Глава 8
Стражи порядка прямиком направились к ней.
– Алябьева Елена Сергеевна? Вы арестованы.
Ленка не двинулась с места. А меня будто черт дернул, я подскочила:
– Вы не имеете права арестовывать человека, пока ему не предъявлено официальное обвинение! Вы можете только задержать!
Полицейский посмотрел на меня, как солдат на вошь:
– Американских сериалов насмотрелась? Кто такая? Документы!
– Я журналист, буду освещать это дело в прессе. – Я вытащила свое журналистское удостоверение.
Мужчина со всех сторон изучил «ксиву», разве что не понюхал, и взял более уважительный тон:
– Где постоянно зарегистрированы?
– В Москве.
– В этой квартире есть временная регистрация?
– Зачем она мне? Я здесь в гостях, завтра уезжаю.
Полицейский подозрительно буравил меня взглядом.
– Не надо, сержант, – вдруг раздался голос, – оставьте девушку в покое. С прессой мы сотрудничаем.
Голос принадлежал мужчине в штатском. Он только что вошел в квартиру и выглядел так, словно прибыл сюда со званого ужина. На нем был отличного качества синий костюм, голубая рубашка, сиреневый галстук и в тон ему платок, выглядывающий из нагрудного кармана. На одном плече лихо, по-гусарски, висела короткая дубленка – тоже, как я заметила, купленная не на рынке. Вряд ли ему исполнилось сорок лет, скорей всего, он был нашим с Алябьевой ровесником.
– Позвольте представиться: следователь прокуратуры старший лейтенант Виталий Валерьевич Унганцев. Лично для вас – Виталий.
Унганцев мне сразу активно не понравился. Для следователя прокуратуры у него был слишком лощеный вид. Я имею в виду – для честного следователя. «Следаку», который добросовестно выполняет свою работу, иной раз и помыться-то некогда, не то что платочки под цвет галстука подбирать.
– Людмила Анатольевна Лютикова, журналистка. Лично для вас – Людмила Анатольевна.
Виталий взял мою правую руку и церемонно поцеловал, застыв на долю секунды, словно позировал для скрытой камеры. Совершенно неуместный жест в данных обстоятельствах. На Ленку следователь даже не взглянул.
– Вы можете сказать, в чем подозревается Елена Сергеевна? – спросила я.
Унганцев впервые посмотрел на Алябьеву.
– Охотно скажу. Гражданка Алябьева подозревается в совершении преступления по статье сто пятой часть вторая Уголовного кодекса Российской Федерации – убийство двух или более лиц.
– Двух?! – вскричала я. – Но я знаю только про одно!
Мужчина невозмутимо откликнулся:
– Значит, вы подтверждаете, что одно убийство Алябьева все-таки совершила? Возможно, вы даже были свидетелем данного преступления?
Я прикусила язычок. Как бы не наболтать лишнего и не навредить Ленке.
– Ничего я не подтверждаю. Мне непонятно только, почему этим делом занимается прокуратура? Обычно убийства расследует управление внутренних дел, разве не так?
– Это дело особой важности, оно находится на контроле лично у прокурора города.
Если это дело особой важности, значит, Ленка укокошила какую-то крупную «шишку». Вряд ли смерть рядового гражданина заинтересовала бы прокурора.
В комнату вошла Алка, с выражением ужаса на лице она пялилась в одну точку. Я проследила за ее взглядом и обнаружила, что смотрит она на ковер, по которому стражи порядка от души прошлись грязными сапогами.
– Так кого все-таки убили? – спросила я. – Вы можете назвать фамилии жертв?
Унганцев снисходительно улыбнулся:
– Людмила Анатольевна, мы побеседуем с вами позже. Когда я буду располагать признательными показаниями гражданки Алябьевой, я проведу пресс-конференцию и отвечу на все вопросы журналистов. А сейчас необходимо доставить подозреваемую в следственный изолятор. Сержант, займитесь!
Тот самый полицейский, который проверял мои документы, подошел к Ленке, рывком поднял ее на ноги и защелкнул сзади наручники.
В этот момент вернулся домой Никита. Увидев полицейских, он застыл на пороге:
– Что тут происходит?
Ленка, уже смирившаяся со своей участью и апатично молчавшая, вдруг бросилась к нему:
– Никита! Слушай меня внимательно! Костик – твой сын! Вспомни тот ноябрь! Позаботься о нашем сыне, умоляю! Не бросай его!
Полицейский оттащил ее от Нащекина, ему на помощь пришел напарник, и они вдвоем выволокли Ленку из квартиры. Легкой пружинящей походкой за ними вышел Унганцев. Я и Никита бросились на лестничную площадку.
– Позаботься о сыне! – Ленка кричала эту фразу без перерыва, пока за всей честной компанией не захлопнулись двери лифта. В лифте она замолкла, наверное, стражи порядка нашли аргументы, чтобы заткнуть ей рот.
Мы с Никитой вернулись в гостиную. О трагедии, только что разыгравшейся здесь, напоминали лишь грязные следы на ковре и терпкий запах мужской туалетной воды, которой, очевидно, пользовался следователь Унганцев.
– Что тут происходит? – повторил Никита.
Поскольку Алка молчала, ответила я:
– Ленку обвиняют в убийстве двоих людей.
