собирался ответить так же резко, но, видимо, передумал. Иштван услышал, как он глубоко вздохнул.
– Вы все еще не понимаете, доктор Декстер?
– Чего я не понимаю?
– Чем мы здесь занимаемся. Сути нашей работы. Не понимаете, насколько она важна. А ведь пути назад уже нет.
– Брайден, – едва сдерживаясь, сказала Кэлли, – нельзя так просто…
Но Брайден не дал ей договорить и отключил связь.
Когда он подошел к Иштвану, на губах его снова играла улыбка.
– На чем мы остановились? Да, вы хотели Его увидеть. Следуйте за мной.

 

Было уже поздно, и рабочий день у большинства сотрудников исследовательского комплекса закончился. Когда Брайден и Иштван вошли в аппаратную, немногие продолжавшие работу ученые и лаборанты на миг оторвались от компьютеров и снова вернулись к своим занятиям. Лишь один или два человека задержали на них взгляд. Брайден не удостоил их вниманием. Он прошествовал к дальней стене со смотровым окном и, подтянув к нему Иштвана, с благоговением произнес:
– Вот Он.
Через толстое стекло Иштван увидел странной формы сооружение, напоминающее две переплетенные колонны; красно-черное, испускающее красноватое свечение, оно было испещрено по всей поверхности странными рисунками. Хотя нет, не такими уж и странными. Присмотревшись, Иштван узнал в них ткань иного мира, материал, из которого была соткана та завеса, которая опускалась и закрывала привычный мир. Узнал даже черты и мимику лиц, являвшихся ему в ином мире. Если бы только ему позволили достаточно долго смотреть на них, Иштван увидел бы, как эти знаки и символы начинают складываться в шепот и бормотание голосов, что приходили к нему. Да, это был тот самый объект, который сводил вещи воедино. Который придавал смысл всему происходящему. Здесь находился ключ ко всему сущему.
– Правда, Он прекрасен?
Иштван кивнул. Трудно было оторвать взгляд от Обелиска, но все же он нашел в себе силы и повернулся к ученому:
– Я хочу туда.
– Это всегда успеется. Нельзя так уж все сразу.
– Нет. Сейчас.
Они смотрели друг на друга: Брайден – с некоторым любопытством, Иштван – с твердой решимостью. Наконец Брайден вздохнул и отвел взгляд.
– Ну хорошо. Если это так необходимо.
Он вставил в прорезь персональную карточку и ввел код. Когда дверь отъехала в сторону, почти все находившиеся в помещении обернулись к ним. Брайден широким жестом пригласил Иштвана войти.
– Не совсем по инструкции, – тихо, будто разговаривая сам с собой, произнес Брайден, и дверь за ними встала на место.
Отсек с Обелиском отличался от других помещений в исследовательском комплексе. Пол представлял собой голый камень – все помещение было просто вырублено в скале, только стены потом дополнительно выровняли. Обелиск возвышался в самой середине, жуткий и в то же время величественный. Иштван всей кожей ощущал, как от него исходит энергия. Один вид артефакта вызывал головокружение.
– Ну вот, вы побыли в одном помещении с Ним. А теперь пойдем.
Но Иштван не обратил на него внимания, а начал медленно приближаться к Обелиску.
– Иштван, – позвал Брайден. И снова, уже громче: – Иштван!
Он почувствовал, как на плечо легла рука ученого, но просто скинул ее и продолжал идти. За спиной Брайден что-то говорил, но Иштван почти ничего не слышал – все звуки заглушал Голос, который вел его, направлял к этому объекту небывалой красоты.
И в то же самое время он – или, по крайней мере, его подобие – находился в голове Иштвана. Все необходимые детали и схемы. Этим Обелиск и занимался, когда осторожно нащупывал путь в его мозг: освобождал там место для себя.
Но Брайден мешал Иштвану. Настойчиво хватал за руку, пытался оттащить к выходу. Иштван сердито оскалился на ученого, но тот продолжал тянуть его назад.
– Не сейчас, – причитал Брайден. – Мы должны сперва изучить Его, ради…
Тут дверь открылась, и в отсек ворвалась доктор Декстер. Лицо ее пылало. Женщина была в ярости.
– Брайден! Даже вам должно быть понятно, что это уже переходит все границы, и…
Дальше Иштван уже не слушал, зато Брайден отвлекся. Иштван вырвался из его объятий и неровной походкой двинулся к Обелиску. Оглянувшись на мгновение назад, увидел, как двое ученых кричат друг на друга. Взгляд Брайдена метался от него к доктору Декстер и назад.
И вот Иштван уже оказался прямо у основания Обелиска. Приложил ладонь к поверхности и сразу же ощутил, как перед ним вновь пала завеса иного мира, за которой таилась чудовищная сила. Вдалеке раздавались чьи-то крики. Очень медленно, осторожно Иштван раскрыл сознание. Он стоял с зажмуренными глазами и ждал.
Долгое время ничего не происходило. Потом Иштвана словно окатило волной, и миллионы невидимых пальцев мгновенно прощупали его мозг. Иной мир обрушился на него и затмил все остальное, будто оно никогда и не существовало (кто знает, может, и в самом деле не существовало). Иштван открыл глаза и на том месте, где прежде возвышался Обелиск, теперь увидел мертвого Конна, только был он раз в шесть-семь больше, чем при жизни. Конн с высоты своего роста глядел на Иштвана. Из шеи его по-прежнему струилась кровь. Он наклонялся, его лицо приблизилось, огромная голова загородила весь обзор и накрыла Иштвана своей тенью. И гигант улыбнулся.
Внезапно произошел мощный выброс энергии, и тело Иштвана затрепетало каждой клеточкой. Со всех сторон доносились крики. Мозг моментально очистился во вспышке белого света. Он не осознавал, кто он такой, где он и существует ли вообще. А потом лишился чувств.
33
Импульс был такой сильный, что его последствия ощутил даже Гроттор. Вздрогнув, он ухватился за поручень и дождался, когда пройдет головокружение. Ортор обхватил голову обеими руками, вскрикнул, а потом начал биться лбом о приборную панель. Все остальные, кто находился на мостике, пострадали не меньше, они выглядели потрясенными, ошарашенными, едва ли не ополоумевшими. В который раз Гроттор подумал: если так хреново на орбите, хвала господу, что они находятся здесь, а не на поверхности планеты.
Когда пульсация наконец стихла, первым делом коммандер велел успокоить Ортора, который продолжал биться головой. Лоб Ортора к этому времени превратился в один большой синяк, кожа в нескольких местах лопнула; всего за две-три минуты он причинил себе серьезные увечья. Теперь Гроттор с чистой совестью мог отдать приказ связать лейтенанта и запереть в корабельном карцере. Так он убивал сразу двух зайцев: без своих глаз и ушей на этом корабле Блэкуэлл не сможет узнать о планах коммандера и Серого.
Только разобравшись с Ортором, коммандер повернулся к лейтенанту Хейли. С совершенно безумным видом она все водила и водила стилусом по экрану планшета, непрерывно бормоча что-то себе под нос. Каждое изображение она немедленно отсылала Гроттору – рисунки, очевидно имеющие непосредственное отношение к Обелиску, чередовались со страницами, заполненными формулами и уравнениями. Гроттор сразу же пересылал их Серому.
Когда часов пять-шесть спустя Джейн закончила, она была настолько вымотана, что дрожала всем телом и едва не падала со стула. Коммандер помог ей дойти до каюты и уложил на койку.
– Но я… он… он все еще зовет меня, и…
– Тсс! – перебил ее Гроттор. – Отдохните. У вас еще будет возможность продолжить.

