Глава 29
На следующее утро я вскочила в семь утра и, наскоро умывшись, принялась шуршать по кухне в поисках съестного.
В пищеблок, зевая во весь рот, вплыла Алка.
– Ты куда в такую рань? – поинтересовалась она.
– В женскую консультацию.
У Безруких мгновенно пропал сон:
– Ты что, беременна?!
– Еду туда по делу.
– Понятно, – разочарованно протянула она. – Кстати, ты помнишь, что сегодня похороны двух теток из соцзащиты?
– Точно! У меня совсем из головы вылетело! Спасибо, что напомнила, – искренне поблагодарила я, хотя корыстный мотив Алки не оставлял сомнений. Хозяйка явно рассчитывает, что, побывав на панихиде, я наконец-то уберусь из ее дома. Боюсь, Алку ждет разочарование, расследование становится все запутанней, и конца-краю ему не видно…
Медсанчасть находится «на той стороне», да еще на самом отшибе города, куда ходит только одна маршрутка. Ожидая транспорт, я стояла на остановке, притоптывала от холода и размышляла.
Значит, супруги Прудниковы намеревались взять Костика Алябьева под опеку, потом Юлию Прудникову задушили. Что это дает? Только то, что у Ленки Алябьевой появляется мотив для убийства. Юристка не просто готовила документы для лишения ее родительских прав, она лично собиралась забрать ее сына. Могла ли Ленка каким-то образом узнать эту информацию? И почему Прудниковым понадобился именно этот ребенок? Юрист соцзащиты одним из первых в городе узнает о детях, от которых отказались в родильном доме. Юлия Прудникова могла подобрать для себя любого, даже, возможно, здорового малыша среди «отказников» и безо всяких проблем его усыновить. Но нет, она не искала легких путей…
Холод не особо способствует мыслительной деятельности, поэтому дальше в своих размышлениях я не продвинулась. Стало ясно одно: я совсем не знаю жертв, личности Махнач и Прудниковой остаются для меня загадкой, возможно, сегодняшняя панихида прольет хоть какой-то свет.
В женской консультации медсанчасти ажиотажа не наблюдалось. Очевидно, работницы секретного завода не спешили стать матерями. Я подошла к окошку регистратуры:
– Где я могу найти старшую медсестру?
Регистраторша лениво махнула рукой:
– По коридору, первый кабинет направо.
Когда я подошла к кабинету, из него как раз выходила дородная дама лет сорока пяти с внушительным бюстом.
– Вы Тамара? Старшая медсестра? – спросила я.
Дама посмотрела на мои ноги и строго сказала:
– Женщина, наденьте бахилы!
– Я от Дарьи Семеновны, – понизив голос, сказала я. – У меня к вам деликатное дело.
Тамара заулыбалась:
– Конечно, проходите в кабинет.
Устроившись за столом, старшая медсестра взяла шариковую ручку и поинтересовалась:
– Вам какая справка нужна?
– Справка? А какую вы можете дать?
– Да любую по нашему профилю. Могу написать, что у вас беременность, любое количество недель. Могу – что случился выкидыш. Или что вы бесплодны и шансы родить ребенка равны нулю.
– Бесплодна? Кому же может понадобиться такая справка?
– Не скажите, – словоохотливо отозвалась Тамара. – Год назад приходит ко мне одна, говорит: «Муж достал: роди да роди! А я еще молодая, для себя пожить хочу, с пеленками повозиться всегда успею. Дайте мне справку с таким диагнозом, чтобы сразу было ясно: забеременеть не могу, требуется длительное лечение». Я в справке написала, что у нее непроходимость фаллопиевых труб и поликистоз яичников добавила до кучи. А вчера разворачиваю нашу местную газету и, представьте, чью фотографию вижу? Той самой девушки. А под фоткой – некролог, оказывается, ее убили, она в соцзащите работала. Вот я и думаю: может, зря она тогда не родила, как муж настаивал? Сейчас бы хоть ребеночек остался.
В маленьком городке все как облупленные. Чихнешь на рынке «Южный», тебе пожелают здоровья на рынке «Северный». Вообще-то должна существовать врачебная тайна. Тьфу ты, какая тайна, если речь идет о поддельных документах! В любом случае надо уважать чужую личную жизнь. Хотя с другой стороны, много бы я продвинулась в расследовании, если бы все вокруг хранили секреты?
