Конфликт между Цицероном и Катилиной можно отчасти объяснить столкновением идеологических платформ и амбиций. Это была схватка двух совершенно разных по происхождению людей. Оба они оказались на самой вершине политического олимпа Рима или близко к нему, но на этом сходство их положения и заканчивается. Их столь непохожие карьеры могут служить прекрасной иллюстрацией разнообразия политической жизни Рима в I в. до н. э.

У Катилины, будущего революционера, стартовые условия были более традиционными, привилегированными и надежными для начала политической карьеры. Он происходил из известного старинного рода, ведущего свою родословную от мифических отцов-основателей Рима. Считается, что его предок Сергест приплыл в Италию вместе с Энеем с востока после Троянской войны, в то время, когда Рима как города еще не существовало. Среди его родни голубых кровей был герой войны с Ганнибалом, его прадед, который прославился как первый воин, сражавшийся с протезом вместо руки, – скорее всего, это был просто металлический крюк, заменивший правую кисть, потерянную в предыдущих боях. У самого Катилины политическая карьера начиналась вполне успешно, его избирали на несколько младших должностей, но к 63 г. до н. э. он почти обанкротился. Его имя было прочно связано с серией преступлений: от убийства первой жены и собственного сына до сожительства с весталкой, хранившей обет безбрачия. Помимо разорительных пороков его финансовое положение расшатали неоднократные попытки обеспечить себе самую влиятельную в городе должность одного из двух консулов.

Участие в выборах в Риме было делом дорогостоящим. В I в. до н. э. принято было проявлять баснословную щедрость, трудно отличимую от подкупа избирателей. Ставки были очень высоки. Те, кто выигрывал выборы, имели возможность правдами и неправдами возместить издержки, используя преимущества служебного положения. Проигравшие (а такого рода проигравших, как и военных поражений, в Риме случалось значительно больше, чем римляне желали признавать) еще глубже увязали в долгах.

Таково было положение Катилины после поражения на двух консульских выборах подряд, в 64 и 63 гг. до н. э. Теперь у него не оставалось другого выбора, кроме как прибегнуть к сценарию «революции», или «быстрого реагирования», или «терроризма», как угодно это называть, хотя есть мнение, что к такому способу действий он склонялся и раньше. Объединив силы с другими отчаявшимися представителями высшего сословия, оказавшимися в похожем затруднительном положении, он обратился за поддержкой к недовольным беднякам внутри города и одновременно собирал ополченцев за его пределами. Не было конца его опрометчивым обещаниям прощения долгов (а это была, по мнению римских землевладельцев, одна из самых презренных форм радикализма) и дерзким угрозам сместить ведущих политиков и поджечь весь город.

Так, во всяком случае, оценивал мотивы и цели своего оппонента Цицерон, который был убежден, что станет жертвой убийства. Он был сделан, можно сказать, из совсем другого теста, чем Катилина. Цицерон происходил из богатой землевладельческой семьи, что характерно для большинства видных политических деятелей. Однако его родным городом была не столица, а небольшой городок Арпин примерно в 100 км от Рима или в дне пути доступным в античности способом передвижения. Обладая достаточным весом в своем городе, его предки не сыграли выдающейся роли на римской политической арене. Не имея преимуществ Катилины, Цицерон опирался только на природные таланты, покровительство в высших кругах, где он старательно обзаводился связями, и силу своего слова, которое помогало ему пробиваться наверх. Это означало, что его путь к славе лежал через блестящую адвокатскую карьеру в римских судах, что позволило Цицерону стать знаменитостью и снискать поддержку влиятельных особ. В результате он без труда избирался на все необходимые низшие должности политической иерархии, подобно Катилине. Однако в 64 г. до н. э. предвыборная гонка принесла Цицерону победу на консульских выборах, а Катилине – поражение.

