Пол Купперберг
Опасное воображение
Еще в раннем детстве шимпанзе Дарий с трудом сдерживал смех, который невольно вырывался у него всякий раз, как какой-нибудь старейшина мрачным и приглушенным голосом заводил рассказ об ужасах Запретной зоны. О населявших ее невероятных чудовищах. О странных звуках и таинственных огнях, появлявшихся по ночам. О племенах диких людей, которые вместо овощей и фруктов поедали обезьян, особенно тех безрассудных юнцов, которые осмеливались пересечь границу цивилизованного мира.
– Никто еще не выходил из Зоны живым, – предупреждали детей, едва те начинали понимать слова.
Но если никто из нее не возвращался, то кто рассказал о том, что в ней происходит?
Либо старейшины лгали им о Зоне… либо лгали о судьбе тех, кто в нее все-таки заходил.
Или же они врали в обоих случаях.
Также с раннего возраста Дарий понял, что лучше держать такие мысли при себе. Его ученые родители – отец преподавал философию в Академии, а мать была врачом – воспитывали его в духе сомнений, но даже они проводили четкую границу перед тем, что считалось ересью. Новые идеи всегда пугают, и их встречают с неодобрением. А новые идеи, подрывающие установленный порядок вещей, слишком опасны, чтобы вообще задумываться о них, не говоря уже о том, чтобы распространять.
Поэтому Дарий держал свою «ересь» в тайне.
Как и свои вылазки в Запретную зону.
Возможно он и не заметил бы гладкий отполированный камень, если бы не споткнулся об него во время своих прогулок по кукурузным полям в нескольких милях от города. С годами Дарий выучил проходы между холмами и знал их так же хорошо, как улицы между своим домом и Академией, в которой занимался исследованиями и преподавательской деятельностью после окончания обучения на инженера. Молодой шимпанзе никогда не рассказывал о своих странствиях даже самым близким своим друзьям и будущей подруге жизни. Эти вылазки на неизведанную территорию не только были запрещены обезьяньими законами, но и были объявлены ересью, противоречащей вероучению обезьян.
Впрочем, если в Запретной зоне и обитали поедающие обезьян люди, призраки или демонические существа, их, похоже, не слишком заботило присутствие Дария. Он ходил там, где ему хотелось, и единственным, что ему мешало, были жалящие насекомые и палящее солнце. В прилегающих к Зоне лесах обитало немало диких людей, но обычно он успевал лишь заметить издалека их бледные розоватые лица, прежде чем они пускались в бегство, напуганные его запахом или звуками его приближения.
Но эта местность определенно таила какие-то загадки. «А где загадки, там и ложь», – думал Дарий.
Правда, до сих пор Дарий еще не разоблачил никакой лжи и не открыл ничего такого, что противоречило бы словам Законодателя.
Вплоть до того момента, когда молодой шимпанзе споткнулся о гладкий серебристый камень, торчавший из земли на несколько дюймов.
* * *
До него медленно, словно во сне, дошли слова Кии, которая что-то говорила ему. Как обычно, он снова погрузился в свои мысли прямо во время беседы – такая невнимательность была его дурной привычкой, которую он всю жизнь старался преодолеть. Несмотря на все упреки матери, эта привычка не служила доказательством его грубости или отсутствия интереса; его просто слишком увлекали различные научные загадки, над которыми он бился в последнее время.
Кия говорила, что понимает его, но Дарий ей не верил, особенно когда разговор затрагивал их совместное будущее. Поэтому он постарался отвлечься от посторонних мыслей и сосредоточиться на последних словах ее фразы:
– …Но как мы объясним это твоей матери?
Дариус усиленно заморгал.
– Ага, да-да, – сказал он, и прочистил горло, изображая усиленную работу мысли. – Матери, – повторил он медленно, пока в его голове быстро прокручивались различные варианты.
Он был ученым и придумал бы что-то, но Кия тоже была ученым – математиком, прекрасно разбиравшимся в логике, и она тоже очень быстро обо всем догадывалась.
– Опять ты за свое? – спросила она.
– Нет, – отмахнулся он небрежно, но жест этот получился настолько неестественным, что он поспешил признаться: – Да. Извини, Кия.
Дарий понимал, что она не стала повышать голос и восприняла его признание внешне так спокойно только потому, что они находились на публике. В настоящий момент они сидели на скамейке в кампусе Академии и обедали на свежем воздухе.
– Не понимаю, почему тебе так трудно проводить время со мной, не отвлекаясь на посторонние мысли, – сказала она очень обиженным тоном. – Если я такая скучная…
– Нет, вовсе нет, – искренне сказал Дарий. – Ты самая интересная самка, самая интересная шимпанзе на свете, Кия. Поверь мне, дело не в тебе. Разве ты сама не замечала, что витаешь в облаках, когда работаешь над одной из своих задач? Переносишься в такое место, где вокруг тебя одни числа, и ты их перебираешь как хочешь, пока все разрозненные части не сложатся в разгадку?
Кия посмотрела на него с выражением, которого он до конца не понял.
– Нет, – ответила она. – Ну, то есть, у меня бывают мгновения… Наверное, их можно было бы назвать просветлением, и даже вспышкой озарения. Но не такие, о которых ты говоришь.
Но потом она улыбнулась – немного грустно, на его взгляд, – и взяла его за руку.
– Знаешь что? Я даже немного ревную.
– Ревнуешь?
Она постучала пальцем по его лбу.
– Вот к этому. К тому, что внутри.
Помолчав и изучающе осмотрев его лицо, она добавила:
– Нет времени оглашать весь список.
Дарий окинул ее неодобрительным взглядом, но она наклонилась, прижала свое лицо к его лицу, и они захохотали, как дети.
Пока они собирали остатки обеда, Кия спросила:
– Так что за задачу ты решал и что разбирал на части, пока я пыталась говорить с тобой?