– Юлия Макаровна Прудникова? Это ведь она попросила у вас такую справку?
Вероятно, медсестра в этот момент весьма некстати вспомнила про врачебную тайну.
– Я не помню ее фамилию, – неумело соврала она. – Так какая справка нужна вам?
– Никакая. Я адвокат, ваша подруга Дарья Семеновна попала в сложную ситуацию, ей требуется юридическая помощь, и я пришла поговорить с вами о смерти хирурга Фархадини.
– Со мной? – удивилась Тамара. – А при чем тут я? Мне известно не больше, чем остальным.
– Что конкретно вы знаете?
– Вчера днем заведующего хирургическим отделением Сергея Хидировича Фархадини застрелили в собственном кабинете. Выстрел в голову, мгновенная смерть.
– В котором часу это произошло?
– Около двух часов, может быть, без четверти два. Никто не слышал выстрела, значит, пистолет был с глушителем. Вот и все, что я знаю.
– Почему его убили, как вы думаете?
Тамара распахнула глаза:
– Да откуда же мне знать?! Я не ясновидящая.
– Бросьте, наверняка в отделении ходят слухи, у персонала есть какие-то версии. О чем люди судачат?
Старшая медсестра улыбнулась:
– Если бы убили нашу заведующую, то я бы знала все версии. Вы же понимаете, каждое отделение – это отдельный мир, с посторонними не станут делиться.
– А ведь вы правы, – задумчиво кивнула я. – У вас есть хорошие знакомые в хирургии?..
Через пятнадцать минут я искала в хирургическом отделении Варвару Даниловну, которая занимала там должность кастелянши. В медицинской иерархии кастелянши наряду с санитарками являются низшей кастой, однако я не сомневалась, что при определенной сообразительности они могут оказаться куда более ценными свидетелями, чем, допустим, главные врачи. По той простой причине, что терять им особо нечего.
А сообразительности Варваре Даниловне было не занимать. Эта шестидесятилетняя женщина сразу просекла, что никакой я не адвокат, а на мой удивленный вопрос, почему она сделала такой вывод, ответила:
– Не похожа ты на адвоката. Адвокаты все сухие, как жерди, и взгляд у них, как у цепных псов, а ты пышная, словно булка с изюмом, и смотришь на людей безмятежно.
Хотя в свете последних событий моя безмятежность несколько потускнела, я вынуждена была признать, что кастелянша права.
– Я журналист, веду расследование о том… – я запнулась, но потом – эх, была не была! – решила идти ва-банк – …о том, как у детей изымают донорские органы. Три месяца назад, в ноябре прошлого года к вам в отделение поступила шестилетняя девочка, у которой вырезали почку?
Варвара Даниловна молчала и, казалось, даже не пыталась напрячь память.
– Ее должны были привезти на «скорой помощи» двадцать первого ноября, – настаивала я, – из детского сада, она была одна, без родителей, ее звали Света Корягина. Согласитесь, это необычно – ребенок во взрослом отделении, вы наверняка обратили на нее внимание. Пожалуйста, вспомните, это очень важно!
– Настя Васильева, – спокойно сказала кастелянша.
– Что?
– По документам девочка поступила из детского дома, и звали ее Настя Васильева.
– Все-таки была? – обрадовалась я.
И сразу же ужаснулась. Значит, это правда! Медсестра Дарья Семеновна не ошиблась, у Светы действительно вырезали здоровую почку! Но почему она лежала в больнице под чужим именем? Может, это простое совпадение?
Такой вопрос я задала кастелянше и получила ответ:
– Медсанчасть обслуживает только работников завода и членов их семей. Если ребенок из детского дома вдруг попадает на стол к нашему хирургу, то совпадением тут и не пахнет.
– Девочке вырезали здоровый орган? – прямо спросила я, ожидая такого же прямого ответа.
Но Варвара Даниловна отвела глаза:
– Это не мой грех, и не мне за него отвечать.
– А чей это грех? Хирурга Фархадини?
– И его тоже.
– Фархадини мертв, с кем же мне поговорить?
– Знаешь церковь около железнодорожной станции? – неожиданно спросила кастелянша.
Я усмехнулась:
– Предлагаете искать ответ у бога?
– Нет, я предлагаю поехать в церковь, найти певчую Аксинью и поговорить с ней.
– А ей-то откуда знать?
– Оттуда, что раньше она была правой рукой Фархадини и ассистировала ему на всех операциях.