В 137 г. до н. э. Тиберий Гракх отправился из Рима на север, к испанским легионам. Тиберий Гракх приходился внуком Сципиону Африканскому и шурином Эмилиану, он отличился при осаде Карфагена и первым забрался на вражескую стену. По дороге в Испанию его поразило состояние Этрурии, общее запустение, крупные латифундии, где трудились сплошь варвары, рабы из чужих краев, тогда как мелкие земельные собственники – традиционная опора италийского сельского хозяйства – исчезли. Если верить словам его младшего брата Гая, дошедшим до нас из более поздней биографии, этот момент стал поворотным в обращении Тиберия к аграрной реформе. Как он позже говорил римлянам, многие из тех, кто сражался за Италию и кого считают «владыками вселенной», «ни единого комка земли не могут назвать своим!» Это Тиберий считал несправедливым.

Вопрос, действительно ли пропали мелкие землевладельцы, современных исследователей волнует намного больше, чем их античных коллег. Нетрудно заметить связь между революционными изменениями в сельском хозяйстве и последствиями римских военных действий и экспансии. Во время войны с Ганнибалом в конце III в. до н. э. вражеские армии за пару десятков лет истоптали весь Апеннинский полуостров вдоль и поперек с удручающими последствиями для полей. Постоянная потребность в свежих кадрах для заморских военных операций в течение многих лет вызывала отток трудовых ресурсов из сельских общин, оставляя семейные хозяйства без кормильцев. Оба этих фактора делали мелких фермеров уязвимыми в случае неурожаев, нехватки денег или скупки земель богатыми соседями, которые могли воспользоваться доходами от заморских завоеваний для укрупнения своих земельных владений, возделываемых все увеличивавшейся армией рабов. Настроения Тиберия сурово подытожил один современный историк: с какими бы трофеями ни возвращались простые солдаты, они по сути сражались за свое собственное вытеснение. Большая их часть оседала в Риме в поисках заработков, пополняя класс городских низов.

Такой сценарий был, конечно, возможен, но доказательств тому не так много. Рассказ о путешествии Тиберия через Этрурию, раскрывшем ему глаза, звучит скорее как пропаганда: неужели он раньше не попадал в эти края, всего в 60 км к северу от Рима? Нет особых археологических данных, подтверждающих расцвет крупных хозяйств нового типа, о которых сообщал Гракх, и напротив, есть свидетельства распространения мелких крестьянских ферм. Нельзя с уверенностью также утверждать, что в действительности имел место тот долговременный опустошительный эффект, которого многие исследователи готовы были ожидать от разрухи военного времени и от нехватки молодых холостых мужчин, воевавших далеко от родины. Земля имеет свойство довольно быстро восстанавливаться после подобной травмы. Что касается трудовых ресурсов, то оставшиеся члены семей могли в какой-то степени пополнить их ряды или же, на худой конец, обзавестись небольшим количеством рабов, что было по силам даже относительно скромным хозяйствам. Сейчас большинство склоняется к мысли, что Тиберий не вполне адекватно истолковал ситуацию, пусть даже душевный порыв его был искренним.

Какой бы ни была экономическая ситуация, Тиберий видел ее причины в вытеснении бедных крестьян с земли. Так думали и сами бедняки, если верить рассказу, что они поддержали его избирательную кампанию надписями с требованием вернуть землю. Именно эту проблему Тиберий собирался решить, став народным трибуном в 133 г. до н. э. Он напрямую предложил народному собранию законопроект о восстановлении в правах мелких землевладельцев, для чего следовало перераспределить участки римской «общественной земли» в пользу бедняков. Речь шла о территориях, захваченных Римом во время завоевания Италии. По правилам эти наделы должны были доставаться многим различным пользователям, но на деле они попадали в руки богатых римлян и италиков, которые правдами и неправдами превращали их в частную собственность. Тиберий предложил ограничить размер обрабатываемой арендаторами земли до 500 югеров (примерно 120 га), утверждая, что так было заведено в самом начале. Излишки предполагалось раздать небольшими наделами неимущим римлянам. Реформа затевалась в «классическом» римском стиле: вводилось что-то радикально новое под видом восстановления традиционного старого.

Предложение породило целый ряд противоречий. Для начала, когда Марк Октавий несколько раз подряд пытался наложить вето на законопроект (такое право было дано «народным представителям» намного раньше), Тиберий спустил на него всех собак за его сопротивление и уговорил народ проголосовать за отстранение Октавия от должности. Это позволило утвердить аграрный закон, после чего была выбрана комиссия из трех членов для перераспределения земли – теплая компания, состоявшая из Тиберия, его брата и тестя. Далее сенаторы, которые представляли обычно интересы богатых римлян, выделили из казны незначительную сумму для воплощения законопроекта в жизнь (хорошо известный в среде современных политиков блокирующий инструмент в дискуссии). В условиях скудного финансирования Тиберий уговорил народ проголосовать за выделение на работу комиссии средств, неожиданным золотым дождем сошедших на Рим.

