– Легкие поражены, – сказала Шара, новый молодой лекарь. – Желудок тоже. Даже позвоночник.

Она протянула небольшое устройство с плоским экраном и ручками по обеим сторонам. Танос взглянул на рентгеновский снимок грудного отдела. В легких там и тут светились пятна. Экран мигнул, и изображение скрылось за помехами.

– Прошу прощения. Заряд недолго держится, – Шара направилась к массивному, кое-как собранному генератору и подключила к нему рентгенограф.

Танос сжал кулаки. Кабинет лекаря за долгие годы почти не изменился – те же склянки и миски, те же знакомые инструменты.

– Что, ничего нельзя сделать? – прошептал он.

– У древних были… нет, не лекарства, а методы лечения. Радиация, химия. Эти знания давно утеряны, – Шара указала на генератор. – Я и диагноз-то смогла поставить только потому, что вы смогли починить просвечивающий прибор.

Танос сердито посмотрел на нее. Здравый смысл подсказывал, что вины Шары в болезни Масики нет, но какой она лекарь, если только и может, что беспомощно разводить руками?

– По крайней мере, вы все знаете, – сказала она.

Танос угрожающе двинулся на нее. Шара испугалась.

– Ты совсем недавно стала лекарем, – прорычал он. – Быть может, твоих навыков недостаточно.

Не отводя взгляда, Шара позвала мать.

На пороге появилась старая Хара. Она едва шевелила разбитыми артритом ногами, но взгляд ее был все так же ясен и проницателен, как в тот день, когда она помогла родиться сыну Таноса.

Шара объяснила матери суть проблемы. Та обошла комнату, остановившись перед подносом с инструментами. Осмотрела старые скальпели, зажимы, шприцы, взглянула на мерцающий экран рентгенографа. Затем, повернувшись к Таносу, она обвела все это руками и сказала:

– Больше у нас ничего нет.

Масика слабела с каждым днем, и ее поддерживало все племя. Если Таноса и детей не было дома, за ней присматривали соседи. Регулярно навещал ее и ушедший на покой Паган, принося еду и лекарства.

А’Ларс вырос высоким, скуластым. Однажды он встретил Таноса во дворе дома. Тот заметил, что сын плакал.

– Отец, – сказал А’Ларс, – чем я могу помочь?

Танос взглянул сыну в глаза, и впервые осознал, что тот вымахал выше него.

– Следи за посевами, – ответил Танос.

Он вошел в дом. Масика полудремала в гостиной, бормоча что-то невнятное. Танос остановился и подложил ей под голову подушку.

Масика тронула его за руку.

– Можешь выключить эти звонки? – она улыбнулась, будто бы рассказывала какую-то понятную только им двоим шутку.

В мастерской Танос собрал столько приборов отца Масики, сколько влезло в рюкзак. Тихо прокравшись мимо жены на обратном пути, он отправился в поля, к окраине фермы. Соседи еще не вышли на работу, даже на бойне было тихо. Никто не мог увидеть его здесь.

Он высыпал приборы на землю и почувствовал, как спину прострелило болью. «Мое тело стареет, – подумал он, приглаживая поредевшие волосы. – Оно ведь всего лишь человеческое. Слишком человеческое».

Он осмотрел приборы. Секстанты, компасы, телескопы, пробирки, счетчики кислотно-щелочного баланса. Похожий на наручные часы аппарат для измерения содержания в воздухе углекислого газа.

– Я смогу, – сказал себе он. – Я решу эту загадку.

Весь день и всю ночь он провел за опытами. А’Ларс отыскал его, но решил не беспокоить. Наутро Паган принес ему еды и молча поставил на землю. Занятый изучением почвы, Танос не обратил на него внимания.

В итоге он так и не узнал ничего действительно важного – лишь некоторые особенности движения небесных пластин и кое-что о генетических модификациях местных животных. Вельт оставался загадкой, мозаикой, в которой не хватало доброй половины фрагментов. Закрытой комнатой без окон и дверей.

Когда Танос вернулся, Масика ждала его, сидя на качелях.

– Я потерпел неудачу, – сказал он. – Нам отсюда не выбраться.

Масика улыбнулась ему. На ее лице появилось несколько свежих морщин, но улыбка была такой же озорной, как и прежде.

– Я и не… – Масика поморщилась от боли. – Я и не хочу отсюда выбираться.

Танос присел рядом с ней. В груди щемило. Он должен был оставаться сильным, должен был держаться ради Масики, но слишком устал и не мог найти нужных слов.

– Не грусти, – сказала Масика. – Лучше приготовь мне кролика…

Ее слова прервал приступ кашля. Танос легонько похлопал ее по спине, пока кашель не прекратился.

– Лучше чаю, – сказала она.

– Эта болезнь называется «рак», – сказал Танос. – Как я понимаю, среди вас ей никто не болел?

