Глава 12
— Так ты знаешь?! — вскричала я.
— Да, Лютикова, знаю. И это еще одна улика против меня. Я под следствием, мне нужны деньги, у меня любовница, да еще и мать не родная. Как будто, если мать приемная, то убить ее — раз плюнуть! — Сергей горько усмехнулся. — Но в том-то и дело, что именно после того, как я узнал, что Ева Ивановна мне не мать, я стал относиться к ней как к матери. Понимаешь?
— Если честно, то не очень.
— Ну как тебе объяснить… Вот, допустим, растет у тебя сын-шалопай: курит, хамит, ворует деньги, — в общем, такой, каким я был в старших классах. Да еще две машины разбил, ущерб на бешеные деньги. Если это твой родной ребенок, ты будешь за него бороться. Ругаться, беситься, взывать к провидению: «За что мне это?!», но не откажешься от него, потому что это твоя плоть и кровь и, спасая его, ты спасаешь себя. Но если это чужой ребенок, то весьма скоро тебе надоест его спасать. Включится инстинкт самосохранения. Какого черта? Жизнь одна, и лишние неприятности никому не нужны. Ты отгородишься от этого ребенка и от его бесконечных проблем. Найдешь миллион отмазок, весьма правдоподобных, почему так будет лучше: «Пусть сам расхлебывает, не маленький! Пусть узнает, почем фунт лиха, для его же пользы!». Так вот. У Евы Ивановны никогда не возникало мысли отказаться от меня. А я был невыносим, Лютикова, уж можешь мне поверить. Не всякая родная-то мать выдержит, сдадут нервы, а Ева Ивановна всегда верила в меня — лучшего, такого, каким я могу стать. Она всегда была на моей стороне, что бы я ни совершил. Я даже думаю, что, убей я кого-нибудь, она бы меня не бросила. А ведь я ей, по сути, посторонний человек! Моего отца она знала два месяца до свадьбы, потом еще год они прожили в браке. Я подозреваю, что он предчувствовал свою смерть и специально искал надежную женщину, которая бы не сдала меня в детский дом. И отец не прогадал, за что я ему чрезвычайно благодарен. Когда я стал наркоманом, Ева Ивановна призналась мне, что она не моя мать. «Сережа, я не твоя мать, — сказала она, — но я буду бороться за тебя до конца. Если ты умрешь, то и я жить не стану. Ты — самое ценное, что есть у меня в жизни. Я просто хочу, чтобы ты помнил об этом всякий раз, когда колешь наркотики». И меня вдруг пронзило: да ведь так всегда и было! Ради меня она готова была пожертвовать всем — репутацией, деньгами, здоровьем. Она — единственный человек на свете, который любит меня больше, чем себя. И тогда мое сердце наполнилось нежностью. Я впервые увидел в ней свою мать…
Я внимательно слушала Чижова. Да, говорит он складно, но верится с трудом. Наркоманы, с их вытравленными химией мозгами, не способны ни на прозрение, ни на нежность. Скорее, признание Евы Ивановны должно было вызвать противоположный эффект: пасынок, получив оправдание своему гнусному поведению, окончательно перестал бы церемониться с посторонней теткой.
— И тогда ты завязал с наркотиками… — протянула я.
Чижов уловил в моем голосе скепсис и обозлился.
— Думаешь, завязать легко? Наркотики блокируют волю. Я пытался бросить, но не смог, несмотря на огромное желание, мне требовалась медицинская помощь. А бесплатной медицины в нашей стране нет, особенно для наркоманов. На выручку опять пришла мать. Она решила продать квартиру, однокомнатный кооператив в Сокольниках, которую подарила ей бабушка и в которой прошло мое детство…
— А как же ты, мама? — спросил сын. — Где будешь жить ты?
— Устроюсь где-нибудь, — отвечала Ева Ивановна.
— А если я не вылечусь? Ты останешься одна, на инвалидности, да еще и без крыши над головой.
— Ты обязательно вылечишься, — сказала она, — я точно знаю.
Узнав о решении Евы Ивановны, родственники крутили пальцем у виска. Она сошла с ума — ради чужого наркомана оказаться на улице с голым задом. Бабушка Евдокия Ивановна тоже не одобряла поступок дочери, но пустила ее жить в «двушку» на Изумрудной улице, которую до этого сдавала.