– Ах, это…
Дарий никому не хотел рассказывать о том, что нашел на кукурузном поле. Едва заметив торчавший из земли серебристый предмет, он сразу понял, что тот опасен. Если обнаружится, что он принес этот предмет в Город обезьян и каждую свободную минуту пытается исследовать его и определить принцип его работы, то ему не отвертеться от серьезных обвинений. Ни ему, ни тем, кто знает о его тайне.
– Что ты скрываешь от меня, Дарий?
– Ничего, Кия. Просто некоторые проблемы с системой орошения, над которой я сейчас работаю.
– Ты же сказал, что закончил ее две недели назад, больше чем за месяц до срока.
– Правда?
– Дарий!
– Я… мне не следует…
– Чем же таким ты можешь быть занят, чего нельзя рассказать мне?
Никакого толкового ответа в голову ему не приходило.
– Кия, я могу тебе доверять?
Худшим ответом была правда.
– Нет, если ты не можешь доверять мне.
И какой же выбор у него оставался после этого ее ответа?
«Я сразу же, с первого взгляда понял, что это сделано не руками обезьян», – сказал Дарий, едва они только уединились в мастерской, которую он называл своей.
Здесь царил порядок, все инструменты и бумаги были разложены по своим местам и на рабочем столе лежали лишь планы системы орошения, над которой, как предполагалось, он должен был работать.
Молодой шимпанзе говорил шепотом, склонившись над объектом своих тайных исследований, завернутым в грубую дерюгу и лежащим в дальнем углу на нижней полке под верстаком. Объект этот представлял собой коробку – длиной около полуметра, шириной сантиметров тридцать и высотой сантиметров десять.
– Он сделан из неизвестного мне металла по неизвестной мне технологии. Содержимое его и вовсе находится за пределами нашей науки. Такое впечатление, что он вообще не из нашего мира. Как будто с другой планеты.
Глаза Кии нервно прыгали от Дария к коробке на верстаке и обратно.
– Ты же не веришь, что это на самом деле… с другой планеты?
Дарий пожал плечами.
– После того, как я исследовал его и его содержимое, я даже не знаю, во что верить. Металлический предмет, пролежавший в земле неопределенное количество времени, должен иметь какие-то следы порчи, разложения, ржавчины. Но, за исключением нескольких царапин на его поверхности, он такой же яркий и блестящий, как отполированное серебро. Единственные вмятины – это очертания какого-то символа. Он потускнел, но под ним, особенно если воспользоваться лупой, на черном фоне заметны буквы: A N S A.
Кия кивнула, испуганно задержав дыхание.
– И вот еще. Посмотри на защелки. Видишь? – продолжил Дарий, забывая о собственных страхах и все сильнее распаляясь с каждым мгновением.
Он нажал на две небольшие пластинки в нижней части предмета вдоль его короткой стороны. Они тут же распахнулись, словно створки раковины моллюска.
– Какая точность обработки! – восхищенно прошептал Дарий. – Граница между двумя половинами в закрытом виде совершенно незаметна. Посмотри, какая тонкая оболочка, но почувствуй, насколько она прочна. Она напоминает мне алюминий, но по своей прочности и жесткости алюминий не идет с ней ни в какое сравнение. Возможно, это сплав. Нужно провести кое-какие тесты и выяснить, можно ли его воссоздать.
Лицо Дария снова приняло отвлеченное выражение.
– Нужен только источник тепла с очень высокой температурой, – задумчиво пробормотал он, но потом, вспомнив, что он не один, посмотрел на Кию. – Где у нас ближайшая печь для литья? Или горн для обжига? Горн бы подошел.
Несмотря на смущение и страх, Кия улыбнулась.
– Если такие мысли крутятся в твоей голове, то, наверное, мне даже нужно радоваться, что ты со мной ими не делишься.
– Ах, извини, – опомнился Дарий. – Но это даже не самое интересное.
Он откинул крышку. Теперь странный предмет походил на раскрытый чемоданчик. Обе половинки изнутри были выстланы каким-то белым матовым материалом, который, похоже, состоял из плотно спрессованных мелких частичек. В материале были прорезаны углубления различной формы. Некоторые углубления были пусты, но в других сохранялись какие-то инструменты, среди которых Кия опознала лишь молоток. Остальные были ей незнакомы и даже ничего не напоминали.
Дарий протянул руку и вынул из вытянутого углубления с округлыми краями некий блестящий черный предмет такой же вытянуто-округленной формы. На его поверхности красовались две серебристые окружности и какие-то кнопки; с одного конца выступал металлический прут.
– Таких тут два, но другой пришлось разобрать, чтобы посмотреть, как он устроен.
– И что же это?
Дарий восхищенно улыбнулся.
– Не имею ни малейшего представления, но он тоже сделан из материала, которого я никогда не видел и о котором не нашел упоминания ни в одной из книг. И в нем полно… всякого! Какие-то мелкие детали, похоже, сделанные из кремния, и разные провода, похоже, медные. И все это такое маленькое, почти неразличимое невооруженным глазом. Пластинка с едва заметными выгравированными углублениями. И какой-то источник энергии. Ну, мне кажется, что источник энергии, хотя он давно иссяк. Но когда я подвел к проводам статический заряд, то эта штуковина загорелась и… заговорила!
Кия, невольно охнув, шагнула назад.
– Ну, может быть, и не заговорила в точном смысле этого слова, но затрещала и захрипела… Подобно тому… как… помнишь, как нас застала гроза в поле, и как мы бежали к городским воротам? И как у башни охранника вверх и вниз скакал тот странный шар, похожий на молнию? Охранник сказал, что он не повредит нам – может быть, только волосы дыбом встанут, – но он издавал похожий звук, как будто жир, шипящий на раскаленной сковороде.
– Да, припоминаю, – ответила Кия.
