Глава 15
Дома Анастасия устроила мне выволочку:
– Как ты могла оставить меня в гостях одну! Без денег! Нам с Дусей пришлось ехать на метро!
Раньше ей, несомненно, удалось бы вызвать у меня чувство вины, но после разговора с Дарьей Семеновной во мне что-то изменилось.
– Ну, доехали же, правда? – отозвалась я. – Между прочим, я не просто так сорвалась с места. Беседовала с одной дамой, надеялась, что она расскажет что-нибудь про Карину.
– И что?
– Ничего. Расследование зашло в тупик. Судя по всему, это была обычная девушка. Знакомилась с мужчинами на сайтах, хотела выйти замуж…
– А кто не хочет? – резонно вопросила Пчелкина.
– Мечтала о больших деньгах…
– А кто не мечтает?
– Вот-вот, обычная москвичка чуть за тридцать. На ее счету связь с женатым мужчиной, но это вряд ли можно считать преступлением. К тому же интрижка закончилась полгода назад.
– А коллеги что про нее говорят?
Я уставилась на Анастасию. Коллеги, точно! С ними-то я еще не общалась! Иногда сослуживцы знают о нас больше, чем собственный муж!
– В каком, ты говоришь, музее она работала? – спросила Пчелкина.
– Советского искусства.
– Где это?
Я пожала плечами:
– Понятия не имею. Наверное, он только недавно открылся.
– Найди по Интернету адрес и завтра отправляйся туда.
Музей советского искусства располагался на Малой Ордынке и занимал старинный двухэтажный особняк. Как гласила табличка на дубовых дверях, он был открыт для посещения каждый день, кроме понедельника, с десяти утра до пяти вечера.
По фойе носились школьники лет десяти, класс привели культурно развиваться. Молоденькая учительница, больше смахивающая на чью-то старшую сестру, безуспешно пыталась утихомирить детей.
Вышла экскурсовод – пожилая дама в черном костюме и белой блузке с воротником-жабо. Она предприняла попытку привлечь внимание школьников, но даже ее хорошо поставленный голос потонул в хоре детских криков. Я решила прийти на помощь. Всегда ношу в сумке свисток, обыкновенный спортивный свисток стоимостью десять рублей. Когда-то по телевизору услышала совет милиционера, что он может отпугнуть грабителей в темном переулке. Кстати, капитан Супроткин прокомментировал этот совет так:
– Свисток – незаменимая вещь, если упадешь в открытый люк и чудом останешься жива. Тогда свисти в свое удовольствие, жди спасателей. Только не представляю, как ты будешь свистеть, если сумку вырвет грабитель? Свисток ведь останется в ней?
Итак, я достала свисток и выдала оглушительную трель. Дети замерли в нелепых позах, словно в игре «Море волнуется раз…».
– Тишина! – весомо сказала я, вспомнив интонации своей классной руководительницы Ларисы Алексеевны.
Экскурсоводша воспользовалась возникшей паузой, сгребла детей в охапку и повела в зал. Любопытства ради я купила билет и примкнула к экскурсии.
Как оказалось, в музее действовали три экспозиции. Первая – «Да будет свет!» – выставка осветительных приборов советских времен, от керосиновых ламп до неоновых труб. Вторая – «Слоники» – представляла собой собрание всевозможных слонов, присутствовавших в быту советского человека, от индийского чая со слоном до латунных кроватных набалдашников в виде этого животного.
Мне лично больше всего понравилась третья экспозиция – «Кушать подано: еда в советском натюрморте». На картинах были бутылка молока, два яблока, вареное яйцо, полбуханки черного хлеба, бутерброд с докторской колбасой, вобла на газете «Правда»… Ну, правильно, где же простым гражданам было раздобыть черную икру и севрюгу на завтрак? Я тут же вспомнила свое советское детство, когда не было ни модных нынче йогуртов, ни творожков, ни мюсли. И между прочим, жили мы прекрасно, вот честно, на еде не заморачивались! Кефир был самый простой, без добавок, так ведь он и самый полезный! Вместо мюсли была овсяная каша на воде – прекрасное средство от прыщей и жирных волос. Вместо нынешнего разнообразного, но абсолютно одинакового на вкус печенья – простые сухари с изюмом, сегодня в это невозможно поверить, но они буквально таяли во рту!