— Ох, Ева, — привычно вздохнула она, — за что же тебе такое наказание! Впрочем, тебе-то понятно за что: ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Но вот за что мне?
Сергей лечился долго, несколько раз срывался, и курс лечения приходилось начинать заново. Через два года он все-таки избавился от наркотической зависимости. Он восстановился в институте, получил диплом, женился, и жизнь вошла в нормальную колею…
— В нормальную колею?! — воскликнула я. — Ты считаешь это нормальным, что жена готовила еду, мать выносила ее из дома, а ты собирался поставить камеру, чтобы следить за процессом? Да по вам психушка плачет!
— Никакую камеру я ставить не собирался, — нахмурился Чижов, — это я Татьяне так сказал, чтобы ее успокоить. Ну, а то, что мать выносила еду… Да, это немного странно, но покажи мне человека без странностей.
— Возможно, у Евы Ивановны, в дополнение к остальным болячкам, начались проблемы с головой? — предположила я.
— Нет, — решительно возразил Сергей, — никаких проблем с головой у нее не было, соображала она отлично. Я же говорю — это небольшая странность. Должно быть, матери просто было скучно сидеть одной весь день в квартире, вот она и придумала себе развлечение.
— Ничего себе развлечение! Ты так спокойно об этом говоришь. Неужели не замечал, как Ева Ивановна изводила Татьяну? Почему вы не съехали на съемное жилье?
— Жена настаивала, но…
— Но ты пожалел денег, так? Вы ведь, кажется, копили на свою квартиру?
— Да не в деньгах было дело, вернее, не только в них. Я не хотел оставлять мать одну. Она была уже не молода, ей тяжело было убирать квартиру, стирать, готовить еду. А еще ей нужно было регулярно питаться и принимать лекарства, иначе она могла впасть в диабетическую кому. Я опасался за ее здоровье, понимаешь?
— Ну да, и поэтому нашел дурочку для бесплатной уборки и приготовления еды на вынос, так?
— Ну, знаешь, — взъярился Чижов, — никто Татьяну насильно со мной не держал! Она всё делала добровольно!
— Потому что думала, что у вас семья и что ты верный муж. Если бы она узнала про любовницу, ушла бы в два счета.
— Ланка — это уже прошедший этап, — отмахнулся Сергей.
— Конечно, прошедший, — согласилась я, — Лана Зебрикова не любит мужчин с финансовыми проблемами. А у тебя еще и проблемы с Уголовным кодексом имеются. За что, кстати, тебя собираются посадить?
— Тьфу-тьфу-тьфу! — Чижов энергично сплюнул через левое плечо. — Типун тебе на язык, Лютикова! Надеюсь, я вообще не сяду, отделаюсь символическим штрафом в три тысячи рублей.
— Почему это?
Сергей выразительно поднял брови:
— Ты что, маленькая, такие вопросы задаешь? Не знаешь, почему в нашей стране уголовные дела закрывают?
— А-а-а, — догадалась я, — взятку дал.
В ответ Чижов красноречиво промолчал.
— Постой-ка, — вдруг озарило меня, — Зебрикова говорила, что тебе «светил» срок до пяти лет плюс штраф до полумиллиона. Из чего следует, что взятка обошлась тебе никак не меньше этой суммы. Колись, я права?
Чижов неохотно кивнул.
— Откуда у тебя деньги? У Евы Ивановны с книжки как раз пропали…
Очередное упоминание о сберкнижке Евы Ивановны привело Сергея в бешенство. Он метнулся в комнату, через секунду прибежал, потрясая какой-то бумагой.
— Да на, на, читай! Вот откуда у меня деньги!
«Кредитный договор» — значилось первой строкой. Глаз выхватил грабительские условия кредита: 38 % годовых, не считая всевозможных сборов, пени и разовых платежей. Если Чижов взял пятьсот тысяч рублей, то отдать ему придется около семисот. На таких условиях банки обычно ссужают деньги без справки о доходах и без поручителей, поскольку велик риск, что заемщик кредит не вернет.
— Ты взял кредит, чтобы дать взятку следователю? — изумилась я.
— А ты бы предпочла, чтобы я сел в тюрьму? — огрызнулся Чижов.
