Глава 26
Наука – это возможность удовлетворять свое любопытство за государственный счет.
Впрочем, у государства много не вырвешь. Поэтому сегодня большинство научных работников лишь номинально числятся в лабораториях. Основные свои силы и рабочее время они отдают коммерческим предприятиям, где получают хорошие оклады. А в научно-исследовательские институты сотрудники приходят раз в неделю, чтобы обменяться новостями, составить липовый отчет о бурной научной деятельности и расписаться в ведомости за маленькую зарплату.
По всей видимости, лаборатория, где раньше трудилась Вера Субботина, не была исключением. На рабочем месте я застала только начальника, доктора биологических наук Леонида Григорьевича Горнакова. Еще одна сотрудница гремела за перегородкой колбами с реактивами и прислушивалась к нашему разговору.
– Итак, что же интересует ГУВД в нашей скромной лаборатории? – спросил Леонид Григорьевич.
Заметьте, я не говорила ему, что имею какое-то отношение к Главному управлению внутренних дел. Он сам сделал такой вывод. Я просто продемонстрировала ему красные «корочки», на которых золотыми буквами написано «ГУВД г. Москвы».
Этот документ Руслан Супроткин подарил мне на День рождения. Когда я открыла удостоверение, то чуть не рехнулась от счастья. Там была моя фотография, а в графе «должность» значилось – «главный специалист по работе с населением». Я решила, что органы наконец-то признали мой бескорыстный вклад в дело борьбы с преступностью. Ура, Родина помнит, Родина знает!
– Спасибо, спасибо! – запрыгала я на одной ножке, как первоклассница.
Увидев столь бурную радость, Руслан устыдился. Он признался, что «корочки» не настоящие. Документ сделал по его просьбе знакомый криминалист.
– Обрати внимание на название организации, выдавшей удостоверение.
– «Петровка, 38», – прочитала я. – Ну и что? Ведь МУР находится по этому адресу!
– Да, но официально такой организации нет, – объяснил Супроткин. – Еще вглядись в печать.
Синими чернилами по кругу было написано «Главное управление внутренних дур».
Я уставилась на капитана:
– По-твоему, это очень смешно?
Он отвел глаза:
– Извини, действительно, шутка неудачная.
Сначала я очень обиделась на этих «дур». Но потом решила, что так даже к лучшему. Конечно, капитан невысокого мнения о моих умственных способностях, но у меня хватит сообразительности использовать его подарок в своих целях. Я могу смело демонстрировать окружающим удостоверение, и никто не обвинит меня в подделке документа – ведь такого учреждения не существует! А если собеседник решит, что я из «органов» – ну, так сам же и виноват! Надо читать внимательнее!
Леонид Григорьевич стал очередной жертвой собственной невнимательности. Несколько минут назад такую же ошибку совершила подслеповатая бабушка-вахтерша.
– Что же вас сюда привело? – повторил Горнаков.
Ответить я не успела, на столе зазвонил телефон. Начлаб поднял трубку:
– Да! Есть ли у нас чай? Да, чай есть. Какой? Секундочку, сейчас посмотрю…
Доктор наук отодвинул ящик стола и вытащил пачку.
– Чай индийский, высший сорт… Да, хороший… Да, пожалуйста, приходите. У нас и печенье есть, – он достал пакет с крекерами. – Нет, мы работаем без перерыва, до восемнадцати часов. Минуточку, паспорт с собой захватите, пропуск надо выписать. Как ваша фамилия?.. Нет, я с ума не сошел, просто у нас пропускная система… Нет, это не магазин, это лаборатория… Ничего я вам не морочу… Так нужен вам чай или нет? Приходите, чай хороший! Ну как знаете…
Мужчина осторожно положил трубку и развел руками:
– Сами не знают, чего хотят. А вы, кстати, чайку не желаете?
– С удовольствием, – откликнулась я.
Обычно совместное чаепитие настраивает собеседника на откровенность. Однако у меня уже зародилось подозрение, что Леонид Григорьевич – слишком добрый и наивный человек, чтобы быть в курсе раздоров, происходящих у него под носом.