Я как-то поинтересовалась у подруги, которая по образованию технолог пищевого производства, почему так происходит: от сладостей в магазинах ломятся полки, но есть их невозможно.
– Потому что в каждое печенье, вафли или мармелад добавляют слишком много химии, – объяснила подруга. – Всевозможные разрыхлители, подсластители, стабилизаторы, усилители вкуса, красители и ароматизаторы идентичные натуральным и прочее. В одном продукте их может быть до десяти наименований! А делают это для того, чтобы увеличить срок годности продукта. Ну подумай сама, чего такого напихали в пастилу, что она не черствеет полгода? Хотя нет, лучше тебе об этом не думать.
На выходе я столкнулась со смотрительницей зала, интеллигентного вида старушкой в седых кудельках.
– Экспозиции меняются каждый месяц, приходите еще! – приветливо сказала она.
– Спасибо, обязательно приду. Скажите, а где работают сотрудники музея?
– Я сотрудник, – гордо ответила смотрительница.
– Я имею в виду искусствоведов, они в этом здании сидят?
– В этом, но на втором этаже. Вход с торца здания.
С торца действительно обнаружился вход – неприметного вида дверь, сливающаяся со стеной зеленого цвета. По крутой лестнице я поднялась на второй этаж и оказалась в коридоре, куда выходило несколько одинаковых дверей. Я наугад толкнула ближайшую и очутилась в довольно просторном офисе. Две сотрудницы никак не отреагировали на мое появление, зато третья дама средних лет, по виду – счастливая мать семейства, оторвалась от бумаг:
– Здравствуйте! Вы по какому вопросу?
– Я журналист Людмила Лютикова. Карина Елохова ведь здесь…
Хотела продолжить – «работает», но осеклась. Наверное, следует употребить глагол в прошедшем времени. С другой стороны, вряд ли отдел кадров уже успел подготовить приказ об увольнении человека в связи со смертью, так что формально Елохова еще числится в штате… Пока я размышляла над этими тонкостями, приветливая дама воскликнула:
– А, так вы к Кариночке! Её нет, она в отпуске!
Я недоуменно пялилась на собеседницу. Неужели в музее до сих пор не знают, что Елохову убили? Разве следователи еще не допрашивали коллег покойной?
– В отпуске?
В разговор встряла девушка в пронзительно-красном трикотажном платье.
– У нее медовый месяц, – заявила она довольно противным тоном, то ли недовольным, то ли насмешливым. – Она замуж вышла!
– Я так рада за Кариночку! – подхватила «мать семейства».
– Ага, лучше поздно, чем никогда, – ехидно вставила девица.
Психологи утверждают, что красный цвет – это цвет страсти, атаки и завоеваний. Если женщина находится в поиске любовных отношений, она надевает красное. Я догадалась, что девушку распирает обыкновенная зависть. Ей самой было никак не меньше тридцати, однако обручального кольца на безымянном пальце что-то не наблюдалось.
Третья сотрудница продолжала заниматься работой, не обращала на нас никакого внимания. Я предположила, что если хочу выведать какие-то секреты про Карину, лучше общаться с приветливой «матерью семейства». Правда, сомнительно, что удастся разговорить ее при свидетелях, но счастья попытать стоило.
– Простите, вас как зовут? – обратилась я к даме.
– Ольга Каримовна.
– Очень приятно, а я Людмила, впрочем, я уже представлялась. Понимаете, Ольга Каримовна, меня ошеломила эта новость: Карина вышла замуж! Знаете, мы из одной школы, учились в параллельных классах, дружили с детства, недавно нашлись в «Одноклассниках», решили возобновить дружбу. Карина рассказала, что работает в Музее советского искусства, приглашала заходить, если я буду в этих краях. Но она ни словом не обмолвилась про свадьбу! Не то чтобы я ожидала приглашения на торжество, но это довольно странно, согласитесь…
– А я вот ожидала! – опять встряла девушка в красном. – Могла бы уж Каринка нас на свадьбу пригласить, сколько лет бок о бок работаем!