– Таких штуковин было две. Возможно, они представляют собой некое устройство связи, – Дарий потер подбородок. – И этих тоже два.
Он показал на две черные прямоугольные коробочки со стеклянной верхней гранью, под которой виднелась какая-то шкала с непонятными символами.
– От статического заряда они тоже загораются, и иголка внутри них дергается. Видишь торчащие из них металлические усики? Возможно, это какое-то медицинское устройство. Очень любопытно, но у меня пока не было времени исследовать его.
Кия дотронулась до одной из пустых выемок.
– Похоже, здесь лежало оружие.
– Да, я тоже так думаю. Что-то вроде пистолета. Но даже если отбросить мысль о том, что эти технологии и лежащие в их основе научные достижения далеко превосходят все наши знания, посмотри на форму и размеры всех этих устройств. Ни одно из них не приспособлено под обезьяньи руки. Формы и пропорции неподходящие, а кнопки слишком маленькие и расположены слишком плотно друг к другу. Взять для примера тот же пистолет. Судя по этому углублению, я бы с трудом просунул палец в его скобу со спусковым крючком. Горилла и вовсе бы обхватила все оружие своей ладонью.
– Но… если это сделали не обезьяны, то кто?
– Ты подумаешь, что я сошел с ума.
– Я уже так думаю.
– Но я все измерил, провел расчеты.
– Не сомневаюсь, Дарий. Ты всегда аккуратен. Пусть тебя не смущает, что я подумаю. Просто скажи, любимый, как ученый ученому.
– Как ученый ученому, – раздался третий голос позади них.
Дарий вскрикнул от удивления и резко развернулся, широко раскрыв глаза от страха при мысли о том, что, разделив с Кией свою тайну, подверг ее опасности.
– Ну, что замолчал! Давай, выкладывай, догадливая ты мартышка, – говорящий вышел на свет; на его лице расплылась широкая улыбка. – Ожидание меня бесит.
– Сидд! – воскликнула Кия.
Дарий почувствовал, как у него подкашиваются колени.
– Меня чуть инфаркт не хватил, тупица, – сказал он с укором.
– Не сомневаюсь, – отозвался Сидд. – Если хочешь рассказывать вслух свои еретические мысли, позаботься о том, чтобы запереть дверь. По пути сюда в коридоре я только что столкнулся с доктором Хайаттом. Если бы он услышал то, что услышал я, то был бы вам конец, шимпанзе.
– Я идиот, – пробормотал Дарий.
Руки его все еще дрожали.
– Нет, ты гений, как и я.
Сидд сказал это насмешливым тоном, но по сути он говорил правду. К счастью, он был также и лучшим другом Дария.
– Не могу поверить, что вы от меня что-то скрыли, – сказал Сидд, проходя мимо друга, чтобы получше рассмотреть странный объект.
– Я не хотел навлекать на вас неприятности. Вдруг меня бы поймали.
– С каких это пор меня волнует, что меня могут поймать? – спросил Сидд, наклоняясь и всматриваясь в каждую деталь. – Люди, да? – спросил он, не поднимая головы.
– Похоже на то, – согласился Дарий.
Сидд приподнял крышку чемоданчика и изучил потускневшие белые символы. Пару мгновений он размышлял, а когда наконец пришел к какому-то выводу, то спросил – по мнению Дария, с немного преувеличенным изумлением:
– Тебе не кажется?..
Дарий закивал, несмотря на страх с нетерпением предвкушая момент, когда он произнесет следующее слово:
– Тейлор.
Дарий изо всех сил старался не ерзать на маленьком жестком табурете, который доктор Хайатт предлагал всем редким посетителям святая святых достопочтенного профессора. Молодой инженер впервые находился в этом темном и пыльном кабинете с бесконечными полками вдоль стен, которые, как и столы, были завалены книгами, свитками, планами и научными инструментами – свидетельствами накопленного за века обезьяньего знания. Конечно, все это принадлежало Академии, но этим учреждением с давних времен руководили такие легендарные орангутаны, как Криса, Бисин, Тартус, Зайус. И Хайатт.
Согнувшийся под грузом лет и своего плотного одеяния доктор Хайатт беспокойно расхаживал по своему кабинету, ловко двигаясь между высокими стопками бумаг и книг, не поднимая взора от составленного Дарием плана системы орошения. Если бы не одна деталь, весь план выглядел бы вполне заурядной работой, но деталь эта могла привлечь внимание не только доктора Хайатта, но и администратора общественных работ.
Что же такого необычного было в этом плане? Виной всему был небольшой кусок трубы, который прилагался к схеме и в настоящий момент покоился на куче писем и свитков, разбросанных на письменном столе старого профессора.
Доктор Хайатт резко остановился и сказал только одно слово:
– Да.
Дарий даже слегка подпрыгнул.
– С-сэр?
– Вы утверждаете, что открыли этот… алюминий совершенно случайно? – спросил доктор Хайатт.
– Да, сэр. Точнее, его открыл мой коллега, профессор Сидд. Остатки алюминия в его лаборатории смешались с кремниевой крошкой, и когда он их нагрел до температуры плавления, то образовался сплав, – принялся объяснять Дарий, с трудом шевеля языком в пересохшем рту. – Конечно, чтобы найти верную пропорцию, понадобилось несколько попыток, но когда он показал сплав мне, я подумал, что он идеально подходит для изготовления труб для моего проекта. Это прочный, но легкий материал, хорошо сопротивляющийся коррозии, его легко обрабатывать; поскольку алюминий и кремний встречаются в достатке, то у нас имеется практически бесконечный источник этого материала. А он нам очень потребуется, доктор Хайатт, это я знаю точно. Мы могли бы найти ему столько разных применений…
– Да, – оборвал его доктор Хайатт, благодаря чему Дарий смог перевести дыхание. – Он обладает почти чудесными свойствами. Тем не менее мне хотелось бы поточнее узнать о том, что вдохновило вас на такое открытие.