Лорак посмотрела на него с удивлением. Она больше не была маленькой девочкой; должно быть, ей было уже за сорок. В ее волосах уже появились седые пряди, а во рту, как и в детстве, недоставало нескольких зубов.

– Среди Народа, – уточнил Танос.

Они находились в доме на окраине деревни Апага. Стены были голыми, на одиноком столе стояло несколько чашек. Лорак с небольшой группой соплеменников пришла сюда в рамках культурного обмена. Ее пригласил Танос, зная, что она с детства интересовалась бытом Апага.

– Я… – Лорак запнулась. – Я никогда не слышала слова «рак», это правда.

– Народ ведь питается только овощами и травами?

Лорак кивнула.

Открылась дверь. На пороге появилась Хетер, дочь Таноса.

– Ой, – сказала она. – Отец?

Хетер покосилась обратно на дверь, словно желая сбежать.

Танос нахмурился. Чем хуже становилось Масике, тем отстраненнее вела себя дочь. Она редко навещала мать и вовсе не разговаривала с отцом.

– Хетер часто сюда наведывается, – сказала Лорак. – Мы с ней много общаемся.

Хетер потупила взгляд. Она была подростком – сложный, переходный возраст, когда ты уже не ребенок, но еще и не взрослый. Фигурой она уже напоминала мать.

– Лорак – моя давняя подруга, – объяснил Танос, пусть Хетер и так это знала. – Когда я оказался на Вельте, она была первой, кого я встретил.

Лорак улыбнулась.

– Да уж, тогда он еще грезил завоеваниями.

– Народ, – Танос шагнул к Хетер, – придерживается другой диеты, их питание отличается от нашего. Я подумал, что это могло защитить их от определенных болезней.

Не поднимая головы, Хетер кивнула. Уходить она передумала.

Танос обратился к Лорак:

– Может, твоему отцу известно больше? Я, правда, не заметил в обменных списках его имени.

– Он умер в прошлом году.

– Не знал. Мои соболезнования.

Танос вспомнил худощавого светловолосого мужчину, который много лет назад принял его в деревне Народа. Тогда Морак казался ему глупым, наивным. Теперь же Танос чувствовал сожаление. Ему стоило познакомиться с ним ближе.

– У него была гниль, – объяснила Лорак. – Она сожрала его изнутри.

– Ох, – только и смог ответить Танос. – Ох.

Поспешно распрощавшись, он вышел на улицу, и удивился, когда через несколько секунд дверь снова открылась. Хетер вышла за ним, и они вместе побрели вдоль полей, следя за надвигающейся на солнце ночной пластиной.

Спустя какое-то время Хетер взяла отца за руку и прошептала:

– Попытка не пытка.

Масика совсем ослабла. Ее некогда мускулистые руки превратились в обтянутые кожей кости. Она много спала и постоянно стонала по ночам. Даже есть и пить ей было тяжело.

Чтобы отвлечься от болезни, она попробовала прясть, но из этой затеи ничего не вышло.

Танос с новыми силами возобновил поиски. В одиночестве отправившись в Раниум, он перекопал каждый сантиметр руин, и глубоко под развалинами сгоревшего бункера нашел отбойный молоток. Для Таноса молоток был тяжеловат, но ему не оставалось ничего, кроме как попытаться его запустить. К удивлению Таноса, молоток затарахтел в его руках, долото застучало.

Танос принес инструмент туда, где росли каштаны – его ориентиры в прежних путешествиях по Вельту. Тайну этого места кроме него знала только Масика. С тех пор узловатые стволы деревьев вытянулись еще на несколько метров, листва была настолько густой, что заслоняла искусственное солнце. При виде деревьев Таноса охватило ностальгическое чувство, в котором одновременно смешивались надежда и отчаяние.

Ветра и эрозия уже давно засыпали яму, которую он когда-то вырыл голыми руками. Пока он выкопал ее снова, наступила ночь.

Наконец глазам Таноса предстал круглый люк с буквой «В» на металлической крышке. Отвернувшись, чтобы защитить глаза, он нацелил на крышку отбойный молоток и запустил.

Металл пронзительно засвистел и заискрился. Долото молотка соскользнуло. Танос наклонился ниже, всей массой навалившись на молоток. Раздался жуткий визг. Напрочь забыв о ноющей спине и суставах, Танос рьяно стремился к своей цели.

Когда молоток наконец пробился сквозь металл, силы почти оставили Таноса. Едва устояв на ногах, он выключил молоток и уронил его на землю. Опустившись на колени, Танос кое-как поднял крышку люка.

– Нет, – выдохнул он. – Как же так?!

Он пошарил обеими руками, но понял, что это бесполезно. Шахта уходила в землю, должно быть, до самых глубин Вельта, и была достаточно широка, чтобы в нее пролез человек.