По счастливой случайности в 133 г. до н. э. умер царь Пергама Аттал III. При жизни он, видимо, реалистично оценивая силу римской власти, утвердившейся на востоке Средиземноморья, и борясь с соперниками, желавшими его смерти, завещал «римскому народу» свое имущество и все свое царство (в теперешней Турции). Этого наследства как раз и не хватало на доведение до конца сложных задач комиссии: на обследование, обмер земли и межевание, выборы новых получателей наделов и снабжение их основным сельскохозяйственным инвентарем. Но Тиберия не оставляли в покое, атаки нарастали, его стали обвинять в том, что он нацеливается на царство: кое-кто стал распространять злобные слухи о том, что его якобы видели примеряющим царскую диадему и пурпурную мантию Аттала. В этих условиях Тиберий решается выдвинуть свою кандидатуру на второй срок трибуната, что обеспечило бы ему судебную неприкосновенность. Это сильно возмутило самых ярых противников, и процедура выборов была прервана группой сенаторов в сопровождении банды головорезов с импровизированным оружием без всяких на то официальных полномочий.

Выборы в Риме были делом длительным. Выборщики сходились в определенное место, где происходило голосование за трибунов. Трибы голосовали по очереди, каждый гражданин из тысячи пришедших отдавал свой голос самостоятельно, один за другим. Иногда на выборы уходило больше одного дня. В 133 г. до н. э. на Капитолийский холм во время процедуры голосования ворвалась вооруженная толпа. Завязалась потасовка, в которой Тиберий был до смерти избит ножкой от скамьи. Человек, который возглавил самосуд, был двоюродным братом Тиберия – Публий Корнелий Сципион Назика, экс-консул, глава основной жреческой коллегии понтификов. Говорят, он явился к месту драки в тоге, покрывающей голову, как при церемонии приношения животных в жертву богам. Похоже, он хотел придать убийству вид религиозного действа.

36. На этой римской серебряной монете конца II в. до н. э. изображена процедура выборов на собрании путем тайного голосования. Человек справа опускает табличку в ящик для голосования, находясь на возвышенном помосте (pons). Слева другой человек поднимается на помост и принимает свою табличку из рук помощника, стоящего внизу. Надпись «Nerva» над сценой выборов – имя ответственного за чеканку монеты

Смерть Тиберия не остановила работу по перераспределению земель. В комиссии ему нашли замену, и процесс продолжался еще несколько лет, что можно отследить по межевым камням, обозначавшим границы новых наделов, с именами ответственных членов комиссии. Этим, однако, потери с обеих сторон не ограничились. Сначала специально созданной сенатом комиссией были осуждены несколько сторонников Гракха. Основания для таких решений остались неясными. По крайней мере один соратник Тиберия был убит, причем необычным способом: его поместили в мешок с ядовитыми змеями. Эту казнь, выдаваемую за возрождение суровых архаических древнеримских наказаний, на самом деле точнее определяет остроумное выражение Эрика Хобсбаума: это было «изобретение традиций». Сципион Назика был спешно отправлен с подходящей миссией в Пергам, где он через год скончался. Сципион Эмилиан, услышав новость об убийстве Тиберия, разразился очередной цитатой из Гомера в том смысле, что Гракх сам навлек на себя беду. Сципиону пришлось покинуть поле боя в Испании и вернуться в Италию, чтобы помочь богатым италикам, которых выселяли с общественных земель. Его нашли дома мертвым в своей постели в 129 г. до н. э. в то самое утро, когда он должен был выступать с речью по этому делу. Неожиданные смерти (а их было немало) порождали в Риме вспышки подозрительности. В последних двух случаях ходили слухи о насильственной смерти. Некоторые римляне, как обычно, когда не было никакой надежной информации, призывали: «ищите женщину». Триумфальный покоритель Карфагена, утверждали они, стал жертвой бытового убийства – его жена и теща не хотели, чтобы он приостанавливал реформы Тиберия Гракха, их брата и сына.