То, что у доктора Хайатта возникли подозрения, для Дария не стало сюрпризом. Он заранее подготовился к такому вопросу и сейчас попытался как можно естественнее произнести оправдание, слегка униженно усмехнувшись и избегая взгляда старого орангутана:
– Извините, сэр, но со стороны профессора Сидда это было скорее не вдохновение, а следствие неряшливости. Он воспользовался сосудом, который не до конца очистил.
Доктор Хайатт прочистил горло. Дарий точно не понял, что это – сердитое ворчание или сдавленный кашель, но решил стоять на своем. Как говорится, раз уж поднялся на вершину дерева, то хватай самый верхний банан.
– Будь то вдохновение, или случайность, сэр, но факт в том, что благодаря этому сплаву можно столько всего…
– Мы сами определим, каковы факты, профессор Дарий, – подчеркнул доктор Хайатт. – Пока что этого достаточно.
– С-сэр? – удивился Дарий.
– Я сказал, что изложенного вами пока что достаточно.
– А что будет с проектом?..
Доктор Хайатт внимательно вгляделся в молодого шимпанзе с выражением, которое Дарий никак не мог определить, и сказал:
– Вам сообщат.
После чего повернулся и принялся разбирать лежавшие на столе бумаги. Дарий нервно сглотнул, встал и как можно тише вышел из кабинета.
Прошло несколько недель, в течение которых Дарий старался ни словом не обмолвиться о своей находке и о том, где он ее скрывает. В своем воображении он уже воспринимал это как преступление, и ему казалось, что каждая идущая мимо горилла и каждый проходящий мимо орангутан смотрят на него с неодобрением, словно обвиняя его. Он укорял себя за глупость и высокомерие – разве можно перехитрить всех этих пожилых мудрецов своими юношескими выдумками. Оставалось только гадать, почему они так долго ждут, прежде чем вывести его на чистую воду.
Но в конце концов все обошлось. Беспокоиться было не о чем. Однажды утром доктор Шиа, его руководитель, проходя мимо, небрежно упомянула о том, что его план орошения одобрен полностью, и что скоро его начнут воплощать в жизнь. Дарий едва не лишился дара речи. Ему показалось, что он снова может свободно дышать. Сидд, безуспешно стараясь скрыть свое собственное потрясение, напомнил, что он же постоянно их уверял в том, что нет причин для беспокойства. Кия некоторое время переваривала новость, а потом сказала:
– Пообещай, что больше ничего такого не повторится.
«Уж это я тебе обещать могу сколько угодно», – подумал Дарий.
Но несмотря на грозившую им опасность и на то, что они так легко отделались, он никак не мог задушить свое воображение, которое раз за разом подкидывало ему новые темы для размышления.
Как только Дарий окончательно оформил свой план оросительной системы, они с Сиддом приступили к работе в литейной и на фабрике, производившей сырье для труб и конструкций. К концу месяца в полях были заложены первые легкие и прочные трубы из алюминиевого сплава, по которым с окружающих долину холмов поступала вода.
Первое время они были слишком заняты, чтобы даже вспоминать о наследии Тейлора, но по мере работы над первой очередью сооружений, Дарий вдруг понял, что у него из головы никак не выходят мысли о переговорных устройствах. Обмен сообщениями между Академией, командой рабочих и водохранилищем происходил посредством записок, которые доставляли конные посыльные. На то, чтобы о чем-то договориться, уходило более двух суток. А ведь если возникнут какие-то серьезные проблемы, то счет будет идти на часы или даже минуты. Вот бы они могли общаться между собой напрямую мгновенно! Такая возможность сэкономила бы не только время, но и спасла бы жизни во время возможных катастроф.
На следующее утро он, ничего не сказав Кие, отправился в свою мастерскую, чтобы еще раз взглянуть на свою таинственную находку. Но только после того, как убедился в том, что за ним не следят.
К тому времени, когда по трубам новой системы орошения потекли первые струи воды, Дарий с Сиддом разгадали загадку предполагаемого источника энергии, питавшего переговорные устройства. Он состоял из ячеек с противоположно заряженными электродами, погруженными в какое-то вещество и преобразующими энергию химических процессов в электрическую. Они не надеялись повторить компактные элементы, располагающиеся внутри устройств, но смогли создать некое грубое их подобие. Присоединив одно из устройств к этому источнику питания, они услышали внутри него характерный треск, который, по мнению Дария, издавало само электричество.
А потом, когда они присоединили устройства каждое к своему портативному источнику энергии – Сидд предложил называть его «запасом» – и нажали нужные кнопки, они к своему изумлению услышали голоса друг друга. Это привело их в такой восторг, что они не сразу поняли, что демонстрировать это изобретение перед членами Академии было бы самоубийством. Кроме того, они никак не могли воспроизвести сами устройства, сколько ни старались. После долгих попыток у них получилось только создать грубый прибор, посылавший стабильный электрический заряд из «запаса» по медной проволоке. Прерывая и вновь возобновляя подачу электрической энергии по проводу, можно было заставить прибор на другом конце провода испускать шипение и треск.
Кие не потребовалось ничего говорить – она и сама догадалась, что происходит. Частые отлучки Дария и его неуклюжие оправдания – все это служило доказательством того, что он опять что-то затеял. Она предложила ему поговорить начистоту, и он признался во всем. Конечно, она рассердилась, но их с Сиддом изобретение было настолько восхитительным, что она невольно прониклась общим энтузиазмом. Будучи математиком, она разработала простой шифр из электрических потрескиваний различной длительности, с помощью которого можно было передавать буквы и слова. После небольшой практики они научились посылать сообщения с одной станции на другую почти так же быстро, как если бы разговаривали лицом к лицу.
