ГЛАВА 33

День не заладился с утра. Надо было оглянуться и принять это как предупреждение. Только я не имел права отступать. Подумаешь, утром разбился кофейник и мы остались без кофе. Потом не завелась моя машина, и Зарецкий проторчал под капотом лишних пятнадцать минут, после чего признал свое поражение и мы решили ехать на его колесах. Да еще к тому же Максим Рогов поставил ультиматум, что на этот раз он идет с нами. Поскольку все члены группы должны в ней участвовать. Он может посидеть за рулем в ожидании нашего отступления. Если потребуется экстренная эвакуация, машина под парами будет очень в тему. И вообще ему надоело, что его постоянно оставляют в конторе следить за компьютерами.

«Лада» Боксера оказалась тесновата для нашей компании, а сидеть приходилось при полном железе. Кощей на переднем сиденье рядом с Боксером, я, Василиса и Рогов на заднем. Как говорится, в тесноте, да не в обиде.

Накануне мы подробно разобрали план проникновения в общежитие. Рогов вывел на большой экран схему здания, и мы детально проработали прохождение. В теории все получалось легко и слаженно, но на практике все могло пойти не так, поэтому и требовалось максимально отработать шаги, постараться предусмотреть любой поворот событий. Я раз за разом прогонял всю операцию, проговаривая последовательность действий, и, когда Кузнец оказывался убит, мы возвращались назад к проходной и начинали все сначала, пока нас не начало тошнить от этого.

Утро выдалось прохладное, затянутое грозовыми тучами. Типичное сентябрьское утро в Питере. Зарецкий уверенно гнал машину из Купчино к Московскому проспекту. Я смотрел в окно на проплывающие серые многоэтажки, где жили обычные люди, готовились к последнему рабочему дню и долгожданному вечеру пятницы, не подозревая о том, что творилось у них под самым носом. Не ведая о проклятом губительном действии нейрофонов, о том, как хорошие люди превращаются в «куклы» и становятся машинами для убийств, о неведомых зловещих «кукловодах» с таинственными целями. Они мирно жили в своих домашних райках, и многие из них были инфицированы нейрофонами. Не ведая, они были вовлечены в эту страшную игру за наш привычный мир. И мы были в этом муравейнике чужаками, которые тайно проникли с целью уничтожить его. Если же нас заметят, то схарчат, не задумываясь, в считаные секунды.

Если бы «кукловоды» знали, что мы вот тут, едем по проспекту с миссией уничтожения, то бросили бы на нас всех «кукол», всю эту невиданную мощь, и раздавили бы нас, даже не заметив, как это произошло. Но на то мы и партизаны, на то и сопротивленцы, что «кукловоды» могут знать об одной группе и уничтожить ее, но они не знают обо всех, поэтому мы им пока не по зубам. И мы должны выжать по максимуму из этой ситуации.

Общежитие на Варшавской улице в это время было пустынно. Только одинокий сторож на проходной, которому, похоже, все нипочем, разгадывает кроссворд. Безлюдность здания вполне понятна. Студенты все разъехались по лекциям и приедут строго после обеда, часам к четырем. Операция назначена на два часа, так что у нас еще была пара часов в запасе, чтобы осмотреться на месте.

Кощей сходил на проходную, побеседовал со старичком. Звали его Сергей Петрович Голубев, раньше он работал учителем труда в школе, вот уже семь лет как вышел на пенсию, подрабатывал здесь и еще на одной точке посменно. Хорошая получалась прибавка к пенсии. Голубева нисколько не удивил тот факт, что пришел какой-то посторонний мужик, подозрительный, да стал расспрашивать обо всем, что связано с общагой. Правда, Кощей сказал, что дочка у него в следующем году поступает, собирается в общагу переехать, вот он и интересуется чисто с практической точки зрения, что тут да как. Не опасно ли девочку его единственную отпускать в чужое место. Голубев поспешил его успокоить, что, мол, разное, конечно, бывает, и пьянки, и гулянки, но если человек хороший и спокойный, да на учебу настроенный, то его никто трогать не будет.

Кощей вернулся и доложил, что старик Голубев через центральную проходную их, конечно, не пропустит, так что придется воспользоваться пожарным ходом, который, если верить плану Шахматиста, был открыт. Старик Голубев из «неохваченных» и к этим новомодным штучкам любви не питает. Так что если случится шухер, то он точно вызовет полицию, а не подмогу в виде новых «кукол».

Я в сопровождении Василисы прошелся вдоль Варшавской, осматривая здание общежития и подходы со всех сторон. По дороге мы мило болтали о последних посмотренных кино, прослушанных новых альбомах рок-музыки. Вкусы наши во многом совпадали, но чувствовалась разница в возрасте. Половину музыкальных коллективов, что она называла, я не слышал даже в названии.

Вернувшись к машине, мы еще полчаса обсуждали классический рок, делились впечатлениями о любимых песнях и исполнителях.