 

Через тридцать минут он собрал команду на капитанском мостике – место Ортора занял другой офицер. Убедившись, что все пришли в норму и служба идет своим чередом, коммандер покинул мостик. Он навестил Ортора в карцере и обнаружил, что тот смертельно оскорблен и полон подозрений. Лейтенант сорвал с головы бинты и засыпал Гроттора неумело завуалированными вопросами, пытаясь выведать, что произошло в его отсутствие. Коммандер отделался ничего не значащими ответами и вскоре ушел.
Он вернулся в свою каюту, и уже через пару минут на связь вышел Серый.
– Последние материалы великолепны. Они нам очень помогут, многому научат.
– И чему же они научат?
Серый усмехнулся:
– Пока еще рано об этом говорить, нам нужно больше материала. При каких условиях были сделаны эти записи?
– Я не вполне уверен. Полагаю, головная боль…
– Что стало причиной головной боли?
– Не знаю. А что обычно вызывает головную боль?
– Проверьте показания, снятые с Обелиска. Но это еще не все. Узнайте, что творится на планете и как это соотносится с ее «рисунками». Возможно, существует связь. Должна существовать.
– Связь?
Серый снова улыбнулся:
– Мы должны понять самые основы. Выведайте все, что только можно. А она пусть продолжает. Если станет слишком опасно, прекратите эксперимент. Самое главное, держите в тайне и ее значение, и все, что происходит на планете. В случае необходимости можете уничтожить планету. Если мы получим от нее достаточно материала, Аспера нам больше не понадобится.
34
– Сэр, они не отвечают на наш запрос, – доложил радист.
– Не отвечают? – хмыкнул капитан Мартин. – Продолжайте вызывать. Мы пока можем лечь на орбиту. – Он повернулся к штурману: – Сделайте нужные расчеты.
Йенси сидел в задней части капитанского мостика и наблюдал за происходящим. Вообще-то, находиться здесь ему было нельзя, но никто не обратил на него особого внимания. Йенси хотелось увидеть Асперу с высоты, хотелось узнать, кто (или что) ждет их внизу, кто ответит на запрос с «Эйбона».
Похоже, никто.
– Вы не ошиблись с частотой? – спросил капитан.
– Та же самая, какую мы всегда использовали.
– И тот же код?
– Тот же, сэр.
– Попробуйте другие частоты. И другие коды. Может быть, им пришлось сменить канал и они не посчитали нужным известить нас. Посмотрим, что из этого получится.
Но ничего не вышло. По крайней мере, поначалу. Корабль уже выходил на околопланетную орбиту, когда радист начал принимать сообщение на одном из каналов экстренной связи.
– Сделайте звук громче, чтобы все могли услышать.
– Но, капитан…
– Выполняйте.
– Слушаюсь, сэр.
«Внимание! Всем-всем-всем! Это предупреждение! Сектор находится в карантине! Посадка на Асперу запрещена! Всем кораблям немедленно повернуть назад! Никаких исключений!»
Пара секунд тишины – и запись пошла по второму кругу.
– А к нам это имеет отношение? – поинтересовался штурман. – Может, они просто запускают запись, чтобы отпугнуть непрошеных гостей.
Капитан нахмурился:
– Учитывая то, что никто не отвечает на наши вызовы, думаю, это относится и к нам. Должно быть, у них что-то произошло.
Радист продолжал вызывать Асперу, но все так же безуспешно. Капитан стоял рядом, сохраняя невозмутимый вид. «Мы должны повернуть назад?» – порывался спросить Йенси, но решил лишний раз не привлекать к себе внимания. В конце концов, на Аспере находился его брат, и Йенси хотел узнать о его судьбе.
– Капитан, какие будут указания? – спросил штурман.
– Продолжайте вычислять орбиту. Мы должны решить, как поступить с грузом, который нам поручили доставить на Асперу. Если мы этого не сделаем, нам не заплатят.
– Но там же карантин.
– Мы отправим на планету катер только после того, как свяжемся с кем-нибудь внизу. Будем действовать осмотрительно.
«Эйбон» вышел на высокую орбиту вокруг Асперы, радист по-прежнему пытался связаться с кем-нибудь внизу, но все так же безуспешно.
– Мне продолжать, сэр?
Капитан помедлил, потом кивнул. Радист вернулся к своему занятию, пробовал по очереди все доступные каналы – никакого результата.
«Может быть, в тюрьме случился бунт, – подумал Йенси, – и заключенные победили».
Вдруг на обзорном экране среди черноты космоса появилась крошечная точка и стала быстро увеличиваться в размерах.
– Что это? – спросил кто-то из членов команды.
Ответа не последовало. Очень быстро точка превратилась в некий объект, который стремительно приближался к «Эйбону». Теперь стало понятно, что это корабль.
– Крейсер Колониального флота, – сообщил штурман.
– Но что он здесь делает? – поинтересовался радист.
– Устанавливает орбитальные мины. Они перекрывают доступ к планете.
В разговор вмешался капитан Мартин:
– Немедленно свяжитесь с крейсером. Должно быть, это ошибка.
Сначала вызовы оставались без ответа. Когда же радист несколько раз повторил позывные «Эйбона» на аварийной частоте, им наконец ответили. На экране появился человек с суровым, изрытым оспинами лицом и погонами коммандера.
– Гроттор слушает.
– Коммандер Гроттор, – начал капитан, – у нас на борту трехмесячный запас продовольствия и другие грузы. Мы очень просим…
Он не договорил, потому что коммандер поднял руку, призывая замолчать, и покачал головой:
– Мне жаль, но вы оказались не в том месте и не в то время.
Капитан Мартин застыл с ошарашенным видом. Тем временем на экране появились небольшие объекты, и они приближались к «Эйбону». Что они собой представляют, сразу было не понять.
«Вот черт, – подумал Йенси, – это мины…»
Он развернулся и бросился бежать.
За его спиной мостик пришел в движение. Капитан Мартин отдавал команды, штурман пытался изменить курс судна, но Йенси знал: уже слишком поздно. Он бежал что было сил и кричал, предупреждая всех о надвигающейся катастрофе. Проскочив мимо лифта, Йенси кинулся по лестнице на нижние палубы.
Он находился на полпути вниз, когда взорвалась первая мина. Йенси не удержался на ногах и покатился по ступенькам. Над головой раздался чмокающий звук, из корабля начал вырываться воздух, и вместе с ним Йенси потащило вверх по лестнице, но вовремя сработала автоматика, и герметичная заслонка перекрыла утечку. Йенси поднялся на ноги и побежал по коридору к камере, в которой хранились скафандры с запасом кислорода. Йенси быстро влез в скафандр, шлем автоматически сомкнулся вокруг его головы. Сверху, приглушенные толстым стеклом, доносились крики.
Еще нескольким членам команды пришла в голову та же мысль, и сейчас они, как и Йенси, бежали к спасательным капсулам. Но тут прогремел второй взрыв – на этот раз на нижних палубах, – и Йенси вместе с остальными потянуло к образовавшемуся в обшивке отверстию с рваными краями. Йенси краем глаза заметил, как нескольких человек вышвырнуло в открытый космос, и сам он едва не отправился туда же, но в последнее мгновение ухитрился зацепиться за торчавший, как обломанный зуб, кусок вывороченной взрывом обшивки и держался до тех пор, пока давление не выровнялось.
Йенси втиснулся обратно в корабль. Искусственная гравитация была отключена, и теперь, чтобы нормально идти, пришлось включить режим невесомости на ботинках. Окружающие звуки казались странными, приглушенными, словно частично улетучились вместе с воздухом. Топот тяжелых башмаков воспринимался, скорее, как едва ощутимая вибрация. Единственное, что он четко слышал, это его собственное испуганное дыхание. Борясь с невесомостью, Йенси поспешил к спасательным капсулам – при этом приходилось ежесекундно уворачиваться от плавающих в коридоре обломков. За поворотом, на том месте, где должны были стоять снаряженные капсулы, оказалась дыра. Второй ряд капсул, похоже, избежал повреждений. Внезапно за спиной послышался неясный шум, а в следующее мгновение Йенси едва не сбила с ног ударная волна. «Кажется, мне конец», – подумал он, отключил гравитацию на ботинках и оттолкнулся ногами от пола.
Однако в невесомости трудно было точно рассчитать силу и направление. Секунду спустя Йенси понял, что взял курс слишком высоко и, скорее всего, вылетит через отверстие наружу. Он попытался раскрутиться, чтобы изменить траекторию, но из этого мало что вышло, и Йенси вынесло в открытый космос. Спас его проплывавший рядом обломок переборки. Со всей силой, на которую был способен, Йенси оттолкнулся и уже с меньшей скоростью полетел в противоположную сторону, ближе к обшивке корабля. Затем включил гравитацию на ботинках и медленно опустился.
Он торопливо протопал по обшивке к дыре, забрался внутрь и спустился по стене к уцелевшим капсулам. Дверь одной из них оказалась открытой, и прямо за ней лежал Свансон. Глаза шведа были выпучены – он умер от нехватки кислорода. «Вот и еще одна смерть», – подумал Йенси, оттащил тело в сторону и забрался в капсулу.
Дверь медленно закрылась. Йенси пристегнулся и включил двигатель. Капсула рванулась вперед и тут же начала вращаться из-за сопротивления атмосферы. Йенси надеялся, что маленький аппарат не будет притягивать к себе мины либо они вообще взорвутся от перегрева, не долетев до него. Сидя в крошечной вращающейся капсуле, несущейся к поверхности, Йенси приготовился сражаться за свою жизнь до конца.
35
– Что это было, черт возьми? – крикнула Кэлли, судя по ее виду еще не пришедшая в себя.
– Так вы наконец почувствовали? – спросил Брайден. В голове пульсировала боль, и он едва стоял на ногах. – Ему пришлось кричать, чтобы вы услышали. А я слышу Его всегда.
– Брайден, это не человеческое существо. Он опасен. Возможно, с ним что-то случилось. Мы должны закрыть проект, пока он не убил нас всех.
– Закрыть? Да вы с ума сошли! Сейчас, когда мы только-только чего-то достигли?
– Вот чего мы достигли, – сказала Кэлли и показала на Иштвана, который лежал на каменном полу возле Обелиска с закатившимися глазами и дрожал всем телом. – Бедняга потерял сознание.
– С ним все будет в порядке, – заявил Брайден, подошел к Иштвану и проверил пульс. – Просто какой-то приступ. – Он выпрямился и добавил: – Он уже приходит в себя.
– Послушайте, Брайден, Обелиск – вовсе не добрый дар. Он несет нам зло.
– Не говорите ерунды. Обелиск – это ключ к нашему Спасению.
Кэлли горько рассмеялась.
– Вы настолько помешались на своей идее, что не видите того, что прямо перед вами. Вы хотите превратить научный эксперимент в религиозную церемонию. Вам наплевать даже на очевидные факты, которые противоречат вашей теории. Факты? К черту их – вы же уже решили для себя, что такое Обелиск!
Брайден только покачал головой и отвернулся. Он опустился на колени и легонько похлопал Иштвана по щекам. Через несколько секунд веки Иштвана задрожали, зрачки вернулись на место, а челюсти разжались.
– Вот! Смотрите! – Брайден обернулся и с победоносным видом посмотрел на Кэлли. – Он уже почти пришел в норму.
– В норму? Брайден, мы должны прекратить эксперимент. Нужно немедленно сообщить коммандеру.
Иштван, почти оправившийся от шока, молча смотрел на Брайдена. Тот протянул руку и нежно погладил его по щеке:
– Что вы видели? Что Он говорил вам? Чего Он хочет от нас?
Иштван молчал.
– Брайден, если вы не скажете Гроттору, я сделаю это сама.
Брайден по-прежнему не отвечал, Кэлли раздраженно топнула ногой и направилась к выходу.
– Доктор Декстер, – наконец отозвался он, когда она уже подошла к двери.
Кэлли остановилась и обернулась. Брайден не спеша приближался к ней, держа на мушке пистолета.
– Что вы задумали?
– То, что должен был сделать давным-давно.
Кэлли медленно подняла руки:
– Не делайте этого, Брайден. Вы не соображаете, что творите.
– Нет, нет, доктор Декстер, я прекрасно все понимаю. Повернитесь и выйдите в операторскую, а потом через дверь в коридор. Я скажу, когда остановиться. Теперь я командую.
Кэлли ледяным тоном бросила через плечо:
– Вы уверены? Больше похоже, что теперь командует Обелиск.