— С чего же ты будешь платить? Каждый месяц тебе надо отдавать… — я посмотрела график платежей, — ого-го какую сумму!
— Да я досрочно выплачу, — уверенно заявил подследственный. — Кстати, Люся, — он ощупал взглядом меня с ног до головы, — как ты относишься к драгоценным камням?
Чижов впервые назвал меня по имени, и это настораживало.
— Ты кольца носишь? — допытывался он. — Серьги у тебя в ушах с чем? С фианитами? Бриллианты приобрести не желаешь? Ты же обеспеченная дама, Танька говорила, что у тебя квартира в центре и дом в элитном поселке, а ходишь ты, я извиняюсь, как учительница труда какая-нибудь. Тебе обязательно нужно носить натуральные бриллианты, они придадут дополнительный шарм. Ну-ка, пойдем!
Сергей сорвался с места, увлекая меня за собой. В его комнате царил такой же бардак, как и во всей квартире, за исключением письменного стола. Со стола недавно вытирали пыль, а монитор компьютера так блестел, что в него можно было смотреться, как в зеркало. Слева от клавиатуры аккуратной стопкой лежали желтые почтовые конверты с прослойкой из целлофановых пузырьков, в них обычно отправляют документы или фотографии, чтобы не помялись в дороге. А справа стояла небольшая бархатная шкатулка, я лично храню в подобной шкатулке свои серебряные украшения.
Хозяин открыл шкатулку и начал доставать оттуда маленькие прозрачные пакетики.
— Нет, эти слишком мелкие, — бубнил он себе под нос, — у этих чистота плохая… Вот, держи! — протянул он мне пакетик.
В пакетике лежали два камня красивого нежно-желтого цвета, каждый величиной с горошину.
— Что это? — не поняла я.
— Бриллианты из Индии, общий вес — десять карат. Хочешь купить? Серьги получатся обалденные!
— И почём?
— Полторы тысячи долларов каждый.
Я не большой специалист в гематологии, но иногда ради любопытства захожу в ювелирные магазины и разглядываю украшения с бриллиантами. От цен прихожу в ужас! Микроскопический бриллиантик, размером не больше крупицы манки, стоит как золотое обручальное кольцо. А если камень разросся до величины рисового зернышка, то тут вообще тушите свет. На эти деньги можно сделать капитальный ремонт ванной и туалета с заменой всех труб и сантехники на новые!
Поэтому Чижовская цена показалась мне подозрительно низкой.
— А они натуральные? — Я поднесла камни к самому носу.
— Самые что ни на есть природные, — заверил продавец.
— А почему они желтые? Ведь бриллианты должны быть белые.
— Бриллианты бывают разных цветов, даже черные, — терпеливо объяснял Сергей, — это в российских магазинах продаются только белые.
— А почему у нас только белые?
— Потому что в Якутии добывают белые алмазы, а наше государство является монополистом по продаже драгоценных камней, и оно неплохо наваривается на якутских бриллиантах. Зачем ему покупать цветные камни за границей?
Несколько секунд я переваривала полученную информацию, потом спросила:
— Напомни, по какой статье на тебя завели уголовное дело?
— Статья сто девяносто первая, — отчеканил подследственный, — незаконный оборот драгоценных металлов, природных драгоценных камней или жемчуга. Слышала? «Природных»! Так что не боись, Лютикова, бриллианты натуральные! Ну что, берешь?
Я повертела в руке желтенькие камешки.
— Слушай, Чижов, предложение, конечно, заманчивое, но как бы ты не подвел меня под монастырь. Незаконный оборот драгоценных камней — он ведь не только продавцов, но и покупателей касается. Ты-то от следствия уже отмазался, а где мне поллимона взять? Я с банками не связываюсь, себе дороже, однажды уже выступила поручителем по кредиту, чуть без последних штанов не осталась.
— Дремучая ты женщина, Люська, а еще журналист. Я же никому не скажу, что продал тебе бриллианты, и ты, надеюсь, тоже не сдашь меня компетентным органам. Так откуда они узнают?
— А ювелир? Когда я пойду к ювелиру, чтобы сделать серьги, вдруг он меня заложит?