Но она была доверху забита землей. Снова тупик. Еще один путь, отрезанный временем и тленом.

Опустив голову, Танос захлопнул люк и вылез из ямы.

Кошмарные сны вернулись. Танос видел умирающих поодиночке и тысячами людей. Видел падающие бомбы, распыленные по ветру смертоносные бактерии. Видел, как клинки резали кожу, кромсая вены. Видел сломанные шеи, видел детей, удерживаемых под водой, пока они не прекращали брыкаться.

Ему стало страшно видеть Масику. Ее страдания постоянно напоминали ему о его собственной беспомощности, и это лишь давало новую пищу кошмарам, делая их еще более жестокими и натуралистичными.

Как-то ночью, лежа рядом с Масикой в постели, он никак не мог уснуть. Мысли в его голове крутились, как и сам Вельт, словно игрушечный мячик, запущенный в звездную бездну. Все его маршруты – каждый его поход на триста пятьдесят километров – виделись Таносу годовыми кольцами огромного перекрученного дерева.

– Я знаю, – прошептала Масика.

Танос удивленно повернулся, не ожидал услышать ее голос. Масика лежала на боку и смотрела на него своими по-прежнему проницательными глазами.

– Не надо говорить, не трать силы, – сказал он.

– Я знаю, кто ты, – на лице Масики появилась теплая, нежная улыбка. – Мой прекрасный человек-скала.

Танос раскрыл рот, но буквально потерял дар речи. Масика потянулась и крепко, насколько было сил в ее слабом теле, сжала его руку.

– Твои руки, – прошептала она, – твои грубые серые руки…

Танос отвернулся и разрыдался. Рука Масики обмякла. Когда он вновь взглянул на нее, она уже спала глубоким безмятежным сном.

Одним ужасным днем Масика подозвала Таноса к себе. Слабым, тонким голосом она попросила отнести ее в поле.

Танос одолжил у лекаря носилки, и сам взялся с одной стороны, а с другой попросил А’Ларса. Масика казалась легкой, как воздух, как бриз, постоянно дующий над полями.

Как ангел.

Они положили ее у края поля, сразу за изгородью. День выдался ясным и светлым. Рядом высилась кукуруза, впереди лежали клочки коричневой, пострадавшей от многолетней засухи травы.

Танос заметил огромный валун – тот самый, у которого он много лет назад впервые увидел своего ангела.

Внутри Таноса вновь затеплилась искра.

Один за другим попрощаться с Масикой подходили соседи. Семейство Яза в полном составе из четырнадцати человек, улыбчивая беззубая Лорак, виртуозно управляющаяся с ножом Рина. Женщина, поселившаяся в доме старика Мако – Танос так и не запомнил ее имени. Лекари – старая Хара и ее дочь Шара.

– Ох, – вздохнула Масика, – за что мне все это?

Танос не понял, говорила она о своей болезни или об оказываемых ей почестях.

Завидев Пагана, Масика раскрыла объятия. Воин опустился на колени и дрожащими руками обнял ее.

– Спасибо, – сказала ему Масика, – спасибо за все.

Танос наблюдал со стороны, неспособный ступить и шагу, будто каменное изваяние.

Хетер склонилась над матерью и долго не отходила. Они о чем-то шептались, так тихо, что никому не было слышно.

– Не волнуйся, – сказала наконец Масика. – Иди.

Хетер колебалась.

Масика с трудом улыбнулась.

– Иди и наведи кругом шороху.

Хлюпнув носом, Хетер улыбнулась в ответ и убежала.

Кто-то тронул Таноса за руку. Это была Шара. Она была еще совсем юной, но ее глаза были как у старого человека – даже старше, чем у ее матери.

– Еще чуть-чуть, – сказала она.

Теперь с Масикой говорил А’Ларс. Танос слышал, как он произносит: «Хорошо, обещаю».

Солнце было на своем привычном, неизменном в течение столетий месте, ровно в центре Вельта.

– Муж, – хрипло позвала Масика.

Он взглянул на нее. А’Ларс отошел в сторону в сопровождении лекарей, не переставая оглядываться на мать. Масика осталась одна на носилках. Пришла очередь Таноса. Он подошел и молча лег на траву рядом с ней.

Они остались наедине. Танос взял Масику за руку, чувствуя ее тепло, и вспомнил, как когда-то она неистово двигалась под ним. Между ними будто пронесся калейдоскоп событий, радостных и грустных, которые они пережили вместе.

Масика вскрикнула и поморщилась. Танос наклонился к ее губам, чтобы расслышать ее слова.

– Ты, – она вновь вскрикнула, – ты сделал все, что мог.

Она сжала его руку так сильно, что ему стало больно. Боль отозвалась в сердце, распаляя и без того жаркий огонь внутри.