– И мы даже не можем показать это Академии, – сказал Дарий однажды вечером, когда они с Сиддом работали за верстаком при мерцающем свете факелов. Медная проволока и «запас» для переговорного устройства были надежно спрятаны, а сам передатчик можно было быстро разобрать на части и разбросать по верстаку среди других хаотично разбросанных деталей.
– Почему нет? – спросил Сидд, щурясь и пытаясь рассмотреть аккуратное соединение при тусклом свете.
– Почему нет? – переспросил Дарий, передразнивая беззаботный тон друга. – Потому что они и без того уже подозревают – что-то не так с алюминием, хотя мы предъявили совершенно логичное объяснение так называемого открытия.
– Да, стоит поблагодарить Законодателя за то, что я такой неряха.
– И что же мы скажем на этот раз? Что ты случайно уронил источник электричества на медную проволоку?
Сидд бросил на него сердитый взгляд и снова склонился над работой под мерцающим светом факела.
– Ну, какое-нибудь другое случайное происшествие. Статическое электричество, завалявшийся кусок проволоки… или что-то в таком роде. Кроме того, как долго мы сможем держать это в секрете? Ты не способен хранить тайны даже под страхом смерти.
Он выпрямился и посмотрел на дело своих рук. Потом протянул руку, нажал рычажок на передатчике и удивленно отпрянул, увидев, как короткий отрезок провода сначала покраснел, а потом ослепительно засиял и тут же погас, превратившись в пепел.
Сидд продолжал сидеть, выпрямив спину и широко раскрыв глаза от удивления, словно ребенок, перед которым высыпали целую кучу сладостей. Наконец он воскликнул:
– Ого! Ты это видел!
– А разве можно было не заметить? – отозвался Дарий, протирая глаза. – Вспыхнуло, все равно что солнце. Ты что сделал?
– Ничего. Я просто проверял различные элементы, думая, что бы еще приспособить для проводов – такое же эффективное, как медь, но менее распространенное. Потом присоединил проволоку из этого материала к «запасу» и… П-фф!
– «Запас» разрядился? И что это был за материал?
Сидд обследовал «запас», посмотрел на передатчик с приемником и осторожно постучал по ним пальцами.
– Да нет, все в порядке. Проволока была сделана из очищенной вольфрамовой руды. Я не был уверен, что он подойдет, потому что у него очень высокая температура плавления, но все же попытался…
Он остановился и с удивлением посмотрел на Дария.
– Электричество плюс сопротивление дает тепло, – подвел итог Дарий.
Сидд энергично закивал.
– Да, у вольфрама большая сопротивляемость к нагреванию.
– Значит, при определенной температуре он начинает отдавать излишки тепла в виде света.
– Но быстро проходит через эту стадию и достигает температуры плавления.
– И нам нужно научиться контролировать скорость окисления вольфрама.
– Как?
Дарий обнажил зубы и рассмеялся.
– Мы же умные шимпанзе. У нас обязательно получится.
– Еще раз повторите, как вы это назвали? – спросила Кия, замерев и с восхищением вглядываясь в ослепительно сияющую стеклянную сферу, лежащую на верстаке в десятке сантиметров от ее лица.
– Осветительный шар, – сказал Дарий.
– Это великолепно, – сказала она и тут же выключила искусственный свет. – И он нас убьет.
– Нет, ведь это изобретение сделано нами самими, на основе передатчика сигналов, – сказал Сидд.
– О котором мы до сих пор никому не рассказали.
– Тогда нам придется придумать, как же все-таки это сделать.
– Это серьезно, Сидд, – сказал Дарий.
– Я понимаю, что серьезно, но я не беспокоюсь о наших шкурах. Каким бы способом ни было сделано открытие, но оно сделано, и мы должны поделиться им со всем миром. Ты только посмотри, чего мы достигли менее чем за год. Вообрази, что было бы, если бы нам не нужно было работать тайком, в темноте.
Он щелкнул выключателем, и осветительный шар снова вспыхнул.
– Я понимаю, Законодатель, и все такое. Но наша религия – наука, а наука не имеет границ. И уж точно она не должна основываться на древних предрассудках и устаревших правилах. Ты только погляди… мы изобрели способ вытащить каждую обезьяну из тьмы, но нам запрещено им делиться, потому что у него, видите ли, сомнительный источник.
– Ты всего лишь один шимпанзе, – сказала Кия. – Невозможно противостоять всему миру в одиночку.
– Я не сам по себе, – сказал Сидд, глядя на сияющий шар и мечтательно улыбаясь. – На моей стороне наука.
– Разумнее было бы понадеяться на здравый смысл и осторожность.
– Да ладно тебе, Кия, – пренебрежительно махнул рукой Сидд. – Мы тщательно хранили все в тайне и работали по ночам, после того как все разойдутся по домам. Никто ничего не подозревает.
– Не подозревает?
Донесшийся из дверного проема голос заставил Дария застыть на месте.
– Совсем напротив, профессор Сидд.
Дарий не мог заставить себя двигаться, но он и без того знал, чей это голос.
– Нам было известно об этом почти с самого начала, – сказал доктор Хайатт.
Происходящее не походило ни на одну из тех неприятностей, в которые Дарий попадал раньше. Его, случалось, поколачивали или ругали родители, заставляли стоять в углу; его ругали перед коллегами и однажды грозились исключить из Академии за неудачную шутку; но еще никогда в жизни на его задержание не посылали отряд вооруженных горилл.
Солдаты с каменными лицами остались стоять у дверей, а доктор Хайатт вошел в лабораторию. Кия схватила Дария за руку; Сидд заметно сгорбился и поник. Пожилой орангутан ничего больше не говорил и даже не смотрел в их сторону. Он прошел прямо к верстаку, разглядывая осветительный шар и прочую контрабандную технику. Пощелкав немного выключателем, он фыркнул, развернулся и пошел обратно к двери.