Без пяти минут два планшет разразился сиреной, которую разве что глухой бы не услышал. Иконка с мультяшным изображением инопланетянина развернулась, и показалась красная тревожная кнопка. Час «икс» пробил. Мы выбрались из машины, перешли группой дорогу и направились к общежитию. Уже тут, на первых шагах операция пошла не по плану. Старик-сторож вышел на крыльцо покурить и тотчас нас заметил. Кощей сказал, что сейчас все уладит, и направился к нему. Голубев шел к нам навстречу. Ему явно не понравилось появление подозрительной группы людей, которая направлялась куда-то за здание, куда им вход был запрещен без его авторитетного мнения.

Кощей подошел к Голубеву и заговорил с ним. Он так увлеченно размахивал руками, обволакивая словами старика, что через минуту Голубев уже забыл о нас, позволил себя увлечь в сторону проходной. Не знаю уж, о чем они там разговаривали, но у Кощея явный талант заметать следы.

Пожарный вход, неприметная железная дверь красного цвета, раскрошившиеся бетонные ступеньки, сквозь которые проросла жухлая желтая трава. Зарецкий дернул дверь. Как и ожидалось, она была открыта. Первым вошел я, за мной Василиса, замыкал группу Боксер. Кощея мы ждать не стали. Пусть поступает по ситуации, либо догонит, либо будет прикрывать отступление, забалтывая старика.

Третий этаж, комната 312. Иван Исеев, Кузнец, наша цель. Подняться, убить и отступить из здания, не привлекая лишнего внимания. Что может быть проще? Это если не брать во внимание его многочисленную свиту. Поднимаясь по черной лестнице, я перетасовывал в голове портреты его ближнего круга. Вчера вечером на всякий случай я грузанул их в память нейрофона. Сейчас он был запущен, но работал в фоновом режиме. Надо сказать, фон здесь был грязный. Отовсюду слышался навязчивый шепот, принуждавший к чему-то мерзкому, требующий исполнить чужой приказ. Я не слышал подробности и не мог их слышать. Стоит мне разобрать, что к чему, как я тут же попаду под влияние нейрофона, но фоновый шелест говорил о многом. В этом здании «охваченных» очень много, несмотря на учебное время.

Лестница была прокурена насквозь, студентам лень бегать на улицу каждый раз, когда хочется подымить, а в комнатах курить запрещено, вот они и спасались на пожарной лестнице, а администрация закрывала на это глаза. То тут, то там попадались пустые бутылки из-под пива и водки, развернутые презервативы и даже иногда шприцы. Хорошо молодежь отрывается, с душой и надрывом, нечего сказать. На втором этаже возле стены на ступеньках сидел парень в джинсовой куртке. Голову он положил на руки, которые лежали на коленках. Я остановился. Не хотелось поднимать шум раньше времени. Парнишка был из «охваченных», об этом красноречиво говорил заляпанный нейрофон в его ухе с полустертым смайликом. Но, похоже, мальчишка был в полном отрубе, студенческая жизнь его сильно укачала.

Я прошел мимо него. Парень даже не пошевелился. Остальные члены команды миновали его без проблем. Дверь на третьем этаже была раскрашена граффити. Один рисунок меня привлек — ручная граната. Он был выполнен с таким знанием дела, что чувствовалось, что художнику доводилось держать эту штуку в руках. Вероятно, таким нехитрым способом «охваченные» пометили этаж, где работал оружейник, или это была его вывеска. Но мне она не понравилась, насторожила меня, и я вытащил из-под плаща «Вихрь».

Открыв дверь, я первым бесшумно скользнул в коридор. Василиса и Кощей последовали за мной. Видя мою предосторожность, они тоже достали оружие. Теперь надо добраться до нужного нам помещения, произвести зачистку и удалиться. Стрелять я не собирался, для устранения Кузнеца достаточно и ножа, но стрелять все-таки пришлось.

Нас уже ждали. Я это понял, как только переступил порог комнаты 312. Никакого Кузнеца здесь не было. Я четко помнил портрет Ивана Исеева, эту отталкивающую внешность бандита с большой дороги трудно было с кем-то спутать. В комнате стоял большой рабочий стол, в кресле за ним сидел светловолосый мужик средних лет с карими глазами и кривым носом. Я знал его. Это Дмитрий Гордеев, Дуплет, один из людей Кузнеца. Рядом с ним замерли в боевом напряжении четверо «охваченных», с виду громилы из частной охранной конторы, что пасла меня в последние дни.

Все эти мысли промелькнули в моей голове за считаные секунды, что прошли с того момента, как я открыл дверь и застыл на пороге комнаты. Я успел увидеть «Макаров» в руках Дуплета и затем услышал выстрелы. Две пули четко легли мне в грудь. Дыхание перехватило, в глазах потемнело, и я вывалился за дверь, чем, вероятно, спас жизнь Боксеру и Василисе. Они так и не успели нарваться на засаду, оставаясь в коридоре. На ногах я устоял, было чертовски больно, и если бы не броник, что я надел на операцию, то сейчас я бы уже садился на прямой экспресс на тот свет, а так отделался сломанным ребром, может, и не одним. Хорошо, что мне удалось заставить надеть броники остальных, теперь они видели их пользу на деле, а как спорили в начале!