Почему же земельная реформа Тиберия вызвала такое яростное сопротивление? Безусловно, нельзя сбрасывать со счетов затронутые личные интересы. Некоторые античные и более поздние исследователи сомневались, насколько искренне Тиберий был озабочен положением бедноты. Не обида ли на сенат двигала им? Можно вспомнить, что сенат коварно отказался утвердить мирный договор, которого Тиберий с трудом добился в Испании. Негодовали против реформы землевладельцы, ведь им приходилось расставаться с землей, которую они уже давно считали своей собственной, а ратовали за нее те, кому должна была достаться эта земля. Действительно, многие хлынули в Рим из дальних уголков страны специально, чтобы проголосовать за реформу. Этим конфликт, однако, не исчерпывался. В 133 г. до н. э. столкнулись разные точки зрения на роль народа во властной структуре Рима. Когда Тиберий уговаривал народ отстранить от должности второго, противодействовавшего ему трибуна, в основе его пламенной речи лежала идея соответствия деятельности трибуна чаяниям народа: «Народный трибун… призван защищать интересы народа. Но если трибун причиняет народу вред, умаляет его власть, препятствует ему голосовать, то он сам отрешает себя от должности, так как не исполняет своего долга». Тут была затронута до сих пор нерешенная проблема, возникающая в современных демократических странах вновь и вновь. Кем являются члены парламента: делегатами от избирателей, обязанными выражать волю тех, кто их выбрал? Или они – представители, избранные для того, чтобы формулировать свою позицию в изменчивых условиях управления страной? Впервые в истории Рима, насколько нам известно, такой вопрос был четко поставлен и вынесен на обсуждение, но простой ответ на него не отыскался ни тогда, ни в наши времена. Одни считали, что Тиберий отстаивал права народа, другие – что ущемлял права законно выбранного должностного лица. Подобная дилемма составляла сердцевину диспута и вокруг переизбрания Тиберия. Занятие должности два срока подряд не было противозаконным, подобные прецеденты случались. Однако существовали опасения, что таким образом Тиберий сосредотачивает власть в своих руках, нацеливаясь на царскую корону. Тем не менее очевидно, что римский народ имел право выбирать кого хотел, невзирая на условности избирательной системы. Более того, если Аттал оставил свое царство в наследство «римскому народу» (populus Romanus), то разве сенату, а не самому народу, следовало решать, как распорядиться этим даром? Разве не всем в равной мере должны достаться завоевания империи – как бедным, так и богатым?

Сципион Назика с его головорезами, дубинками и ножками от скамей не производит впечатление симпатичного персонажа, равно как и сенатор, которому дали прозвище Веспиллон, то есть «Могильщик», за то, что он сбрасывал тела в Тибр. Это кажется жутковатой шуткой во все времена, что в античную эпоху, что в нашу. Однако их спор с Тиберием был фундаментальным, и с тех пор жизнь в Республике до конца ее дней протекала в русле этих политических дебатов. Цицерону, оглядывавшемуся на 133 г. до н. э. из следующего столетия, этот год показался решающим, поскольку именно тогда разверзлась пропасть в римском обществе, в его политической жизни, которая так и не закрылась ни ко времени Цицерона, ни после него. «Смерть Тиберия Гракха и еще раньше все его стремления как трибуна, – писал он в диалоге "О государстве", – разделили единый народ на две части» (in duas partes).

Это прием риторического упрощения. Как будто до сотрясений, вызванных Тиберием Гракхом, в Риме царил покой и полный консенсус между бедными и богатыми! На самом деле, как можно понять из политических дебатов, дошедших до нас от десятилетий, предшествовавших 133 г. до н. э., были и другие защитники прав простого народа, действовавшие в том же духе. Например, в 139 г. до н. э. один радикально настроенный трибун провел закон о тайном голосовании путем подачи навощенной дощечки с именем. Исторические сведения не дают возможности точно определить личность этого деятеля, равно как и накал дебатов вокруг этого закона. Известно при этом мнение Цицерона, который утверждал, что закон подорвал власть аристократов, а инициатора именовал человеком ничтожным. Так или иначе, эта реформа стала краеугольным камнем в системе гарантированных политических свобод для всех граждан: подобной реформы классический греческий мир не знал как при демократии, так и без нее.

События 133 г. до н. э. разделили политически активное население на тех, кто защищал права, свободу и интересы народа, и тех, кто считал, что для государства было бы благоразумнее, чтобы им управляли опытные и мудрые «лучшие люди» (optimi). «Оптиматы» практически приравнивались к богачам, иными словами, к сенату. Цицерон использовал слово partes для этих двух группировок (популяров и оптиматов, как их иногда называют), но это не были партии в современном понимании: у них не было членов, официальных лидеров или принятых уставов. Они представляли две кардинально отличавшиеся точки зрения на цели и методы управления государством, и это еще почти целое столетие приводило к постоянным политическим столкновениям.