 

Брайден провел доктора Декстер через операторскую – все работавшие там ученые и лаборанты в изумлении уставились на них – и дальше по коридору в помещение службы безопасности.
– Мне нужно поместить под стражу преступника, – сообщил Брайден.
Дежурный безопасник удивленно приподнял бровь:
– Преступника?
– Да-да, вот эту женщину.
– Но это же доктор Декстер.
– Разумеется, доктор Декстер. Она изменница. Ее нужно посадить в карцер.
Безопасник переводил недоумевающий взгляд с Брайдена на Кэлли и не знал, как поступить.
– Если вы этого не сделаете, он может меня пристрелить, – заявила Кэлли.
Это решило дело. Безопасник взял ее под руку, отвел в карцер и запер дверь на замок.

 

В помещении с Обелиском Иштван неподвижно лежал на полу и, не мигая, смотрел на возвышающиеся над ним два рога. На их концах стоял мертвый Конн. Потом он превратился в мать Иштвана. А она стала политиком, которого он застрелил, Фишером. Лица всех троих перемешивались, одно превращалось в другое, а то – в следующее. Голос существа также казался комбинацией всех трех голосов – одновременно и высоким, и низким.
Теперь Иштван понял, что иной мир и есть настоящий. Только это и имело значение. А Обелиск существовал сразу в обоих мирах, являлся связующим звеном.
«Теперь ты понимаешь?» – спросила триединая сущность.
«Да, понимаю», – попытался ответить Иштван, но не смог выдавить из себя ни звука. Тем не менее Обелиск его услышал.
Вокруг началось какое-то движение, замелькали странные тени, и Иштвану понадобилось время, чтобы разобраться в происходящем. Оказалось, что это ученые – четверо или пятеро человек, подошли проверить его самочувствие. Один приложил пальцы к горлу Иштвана и что-то сказал. Другой приподнял ему веко и посмотрел так пристально, будто хотел проникнуть взглядом прямо в мозг. Иштван попытался не обращать на них внимания, как на назойливых насекомых, но они все никак не уходили, и это сильно его раздражало.
«Мы не такие, какими должны быть, – сообщил призрак. – Вернее, такие, но мы должны превратиться в нечто другое. И ты должен восстановить нас, обновить нас».
– Восстановить вас, – пробормотал Иштван. – Обновить вас.
– Что? – воскликнул один из ученых. – Он что-то сказал?
– Что-то сказал, что-то увидел, – прошептал Иштван.
«Мы войдем в тебя. Ты примешь наш облик, не только тот, который есть сейчас, но и тот, который будет. И ты разделишь его с нами».
– Разделю с вами, – едва слышно произнес Иштван.
– Он сказал «разберусь с вами»? Что бы это значило?
«Мы должны стать свободными, – повторял призрак. – Должны стать свободными».
Постепенно видение угасло. Или не угасло, а просто отступило на задний план и оставалось там: триединый призрак с меняющимися лицами. Правда, теперь лица менялись не с такой скоростью – не несколько раз за секунду, а один раз за несколько секунд. Их очертания смазались, и голоса звучали не так громко, так что Иштван теперь отчетливей видел и слышал ученых.
– Вы в порядке?
В порядке ли он? Что вообще имел в виду этот человек? Иштван нерешительно кивнул. Тут же один из ученых протянул руку, чтобы помочь ему встать, но Иштван отвел ее в сторону.
– Еще не готовы? Конечно, конечно, вам нужно отдохнуть. Ни к чему торопить события.
– Я остаюсь здесь.
– Разумеется, мы подождем, когда вы будете готовы.
– Я никогда не буду готов. Я буду жить здесь.
Он должен был оставаться здесь до тех пор, пока призраки не станут свободными, пока он не выполнит свою задачу. Это слово вызвало в душе Иштвана странное смятение. Но почему?
– Но вам нельзя здесь оставаться. Нельзя просто так лежать на каменному полу.
Иштван молча покачал головой. Конечно же, он может остаться. Почему нет?
– Вы, вероятно, еще не способны здраво рассуждать. Думаю, втроем мы сумеем вынести вас отсюда и переместить в более подобающее место, где вы сможете отдохнуть.
– Я и тут могу отдохнуть. И вообще, на отдых нет времени.
– Ну все, пойдем, – заявил один из ученых и попытался приподнять Иштвана.
– Если он хочет остаться, пускай остается.
Иштван не сразу узнал этот голос, но потом сообразил, что принадлежит он Брайдену. Он посмотрел на седого ученого и улыбнулся. Да, Брайден понимает. Хотя бы отчасти. А в следующее мгновение Брайден опустился рядом с ним на колени. Глаза его сияли.
– Он хочет, чтобы вы остались здесь?
Он? Что доктор подразумевает под этим? Неужели он не видит призраков? Иштван показал на них рукой, но Брайден увидел лишь Обелиск.
– Да, – произнес он и положил руку Иштвану на плечо, – я понимаю.
«Нет, – подумал Иштван, – ничегошеньки он не понимает».
Однако это не имело значения, Иштван уже был близок к цели. Теперь Брайден позволит ему делать то, что ему хочется. То, что необходимо сделать. Он останется жить здесь, у основания Обелиска, покуда тот не обучит его всему, что Иштван сможет усвоить; сам он также научит Обелиск тому немногому, что ему известно, а потом отправится странствовать и проповедовать, пока все наконец не поймут и повсюду не появятся новые Обелиски, и это воистину будет началом новой прекрасной эры.
36
Новая прекрасная эра стартовала с убийства, а сразу за ним последовало самоубийство. В тюрьме заключенный по имени Джеймс Колберт, который с каждым днем становился все более угрюмым и все больше держался особняком, обхватил шею другого узника, Кена Доллара, и душил его до тех пор, пока тот не потерял сознание и не умер. Остальные заключенные, сообразив, что происходит, попытались оторвать Колберта от его жертвы, но было слишком поздно. И пока они решали, можно ли еще помочь Доллару, Колберт, что-то бормоча себе под нос, бочком выбрался из толпы. Несколько человек вроде бы внимательно следили за ним, но оказалось, что не слишком внимательно. Стоило им на пару секунд отвлечься, чтобы узнать, удалось ли вернуть к жизни Доллара, Колберт внезапно рванул с места и с разбегу врезался в стену, словно хотел пробить ее. Удар оказался настолько силен, что череп раскололся и кусочки мозга разлетелись во все стороны. Несколько секунд – и Колберт тоже умер.
Генри сидел в операторской и с ужасом наблюдал за происходящим. Разумеется, он вызвал охранников, но не сразу, и к тому моменту, когда они встали наготове перед дверью, Доллар был уже мертв, а его убийца покончил с собой. Генри включил сирену, чтобы вернуть заключенных в камеры, и был очень удивлен, когда лишь пара человек послушались, а остальные продолжали топтаться на месте и даже не думали возвращаться. Генри выждал некоторое время и произнес усиленное громкоговорителями «тридцатисекундное предупреждение». Но на него никто не обратил внимания.
Что же дальше? После появления в тюрьме Брайдена и его людей заключенные находились на пределе. И даже когда ученые отбыли восвояси, прихватив с собой брата Йенси, ситуация не улучшилась. Напротив, стало еще хуже. Коснулось это не только заключенных, но также охранников и операторов. Участились ссоры, вспыхивали даже драки. Один из охранников, опытный и обычно уравновешенный парень по фамилии Маршалл, едва не откусил своему товарищу ухо. Его скрутили и бросили в кладовку, где он продолжал буйствовать: кричал, рыдал и кидался на стены. Когда на следующий день дверь открыли, чтобы выпустить Маршалла на свободу, тот сидел в собственных экскрементах. Кроме того, он умудрился разрезать себе ладонь и вымазал стены в собственной крови. Присмотревшись, Генри убедился, что это не просто кровавые пятна, а какие-то зловещие, странные символы, не похожие на буквы ни одного из знакомых Генри языков.
Он связался с коммандером и доложил о происшествии. Гроттор поворчал, но потом велел снять все «рисунки» Маршалла на видео и немедленно переслать ему лично.
– А как поступить с самим Маршаллом? – спросил Генри.
– С Маршаллом? Бросьте его в свободную камеру. Пусть сидит вместе с остальными заключенными.
Генри так и поступил, но велел на всякий случай запереть камеру снаружи на замок. Один из заключенных, Уолдрон, приносил Маршаллу еду и просовывал в небольшое отверстие в нижней части решетки. Иногда Маршалл ел, а иногда нет. Он продолжал теребить рану на ладони, раздирал ногтями плоть и, когда наконец она снова начала кровоточить, нарисовал новые символы – на полу, на стене, на простынях и даже на своем теле.
«Что же сотворило с ним такое? – поневоле задумался тогда Генри. И сейчас, глядя на два трупа на экране и топчущихся вокруг заключенных, он снова спрашивал себя: – Что же сотворило такое с ними?»