Увы, мои опасения подтвердились. Начальник мог вспомнить о Вере только хорошее:
– Замечательная сотрудница, очень трудолюбивая и скромная. Светлая голова! К сожалению, по семейным обстоятельствам Вере пришлось оставить науку, но я надеюсь, что она еще вернется. Человеку необходима радость поисков и открытий!
– У Веры были здесь враги? Она ссорилась с кем-нибудь?
– Ну что вы! – Ученый даже рассмеялся от такого предположения. – У нас очень дружный коллектив. В лаборатории собрались на удивление талантливые и миролюбивые люди.
В этот момент его подчиненная выглянула из-за перегородки и так злобно сверкнула на нас глазами, что я поняла: к счастью, Горнаков ошибается.
– Если не возражаете, я бы хотела также переговорить с…
– Аллой Степановной? – услужливо подсказал собеседник. – Конечно, ведь это ваша работа. Аллочка, следователь из МУРа хочет задать тебе несколько вопросов.
Алла Степановна перестала греметь пробирками и показалась во всей своей красе. Это была полная дама лет пятидесяти, с короткими волосами, испорченными неудачной «химией». Недовольная гримаса, по всей видимости, уже стала обычным выражением на ее лице.
Мы уселись за стол в другом конце лаборатории.
– Вы Танькой Стремиловой интересуетесь? – прямо спросила Алла Степановна.
– Возможно, – осторожно сказала я, боясь спугнуть удачу.
– Надеюсь, вы упрячете эту сволочь в тюрьму лет на десять!
– Может, и на все пятнадцать, – заверила я ее, – зависит от обстоятельств.
– Эта гадина позанимала у всех в лаборатории денег. Наврала, будто получает большое наследство – дом, квартиру, машину, и ей надо заплатить налог нотариусу. Мол, как только продаст машину, вернет долг с процентами. Ну мы уши-то и развесили! Нет бы сразу сообразить: ну кто Стремиловой оставит наследство? Это ж голь перекатная! Приехала в столицу из города Волжский, коза драная, на работу к нам пришла устраиваться в кедах на босу ногу. Правда, лето было.
– Из Волжского, который город-спутник Волгограда?
– Понятия не имею, – отмахнулась Алла Степановна, – из какой-то дыры на Волге, я полагаю. И вот полгода назад она одолжила у всех коллег деньги. Причем действовала скрытно, с каждым разговаривала наедине. Мы потом подсчитали – почти девяносто тысяч рублей Танька цапнула! И сразу же Стремилова написала заявление об увольнении «по собственному». А наш-то начальник, лопух, хоть бы кому сказал! Подписал заявление, как последний болван, даже не заставил ее две недели отрабатывать. Впрочем, мы тоже хороши. Ведь ни один человек с нее долговую расписку не потребовал! Ну как же, мы ведь интеллигентные люди, к чему эти формальности! А очень даже к чему! Сейчас такое время, что сестре родной доверять нельзя, а тут какая-то профурсетка деревенская!
Я прервала ее эмоциональный монолог:
– Я так понимаю, что эта деревенская профурсетка оставила всю лабораторию с носом?
– Именно! Скрывается, на звонки не отвечает, по месту прописки мы ее застать не можем. Вот, не поверите, чуяло мое сердце! Знала я, что Стремилова змеюка подколодная, но не думала, что меня она обманет. Я ведь столько хорошего для нее сделала! Комнату ей сдавала, когда ей жить негде было, вещи свои, которые мне малы стали, давала поносить…
Тут Алла Степановна умоляюще скуксилась:
– Может, вы сходите к Стремиловой, надавите на нее, а? Вы ведь власть. Может, вам заявление от нас, потерпевших, требуется? Так мы напишем. Надо прижать мошенницу к ногтю! Давайте я прямо сейчас вам адрес Стремиловой дам? Записывайте: Ленинский проспект…
Я остановила ее:
– Я запишу ее адрес, но только позже. Сейчас меня интересует другое. Я здесь по поводу Веры Субботиной. Я уже спрашивала у вашего начальника, были ли у Веры враги в лабора…
Женщина не дала мне закончить фразу:
– Так я же говорю – Танька Стремилова, змеюка!
– Как, и здесь тоже?
– О, вы ее еще не знаете! Это такая!.. такая!.. – Алла Степановна раздула щеки: – У меня даже слов приличных для нее не осталось!
– Ну рассказывайте теми словами, какие остались.