– Взять и сопроводить их, – сказал он, проходя мимо солдат, которые тут же устремились к шимпанзе и, взяв их под руки, повели по коридору, где стояло еще больше солдат. Там задержанных разделили и развели в разные стороны, а они были слишком напуганы, чтобы протестовать. Несмотря на все заговорщические беседы, Дарий никогда всерьез не предполагал возможности ареста. Ему казалось, что в случае обнаружения их открытий, самое худшее, что его ждет – это очередной вызов в кабинет доктора Хайатта и… что? Разнос? Строгая лекция? Теперь, в окружении вооруженных солдат, он понимал, что наказание должно быть куда суровее.
Его вывели наружу и усадили в повозку. Один из солдат сел спереди, чтобы управлять лошадьми. Двое других сели рядом, держа оружие на изготовку. Никто не промолвил ни слова. Повозка покатила по темным ночным улицам. Что случилось с Кией или Сиддом, было Дарию неизвестно.
Проехав по бульвару возле Академии, повозка свернула на боковые улицы, а потом выехала за пределы города и запрыгала по кочковатой дороге, которая, насколько помнил Дарий, никуда не вела. Первые проблески зари высветили незнакомую местность, на которую Дарий в своих вылазках не заходил. «Пока что…» – подумал он, как будто надеялся, что его скоро освободят – или вообще оставят в живых, – после чего он сможет вернуться к своим обычным занятиям. Поняв, насколько он ошибается, Дарий содрогнулся.
Так они ехали, пока пышная растительность не сменилась серовато-бурой равниной. Грубая дорога уходила в холмы, к подножьям Северных Гор. Здесь они наконец-то остановились. Один из солдат взмахнул прикладом, и Дарий неуклюже выбрался из повозки, после чего его отвели к низкому скалистому навесу, под которым скрывался вход в пещеру. Стражнику-горилле пришлось согнуться почти вдвое, чтобы пройти внутрь. Подгоняемый прикладами, Дарий поспешил за ним и оказался в полной темноте. Пол уходил куда-то вниз. Через несколько резких поворотов по узкому коридору они вышли в огромный подземный зал, метров в сто шириной и почти столько же высотой. Проемы вдоль стен, почти одного размера и явно проделанные руками обезьян, вели в небольшие боковые камеры. В центре ярко освещенной пещеры стоял грубый деревянный стол со стульями с каждой стороны.
Ослепительный свет давали электрические осветительные шары, развешанные высоко по стенам.
Один из охранников подтолкнул Дария вперед, прорычал: «Сидеть», после чего развернулся и скрылся в темном туннеле.
Дарий нерешительно подошел к стулу и сел. Шерсть у него стояла дыбом, а уши, напротив, были плотно прижаты к голове. Разглядеть как следует светящиеся шары не удалось, но эти приспособления казались похожими на те, что они с Сиддом сконструировали в его лаборатории. Неужели доктор Хайатт настолько пристально следил за ними, что уже создал копии их изобретений?
У Дария было достаточно много времени подумать на эту тему, пока он сидел под безжалостным холодным светом, напоминавшем ему о его отступничестве.
Электрические огни походили на крошечные солнца, остановившиеся в своем пути по небу. Как отмечать ход времени и определять, сколько прошло минут, не говоря уже о часах, если совсем не за что зацепиться? Снаружи можно было воткнуть палку в землю или наблюдать за ходом солнца и луны по небосводу. Так обезьяны вели счет дням и определяли месяцы в году. Чем же заменить эти естественные ориентиры, когда они недоступны? Ну что ж, время – это просто совокупность повторяющихся регулярных интервалов, поэтому если сконструировать надежное механическое устройство, позволяющее…
Дарий не был уверен, заснул ли он или погрузился в свое обычное состояние мечтательности и игры воображения, потеряв представление о реальном мире, но он вдруг увидел перед собой доктора Хайатта, стоявшего по другую сторону стола и рассматривавшего его пристальным анализирующим взглядом.
– Доктор Хайатт, – пробормотал Дарий, неосознанно приподнимаясь со стула в знак уважения.
Пожилой орангутан остановил его жестом руки.
– О чем вы думали? – спросил орангутан.
– Сэр?
– Вы были так погружены в свои мысли, что не заметили, как я подошел.
Губы Дария зашевелились, но он не смог произнести ни слова.
Доктор Хайатт выдвинул второй стул из-за стола и сел.
– Мы наблюдали за вами, профессор Дарий. Вы едва двигались на протяжении нескольких часов.
– Кия, – наконец выдавил из себя Дарий; в горле его пересохло, как от страха, так и от жажды. – Сидд. Где они?
– Вашим друзьям ничто не угрожает, даю слово, – сказал доктор Хайатт.
– Как… откуда мне знать, что вам можно доверять? – спросил Дарий, удивляясь своим словам больше, чем изумился орангутан, к которому они были обращены.
– Я вам когда-либо давал повод усомниться в моих обещаниях?
– Вы арестовали меня, – сказал Дарий, не веря в то, что говорит это сам. Страх его куда-то улетучился.
– В результате вашей нечестности, а не моей, – сказал доктор Хайатт.
Дарий замолчал, но прежде чем он нашелся с возражением, доктор Хайатт снова спросил его:
– Так о чем вы думали?
И снова, не задумываясь, словно отвечая у доски в аудитории, Дарий ответил:
– Об устройстве, с помощью которого можно было бы измерять время. Например, воспользоваться маятником, совершающим регулярные колебания…
Доктор Хайатт приподнял бровь.
– Но со временем эти колебания стали бы затухать.
– Да, сэр. Сам по себе маятник ненадежен и нестабилен, поэтому я придумал систему шестерен и рычагов, которые повторяли бы движения маятника, но которые можно было бы легко регулировать, меняя размер шестерен.