 

Охранники так и стояли возле двери – ждали указаний. Старший вызвал Генри и спросил, что случилось во внутренней зоне.
– Заключенные не возвращаются в камеры.
– Вот как? И сколько их? Один? Два?
– Больше. На самом деле почти все.
Командир хищно оскалился и отчеканил:
– Все в порядке. Мы сделаем их.
Похоже, его это радовало, и Генри со всей отчетливостью понял: если он откроет дверь – кто-то из заключенных, или даже многие, могут погибнуть.
– Возвращайтесь к себе, – решил он. – Я не открою дверь.
– Эй, Уондри, открывай.
– Нет. Возвращайтесь на место. Это приказ.
С громким ворчанием недовольные охранники разошлись, и Генри снова повернулся к монитору. «Что теперь делать с трупами?» – думал он. Заключенные по-прежнему бесцельно бродили по залу, время от времени то один, то другой едва не спотыкались о мертвецов. Вот двое из них схватили тело за ноги, подтащили к яме, выкопанной по приказу Брайдена, и швырнули вниз. Через секунду труп исчез в черноте ямы, а они вернулись за вторым.
«Вот и хорошо», – подумал Генри и отвел взгляд от экрана.

 

Иштван оставался в отсеке рядом с Обелиском, поглаживал его, любовался им. Слушал и отвечал. Это было прекрасное, изумительное творение, и то, что оно делало с его мозгом, тоже было прекрасно. Обелиск изменял Иштвана, делал его похожим на себя, но и Иштван в свою очередь изменял Обелиск. Он учился разговаривать с Иштваном, а потом посылал свой голос на поиски других мозгов, подобных его мозгу.
Но мозг Иштвана был особенным. То, что он спокойно воспринимал, остальными ощущалось как боль. Он наблюдал за другими людьми, за их реакцией, видел замешательство и непонимание на лицах. Видел, как их глаза вроде бы вспыхивают, но не загораются. Люди начинали сходить с ума, когда Обелиск проникал к ним в голову, – сигнал был рассчитан не на обычный мозг, а на такой, как у Иштвана.
Тем временем мощность сигнала возрастала. Ученые, частенько приходившие поглазеть на Обелиск, а также на Иштвана, под воздействием сигнала в основном ощущали боль, хотя у некоторых мозг был гибче, и они, похоже, начинали видеть – пока еще неотчетливо – тех призраков, которых Иштван теперь наблюдал постоянно. Ученые то и дело шептались между собой, и тогда Иштван узнавал, что творится за пределами зала Обелиска. Они говорили, что все больше и больше людей сходило с ума, хотя Иштван не был уверен, что именно они подразумевают под словами «сходить с ума». Безо всякого повода возникали стычки, порой кто-то наносил себе увечья, доходило и до самоубийств. Порядка вокруг становилось все меньше, и вся система работы исследовательского центра начинала рушиться. Но Иштван считал, что это нормально: чтобы построить что-то новое, сперва нужно разрушить старое.
Некоторые ученые (и Брайден в их числе) регулярно приходили повидать Иштвана – группа истинно верующих. Они собирались вокруг него и ждали, когда он пошевелится или произнесет что-либо. Один записывал каждый его жест, каждое слово. Только это были не слова Иштвана – он лишь повторял то, что говорили призраки, но ученые не могли их видеть и слышать. «Почему так получается?» – удивлялся Иштван, но не находил ответа.
Другие ученые не ходили к Обелиску и Иштвану. Они работали в аппаратном зале за компьютерами и прочими устройствами или просто стояли возле стекла. Иштван смутно догадывался, что ученые разделились на два лагеря. Во главе одного стоял его старый знакомый Брайден. Эти верили в невероятные возможности Обелиска. Некоторые из этих ученых были юнитологами и участвовали в проекте из религиозных соображений. То были настоящие фанатики, и Брайден в особенности. Иштван чувствовал, что ради достижения своих целей они готовы пойти на все. Остальные были обычными учеными: либо атеисты, либо равнодушные к юнитологии. Тем не менее они видели в Иштване своего рода уникальный катализатор, необходимый компонент для активации Обелиска. Для них он тоже представлял ценность.
Вторую группу составляли, по словам Брайдена, враги проекта. Хотя Кэлли Декстер была арестована, она, похоже, оставалась для них неформальным лидером и регулярно обменивалась посланиями со своими единомышленниками. Именно эти ученые обычно собирались в аппаратной. Они выступали за то, чтобы свернуть весь проект. Полагали, что он где-то дал непоправимый сбой, и возражали против того, чтобы ключевую роль в проекте играл заключенный с ярко выраженным психическим расстройством. Но доктор Декстер находилась под арестом, а ее сторонники потеряли уверенность и в какой-то мере чувствовали себя беспомощными.

