Глава 10
На следующее утро я отправилась в ГИБДД, чтобы побеседовать с Валеркой Татарцевым, который занимал там должность заместителя начальника.
На улице было минус двадцать, я, пока нашла инспекцию, околела. Наверное, именно из-за мороза во дворе инспекции практически не было машин, стояли только черная «Волга» и какой-то инвалидный «Запорожец».
Зато внутри здания оказалось многолюдно. И неожиданно много было девушек. Они держались вместе, словно стайка воробьев, и все как на подбор были одеты в мини-юбки и сапоги на высоченных шпильках. Сначала я не могла понять, что они тут делают, потом догадалась: это – курсанты автошколы, которые пришли сдавать экзамен на водительские права. Я вздохнула. Вот именно при взгляде на таких молоденьких девушек со всей отчетливостью понимаешь: пришло то время, когда время уже ушло!
В поисках нужного кабинета я бродила по коридорам, но почему-то фамилия Татарцев не значилась ни на одной табличке. Я обратилась к сотруднику в форме:
– Где мне найти заместителя начальника?
Мужчина кивнул на дверь, мимо которой я уже прошла несколько раз.
– Но здесь написано «Кротов», а мне нужен Татарцев!
– Валерий Ильич? – уточнил собеседник.
Я, хотя не знала Валеркиного отчества, кивнула.
– Берите выше, он теперь начальник нашей инспекции! Уже месяц как. А вы по какому вопросу?
– По личному.
Мужчина усмехнулся:
– Здесь все решают личные вопросы: то личные права отобрали, то личную машину надо на учет поставить. Не обязательно такими мелочами отвлекать начальника от государственных дел, может, я могу помочь?
– Нет, не можете. Нужен только Валерий Ильич, единственный и неповторимый! Я же говорю – дело личное!
У собеседника на секунду отвисла челюсть.
– Его кабинет там, – сказал он и ткнул пальцем в конец коридора.
Я двинулась в указанном направлении, а мужчина крикнул мне в спину:
– Имейте в виду, к Татарцеву запись на две недели вперед!
То же самое повторила секретарша Татарцева. Давненько я не видела таких приличных с виду дам на должности секретаря. Женщина лет сорока, с обручальным кольцом на безымянном пальце и печатью высшего образования, а, может, и не одного, на лице. Не вызывало никаких сомнений, что здесь она выполняет исключительно должностные обязанности, и весьма профессионально.
– А я как раз должна быть в списке, Лютикова моя фамилия.
Секретарь быстро пробежала глазами три страницы с фамилиями и обнаружила меня в самом хвосте.
– Людмила Анатольевна?
Я кивнула.
– Проходите, – улыбнулась секретарша. – У вас есть десять минут. Пожалуйста, соблюдайте регламент, у Валерия Ильича очень плотный рабочий график.
Я вошла в кабинет. Почти все пространство занимал большой стол для заседаний в форме буквы «Т», во главе которого сидел мужчина в форме.
– Поздравляю с назначением, Валерий Ильич! – прямо с порога громко сказала я.
Татарцев напрягся, прищурился, потом воскликнул:
– О, Люська Лютикова, ты, что ли? Не узнал, богатой будешь!
– А я тебя, Валера, сразу узнала, ты ничуть не изменился.
Зачем я это сказала – не знаю, наверное, из вежливости. На самом деле Валерка изменился, и еще как. Пожалуй, единственное, что осталось прежним, это глаза. Взгляд цепкий, колючий и, по правде говоря, довольно неприятный. Но раньше этот взгляд дополнялся худым юношеским тельцем с тощими руками и ногами, а теперь принадлежал толстому мужику с мощным загривком.
Жирный мужчина – это омерзительно. Нет, толстая женщина тоже доставляет мало эстетического удовольствия, но ее еще можно как-то оправдать: роды, гормоны, «заедание» эмоций шоколадом… Да и вообще – слабый пол, что с нее взять. А пузатому мужику нет оправдания. Мужчина должен быть как стрела – стремительно двигаться к цели. А если на стреле болтается здоровенный кусок сала, далеко она не пролетит.
И еще одно обстоятельство: лишний вес прибавляет возраст. Валерка выглядел на все сорок пять, вот честно.
– Выглядишь не ахти, – сказал Татарцев, критически оглядывая меня с головы до ног. – Что, быт заел? Семья, муж, дети?
«На себя посмотри», – подумала я, а вслух сказала:
– Я не замужем, детей нет.
– Что-то я давно о тебе не слышал. Ты где живешь?
– В Москве.
– Да ты присаживайся, в ногах правды нет.
Я села на краешек стула, и Валерка, вальяжно развалившийся в кожаном кресле, заявил:
– Умная ты женщина, Люська, а вроде как без мозгов. Понимаешь, о чем я?
