Минут через двадцать или около того — лейтенант по настоянию Приликлы отправился на перевязку, а Конвей с ГЛНО занялись заменой ремней у операционного стола на более крепкие, — они заметили, что темное пятно на коже пациента пропало. Состояние больного как две капли воды напоминало то, в котором он находился до укола. Судя по всему, максимальная доза лекарства оказала лишь временное воздействие — надо признать, весьма своеобразное. Раньше такого не случалось.

С того момента, как к нему присоединился Приликла, Конвей был убежден, что корни заболевания ЭПЛХ — психического характера. Он знал, что расстроенный мозг способен причинить немалый вред телу, в котором помещается. Но этот вред во всех предыдущих случаях является чисто физическим, равно как и исправление его по методе, одобренной и постоянно совершенствуемой отделением патологии. Никакой мозг, вне зависимости от его мощи и серьезности повреждения, не может полностью игнорировать, пренебрегать физическими явлениями. Иначе нарушаются законы мироздания.

У Конвея было два объяснения всему происшедшему. Либо существо на операционном столе было на деле божеством и потому не обращало внимания на его потуги, либо кто-то кого-то пытается одурачить. В глубине души он был сторонником второй теории, ибо первая шла вразрез с его воззрениями на природу вещей. Ему отчаянно хотелось, чтобы его пациент оставался пациентом с маленькой буквы…

Тем не менее по выходе из приемного покоя Конвей заглянул к капитану Брайсону, капеллану корпуса мониторов, и довольно долго беседовал с ним, не задавая, впрочем, конкретных вопросов. Потом он встретился с полковником Скемптоном, ответственным за материально-техническое обеспечение госпиталя и связь. Конвей попросил у полковника полную копию судового журнала ЭПЛХ — до сих пор ему удалось прочесть только то, что напрямую было связано с предполагаемым убийством. Скемптон любезно согласился переслать копию в каюту Конвея. Далее Конвей побывал в театре АУГЛ, где продемонстрировал некоторые приемы, полезные при оперировании водных форм жизни, после чего провел два часа в отделении патологии и выяснил интересные подробности относительно бессмертия своего больного.

Вернувшись в каюту, он обнаружил на письменном столе кипу документов толщиной чуть ли не в два дюйма. Подумав о положенном ему по расписанию шестичасовом отдыхе и о том, как он его использует, Конвей застонал.

Внезапно ему отчётливо представилось, как бы он желал использовать эти шесть часов — посвятить их все толковой и потрясающе красивой медсестре Мэрчисон, за которой он в последнее время ухаживал. Но Мэрчисон была на дежурстве в родильной палате ФГЛИ, а совпадения периодов отдыха ранее, чем через две недели, не ожидалось.

Быть может при сложившихся обстоятельствах оно и к лучшему, решил Конвей и принялся за чтение.

Мониторы, которые обследовали звездолет ЭПЛХ, предпочли, похоже, не ломать головы над переводом временных единиц пациента в земные и ограничились тем, что установили следующее: многие записи были сделаны несколько столетий назад, а некоторые были занесены в журнал за два с лишним тысячелетия до сегодняшнего дня. Конвей начал с наиболее древних.

Он довольно быстро понял, что журнал представляет собой не столько дневник — замечания личного свойства попадались в нем сравнительно редко, сколько перечень заумных технических сведений. Куски, в которых говорилось об убийстве, он оставил напоследок. Они поражали своей драматичностью.

«Мой врач изводит меня, — гласил заключительный отрывок, — он убивает меня. Нужно что-то предпринять. Он никудышный врач, раз позволил мне заболеть. Я должен как-то от него избавиться…»

Конвей аккуратно положил листок поверх стопки, вздохнул и приготовился принять позицию, более располагающую к творческому мышлению, то есть, закинул ноги на стол и извернулся так, что его голова легла на сиденье кресла.

«Сущий бред», — подумал он.

Составные элементы загадки — по крайней мере большинство из них, были налицо, и требовалось только собрать их воедино. Состояние пациента в госпитале опасений не внушало, но в иных условиях, несомненно, привело бы к его гибели. Рассказ двух иан о расе богоподобных, жадных до власти, но в целом благорасположенных существ и об их товарищах совершенно другого вида, которые всегда сопутствуют им и живут вместе с ними. Эти спутники меняются, потому что они, в отличие от ЭПЛХ, стареют и умирают.