– Обстоятельства бывают разные, – примирительно заметила Ольга Каримовна. – Может, у молодых не было денег на роскошный банкет? Решили отпраздновать в узком семейном кругу.
– Это разумный подход, – согласилась я. – По мне, чем кормить в ресторане кучу друзей и родственников, лучше на эти деньги поехать в свадебное путешествие за границу.
– Ой, да у Каринки полно денег! – воскликнула завистливая девица. – Хватило бы и на ресторан, и на путешествие! Тем более, что путевки она уже купила.
Я удивленно приподняла брови. Мишка Пряхин говорил, что никакого свадебного путешествия они с невестой не планировали по причине финансовой несостоятельности.
– Я своими ушами слышала, как Каринка обзванивала турагентства и интересовалась отдыхом в Таиланде! – настаивала девица. – Всё выспрашивала, как далеко отель расположен от моря и можно ли за сутки забронировать номер.
Ну, интересоваться и покупать – это разные вещи. Помнится, когда у меня еще не было своего жилья, я тоже живо интересовалась рынком недвижимости. Просматривала объявления о продаже квартир, отслеживала стоимость квадратного метра в разных районах столицы, изучала типовые планировки… Но квартиру так и не купила, потому что денег не было! Если бы абсолютно незнакомый человек не оставил мне в наследство недвижимость, я так и мыкалась бы без своего угла. Впрочем, это старая история… В этот момент у девицы в красном зазвонил мобильник, и она наконец-то от нас отвязалась.
– Я так рада за Кариночку! – повторила Ольга Каримовна, и было видно, что она говорит искренне. – Она давно мечтала о своей семье, о муже, детях, и вот ее мечта сбылась! Вы знаете, – дама понизила голос, – Карина так отчаялась выйти замуж, что даже подумывала о том, чтобы родить ребенка без мужа, для себя. Даже такой волшебный ритуал делала.
– Какой ритуал?
Оказалось, что однажды Ольга Каримовна застала Карину за странным занятием. Девушка нашла в Интернете снимок УЗИ двухмесячного плода, впечатала туда свою фамилию и вывела полученную картинку на принтер. Снимок получился как настоящий, из медицинской клиники.
– Что ты делаешь? – удивилась коллега, случайно вытащив листок из принтера.
– Да так, – смутилась Карина, – волшебный ритуал на рождение ребенка. Замуж выйти я уже отчаялась, тридцать лет, никто не берет. Хочу хотя бы ребеночка родить, для себя, чтобы было кому в старости стакан воды подать. Но врачи нашли у меня проблемы по женской части, говорят, что смогу забеременеть только чудом. Вот я и колдую, притягиваю к себе чудо. Представляю, что как будто это мой снимок УЗИ, уже готовый. Надеюсь, скоро у меня и в самом деле будет такой срок беременности…
– Вот как хорошо у неё сложилось – и муж теперь есть, и ребеночек, дай бог, появится, сработало волшебство! – Ольга Каримовна от умиления едва не пустила слезу.
Я улыбалась и кивала, а сама думала, что Карина Елохова была совсем не промах. Так вот, значит, откуда взялся снимок плода, который она подсунула Ларисе Архангельской! Надо же, не побрезговала таким способом заработать… сколько там заплатила обманутая жена? Две тысячи долларов? Хм, вообще-то неплохой заработок за полчаса работы за компьютером. Правда, чтобы предъявить этот снимок, требуется определенная смелость, точнее говоря – наглость. Но меня уже совсем не удивляет, что девушку, обладающую подобными чертами характера, зарезали на собственной свадьбе…
– Вообще этот год для Карины очень удачный, – словоохотливо делилась Ольга Каримовна, – и замуж она вышла, и карьера в гору пошла. Знаете, директор музея прочит её в начальницы отдела, и заслуженно, по моему мнению.