 

Кэлли ухитрилась протащить в свою камеру много различного оборудования. Охранник, смущенный ее арестом, был даже рад чем-то помочь ей и охотно относил записки ее соратникам, работавшим в аппаратной. Из ответных посланий Кэлли узнавала обо всем, что происходило в исследовательском центре, и снова передавала своим сторонникам указания через попавшего в неловкое положение охранника.
Более того, один из ее соратников сумел неузнанным проникнуть в отсек с Обелиском, подобрался достаточно близко к Иштвану и в течение нескольких часов сканировал его мозг, а флэш-карту с результатами переправил доктору Декстер. Получив эти данные, Кэлли попыталась определить, насколько серьезно умственное расстройство Иштвана, до какой степени поврежден его мозг. Электроэнцефалограмма выглядела весьма необычной: с нерегулярными и разнообразными по форме мозговыми волнами. Несомненно, он страдал сильнейшим расстройством психики. Но еще больше Кэлли встревожилась, когда сравнила его электроэнцефалограмму с графиками импульсов Обелиска. Судя по всему, тот чутко реагировал на мозговые волны Иштвана и даже подстраивался под них. Иштван сейчас постоянно находился рядом с Обелиском, и ничего хорошего из этого выйти не могло. Сигнал становился более четким, интенсивность его нарастала. Вероятно, не было совпадением и то, что участились случаи помешательства. Но связано ли это с Иштваном? Сказать наверняка было трудно. Объективность ученого не позволяла Кэлли забыть, что каждый человек мог и сам сойти с ума, безо всякого влияния Обелиска. Но ситуация определенно ухудшилась с появлением в центре Иштвана.
Нагнувшись к прорези в двери, она попросила охранника привести к ней Брайдена. Охранник неторопливо удалился, а Кэлли вернулась к просмотру полученных данных. Да, она не сомневалась в своей правоте: влияние Обелиска становилось все пагубнее.
Спустя несколько минут охранник вернулся и сообщил, что доктор Брайден прийти не может.
– Не может или не хочет?
Охранник только пожал плечами.
– Вы можете меня выпустить?
Он покачал головой, но как-то задумчиво, словно не был уверен.
– А если я скажу, что это вопрос жизни и смерти?
– Чьей жизни и чьей смерти?
– Всех.
Охранник нахмурился:
– Что вы имеете в виду?
– Если Иштвана не убрать из центра, последствия будут ужасными. Повторите это Брайдену. И скажите, что это мои слова.
На лице охранника отразилось недоумение, но он все же повернулся и зашаркал ногами по коридору.
В этот раз он вернулся вместе с Брайденом. Доктор выглядел раздраженным. Волосы на голове торчали в разные стороны, а от комбинезона воняло. Похоже, он несколько дней не мылся.
– Ну что у вас на этот раз? – спросил он через дверь.
Она попыталась объяснить, но Брайден перебил ее на полуслове:
– С Иштваном все в порядке. И он нужен нам. Обелиск разговаривает с ним.
– Но Иштван воздействует на сигнал, меняет его, – воскликнула Кэлли. – Обелиск перенастраивается, но в худшую сторону. Раньше сигнал был слабым, а теперь его ощущают почти все, и симптомы психического расстройства, которые раньше были едва заметны, теперь обострились, пугающе выросли. Обелиск и прежде излучал нечто вызывающее безумие, но внезапно все стало много, много хуже.
– Что за глупости, – возразил Брайден. – Обелиск прекрасен, а Иштван – пророк его.
Покачав головой, Кэлли нашла на компьютере аудиофайл и включила воспроизведение. Из динамиков раздалось бормотание Иштвана: «Нас нужно восстановить. Ты должен взять нас, перенести и создать нас заново. И когда мы окажемся в том месте, ты должен забрать нас оттуда и опять восстановить».
Она выключила запись.
– Ну и что? – хмыкнул Брайден.
– Вы разве не слышите, что он говорит? Брайден, Обелиск объясняет Иштвану, как воспроизвести себя. Более того, судя по полученным данным, Обелиск изменяет структуру его поврежденного мозга. Посмотрите, сколько было за последнее время смертей, сколько самоубийств!
– Это не более чем побочный эффект.
– Побочный эффект? Вы серьезно?
– Кроме того, не думаю, что количество самоубийств и смертей намного превышает среднестатистическое для подобных обстоятельств.
– Вы действительно так считаете? Брайден, вы намеренно закрываете глаза на очевидное.
– Знаете, доктор Декстер, если кто-то и не замечает очевидного, так это вы.
– Да послушайте же меня! Вы должны мне поверить: Обелиск представляет опасность. И оттого, что с ним рядом находится Иштван, становится еще более опасным.
– Не кощунствуйте.
– Да ничего подобного! И если вы не остановите проект, это сделаю я!
Брайден ухмыльнулся:
– Очень я вас испугался. Не забывайте: вы арестованы и сидите в камере.
Он повернулся и вышел прочь.

 

Все это время Иштван оставался рядом с Обелиском. Призрак убитого Фишера сказал, что в этом месте он будет в безопасности. Пока он находится здесь, Обелиск его защитит.
– От чего? – вслух спросил Иштван.
Но Обелиск, похоже, не был готов ответить на этот вопрос. Со всех сторон, сквозь легкую дымку, которая представляла собой реальный мир, его обступал мир иной, постоянно меняющийся, призрачный и прекрасный. Теперь скрывающая его пелена падала быстро и целиком. Теперь Иштван видел в Обелиске свои черты, свой образ. Он принадлежал к этому миру, принадлежал вместе с Обелиском. Хотя он выглядел как обычный человек из плоти и крови, но чувствовал, что скорее сродни этому закрученному в спираль сооружению из камня, чем людям, которые собирались поглазеть на него. Они были неправильные. Это было ясно по одному их внешнему виду. И Обелиск не говорил с ними. Говорил с Иштваном.
«Обелиск защитит меня», – снова и снова повторял себе Иштван. И внезапно подумал о Йенси, о котором, надо сказать, не вспоминал уже очень давно. Йенси защищал, оберегал его, по крайней мере какое-то время, а потом получилось так, что он не смог больше этого делать. Или не захотел. Подумав это, Иштван рассердился. Ему так нужна помощь Йенси, но где же брат? Ведь Йенси был рядом, когда эта шутка с чиновником Фишером вдруг обернулась убийством, – Иштван заметил его в толпе. Но разве брат спас его? Разве помешал этим людям схватить его и увезти в тюрьму? Нет, он этого не сделал. Йенси предал его.
А Обелиск не предаст. Он сказал, что защитит Иштвана, и сдержит свое обещание. Обелиск наделен силой и делится этой силой с ним. В каком-то смысле Иштван сам становится Обелиском.
«Нас нужно восстановить, – говорили ему мертвые, говорил Обелиск устами мертвых. – Нас должно стать больше. Мы не можем все время оставаться на этой планете».
«Нет, – вторил им Иштван, – не можете».
«Мы должны взывать громче и громче, в надежде, что нас услышат и примут в себя. Как это сделал ты, Иштван».
«Да, как это сделал я».
Он чувствовал, что модель Обелиска отпечаталась в его сознании – прекрасная, утонченная конструкция, такая же завораживающая, какими в свое время казались цифры и узоры. Это был Обелиск, и Иштван ощущал почти непреодолимое желание вытащить этот образ из головы и воплотить в реальности. Скоро и другие почувствуют то же самое.
Теперь мертвые постоянно кружили рядом – и им не было числа. Они открывали рты, как будто пели. «Время пришло, время пришло!» – вот что пели они. Да, время действительно пришло. Иштван встал, и ученые, что собрались вокруг, с восторгом посмотрели на него, а Брайден протянул руку и коснулся плеча Иштвана.
А потом Иштван почувствовал, что это начинается. Он воздел руки над головой. А когда опустил, случился очередной импульс.
37
Заключенные зашатались и попадали на пол. Генри сжал голову руками и ждал, когда же это пройдет. Подняв наконец голову, он увидел на мониторе, что заключенные выглядят такими же ошеломленными и растерянными, как и он сам.
Но вот несколько человек более или менее пришли в себя. Один из них схватил другого за руку и подтащил к яме, вырытой по приказу Брайдена. Генри включил звук, надеясь услышать, о чем они говорят, но оба просто стояли и молча глядели вниз. Генри заметил, что плесень с последним импульсом быстро разрослась и добралась до ямы. Может, она и привлекла внимание заключенных? Впрочем, Генри все же слышал другие звуки: стоны, обрывки фраз, а затем что-то еще, чего он никак не мог распознать. Странный звук, похожий на хруст сломанных веток. Дерево? Но откуда здесь дерево? Скорее всего, во всем куполе не нашлось бы ничего деревянного. Однако звук был очень похож. Что же это такое?
Генри прибавил громкость, но хруста больше не слышал. Вместо него раздалось негромкое чавканье.
Внезапно один из заключенных – тот, что стоял ближе к яме, – вздрогнул всем телом и отскочил от края. Потом открыл рот и завопил.