— Я тебя умоляю, — улыбнулся Чижов, — как будто ювелиру больше делать нечего, так у него вообще клиентов не останется. Ну, а если вдруг полюбопытствует, откуда камни, скажешь, что из бабушкиных сережек вытащила, фамильное наследство. Не волнуйся, тебя не поймают.
— Тебя же как-то поймали, — резонно возразила я.
— Меня поймали, потому что я дураком был. Теперь я ученый: никаких личных встреч, камни отправляю только почтой, — он кивнул на стопку конвертов на столе.
— Да откуда у тебя вообще эти бриллианты? Что-то не припомню, чтобы ты летал в Индию.
— Одни камни у меня из Индии, другие из Таиланда, третьи из Южной Америки, но никуда я не летал. Они сами ко мне на дом прилетели.
Я опасливо покосилась на Чижова: а точно ли он завязал с наркотой? Камни ему на дом прилетают. Ага, в форточку проскальзывают и сами в шкатулку укладываются!
— Про международные интернет-аукционы что-нибудь слышала?
У меня отлегло от сердца.
— Конечно, слышала. Там можно купить брендовую одежду и обувь по смешным ценам. Моя подруга отхватила кожаное пальто от Valentino за четыреста евро, чуть с ума не сошла от счастья!
Сергей кивнул:
— А еще можно покупать навороченную технику, украшения из золота и натуральные камни — тоже по демократичным ценам. Я сначала гаджетами занимался: айподы, планшетники, ноутбуки, — покупал в Америке, продавал здесь в два раза дороже, но с ними тяжело работать, товар крупный, приходилось общаться с таможней и платить пошлины. Потом я на камни перешел, с ними на таможне вообще никаких проблем.
— Как это никаких проблем? — удивилась я. — Они же запрещены к пересылке.
— Верно, запрещены, но продавцы отправляют камни простым письмом, у таможенников просто нет возможности проверять всю корреспонденцию из-за границы. Так что бриллианты доходят без проблем. Опасность в другом: могут застукать на этапе продажи уже в Москве. На этом я и погорел.
— Где ты продаешь бриллианты? Не на улице же стоишь?
— В Интернете есть куча торговых площадок, выставляю там. Я же не знал, что сыщики под видом реальных покупателей устраивают контрольные закупки. Однажды я встретился с одним мужиком, он сказал, что хочет купить жене крупный бриллиант для кольца. Дескать, у них юбилей, двадцать лет со дня свадьбы. И в момент совершения покупки вдруг откуда ни возьмись выскочили еще три мужика с удостоверениями, конфисковали камень, деньги, которые оказались меченые, и повезли меня в отделение. Там составили протокол, камень отправили на экспертизу, а потом поехали ко мне домой, где забрали системный блок компьютера в качестве вещественного доказательства. У меня же там информация обо всех сделках с камнями хранилась! Я последний год только бриллиантами и занимался. Хорошо еще, что сами камни остались на квартире у Ланки.
— Татьяна, конечно, не знала о том, что ты бросил работу?
— Незачем ей было знать, — буркнул Сергей, — она бы не одобрила. Она сама не любит рисковать и мне не дает. Для нее предел мечтаний — это должность директора вшивого салона связи, с десятичасовым рабочим днем и двухнедельным отпуском. Да гори это офисное рабство синим пламенем!
— Может, тебе завязать с контрабандой? Один раз удалось откупиться от следствия, думаешь, второй раз прокатит?
— Никогда! — решительно заявил Чижов. — Да я с одного камня имел столько навара, сколько получал за месяц в салоне связи! Буду промышлять, но осторожно. Никаких личных встреч, сделки только по почте, деньги покупатель переводит в электронном виде, а я на письме указываю чужой обратный адрес. Прокурор не подкопается!
Я вздохнула: пожалуй, соглашусь с бабушкой Евдокией Ивановной — в детстве Сергея мало пороли! Этот человек маниакально ищет неприятности — на свою голову и на головы своих близких.
— Так ты берешь бриллианты? — настаивал контрабандист.
— Еще подумаю, — сказала я, откладывая пакетик.
Своими драгоценностями Чижов заморочил мне голову. Я ведь ждала признания в убийстве матери, а вместо этого попала на восточный базар. О какой вине перед Евой Ивановной говорил Сергей? Какой поступок он до сих пор не может себе простить?