– Ага, выслужилась Карина, – подхватила девица в красном платье, опять присоединившаяся к нашей беседе. – Как служебная собака: «Сидеть! Лежать! Держать палку!»
Гнусная ухмылка не оставляла никаких сомнений, что девица намекает на тесные, отнюдь не платонические отношения Елоховой с руководством.
– Грязный у тебя язык, Лизавета! – одернула ее коллега. – Не обращайте внимания, нет у Карины с директором никакого романа! Они действительно работают в тесном контакте, засиживаются допоздна и даже в выходные, так ведь какой масштабный проект! Выставка работ Николая Кулебякина, слышали о таком?
– Кое-что. Кажется, он художник?
– Еще какой! Талант! Гений! Скоро о нем заговорит весь мир, помяните мое слово! – захлебывалась в восторге Ольга Каримовна.
Я заинтересовалась:
– А можно взглянуть на картины Кулебякина?
– Вообще-то в хранилище посторонним вход запрещен, – надменно заявила Лизавета.
– Только одним глазком! – упрашивала я Ольгу Каримовну, и она сдалась:
– Ладно, идите за мной.
Мы дошли до конца коридора и вошли в другую дверь. За ней оказалась еще одна дверь – бронированная, с кодовым замком. Ольга Каримовна быстро набрала код и с заметным усилием потянула на себя стальное полотно:
– Проходите.
Я очутилась в абсолютной темноте. Когда дама включила свет, загорелись лампы дневного освещения, и я увидела, что мы находимся в довольно просторном помещении без окон, сплошь заставленном стеллажами. На полках громоздились предметы искусства, некоторые были накрыты светлыми чехлами, другие радовали глаз своей неприкрытой красотой. Ольга Каримовна направилась в дальний угол, где прямо на полу стояли картины в рамах.
– Кулебякин был где-то здесь… – бормотала она, приподнимая чехлы на картинах. – Не могу найти… У нас много новых поступлений, поэтому в хранилище небольшой бардак…
– Сколько у вас картин Кулебякина?
– Пока только двенадцать, но Карина ведет переговоры о покупке еще нескольких. Тогда у нашего музея будет самая полная коллекция в стране. Знаете, Николай Кулябякин мало рисовал, он страдал одним заболеванием, довольно распространенным в творческой среде…
– Алкоголизмом?
– Да, – нехотя призналась Ольга Каримовна, словно речь шла о её близком родственнике. – Он надолго уходил в запои, но в редкие минуты трезвости творил как одержимый. Каждая его картина – это шедевр, буйство эмоций, да вы сейчас сами увидите…
Дама опять зарылась в экспонаты. В комнате было прохладно, очевидно, здесь специально поддерживали низкую температуру. Я зябко поежилась.
– Простите за любопытство, оно у меня профессиональное, а дорого стоят картины Кулебякина?
Собеседница ушла от прямого ответа в лучших традициях искусствоведения:
– Сколько может стоить луч света? Улыбка ребенка? Пение птиц на рассвете? Они бесценны!
Сравнение показалось мне неудачным, но я благостно закивала:
– Да-да, конечно. И все-таки, за какую сумму можно купить его картину, допустим, на аукционе Сотбис?