Скрючившись возле стены, я силился унять боль и наблюдал, как из комнаты появились первые «охваченные», вооруженные автоматами Калашникова. Несмотря на пожар во внутренностях, я все же нашел в себе силы, чтобы открыть огонь. «Вихрь» в моих руках заговорил, выплевывая пулю за пулей. Первую «куклу» буквально размазало по стене. Вторую отбросило назад в комнату. Третью прикончила Василиса. Четвертая с дыркой во лбу осталась валяться в коридоре, это было дело рук Боксера.

— Это подстава. Уходим. Здесь нет Кузнеца, — выкашлял я слова, когда смог восстановить дыхание.

Но ребята это понимали уже и так.

В коридоре вдруг стало не продохнуть от «охваченных». Двери со всех сторон коридора распахнулись, и на нас хлынула грязевая лавина «кукол». Они были вооружены клинками и пистолетами. Завертелось.

Когда все закончилось, я помнил этот бой, как набор разрозненных фрагментов, словно режиссер киноленты вырезал кадры, оставив только самые важные. Вот я стреляю из «Вихря», и двое «кукол» самого решительного вида падают изрешеченные на бетонный пол. Вот на меня летит озверевший мужик с намерением разорвать голыми руками, я стреляю ему в лицо. Глаза как нет, но это его не останавливает, и только выстрел в голову отправляет его на тот свет. Следующий кадр: я вижу, как Василиса мечется из стороны в сторону, отражая мечом удары и нанося свои. Вокруг нее уже растет гора искалеченных «кукол» с отрубленными кистями рук, посеченными ногами, с изуродованными лицами. Я вижу, как Боксер расстреливает последнюю обойму, откидывает в сторону ненужный «Вихрь», выхватывает меч и бросается в бой. В моем автомате кончаются патроны. Я тоже выхватываю меч из-за спины. В одной руке клинок, в другой пистолет. Слышу позади шаги, разворачиваюсь и стреляю в лицо подбегающей женщине с крысиным хвостиком и видом провинциального библиотекаря. Следующий кадр: я отвожу чужой удар клинка в сторону, подныриваю под него и стреляю два раза в упор. Помню четкую мысль: надо вернуться в кабинет, вдруг Кузнец все-таки там. И я бросаюсь к дверям. Следующий кадр: я вижу Дуплета. Он все так же сидит за столом, но теперь смотрит вглубь себя. Благодаря нейрофону он видит весь бой, словно сам принимает в нем участие. Моего появления он явно не ждал, и когда я хладнокровно расстреливаю его, Дуплет продолжает улыбаться, радуясь удачной ловушке, в которой мы оказались. Новый кадр: я в коридоре. «Кукол» слишком много. Нам не справиться. Удивительно, что мы все еще живы. Отделались только легкими ранами. У Василисы разорвана щека, левая штанина пропиталась кровью. У Боксера левая рука в крови. Я вижу массивного мужика с огромными руками. Он бежит ко мне. В его руках клинок. Я узнаю его. Это Борис Никонов по прозвищу Паспарту. Один из подручных Кузнеца. Я бью его в лицо мечом. И снова бью. Он пропускает и падает мертвый. Кровь повсюду. Следующий кадр: я вижу того спящего парня в джинсе, что мы встретили на лестнице, он целится в меня. Я успеваю первым. Его голова взрывается. И снова провал, и я вижу, как мы бежим, перепрыгивая через ступеньки, по главной лестнице общежития. По пути нам попадаются «охваченные». Мы убиваем их. Вот и первый этаж. Новый кадр: я вижу мертвого Кощея, он лежит у стены с дыркой в голове, и вид у него такой потерянный. Рядом лежит старик Голубев, охранник общаги, и Ванька Конвейер.

Мы все-таки спаслись. Перебежав дорогу, я ворвался в машину как ураган, чуть дверь не выломал. Максим Рогов сидел испуганный на водительском кресле. Он все понял без слов. Мотор взревел, и мы отчалили от поребрика. На удивление нас никто не преследовал. Василису трясло, как в лихорадке, зубы выбивали барабанную дробь. Она видела мертвого Кощея. Она уже знает, кого потеряла.

— Гладиатор, куда? — крикнул Рогов.

— Покружи по району, а затем к площади Конституции.

Я назвал точный адрес моего логова. В контору нам сейчас соваться было нельзя. Люди Кузнеца нас ждали, стало быть, это была ловушка, в которую нас четко привели. Но как же так, ренегат же убит?! Прапорщик мертв. Стало быть, либо ренегатов несколько, либо я промахнулся, казнив Трофимова. Об этом надо было подумать, но сначала я должен узнать, как дела у других командиров, что с операцией «Наковальня»