– Не совсем, – нахмурилась я.
– Да, ладно, не обижайся. Кто тебе еще правду скажет? Вот ты кем работаешь в Москве? Журналисткой?
Я кивнула.
– На телевидении?
– В газете.
Валерка скривился.
– Как называется?
– «Работа».
– Не знаю такую. «Московский комсомолец» – знаю, «Коммерсант» – знаю, а «Работу» – не знаю.
Я принялась объяснять почему-то извиняющимся голосом:
– Это газета по трудоустройству, для соискателей, там собраны вакансии и статьи о том, как правильно искать работу.
– Работу мне искать не надо, она у меня есть, – важно ответствовал Татарцев. – И моей жене тоже не надо, она не работает. А если она захочет пойти на службу, то газета ей не нужна. Она мне скажет, я поговорю с нужными людьми, и ей предложат шоколадное место, где надо два часа в день чаю попить, с подружками потрындеть и большую зарплату получить. В твоей газете такие вакансии есть?
Я покачала головой.
– Вот видишь, а у меня – есть. А все потому, что я сам – нужный человек. Лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе – слыхала такую поговорку? А в таком огромном мегаполисе, как Москва, ты даже не вторая, ты вообще бактерия какая-то, инфузория-туфелька!
У Татарцева в школе по биологии явно была «тройка». Я не удержалась и поправила:
– Вообще-то это разные виды, инфузория-туфелька принадлежит к простейшим, а бактерии – это прокариоты.
Вместо того чтобы смутиться, Валерка радостно закивал:
– Во-во, я же говорю: ум есть, но бесполезный! Слушай, а хочешь, я тебя на работу устрою? На наше местное телевидение. Где родился, там и пригодился. Дома и стены помогают. Может, даже замуж тут выйдешь, ты ведь еще не старая.
Я не знала, обижаться на Валерку или нет. Какая-то сермяжная правда в его словах, безусловно, была, но уж слишком сермяжная. В конце концов, я решила, что на обиженных воду возят. Надо быть хитрей, ласковое теля двух маток сосет. Тьфу ты, я тоже заговорила пословицами, как Татарцев!
– Спасибо за предложение, я подумаю. Если у тебя такие связи в городе, помоги в одном деле. Ленку Алябьеву обвиняют в убийстве, расследование находится на контроле у прокурора. Можешь узнать подробности?
Валерка перестал ухмыляться. Лицо у него стало таким отрешенным, словно я говорила о жизни, которая разворачивается где-то в созвездии Гончих Псов и не имеет лично к нему никакого отношения.
– Ты вообще помнишь Ленку Алябьеву?
Валерка кивнул, погруженный в свои мысли.
В этот момент тихо затренькал телефон на столе, Татарцев нажал кнопку, и секретарша сказала по громкой связи:
– Валерий Ильич, к вам из администрации города.
– Я освобожусь через три минуты, – ответил Татарцев, потом повернулся ко мне: – Знаешь, я немного виноват перед Ленкой. Это ведь я тогда разрезал теннисную ракетку Никиты Нащекина и облил йодом его форму.
– Зачем?!
– Из-за Алябьевой, в десятом классе я был в нее влюблен. А она бегала за Нащекиным. Я хотел настроить Никиту против нее, думал, что тогда Ленка обратит на меня внимание. Глупо, конечно, но когда тебе семнадцать лет и ты живешь в однокомнатной «хрущевке» с матерью и сестрой, донашиваешь одежду с чужого плеча, а твой конкурент – мальчик-мажор в фирменных шмотках… В общем, это единственный вариант, который пришел мне в голову. Жаль, что все оказалось бесполезно, я подкатил к Ленке, начал говорить про свои чувства, а она меня даже не дослушала…
Впервые из-за маски самодовольного чиновника выглянул мальчишка, влюбленный школьник, трогательный и закомплексованный. Таким Валерка нравился мне гораздо больше.
– Так ты поможешь? Узнаешь подробности уголовного дела? Кого Ленка убила? Какие улики против нее? И самое главное – запомни, это очень важно – фигурируют ли в деле красные колготки?
– Сделаю, что смогу. Я тебе перезвоню, оставь телефон у секретарши.
Я поспешила к выходу и вдруг спохватилась:
– Слушай, а как же статья? Поздравления к юбилею Марии Николаевны. Скажешь несколько слов?
Татарцев отмахнулся:
– Наври что-нибудь, тебе не привыкать.
Непонятно, с чего это уже второй человек в родном городе говорит, что к вранью мне не привыкать? Очевидно, они знают обо мне нечто такое, о чем я напрочь забыла.