– Нет, – ответил он, – не все.

Танос сжал руку жены в ответ, и та дернулась, внимательно прислушиваясь.

– Это несправедливо. Я все сделал, – Танос зажмурился. – Все сделал правильно.

Масика хотела было что-то сказать, но уже не смогла. Ее тело обмякло, пальцы разжались, глаза закатились. Она опустилась на носилки и навеки затихла.

Танос остался один. Один в деревне, один в клетке. В рукотворной тюрьме, наедине со своей яростью.

Страх и гнев, словно кислород, питали пламя внутри него, раздувая его все сильнее. Облик Таноса начал меняться – руки и ноги удлинились, стали крепче, налились силой. Все его тело трансформировалось под действием биохимических реакций. Он окинул взглядом Вельт, траву, хижины и кустарно возделываемые поля. Неведомые силы наполнили его глаза, кончики пальцев. К нему вернулись псионические способности и умение управлять энергией плазмы – все то, что досталось ему по праву рождения, и все то, от чего он давно отрекся, дав обещание, которое теперь казалось ему абсолютно пустым.

«О Смерть, – подумал он, – как же ты переменчива. Ты отняла мою последнюю надежду на счастье».

Танос-Завоеватель, Безумный титан, упал на траву и закричал.

Первый поток плазмы пробил внешний слой почвы. Ударная волна потрясла деревню, достигнув даже дальних уголков Вельта. Апага в страхе прервали свои повседневные дела.

От следующего крика образовалась дыра в стальных нанотрубках. Крошечные капсулы для выращивания травы разлетелись, явив под собой глубокие шахты, внутри которых гудели неизвестные механизмы.

Танос ничего этого не заметил. Его глаза горели, кулаки сияли. Охваченный первобытной яростью, он ничего не соображал.

Он закричал снова, и яма в земле стала еще шире и глубже. В глубине показался нижний уровень мира – тонкий фиберглассовый слой, под которым была лишь бездна. Под этим прозрачным слоем то и дело бурлили едва заметные с высоты пузырьки.

Жители деревни бросились кто куда. Одни с криками бежали к Таносу, другие искали укрытия. Паган и А’Ларс кинулись обратно в поле.

Танос с трудом поднялся. Его нога зацепилась за носилки, и тело Масики полетело в бездну.

Он испустил неслыханной силы крик. Чистая космическая энергия ударила в фибергласс и разнесла его вдребезги. В голове Таноса промелькнула последняя сознательная мысль: «Наконец-то. Смерть, забери меня. Пускай этот несчастный мир очистится в ледяном космическом вакууме».

Поток воды ударил его, словно молотом. Потеряв равновесие, Танос упал на содрогающуюся землю. Вода была соленой. Во рту чувствовался привкус крови, пары зубов недоставало.

А’Ларс и Паган что-то кричали ему и куда-то тыкали пальцами. Танос обернулся и опустил голову в яму.

Вода неслась из глубин, словно гейзер, заливая поля и траву. Дыра все ширилась, почва осыпалась по ее краям. Яма очень быстро заполнялась водой.

– Я был неправ, – прошептал Танос.

Он уставился на гигантский столп воды, который возвышался едва ли не до самого солнца. Вокруг собирались огромные лужи, с невероятной скоростью превращаясь в настоящие заводи, грозящие затопить весь Вельт.

– Я ошибался, – тряс головой Танос. – Все мои доводы, все мои заключения были неверны.

Кто-то попытался схватить его за руку и оттащить от края ямы, но он отмахнулся.

– Я во всем винил свое страдание, свои кошмары. Думал, что знаю себя.

Вода поднималась. Танос уже полностью был ей окружен. Сила притяжения изменилась, и он понимал, что механизмы, обеспечивавшие функционирование Вельта, вышли из строя.

– Я думал, что смогу уважать себя.

Мир заполнялся водой. Затуманенными глазами Танос успел заметить, как тонет, захлебываясь, его сын. Кто-то бросился за А’Ларсом – это была Хетер. Его прекрасная дочь, широко раскрыв глаза и надув щеки, сделала свой последний вдох, пытаясь спасти брата.

«Хетер, – подумал Танос. – Масика».

Он ушел под воду. Искусственное гравитационное поле отказало, водный поток изменил направление. Перед глазами Таноса промелькнуло солнце – теперь не более чем размытое красноватое пятно.

Его потянуло в дыру неумолимым потоком. Вода начала заполнять легкие; Танос задыхался и кашлял. Мимо него проносились слои искусственного мира: почва, механизмы, провода, нанотрубки. Еще механизмы. Наконец, перед ним оказался лишь разбитый фибергласс, за которым начиналась неизвестность.

Последним, что увидел Танос, был кувыркающийся в морской пучине, словно подброшенная монетка, металлический люк с выгравированной буквой «В». И больше ничего.