– Кулебякин не продается на аукционе Сотбис. Его вообще за рубежом практически не знают, да и в России он известен только специалистам. Ко многим художникам слава пришла после смерти, вспомните хотя бы Ван Гога, и Николай Кулебякин из их числа. Но потихоньку мировая общественность начинает понимать, какого гения потеряла в его лице, появляются статьи о Кулебякине, я знаю аспиранта, который пишет диссертацию по его творчеству… Так что вполне возможно, скоро на зарубежных аукционах начнут продавать картины Кулебякина, и стоить они будут очень дорого. Вот, например, «Супрематическая композиция» Казимира Малевича несколько лет назад была продана на Сотбисе за шестьдесят миллионов долларов с небольшим хвостиком…
Если бы я не находилась в окружении объектов культурного наследия, то плюнула бы, вот честное слово! Всякий раз при упоминании имени Казимира Малевича меня прямо внутренне выворачивает. Это какая-то мистификация, мыльный пузырь, которому следовало лопнуть через секунду, а его искусственно поддерживают на протяжении уже почти сотни лет! Взять хотя бы «Супрематическую композицию». Для тех, кто не видел картину, поясню. Для её изготовления требуются: шестилетний ребенок, набор цветной бумаги, белый листок, ножницы, клей. Предлагаете ребенку вырезать из цветной бумаги различные многоугольники: квадраты, прямоугольники, длинные вытянутые палки и трапеции. Затем пусть ребенок в произвольном порядке наклеит полученные фигуры на белый листок. Всё, «Супрематическая композиция» готова! Поздравляю, вы сэкономили шестьдесят миллионов долларов!
Про «Черный квадрат» я вообще молчу. Что это за картина, которую хоть на «голову» поставь, хоть на правый бок положи, хоть на левый, а результат один и тот же? По моему глубокому убеждению, восхищаться «Черным квадратом» или хотя бы воспринимать его всерьез может только человек, остро нуждающийся в психиатрической помощи.
Однако открыть искусствоведческую дискуссию мне не удалось.
– Что тут происходит?! – рявкнули за спиной. – Почему посторонние в хранилище?!
Я обернулась и увидела грузного мужчину лет шестидесяти, вид у него был неприветливый.
Ольга Каримовна принялась лепетать и оправдываться:
– Это не совсем посторонние, Олег Дмитриевич. Познакомьтесь, пожалуйста, журналист Людмила Лютикова, она пришла к Карине…
– Насчет статьи о Николае Кулебякине, – быстро вставила я.
– А это директор нашего музея Олег Дмитриевич Крысоедов.
– Очень приятно, – сказала я, изо всех сил пытаясь не рассмеяться. Не самая подходящая фамилия для директора музея – «Крысоедов». С другой стороны, в какой профессии она пришлась бы к месту? Вот уж не повезло человеку!
– Мне тоже, – буркнул директор. – И тем не менее попрошу посторонних очистить помещение. Здесь экспонатов на несколько миллионов долларов.
Сразу видно чиновника, не стал разводить сантименты про пение птичек на рассвете, а прямо обозначил стоимость.
– Мне бы хотелось посмотреть картины Николая Кулебякина, можно? – спросила я. Директор не отвечал, и я со значением добавила: – Раз уж я собираюсь писать о нем статью…
– К сожалению, это невозможно, – сухо ответил Олег Дмитриевич. – Картины Кулебякина подготовлены для отправки на выставку в Сызрань. Так что не смею вас задерживать.
Ольга Каримовна стремительно вышла из хранилища, я затрусила за ней.
– Подождите, Людмила, – окликнул меня директор музея, – вы в каком издании работаете?
– В журнале «Наука и жизнь», – ляпнула я первое, что пришло в голову.
– Не припомню, чтобы мы сотрудничали с вашим журналом.
– Так и есть, это мой первый материал про советское искусство.
– Насчет публикации вы договаривались с Кариной Елоховой?
– Да.
Крысоедов приблизил свое лицо вплотную ко мне, изо рта у него пахнуло кислой капустой.
– Знаете, Людмила, госпожа Елохова у нас больше не работает. И буду с вами откровенен: я не вижу смысла публиковать статью о Николае Кулебякине в журнале «Наука и жизнь», это не искусствоведческое издание. Вы меня понимаете?
Я кивнула. Интеллигентным образом мне давали понять, что мое присутствие здесь неуместно.
– Тогда всего доброго, – сухо сказал директор, закрывая дверь в хранилище.
– Где же теперь работает Карина?
– В другом месте, – уклончиво ответил Олег Дмитриевич.
И только через несколько секунд, когда господин Крысоедов удалился, меня осенило: да ведь он знает! Директор музея знает, что Карина мертва.