 

Этот импульс оказался очень мощным и подействовал на нее иначе, чем бывало прежде. Придя в себя, Кэлли поняла, что в помраченном сознании билась головой о стену своей камеры. Лоб болел и кровоточил. «А ведь я могла серьезно пораниться», – подумала она, неуверенной походкой приблизилась к компьютеру и взглянула на графическое отображение импульса и множество других данных на мониторе. Кроме того, в камере повсюду появились побеги этого странного лишайника. Прежде Кэлли их здесь не видела.
Это было что-то новое.
Кэлли подошла к двери и выглянула в прорезь, чтобы узнать, что творится снаружи. Коридор казался пустым. В нем тоже стало больше плесени и лишайников, один из них был таким толстым и длинным, что смахивал на кабель.
Она позвала охранника, но тот не появился. Позвала снова, уже громче, и застучала ладонью по металлической двери. На этот раз подействовало, и он теперь приближался тяжелой, шаркающей походкой, которую Кэлли услышала задолго до того, как появился сам охранник. Он сжимал голову руками, глаза лихорадочно блестели, а черты лица были так искажены, что казалось, будто оно состоит из четырех совершенно разных лиц. В дверную прорезь она увидела его глаза – один был крепко зажмурен, второй бешено метался из стороны в сторону.
– Эй, с вами все в порядке?
Ничего не ответив, он внезапно опустил голову и со всего маху впечатался лбом в узкий выступ над прорезью. Кэлли в испуге отступила на шаг от двери. Охранник поднял голову, и даже сквозь узкое отверстие она увидела, как кровь ручьем хлещет из разбитого лба. Он покачнулся и снова ударился о дверь, в этот раз еще сильнее, так что кровь забрызгала Кэлли и затекла внутрь камеры. Затем охранник исчез из поля зрения.
Кэлли услышала странные скребущие звуки – очевидно, охранник пытался, опираясь на дверь, встать на ноги. Внезапно она поняла, что он может открыть замок и добраться до нее. Кэлли отступила от входа, нащупывая рукой дальнюю стену. В прорези вновь возникло лицо охранника. Из глубокого рассечения над глазом выглядывал кусок розоватой кости. Охранник покачнулся и откинул голову назад.
– Нет! – закричала Кэлли.
Но было уже поздно. Он резко опустил голову, и металлическая планка выступа с отвратительным хрустом вошла в череп. Теперь все вокруг было заляпано не только кровью, но также кусочками мозга и обломками кости. Охранник повалился на пол и больше не двигался, а Кэлли так и стояла, прижавшись спиной к стене, и ждала, затаив дыхание, не пошевелится ли он снова. Что же с ним случилось, что толкнуло его на такой поступок?
Кэлли взглянула на забрызганный кровью охранника монитор, на линии графика, уходившие за край экрана, и подумала, что знает ответ.

 

Труп положили в комнате для допросов, накрыли простыней да так и забыли. Тело начало вонять, затем разбухло и стало меняться. Простыня прилипла к нему и пропиталась сероватыми гнойными выделениями. На планете не было мух и других насекомых, почти не было бактерий, не считая находящихся в самом теле, поэтому разложение проходило крайне необычно. Один из охранников случайно заглянул в помещение в поисках местечка, где можно было бы прикорнуть на пару часов во время дежурства, но тут же выскочил вон и плотно закрыл за собой дверь.
Под простыней что-то происходило. Отросток странного лишайника обвился вокруг ножки стола и добрался до головы трупа. Раздался звук, напоминающий щелчок, и тело, по-прежнему накрытое простыней, приняло сидячее положение. Одна нога вдруг хрустнула и странно изогнулась. Затем тело скорчилось и рухнуло обратно на стол.
Оно лежало, все еще наполовину прикрытое простыней, и продолжало меняться. Голова изогнулась и словно бы раскололась. Нижняя челюсть выпала и вошла глубоко в плоть. Конечности исказились до неузнаваемости, а кожа сползла с груди и свернулась между ними, как покрывало. Вскоре то, что еще недавно выглядело человеком, превратилось в подобие летучей мыши красного, мясного цвета.
Существо, в котором уже не осталось ничего человеческого, зарычало и поползло по столу. А еще через мгновение расправило крылья.

 

Крик заставил еще нескольких заключенных подойти к яме и заглянуть в нее. Положив руку на кнопку вызова охранников, Генри наблюдал за ними. Один из заключенных попросил товарищей подержать его, наклонился над ямой и осмотрел ее со всех сторон.
И вдруг произошло совсем уж невероятное. Странное существо, напоминающее летучую мышь, вырвалось из ямы и обхватило крыльями голову любопытного заключенного. Державший его товарищ от удивления отпустил руки, и несчастный полетел вниз. Остальные заключенные моментально кинулись прочь, в кольцевой коридор, к спасительным камерам. На другом экране Генри увидел, как некоторые из них подбежали к бронированной двери, ведущей во внешнее кольцо, колотили в нее, кричали и умоляли впустить их.
«Что за чертовщина там творится?» – недоуменно подумал Генри. Он вызвал охранников, а сам продолжал наблюдать за происходящим, максимально приблизив изображение ямы. Что это за тварь? Как она туда попала? Он по-прежнему держал яму в фокусе объектива.
Когда охранники заняли исходную позицию, Генри включил сирену, призывая заключенных разойтись по камерам. Скосив глаза на мониторы, он увидел, что часть узников подчинилась приказу, однако многие не собирались его выполнять. Наоборот, число собравшихся возле наружной двери, увеличилось. Они не двигались с места.
В наушнике послышался голос командира охранников:
– Мы готовы, сэр. Открывайте дверь.
– Подождите немного, – сказал Генри и снова переключил внимание на яму. Он просидел так секунд тридцать или даже больше.
– Эй, это же не очередная ложная тревога? – спросил командир охранников.
– Нет, – рассеянно ответил Генри, – я просто должен подумать, как заставить их отойти от двери.
– Сколько их там? Я уверен, мы сможем взять ситуацию под контроль.
– Вы хотите сказать «убить их»?
– Всех убивать необязательно. Просто дадим им урок.
Генри уже открыл рот для ответа, но вдруг замолчал и уставился на монитор. В яме что-то зашевелилось.
38
На этот раз у лейтенанта Хейли на миг перехватило дыхание, когда пришел импульс. Она покачнулась на своем стуле и потеряла сознание.
Джейн стояла рядом с женщиной, одетой во все белое, и не сразу признала в ней свою мать. Она казалась моложе, чем помнила Джейн, и не была больна, но сомневаться не приходилось: это мама. Она точно так же смешно наклоняла голову, когда задавала вопрос, так же двигалась и потирала руки, в точности как мать. Нет-нет, это мама. В этом не могло быть сомнений.
Разве что моложе. И не больная.
Безусловно, это можно как-то объяснить. Джейн как раз думала об этом, пытаясь найти это объяснение, когда мать спросила:
– Хочешь посмотреть мой сад?
– Конечно. С удовольствием.
И это была правда. Джейн представила себе, как мама показывает ей грядки с овощами или клумбы, где над прекрасными цветами гудят пчелы. И они будут там гулять и беседовать, как часто делали раньше, пока мама не заболела. Но постойте, мама совсем не больна. Должно быть, она поправилась. Вот и объяснение. Да, так оно и есть.
Только цветов там не было. Не было овощей и фруктов. Мама завела ее за угол, и Джейн увидела вырастающее из земли нечто, напоминающее два длинных рога или клыка, переплетающихся между собой. Оно было огромным – занимало всю площадь сада и терялось высоко в небесах. Но ведь это же не сад? Мама подвела Джейн к этому предмету, дотронулась до него и стала рассказывать, как выращивала его, как о нем заботилась. А потом сделала шаг и оказалась внутри его, проведя за собой дочь. Они осторожно пробирались дальше, и мама дотрагивалась до всего, показывала на каждую частичку и говорила:
– Видишь ли, я рассказываю тебе все это потому, что ты можешь стать даже лучшим садовником, чем я.
– Лучше, чем ты?
Мать кивнула:
– Когда ты вырастишь его, когда настанет твой черед, он станет еще прекраснее.

 

Джейн пришла в себя не на полу, а за своим столом, лихорадочно набрасывая на планшете страницу за страницей. Она знала, что все ее записи уходят к Гроттору. Но что он с ними делает дальше?
Она решила поискать старые рисунки, взглянуть на них и разобраться в том, что с ней происходит, какие уроки она получает, но не обнаружила в компьютере этих файлов. Они были удалены. Но кто их удалил, она сама? Джейн не помнила. Возможно, это сделала она, но зачем? Или Гроттор? Да, может быть. Но она доверяла коммандеру. А стоило ли? Не исключено, что Гроттор, получив от нее информацию, затем стер файлы с ее машины и теперь считал, что у нее ничего не сохранилось.
Вот только все это оставалось внутри Джейн, у нее в голове. Она чувствовала, что эти изображения сделались частью ее.
Наверное, она должна пойти к себе в каюту и снова все зарисовать, но на этот раз уже для себя, чтобы, когда придет время, решить, как поступить с этим. А результаты переправить своим друзьям, людям, которым можно довериться.
Нет, Гроттор не имеет никакого права единолично владеть такой информацией. Она должна быть доступна всякому, кто пожелает стать садовником.

