У историков-скептиков, изучавших римские древности в XIX в., было достаточно поводов не доверять текстам о римских царях. Упоминается множество фактов, которые не согласуются с хронологией. Даже если представить себе аномально здоровых долгожителей среди правителей, невозможно растянуть суммарное властвование семерых царей, включая Ромула, на 250 лет, со второй половины VIII в. до конца VI в. до н. э., как это представляли себе римские авторы. Это бы означало, что каждый правил в среднем более трех десятилетий. Никакая современная монархия не смогла бы обеспечить такое устойчивое, из поколения в поколение, долголетие на троне.

Наиболее целесообразно рассмотреть два варианта объяснений: либо царский период был короче, чем указывают расчеты римлян, либо необходимо пополнить общепринятый список царей (как мы увидим далее, есть пара кандидатов на роль этих «потерянных монархов»). Не исключено также, что имеющиеся записи на тему ранней римской истории вводят нас в большее заблуждение, чем нам для простоты хочется думать. Возможно, несмотря на сложившуюся хронологию, характер царской власти в Риме сильно отличался от представлений Ливия и других авторов.

Основная проблема античных историков состоит в том, что им свойственно было «модернизировать» жизнь в тот царский период, анализировать с позиций своего времени и преувеличивать достижения той эпохи, будто глядя сквозь увеличительное стекло. По их мнению, первые римляне уже использовали такие развитые институты, как сенат и народное собрание, ставшие привычными элементами политического ландшафта Рима лишь полтысячелетия спустя. Смену властителей, которая не определялась близким родством, источники объясняли понятными им официальными правилами: назначением промежуточного царя (interrex), народным голосованием и ратификацией сенатом. А связанные с «междуцарствием» сюжеты борьбы за власть между соперниками органично смотрятся в контексте императорского двора I в. В самом деле, описанная Ливием интрига после убийства Тарквиния Древнего, когда его хитрая жена тщательно скрывала эту смерть, пока не обеспечила трон своему любимцу Сервию Туллию, подозрительно похожа на возню, устроенную Ливией после смерти императора Августа в 14 г. (см. с. 381). Сюжеты настолько похожи, что, по мнению исследователей, Ливий не мог закончить эту часть своей «Истории» в 20 г. до н. э., до событий 14 г.

Взаимоотношения римлян с соседними племенами описаны с не меньшим размахом, с оформлением договоров, посольств и официальных предупреждений об объявлении войны. Сражения также представлены как крупномасштабные столкновения могущественных римских легионов и в равной степени могущественных сил противника. Мы читаем про кавалерию, атакующую вражеские фланги, пехоту, вынужденную отступать, про смешавшиеся ряды соперников… и прочие клише времен классического Рима. Подобные штампы просачиваются и в современные статьи о царском периоде, с уверенностью обсуждающие вопросы «внешней политики» Рима в VII и VI вв. до н. э.

Тут надо спуститься с небес на землю. В каких терминах ни обсуждать ранний Рим, приходится выбирать из спектра между маленьким и очень маленьким городком. Оценка количества жителей в доисторических поселениях – задача особенно трудная, при этом количество изначального населения Рима в тот период, когда разрозненные деревни срослись в единый город, никак не превосходило нескольких тысяч. К моменту изгнания последнего царя, к концу VI в. до н. э., согласно современным выкладкам, мы имеем дело с населением от 20 000 до 30 000 человек. В этом случае возможна лишь примерная оценка, основанная на размере поселения, площади территории, которую оно могло контролировать, и предположении о том, какое население эта округа могла прокормить. Тем не менее эти цифры более вероятны, чем преувеличенные данные, которые приводят античные авторы. Ливий, например, ссылается на первого римского историка Квинта Фабия Пиктора, который примерно в 200 г. до н. э. утверждал, что к концу царского периода в Риме проживало около 80 000 взрослых граждан мужского пола при общем населении, превышающем 200 000 жителей. Эти оценки выглядят смехотворными для нового поселения в архаичной Италии. Выходит, что по населению Рим сопоставим с Афинами или Спартой на пике их развития, в середине V в. до н. э., но таким размерам города археологических подтверждений нет. Зато подобная цифра вполне отвечала преувеличенным ожиданиям античных авторов относительно величия раннего Рима.

16. Эта надпись позднего VI – раннего V в. до н. э., обнаруженная в 1970 г. в 65 км южнее Рима, засвидетельствовала существование древнего римского народного ополчения частного подчинения. Это посвящение богу Марсу (здесь на латыни того времени последнее слово MAMARTEI) от SUODALES Публия Валерия (здесь в первой строчке POPLIOSIO VALESIOSIO), может быть, того самого полулегендарного консула первых лет Республики Публия Валерия Публиколы. Его SUODALES могли быть его товарищами (sodales на классической латыни) или, грубо говоря, членами его банды

Говорить об общественных институтах маленького протогородского поселения можно лишь с большой натяжкой. Если отбросить идеи об исключительности Рима и считать городок типичным архаичным средиземноморским поселением (да и в других местах возникали подобные древние сообщества), то его жизнедеятельность была намного менее структурирована, чем это представлено в античных источниках. Сложные процедуры вроде назначения промежуточного царя, народного голосования и ратификации сенатом кажутся для архаичного городка малоправдоподобными. В лучшем случае это просто переписывание ранней истории в более поздних терминах. Военные действия тоже оказались ареной для домыслов. Тут на помощь приходит география. Надо лишь взглянуть на расположение этих героических сражений: они все произошли в радиусе 20 км от Рима. Несмотря на высокий стиль описания битв как миниатюрной модели сражения римлян с Ганнибалом, те схватки скорее напоминали традиционный угон скота. Это не было каким-то особо римским занятием в строгом смысле слова. Во многих примитивных культурах понадобилось некоторое время для перехода от различных форм личного насилия, от жесткого несправедливого суда, вендетты и партизанской войны, к войне под общественным контролем. Всевозможные конфликты разрешались исключительно отдельными личностями с их свитой, античными «полевыми командирами», как бы мы сейчас сказали. Четкую грань между миссиями во имя «государства» и теми «разборками», которые осуществлялись по инициативе какого-то могущественного лидера, провести чрезвычайно трудно. Очень вероятно, что так оно и было на первых порах в римском государстве.

Так как же тогда воспринимать слово REGEI на надписи с Форума? Его, безусловно, можно понимать как «царь» в современном значении, которое мы вполне могли бы разделить с римлянами I в. до н. э. Они бы представили себе примерно то же, что и мы, – не только образ единовластного правителя с соответствующими символами власти, но и всю концепцию монархии как формы государственной власти, отличающейся от демократии и олигархии. Но крайне маловероятно, что какая-либо из этих идей была в голове того, кто за много веков до этого вырезал надпись на камне с Форума. Для людей его времени слово rex означало человека, обладающего властью и положением в обществе, но в гораздо менее структурированном, менее «конституционном» смысле. И если пытаться отыскать реалии, а не мифы, то правителей Рима той далекой архаичной эпохи нужно было бы называть не царями, а вождями или главарями, и весь этот период истории – скорее период вождей, чем период царей.