Тот триумфальный успех, однако, не был целиком вопросом предрешенным. При всей своей славе Цицерону пришлось испытать на себе невыгодное положение «нового человека», как римляне называли кандидатов без политической родословной. На определенном этапе он, вероятно, даже подумывал заключить предвыборный союз с Катилиной, несмотря на его сомнительную репутацию. В конце концов, исход выборов определили голоса влиятельных избирателей. Римская избирательная система со всей откровенностью и без лишней стыдливости наделяла большим весом голоса богатых избирателей, и многие из богачей, видимо, решили, что Цицерон – лучший выбор для них, чем Катилина, несмотря на все их высокомерие по отношению к новичку. Некоторые соперники Цицерона называли его «постояльцем» в Риме, «полугражданином», но тем не менее он возглавил гонку. Катилина позорно закончил третьим. На втором месте, также обеспечивающем должность консула, оказался Гай Антоний Гибрида, дядя другого, более известного Антония (Марка), репутация которого, как выяснилось, была немногим лучше, чем у Катилины.

Летом 63 г. до н. э. Цицерон мог уловить признаки угрозы со стороны Катилины, который собрался вновь попытать счастья в качестве кандидата. Цицерон воспользовался положением консула, чтобы отложить очередной этап выборов, и когда, наконец, пришел назначенный день, явился на выборы в сопровождении вооруженной охраны, а из-под тоги отчетливо проступали нагрудные доспехи. Это был явно костюмированный выход, с вызывающим несоответствием гражданских и военных деталей, как если бы современный политик появился в парламенте в деловом костюме с автоматом наперевес. Но это сработало. Эта тактика устрашения в сочетании с громогласными популистскими заявлениями Катилины предопределила очередной провал соперника Цицерона. Заявления одного отверженца, обещающего поддержку другим таким же, имели мало шансов склонить на свою сторону избирателей из элиты.

Вскоре после выборов, примерно ранней осенью, Цицерон начал получать более определенные сведения о подготовке страшного заговора. Информация просачивалась уже довольно давно от подруги одного из сообщников Катилины, женщины по имени Фульвия, которая в той или иной степени сыграла роль двойного агента. Теперь благодаря предательству еще одной вовлеченной в заговор стороны и при посредничестве состоятельного Марка Красса у Цицерона на руках оказалась целая пачка писем, напрямую уличающая Катилину и раскрывающая кровожадные планы заговорщиков. Эта информация вскоре стала подтверждаться донесениями о скапливающихся к северу от города вооруженных силах в поддержку восставших. И, наконец, после того, как не без «подсказки» Фульвии удалось избежать нападения, намеченного на 7 ноября, Цицерон убедил сенат собраться на следующий день, чтобы официально разоблачить Катилину и добиться выдворения его из Рима.

Еще до этого, в октябре, сенаторы приняли постановление, вынуждавшее консула Цицерона (или позволявшее ему) принять меры, чтобы «государству ничего не угрожало», то есть своего рода античный аналог закона «О чрезвычайных полномочиях» или закона «О борьбе с терроризмом», со всеми его спорными моментами. А теперь, 8 ноября, они выслушивали «дело Катилины», которое Цицерон подал с блеском, изобильно оснастив доказательствами. Это была замечательная смесь ярости, негодования, самокритики и неопровержимых с виду фактов. В одной части своего выступления он напоминал собравшейся публике о сомнительном прошлом Катилины, в другой – неискренне сетовал, что сам не отреагировал вовремя на возникшую опасность, в третьей – загружал аудиторию мельчайшими подробностями заговора: в чьем доме собирались заговорщики, в какие даты, кто был вовлечен в дело и какими конкретно были пункты плана. Катилина оказался лицом к лицу с неизбежностью серьезного обвинения в свой адрес. Он попросил сенаторов не верить ни единому слову, отпустил несколько колкостей в адрес скромного происхождения Цицерона, не идущего в сравнение с его выдающимися предками и их огромными заслугами. Но он, со всей очевидностью, осознавал безнадежность своего положения. Ночью он покинул город.