– И какой же источник энергии был бы достаточно надежным, чтобы приводить во вращение эти шестерни?
Дарий нахмурился.
– Я пока это не совсем продумал. Я рассматривал своего рода пружину или спираль, которую сначала можно было бы плотно скрутить, а потом отпустить, чтобы она постепенно передавала свою энергию и заставляла вращаться шестерни.
Доктор Хайатт откинулся на спинку стула и позволил себе слегка улыбнуться.
– И все это вы придумали прямо сейчас, в своей голове, профессор Дарий?
– Да, сэр. Я могу… Мне кажется, у меня получается проводить многие эксперименты в воображении. Я мысленно разбираю механизмы на части, исследую различные детали, переставляю их, испытываю разные идеи и конфигурации. Я даже вижу расчеты, как если бы они были записаны на грифельной доске.
– Восхитительно. Признаюсь, мы следили за вами довольно продолжительное время, с тех пор, как вы начали исследовать Запретную зону в юношеском возрасте.
– Но… никто не попытался остановить меня, – не скрывал своего изумления Дарий.
– Вы никогда не представляли угрозы, ни для нас, ни для самого себя, – сказал доктор Хайатт, пожав плечами. – Вы и сами знаете, что в Запретной зоне не так уж много опасностей. Нет, профессор Дарий, Запретная зона запретна не для того, чтобы защищать обезьян, а для того чтобы хранить тайны, оставленные нам Законодателем.
– Тайны вроде Тейлора?
Доктор Хайатт кивнул.
– И его устройств.
– Но почему? – спросил Дарий почти гневно. – Ведь это же настоящий клад для обезьян.
– Эти объекты, профессор Дарий, несут в себе семена разрушений, – нравоучительным тоном произнес доктор Хайатт.
– Это безумие, – вылетело у Дария, прежде чем он осознал, что говорит.
– Я сказал, что мы наблюдали за вами некоторое время, – спокойно продолжил доктор Хайатт. – И вовсе не из страха перед вашей любознательностью или вашим умом, а, скорее, в надежде, что при надлежащем руководстве они найдут себе достойное применение. И стоит сказать, что никто из нас не был разочарован результатами.
– Но потом я нашел чемоданчик Тейлора, – медленно произнес Дарий.
– Да. И тем самым отравили все ваши дальнейшие открытия и изобретения ядом запретного знания.
– Не понимаю, доктор Хайатт. Какая разница, каков источник знания, если это знание само по себе идет на пользу?
– Потому что любое знание должно быть знанием обезьян.
– Я обезьяна, – твердо сказал Дарий.
– Но смогли бы вы изобрести сплав для труб, не воспользовавшись чемоданчиком Тейлора в качестве вдохновения?
– Я… не знаю… возможно. Но если бы и не смог, рано или поздно это сделал бы какой-нибудь другой ученый.
– И тогда это изобретение действительно было бы изобретением обезьян, плодом мудрости и ума обезьян.
– Тогда почему вы одобрили мой план оросительной системы?
Доктор Хайатт небрежно махнул рукой.
– Разногласия в совете Академии. Были такие, кто нашел ваши с профессором Сиддом объяснения вполне удовлетворительными. К тому времени, как мы обнаружили чемоданчик, проект уже начал воплощаться в жизнь и о нем знало слишком много обезьян.
– Но вы еще не сказали, почему вы нас не остановили, когда мы, по вашему мнению, зашли слишком далеко. Чего вы ждали? Чтобы мы сами себя сделали преступниками?
– Напротив, профессор Дарий. Нас интересовало, что вы будете делать дальше. Как вы видите, нам уже известны все ваши открытия, как и многие другие, – он обвел руками освещенную ярким светом пещеру. – Электричество. Устройства накопления энергии. Осветительные шары. Передача звука и изображений по проводам и без проводов. Механические устройства. Различные чудеса, созданные яркими умами молодых ученых, черпавших вдохновение в найденных или похищенных фрагментах человеческих технологий.
Услышав признание доктора, Дарий едва не свалился со стула. Пожилой орангутан увидел его изумление и поспешил ответить на вопрос, который уже вертелся на языке его собеседника:
– Да, человеческих технологий. Тейлор существовал на самом деле – умный человек, прибывший в наш мир со своими спутниками, которые принесли с собой технические достижения своего мира, кажущиеся вам и тем, кто был до вас, такими привлекательными. Но знайте, – прорычал орангутан, приподнимаясь над столом и устремляя налившиеся кровью глаза на Дария, – Тейлор и эти другие его люди были чужаками из другого мира. Внешне они походили на наших диких людей, но родства с людьми в них не более, чем у обезьян с луной.
Дарий больше не мог сидеть на месте. С шумом отодвинув стул, он встал, и принялся расхаживать за ним, нервно перебирая пальцами складки своей туники.
– Если они настолько отличаются от них, то почему их технология все еще запретна?
– Потому что она человеческая.
– Но она не относится к нашим людям.
– Различие слишком тонкое, чтобы его осознали простые обезьяны…
– Нет, – прервал его Дарий, снова удивившись своей смелости.
Все время, что они говорили, Дарий в своем воображении продолжал раскладывать аргументы доктора Хайатта по полочкам, точно так же, как он разбирал на детали переговорные устройства или осветительные шары, переставляя различные элементы и заполняя пустоты логическими умозаключениями; он понимал, какие ступени ведут к тому или иному выводу, даже если пока их не видно. И вот в корзину упал последний банан.
– Вы… вы же сами точно этого не знаете? – прошептал он хрипло.
Доктор Хайатт некоторое смотрел на него, прищурившись, словно он был любопытным образцом, который ему предстояло исследовать. Наконец, он пожал плечами и вздохнул.