Я решила давить на его больную мозоль.
— Ты не плакал на похоронах матери, — сурово сказала я, — а ведь она была готова жизнь за тебя отдать. Что между вами произошло?
Чижов закашлялся и согнулся, словно от удара в солнечное сплетение.
— Господи, Лютикова, — прохрипел он, — зачем ты напомнила? Думаешь, мне легко переживать это снова и снова?
— Что ты сделал? — безжалостно вопросила я.
— Я очень сильно ее обидел.
— Ты и раньше обижал мать.
— Но на этот раз я сделал это сознательно…
Следователь намекнул Сергею, что может смягчить его участь. Сейчас Чижов обвиняется по статье 191 Уголовного кодекса Российской Федерации — незаконные сделки с драгоценными камнями, совершенные в крупном размере. Ему грозит реальное наказание: принудительные работы на срок до пяти лет либо лишение свободы на тот же срок со штрафом в размере до пятисот тысяч рублей. А уж он, следователь, на пару с судьей постараются сделать так, чтобы наказание было максимально строгим.
Но за определенную сумму дознаватель может переквалифицировать дело: решить, что сделки с бриллиантами совершались в менее крупном размере. А это нарушение рассматривается уже в рамках Административного кодекса, и гражданину грозит лишь смешной штраф в размере от трех до пяти тысяч рублей. Разница — существенная, и цена вопроса — какие-то полмиллиона, которые Чижову и так пришлось бы заплатить. Только в первом случае осужденный выплатит их государству, а во втором — свободный человек поблагодарит следствие. Интересует господина Чижова это предложение?
Господина Чижова это предложение, безусловно, интересовало, только наличествовала одна проблема: где взять пятьсот тысяч?
Первая мысль была — обратиться к жене. Он знал, что Татьяна копит на первый взнос по ипотеке, что на ее банковском счету уже набралось несколько сот тысяч рублей. Но если признаваться супруге в том, что он находится под следствием, значит, придется рассказывать всю правду: что он бросил работу, что врал ей про повышение по службе, что дни напролет проводил в свое удовольствие, ну, а про любовницу жена сама догадается. После всех этих признаний Татьяна, скорей всего, захочет, чтобы он загремел в тюрьму на всю оставшуюся жизнь, и никаких денег ему не даст.
Потом он подумал о дяде Алике, мамином младшем брате. Альберт Михайлович — предприниматель, владеет фирмой, у него водятся деньги. Сергей бросился к дяде, но тот, сославшись на трудности в бизнесе, отказался давать племяннику взаймы.
Оставался последний вариант — мама. Сергей видел, что Ева Ивановна никуда не тратит свою пенсию. Новую одежду и обувь она не покупает, донашивает старые запасы, сын с невесткой оплачивают квартиру, приобретают продукты и бытовую химию. Очевидно, что у пенсионерки, лишенной каких-либо трат, должна скопиться кругленькая сумма. Сергею не хотелось напрягать Еву Ивановну, но другого выхода не было. Она обязательно спасёт, а как иначе? Ведь это его мама.
Улучив момент, когда жены не было дома, Сергей начал разговор:
— Мам, я тут влип в одну неприятность…
Он рассказал про уголовное дело и про пятьсот тысяч, которые нужно заплатить следователю. Ева Ивановна, как ему показалось, слушала вполуха.
— Ты можешь одолжить денег? Хоть сколько-нибудь…
Чижов не сомневался: мать даст всю сумму. Если у нее самой нет, она перевернет небо и землю, но найдет.
— Ты уже вырос, Сережа, — сказала мать, — пора тебе самому решать свои проблемы.
Очевидно, до нее не дошла вся серьезность ситуации.
— Мам, пойми, я ведь сяду, реально сяду в тюрьму, — сбивчиво твердил он, — а деньги я отдам, обещаю, даже с процентами отдам, честное слово.
— Но у меня нет таких денег, — мать ласково улыбалась и моргала подслеповатыми глазами.
— У тебя должны быть, ты же не тратишь пенсию, ты копишь, я знаю, — Чижов сам себя презирал за эти слова.
— Сынок, но они мне самой нужны!
— Зачем тебе деньги? — искренне удивился Сергей.
— Я выхожу замуж, — сказала Ева Ивановна.