И пересказала события сегодняшнего дня.
– Это безумие! – была первая реакция Никиты. – Бред какой-то! Ленка не могла убить! Кто угодно, только не она! Я не верю!
– Неужели? – ехидно спросила Алка, которая за время моего рассказа успела достать средство для чистки ковров и теперь, сидя на коленях, оттирала грязь. – А что она пропойца – веришь? И что в психушке лежала? Мария Николаевна врать не станет.
– Что Ленка пила – верю. В психушке тоже, возможно, лечилась. Но убить она не могла! Я ее знаю!
Уверенность Никиты меня поразила. Я вот лично не поручилась бы за одноклассницу, которую не видела с выпускного бала.
– Ну, веришь ты или нет, но Алябьева будет сидеть в тюрьме, – отозвалась Алка, поднимаясь с колен. – Черт, грязь не оттирается, только еще больше размазывается. Наверное, тут гуталин, которым эти солдафоны натирают свои сапоги. Отвезешь завтра ковер в чистку?
Никита взорвался:
– Это единственное, что тебя сейчас волнует?!
– Хорошо, я сама отвезу, – спокойно ответила супруга.
В воздухе витала одна мысль, все думали о ней, но никто не смел озвучить. Я тоже не рискнула, обошлась более безопасной темой:
– Не могу понять: почему полиция так быстро нашла Ленку? Откуда они узнали, что она здесь?
Никита бросил на жену быстрый взгляд.
– Наверное, они выследили ее в городе, – предположила Алка. – Алябьева забыла свои документы в соцзащите, по ним установили ее личность и объявили в розыск. Должно быть, кто-то узнал ее на улице.
Мне эта версия показалась сомнительной. У нас не Америка, где на каждом углу стоит полицейский. В этом городе тебя убивать будут – никто не почешется. Случай с инспекторшей Махнач, которую придушили в разгар рабочего дня, с толпой людей за стеной, это убедительно демонстрирует.
Я молчала, супруги Нащекины – тоже. Алка принялась сворачивать ковер в рулон, Никита ей помогал. Вдруг он резко выпрямился и с необъяснимой ненавистью выкрикнул Алке в лицо:
– Ты слышала, что она сказала? Костик – мой сын!
Вот она, запретная тема! Я затаила дыхание, боясь пропустить хоть слово.
Алка тоже разогнулась. Она стояла, уперев руки в боки, и глядела мужу прямо в глаза.
– Думаю, всем ясно, что Алябьева наврала. Как мать я могу ее понять. Она не хочет, чтобы ее ребенок попал в детский дом, и ради этого пойдет на любую ложь. Поздравляю, ей удалось тебя провести! Какой же ты все-таки наивный дурачок!
– Ты прекрасно знаешь, – возразил супруг, – что это может быть правдой. Вспомни тот ноябрь!
– Какой еще ноябрь? – раздраженно откликнулась Алка, косясь на меня.
Очевидно, наружу грозила выплыть какая-то тайна, не предназначенная для посторонних ушей. Однако даже если бы хозяева попытались сейчас выставить меня за дверь силой, я бы не ушла.
– Тот самый ноябрь, когда мы расстались! – кричал Никита. – Я ушел от тебя не в никуда! И не к маме, как ты делала вид! Я ушел от тебя к Лене, и ты отлично это знаешь!
Я чуть не присвистнула: вот это новость! Значит, Нащекин и после окончания школы продолжал скакать от Алки к Ленке, как теннисный мячик от одной стенки к другой. Спортсмен, блин!
– Я был уверен, что ушел навсегда, – продолжал Никита. – А потом ты позвонила и огорошила новостью, что беременна. Ты так плакала. И при этом так мужественно держалась. Говорила, что ничего от меня не требуешь, что воспитаешь ребенка одна… Знаешь, я тебе почти поверил. Но только почему-то совсем не удивился, когда через месяц у тебя случился выкидыш. Скажи честно: сколько ты заплатила врачу за фальшивую справку?
Сузив глаза, Алка с презрением глядела на мужа и молчала.
– А ты хочешь знать, почему я тогда к тебе вернулся? Не из-за твоей беременности, нет. Мне на тебя было начхать, вот честно! Это Лена отправила меня к тебе. Сказала, что никогда не переступит через ребенка. Не сможет допустить, чтобы из-за нее маленький человечек рос без отца. А ведь она тогда тоже была беременна. Нашим общим ребенком! Она пожертвовала своим счастьем ради тебя.
Последнее предложение Никита произнес четко и медленно, словно впечатывал каждое слово Алке в голову. И у нее наконец прорезался голос.
– Ой, вот только не надо делать из Алябьевой святую! Разуй глаза! Твоя дорогая Леночка – алкоголичка и убийца, если ты этого еще не понял!
Никита едва сдержался, чтобы ее не ударить. Сжал кулаки так, что косточки побелели, но все-таки сдержался. Желваки у него играли, глаза налились кровью, на щеках выступили красные пятна…
Я смотрела на его пунцовые щеки, и меня вдруг осенило:
– Ребята, стойте! Ленка никого не убивала, я точно знаю!
В ответ Алка только фыркнула, зато Никита, тяжело дыша, повернулся ко мне:
– Почему ты так считаешь?
– Потому что колготки были красные.