 

– Я буду у вас через два-три дня, – настаивал Серый, – и бесполезно спорить по этому поводу. Она нужна нам.
– Но лейтенант Хейли – ценный работник. Она толковая и амбициозная. Вы получили от нее все, что хотели, и теперь она заслуживает того, чтобы ее оставили в покое.
Серый покачал головой:
– Мы всегда хотим большего. И думаю, она еще может нам пригодиться. Мне кажется, у нее внутри спрятано больше, чем кажется на первый взгляд. Я должен лично вскрыть ей череп и забрать это. Если я прав, она хранит ключ к следующей стадии проекта.
– Но вы не можете…
– Могу и сделаю.
39
Кэлли Декстер работала одновременно с несколькими компьютерами, пытаясь понять смысл имеющихся данных и то, как они связаны друг с другом, когда услышала звук, больше всего похожий на хлопанье крыльев. Сначала она не обращала на него внимания, но вот что-то стукнулось в дверь, и Кэлли подумала об охраннике, до смерти разбившем себе голову. Может быть, он все же остался жив? Может быть, сейчас он пытается встать?
Кэлли поднялась со стула и медленно приблизилась к прорези, хотя увидеть через нее нижнюю часть двери было невозможно. Но там определенно что-то происходило. Кэлли слышала треск, напоминающий то, как трещат в костре дрова. Она никогда не видела настоящий костер – дерево было слишком ценным материалом, чтобы сжигать его, – но помнила видеофильмы, которые смотрела в детстве.
Только в этом не было смысла. Кто стал бы здесь разводить огонь? И даже если бы развели – она бы почуяла запах и увидела дым. Но если это не костер, тогда что?
Кэлли опустилась на колени и прижала ухо к дверному полотну. Это не помогло: она по-прежнему слышала те же звуки, но менее отчетливо. Тогда она поднялась и снова попробовала выглянуть наружу. И снова ничего не увидела.
Треск «горящего костра» продолжался еще некоторое время, а затем стих. Кэлли стояла и не знала, что предпринять. Внезапно донесся новый звук – что-то двигалось, скользило вверх по двери. Да, это наверняка охранник. Значит, он все же остался жив. Значит, теперь он пытается встать.
Кэлли предусмотрительно отодвинулась вглубь помещения. Кто знает, вдруг он опять начнет буйствовать? Достаточно ли ослаб сигнал, чтобы охранник избавился от его влияния?
Вот его голова оказалась на уровне прорези в двери, и Кэлли затаила дыхание. Лицо покрывали кровавые полосы, но что-то еще изменилось в нем. Нижняя челюсть свободно болталась, будто привязанная на веревочках. Голова стала какая-то бугристая, возможно, из-за повреждений черепа. Глаза глубже, чем прежде, провалились в глазницы.
– Вы в порядке? – осторожно поинтересовалась Кэлли.
Охранник ничего не отвечал, просто стоял и смотрел на доктора.
– Вам нужно немедленно показаться врачу. Вы серьезно ранены. Вероятно, у вас шок.
Она сделала маленький шажок к двери, и тут охранник быстро просунул руку в щель и попытался схватить ее. Только на самом деле это была не рука, а длинная коса. Откуда он взял косу?
И тут Кэлли поняла, что лезвие у косы костяное. Это вовсе не оружие, а часть его тела.

 

Существо скреблось в дверь, желая выбраться наружу. Край прилипшей к телу простыни волочился по полу. А тварь все царапалась и билась в дверь.
Дальше по коридору, возле двери во внутреннее кольцо, стояли охранники. Они уже давно нетерпеливо переминались с ноги на ногу и все больше распалялись, пока их командир вел переговоры с Уондри. Один из них, молодой светловолосый парень по фамилии Миллар, был возбужден сильнее остальных. Вот уже несколько дней у него чесались кулаки, и вот сейчас представился великолепный шанс подраться. Но Уондри отказывался отпереть дверь.
– Слушай, остынь, – обратился к нему стоявший рядом охранник по фамилии Рамирес.
– Не могу я, – ответил Миллар. – Мне нужно быть там.
– Как ты туда попадешь? Мы не можем войти, пока не получим разрешение. А то и вообще не получим.
– Как в последний раз.
– Ага, как в последний раз, – согласился Рамирес.
Но Миллар не успокаивался. Он продолжал дергаться, слегка подпрыгивал на месте и, кажется, готов был уже ломиться в дверь.
Наконец Рамирес не выдержал:
– Слушай, с тобой и свихнуться недолго. Ты всех нас сейчас доведешь. Если тебе некуда девать энергию, пойди прогуляйся. Мы тебя подождем.
Миллар пулей сорвался с места. Так приятно было немного подвигаться – авось поможет. Он мчался изо всех сил по плавному изгибу коридора, хоть и не до конца, но все-таки понемногу успокаиваясь.
Он достиг конца коридора и остановился возле запертой двери. Постоял несколько секунд и собирался уже побежать в обратную сторону, когда услышал, что за дверью словно бы кто-то скребется.
– Есть там кто?
Звуки стали громче, и теперь к ним добавилось сдавленное шипение.
Миллар отстегнул от пояса дубинку и взвесил ее в руке. Что бы или кто бы ни находился в этой комнате, он сейчас все выяснит.
У самой двери он остановился. Вдруг это опасно? Стоит ли лезть на рожон одному?
«Ты ведь в спецкостюме, – подбодрил сам себя Миллар. – Ну что такого с тобой может приключиться?»

 

С первого взгляда Генри показалось, будто он видит человеческую спину с отчетливо различимым позвоночником, но без головы. «Нет, это не может быть человек, – убеждал он себя. – Обычный обман зрения из-за неудобного ракурса». Еще у этого существа не было рук, а вместо них по бокам свисали какие-то лоскуты кожи, похожие на крылья. И тут Генри понял, что это действительно крылья – существо взлетело. Он следил, переводя взгляд с одного монитора на другой, как оно перелетает с места на место, словно что-то ищет. Но что?
Еще одна подобная тварь, взмахивая крыльями, выбралась из ямы и присела на секунду на краю. Этого времени оказалось достаточно, чтобы Генри как следует ее разглядел и заметил такое, во что поначалу отказывался поверить. Теперь он понял, почему решил поначалу, что видит человеческую спину: чем бы ни было это существо теперь, прежде оно было человеком. Одним из тех двоих, чьи трупы заключенные скинули в яму.
Как же такое возможно? Генри покачал головой, отказываясь в это поверить. Должно быть, у него начались галлюцинации. Но когда он снова открыл глаза, тварь никуда не исчезла.
В яме снова что-то зашевелилось. И Генри увидел, как из ямы вылезает, цепляясь за пол зала, странный предмет, напоминающий старинный меч. Нет, не меч, больше это походило на кривую турецкую саблю, хотя и это сравнение не было точным. Лезвие соединялось с чудовищно измененной, но явно человеческой плотью.
Следом показались лицо и туловище. Они принадлежали тому заключенному, который навис над краем ямы и свалился в нее. На нем даже сохранились обрывки тюремной одежды. Генри узнал его, но все равно не верил. Не верил, что человека можно так изуродовать, – его словно разорвали на части, а затем непостижимым образом сложили снова. Ничего подобного Генри никогда не видел.
40
Тварь, в которую обратился охранник, ревела и пыталась дотянуться до Кэлли через узкую прорезь. Существо либо не помнило, что у него имеется ключ, либо в нынешнем состоянии не понимало, как им воспользоваться. Так или иначе, дверь оно не открывало.
Поначалу Кэлли испуганно скорчилась у дальней стены и крепко зажмурила глаза, но постепенно любопытство ученого взяло верх над страхом, и она начала наблюдать за существом и даже подошла ближе к двери. Кем бы оно ни было, прежде это был человек, хотя и в его облике, и в поведении оставалось так мало человеческого, что трудно было заподозрить в нем родство с гомо сапиенс. Даже движения казались неестественными и представляли собой набор повторяющихся шаблонных действий. Тварь явно была запрограммирована на поиск живых существ. Кэлли переходила от одной боковой стены к другой – и существо поворачивалось следом, точно цветок за солнцем.
Понаблюдав за ним, Кэлли окончательно убедилась, что существо больше не является человеком. Она не могла точно сказать, разумно ли оно или же просто обладает ограниченным набором реакций. Живое ли оно? Да, существо двигалось, но, похоже, не дышало. Если оно и живое, то совсем в ином смысле, чем тогда, когда было человеком.
Но больше всего Кэлли интересовали два вопроса: как выбраться из камеры и как проскочить мимо твари. Под рукой у Кэлли было множество электронного оборудования, – возможно, она сумеет соорудить из него подобие передатчика и послать сигнал бедствия?
Кэлли уже начала обдумывать эту идею, когда в коридоре кто-то крикнул и тварь обернулась. Послышалось несколько выстрелов, одна пуля угодила твари в грудь, а затем существо рванулось вперед по коридору. Похоже, пуля не причинила ему никакого вреда. Существо словно бы не почувствовало боли. «Интересно», – подумала Кэлли, когда тварь скрылась из вида. Мгновение спустя Кэлли опять услышала выстрелы, затем крики, и наконец все стихло.