– А что такое знание? И что оно дает? Вы, например, считаете, что все на свете можно измерить научными способами. Если бы доказательства религии были бы такими прочными, как доказательства науки, то не было бы веры. Получается, что вера – достаточно хрупкая штука. Нам, верующим, не нужны доказательства, потому что искать доказательства означало бы сомневаться в Законодателе, и это, по сути, доказывало бы отсутствие в нас веры.
– Все это риторические уловки, – сказал Дарий. – Кроме того, попытки понять мир, который нам дал Законодатель, не означают, что я сомневаюсь в нем или отказываюсь от своей веры. Без него всего этого все равно бы не было, поэтому его прославляет всё, что могут создать обезьяны.
– Есть один столп веры, профессор, который в случае своего падения может вызвать обрушение всего здания, – сказал доктор Хайатт. – И столп этот – вера в превосходство обезьяны над человеком. Этот постулат был, остается и будет таким же бесспорным фактом, как само существование.
– А что, если это не так? – спросил Дарий. – Почему он настолько важен?
– Потому что, мы должны быть уверены в том, что все, что у нас есть, происходит отсюда, – с жаром ответил доктор Хайатт, прижимая руку к груди. – Мы должны быть уверены, что ни одна крупица человеческого знания, из какого бы мира оно ни происходило, не загрязнила мышление обезьян. Мы должны знать, что между нами нет ничего общего, ни единого волоска, ни капли крови.
Доктор Хайатт тоже поднялся и принялся расхаживать, повышая голос с каждым словом, словно повторяя апокалиптическое пророчество Законодателя.
– И наша уверенность должна служить основанием незыблемой веры для тех, кто обращается к ней в поисках силы и руководства. Но как нам сохранить незыблемость веры, если мы при этом не будем поддерживать чистоту знания?
– Тогда к чему все это? – Дарий огляделся по сторонам. – Почему бы все это не уничтожить, вместо того чтобы хранить и даже использовать, если оно представляет такую угрозу?
– Не будьте наивным, – упрекнул его доктор. – Иногда приходится использовать орудия Дьявола против него самого. Мы, например, прослушивали вашу лабораторию с помощью скрытого устройства, посылающего звуки по воздуху.
Дарий едва сдержал улыбку.
– Беспроводная связь. Я знал, что это возможно, – сказал он с удовлетворением, прежде чем вспомнил, что сейчас его это должно расстраивать. – Так почему же меня привели сюда, доктор, вместо того чтобы отдать какой-нибудь горилле для проведения допроса?
– Вы же умный шимпанзе, профессор. Как вы сами думаете?
– Я могу только предположить, что я вам нужен для каких-то целей, – медленно ответил Дарий.
– Не то чтобы нужен, но мы понимаем, что в вас заложен большой потенциал. Мы считаем, что вы представляете собой некоторую ценность для Академии, а также можете работать на благо всех обезьян и помогать прославлять Законодателя. Мы почти не сомневаемся, что вы не откажетесь от предложения продолжить свои научные исследования, тем более сейчас, при поддержке всех ресурсов Академии, вместо того чтобы предпочесть менее приятную и плодотворную участь.
– Вы имеете в виду смерть?
Доктор Хайатт усмехнулся.
– Не глупите. Нет, конечно, но вас отошлют в такое место, где у вас не останется времени даже подумать о своей науке, настолько вы будете истощены тяжелым ежедневным трудом.
– А если я соглашусь, то кому мои изыскания принесут пользу, кроме меня самого?
– Ваша деятельность принесет пользу обществу, профессор. Даже гораздо в большей степени, чем вы предполагаете. Пусть нам и придется подождать, пока обезьяний ум, не запятнанный человеческой технологией, заново изобретет искусственное освещение и способ общения на расстоянии, которыми смогут воспользоваться все обезьяны, но нашему миру в настоящий момент грозят куда более существенные и близкие опасности. В случае их проявления мы будем вынуждены противопоставить им все имеющиеся в нашем распоряжении средства, и тогда уже будет не так важно, каким путем они получены.
– А что с Кией и Сиддом? Что ответили они, когда вы рассказали им обо всем этом?
– Профессор Кия – талантливый математик, но она не представляет для нас такого интереса, как вы с профессором Сиддом. Он, правда, проявил упорство и несговорчивость, так что ему не помешал бы совет со стороны лучшего друга, который помог бы ему яснее оценить ситуацию.
– Откуда вы знаете, что я соглашусь?
– Опять же, это вопрос веры, – сказал доктор Хайатт. – Ваша вера, профессор Дарий, заключается в том, что в мире важна только истина, которую можно доказать наукой.
– Какая от этого польза, если истиной нельзя воспользоваться?
– Пусть она не позволит обезьянам освещать свои дома, но ваши открытия не пропадут зря, в этом я вас уверяю.
Разумеется, доктор Хайатт был прав. С одной стороны жизнь полная лишений и забот, с другой – занятие любимой наукой без всяких ограничений. Дарий вздохнул. Выбора у него не было.
– Я понимаю, доктор Хайатт. Благодарю вас за предложение, – сказал он, опуская взор и кланяясь. – Конечно же, я поговорю с коллегами. Я уверен, что они тоже поймут.
– Ну вот и прекрасно, профессор Дарий, – сказал доктор Хайатт. – Я искренне рад, что вы оказались таким же благоразумным, как и умным. Хвала Законодателю.
– Да, доктор Хайатт, – смиренно произнес Дарий, стараясь, впрочем, не упоминать Законодателя. Доктор сам сказал, что вера Дария – это наука, и только наука. И Дарий, точно так же, как доктор Хайатт, был готов защищать свою веру: наука на службе обезьян без всяких ограничений.
Дарий прекрасно понимал, что сокрушать такие учреждения, как Академия, лучше всего изнутри. Он еще не знал, как им с Сиддом удастся это сделать, но нисколько не сомневался в том, что у них все получится. Как однажды сказал Сидд, они умные шимпанзе. Они обязательно что-нибудь придумают.