У сына отвисла челюсть:
— За кого?
Мать по-девичьи зарделась румянцем.
— За одного хорошего человека, уверена, он тебе понравится.
— А деньги тебе зачем? — не мог понять Сергей.
— На свадьбу. Хочу отметить по-настоящему, в ресторане. С твоим отцом мы ведь просто расписались в ЗАГСе, даже пальто не сняли, буднично всё прошло. А сейчас хочу красивую свадьбу! И обязательно — свадебное путешествие, в Японию.
— Почему именно в Японию? — спросил ошеломленный сын.
— Давно хочу там побывать, когда еще представится случай. Вон бабушка наша весь мир объездила, а я совсем нигде не была…
Происходящее не укладывалось у Чижова в голове. Именно теперь, когда он впервые попросил мать о помощи, она ему отказала! Ведь у нее есть деньги, есть! Он находится в шаге от спасения, но мать его предала, и ради кого — ради постороннего мужика!
— Это абсурд, ты не можешь выйти замуж, — пробормотал Сергей.
— Но почему? — Ева Ивановна кокетливо, словно молоденькая девушка, склонила голову к плечу.
Неожиданно этот невинный жест вывел сына из себя.
— Да потому! — в бешенстве заорал он. — Ты себя в зеркале видела? Какая свадьба, какая Япония? Кто тебя замуж-то возьмет? Старая жирная корова, кому ты нужна!
— Сережа, что ты такое говоришь! — отшатнулась Ева Ивановна.
— Правду я тебе говорю, поняла? Раскрой глаза, на тебя никто не польстится!
Мать окаменела. А в Сергея словно бес вселился, он продолжал выплевывать ей в лицо:
— Как же ты меня бесишь! Всю жизнь мне испоганила! Ненавижу! Быстрей бы уж ты сдохла и дала мне свободу!
Мать зажмурилась и закрыла уши руками и, несмотря на свои морщины и седые волосы, стала похожа на несчастную пятилетнюю девочку. У Сергея от жалости к ней защемило сердце, но он выбежал из комнаты, хлопнув дверью.
Они больше не разговаривали и практически не виделись. Едва заслышав, что он пришел домой, мать скрывалась в своей комнате и не показывала оттуда носа. Да Сергей и сам не горел желанием с ней общаться. Ему было нестерпимо стыдно за свою грубость, но он скорее проглотил бы язык, чем попросил у матери прощения. Только жена Татьяна, не замечая происходящего, бубнила что-то про исчезнувшие котлеты…
А через два дня Еву Ивановну убили. Разбирая ее бумаги, Сергей наткнулся на сберегательную книжку. Он обнаружил, что на следующий день после их ссоры мать сняла все накопления со счета, почти полмиллиона рублей. Новая волна раскаяния накатила на него: мать все-таки передумала и решила ему помочь! Но сколько Чижов ни искал, денег в квартире не обнаружил. Они бесследно исчезли…
— Должно быть, Ева Ивановна всё потратила, — предположила я. — Она же собиралась в Японию, наверное, срочно оформила загранпаспорт? Купила билеты? Туристическую путевку?
Сергей покачал головой:
— Не пятьсот же тысяч стоит тур в Японию! И потом, ни билетов, ни даже рекламных брошюр о Японии я в ее комнате не нашел.
— Свадебное платье? Новые вещи? — строила я предположения.
— Нет, в шкафу висят те же старые обноски. Ее юбку в черно-белую полоску я помню еще со школьной поры.
Лицо Чижова вдруг скривилось в гримасе отчаяния.
— Что с тобой? — испугалась я.
— Я последний мерзавец, — судорожно всхлипнул Сергей, — как меня только земля носит! Я любил мать, но никогда не говорил ей об этом. Не представляю, как теперь буду без нее жить, просто не представляю!
Несколько минут Чижов рыдал на моей груди, а я гладила его по спине. Наконец он поднял заплаканное лицо:
— Думаешь, она меня простила? В последнюю минуту своей жизни она не держала на меня зла?
— Конечно, простила, как же иначе. Ведь она твоя мама.
Стать матерью — это значит смириться с тем, что твое сердце отныне и навсегда будет разгуливать вне твоего тела. Судя по всему, Ева Ивановна смирилась с этим еще тридцать лет назад.