 

Миллар вложил всю силу в удар дубинкой, который должен был парализовать отдаленно похожую на летучую мышь тварь, но та словно ничего и не заметила. Она вдруг запрыгнула на него, облепила его крыльями в непристойных объятиях, а затем резко наклонилась, но выскочивший из ее туловища хоботок ударился о прочный лицевой щиток шлема. «На-ка, выкуси, – мысленно усмехнулся Миллар. – Я в безопасности, ты ничего не сможешь со мной сделать». Он попробовал высвободить руку, чтобы нанести еще один удар. Тварь снова ткнулась в щиток, зашипела от ярости, хоботок с еще большей силой метнулся вперед, и пластик треснул. «О черт!» – подумал Миллар. Еще один удар, и тварь почти добралась до него. Он попытался стряхнуть ее с себя, но тварь держалась крепко. Миллар закричал. Новый удар не только прошел сквозь щиток, но и проник глубоко в мозг.

 

Генри увидел на мониторе, как одна из «летучих мышей», похоже, обнаружила то, что искала, ринулась вперед и обвила собой голову и плечи одного из заключенных. Тот заорал, попытался освободиться, но тварь сжала его еще сильнее, и выскочивший из ее туловища хоботок проткнул лобовую кость заключенного. Он покачнулся и упал замертво, однако тварь все еще не отпускала его, закачивая что-то отвратительное прямо ему в голову. Покончив с этим, она вытащила хоботок и неуклюже затопала прочь.
А дальше было еще страшнее. Труп заключенного, который уже вздрагивал, когда тварь отпустила его, начал трансформироваться. Скелет и мышцы перекручивались, складывались и выворачивались наизнанку. Кости вылезали из плоти и менялись, превращались во что-то другое. Все тело превращалось во что-то другое, в точно такое же существо с руками-саблями, как то, что вылезло из ямы.
«Господи, что же это такое творится?» – подумал Генри и внезапно понял, что совсем скоро все, кто находится в этом помещении, превратятся в таких тварей. Охваченный ужасом, он открыл дверь во внутреннее кольцо и увидел на экране, как заключенные пытаются пробиться к ней, а охранники, наоборот, вырываются из нее, расчищая себе путь дубинками.
– Нет! – крикнул он в микрофон. – Не бейте их! Дайте им пройти! Спасите их!
– Что такое? – переспросил командир.
– Затащите их в наш отсек, и пусть ваши люди тоже вернутся! Не впускайте этих тварей!
– Каких тварей? – не понял командир и тут же увидел шлепающее к нему существо с руками-лезвиями. Он кинулся к твари, размахивая дубинкой, но через несколько мгновений его голова отлетела в сторону.
Генри включил громкоговоритель:
– Назад! Все назад!
Часть охранников послушались команды, но не все, и во внутреннем кольце оставалось еще много заключенных. Но «летучие мыши» и человекоподобные твари подбирались все ближе, и Генри понял, что у него не остается другого выбора, кроме как закрыть дверь.
Закрывалась она ужасающе медленно. Одна из тварей уже почти пробралась в нее, Генри пришлось включить форсаж, и только тогда дверь наконец закрылась, разрезав тварь на две половины. Много людей осталось в коридоре, очень много, а одному из них дверью оторвало руку. Генри постарался пересчитать тварей, взгляд его метался между мониторами. Наконец он убедился, что все твари оказались снаружи. Теперь люди в безопасности!
Так он думал до тех пор, пока не услышал крики по эту сторону двери.

 

Когда зазвучал сигнал тревоги, Иштван продолжал спокойно наблюдать, как суетливо носятся туда-сюда люди. Вскоре все разбежались, остались только он и Брайден.
– Не все из них вернутся, – сказал Иштван. – Очень немногие.
– Что? – не понял Брайден.
– Он защитит нас, – объяснил Иштван и показал на Обелиск.
– От чего защитит?
Иштван не ответил. Он ждал, закрыв глаза и опустив голову.
41
Генри закрыл на замок двери в операторскую. Только так можно было остаться в живых. Он старался не прислушиваться к отчаянным крикам, но все равно слышал, даже сквозь закрытые двери. А через большое панорамное окно операторской еще и видел, как одна из тварей медленно разорвала на части охранника и двинулась к следующей жертве, на этот раз – заключенному.
Откуда же она взялась? Как проникла сюда? Неужели он просто ее не заметил?
Охранники пытались остановить ее своими дубинками, но толку от этого было мало. Тварь продолжала наступать. Один охранник пробился к оружейной комнате и раздобыл автоматическую винтовку, но выстрелы не дали никакого результата. Тварь подходила все ближе, потом обхватила его своими руками-лезвиями и отъела сразу пол-лица. К этому моменту погибло уже пятеро. Кто-то из заключенных подхватил винтовку, но нацелился уже не в грудь, а в ногу существа и стрелял до тех пор, пока не превратил ее в ошметки. Разодранная на части нога не выдерживала веса твари. Но она продолжала ползти вперед, опираясь на кончики лезвий, и заключенный потратил еще немало выстрелов, чтобы перебить сустав, на котором держалось лезвие. Но тварь все еще ползла, извиваясь, как червяк, и попыталась откусить противнику ногу, когда другой заключенный с силой припечатал существо ботинком к полу и топтал до тех пор, пока голова не отделилась от туловища. Но даже обезглавленное тело продолжало двигаться, как живое.
«Значит, есть только один способ остановить их – обездвижить», – понял Генри. Отрубить конечности или сделать что-то еще, чтобы твари не могли ими пошевелить. Они и после этого могут двигаться, но становятся куда менее опасны.
Оставшиеся в живых охранники и заключенные, с мрачным подозрением поглядывая друг на друга, сложили трупы рядком возле стены.
«Итак, тварь убита», – подумал Генри. Пожалуй, он поторопился, запершись в операторской и оставив других снаружи. Им удалось выжить.
Он уже приготовился открыть дверь, когда в голову ворвалась волна боли. Генри поморщился, едва не теряя сознание, и на короткий миг увидел стоящего рядом деда – такого же реального, как и при жизни.
– Дедушка?
Но это никак не мог быть его дед – старик умер много лет назад. Кем бы ни был этот человек, он просто улыбался и кивал, потом протянул руку, словно хотел похлопать Генри по плечу, и начал медленно исчезать.
Генри помотал головой, чтобы прогнать наваждение. Снизу доносились какие-то звуки, но он еще не совсем отошел от удивления и не мог понять, что именно слышит. Подойдя к окну, Генри увидел рядом с мертвыми телами еще одну «летучую мышь». Тварь скорчилась над одним из трупов, впрыскивая что-то в его череп. Когда она перебралась к следующему покойнику, первый уже задрожал и начал трансформацию. Вскоре битва закипела с новой силой.
Зрелище было жуткое, но Генри не мог отвести от него взгляда. В конце концов почти все твари оказались мертвы, людей в живых тоже не осталось, а все помещение было завалено трупами. И Генри понял, что ничем хорошим это не кончится. Когда придет следующий импульс, все трупы, вероятно, зашевелятся снова. А из людей, скорее всего, выжил он один.

 

Генри попытался вызвать коммандера, но ответа не получил. Что же произошло? Возможно, кто-то или что-то создает помехи, а может быть, ему просто не захотели ответить.
Тогда Генри отправил сигнал бедствия по открытому каналу в надежде, что кто-нибудь примет его и пришлет помощь.
Буквально через несколько минут сигнал заглох. Генри попытался послать SOS еще раз, но понял, что передача глушится. Он начал выяснять, в чем дело, пытаясь найти источник помех, когда внезапно включилась связь и на экране появилось изображение коммандера Гроттора. Он сурово посмотрел на Генри:
– Вам что-то нужно? Я сейчас немного занят.
Генри торопливо объяснил ему ситуацию. Коммандер только кивнул в ответ.
– На других объектах дела тоже плохи. Везде одновременно, – сообщил Гроттор, и Генри только сейчас обратил внимание, что суровый коммандер выглядит усталым и озадаченным. – Одному богу известно, что такое мы выпустили на свободу.
– На каких других объектах, сэр? Мы тоже объект? Что это вообще значит?
Гроттор хмыкнул:
– Ну вы-то находитесь в тюрьме. Это безусловно. О других объектах вам ничего не известно.
– Сэр, что происходит?
– Извини, сынок, но нам придется блокировать твою передачу. Нельзя допустить, чтобы об этом стало известно посторонним. Нужно это остановить. Остановить здесь.
– Но вы должны вытащить нас отсюда. По крайней мере, меня. Вероятно, я единственный, кто остался жив.
Коммандер медленно покачал головой.
– На кону сейчас стоит намного больше, чем твоя жизнь. Боюсь, что ты уже покойник, – сказал он и отключил связь.
Назад: Часть 3
На главную: Предисловие