Лабораторные отчёты: первый, письменный, который он получил перед обедом, и второй, устный, услышанный от заведующего отделением патологии, диагноста-ФГЛИ Торннастора. По мнению Торннастора, ЭПЛХ нельзя назвать бессмертным в строгом смысле слова, а мнение диагноста лишь немногим отличалось от неоспоримого факта. Однако, хотя теория о бессмертии ЭПЛХ была отвергнута, тесты показали, что его организм регулярно проходил омоложение.

К тому же было ещё эмоциональное излучение, которое Приликла улавливал до и в ходе неудачной попытки вылечить эпителиому. Приликла утверждал, что пациент излучает страх, беспомощность и смятение. Но, получив второй укол лекарства, ЭПЛХ впал в бешенство, а сила его мысленного излучения была такова, что оно, по словам Приликлы, едва не выжгло мозги маленького эмпата. Разъединить этот «залп» на отдельные эмоции Приликла не смог в основном потому, что его сознание было настроено на прежний, более миролюбивый уровень излучения, однако он согласился с предложением о наличии у пациента нестабильности шизоидного типа.

Конвей вжался в кресло, зажмурил глаза и позволил составным элементам загадки скользнуть на свои места.

Все началось на планете, где ЭПЛХ были доминирующей формой жизни. С течением времени у них развилась цивилизация, которая существенно продвинула медицинскую науку и открыла дорогу в космос. Продолжительность их существования увеличилась настолько, что сравнительно недолговечные существа вроде иан стали воспринимать их как бессмертных. Вполне извинительное заблуждение. Однако ЭПЛХ пришлось заплатить высокую цену: первым, должно быть, пропало стремление к воспроизводству рода, естественное желание смертных индивидов обессмертить свою расу. Затем распалась цивилизация как таковая, оставив после себя кучку межзвездных бродяг-индивидуалистов. А в итоге, когда миновала угроза чисто физического вырождения, наступил черед зашивания сознания.

«Бедные полубоги», — подумай Конвей.

Они избегали друг друга потому, что устали от однообразия.

Представьте себе: из века в век видеть те же фигуры с теми же ужимками и повадками! Они ставили перед собой столь внушительные по масштабам социологические задачи — подтягивание отсталых или заплутавших в своем развитии планетарных культур и прочая филантропия, — ибо обладали исключительными умственными способностями, имели в достатке времени, вынуждены были непрерывно сражаться со скукой и — главное — были, вероятно, весьма и весьма приличными ребятами. А из-за того, что частью цены за долголетие был постоянно растущий страх перед смертью, они обзавелись личными врачами, которое были всегда при них и, вне всякого сомнения, являлись для ЭПЛХ медицинскими светилами.

Но Конвей никак не мог понять того, почему ЭПЛХ так странно реагировал на попытки вылечить его. Впрочем, рано или поздно это наверняка выяснится. Что ж, теперь он знает, как ему поступить.

Торннастор заявил, что на любую болезнь найдется свое лекарство, но Конвей был не согласен с диагностом и намеревался применить хирургию — и применил бы ее, если бы не отвлекался на домыслы насчет того, кто его пациент, что он и откуда. И его не должно было тревожить ни то, что он имеет дело с полубогом-убийцей, ни остальные особенности этого случая.

Конвей вздохнул и поставил ноги на пол. Ему было так хорошо, что он решил поскорее лечь в постель из боязни заснуть прямо в кресле.

На следующее утро, сразу после завтрака, Конвей принялся готовиться к операции. Он распорядился перевезти в операционную необходимое оборудование, дал четкие указания относительно стерилизации — пациент уже сожрал одного врача за то, что тот довел его кожу до нынешнего состояния, и может проглотить кого-нибудь еще, разобидевшись на несоблюдение асептических процедур, — и попросил, чтобы ему помогал хирург-тралтан. За полчаса до начала операции он позвонил О'Маре.

Главный психолог выслушал Конвея, не перебивая, а потом проговорил:

— Конвей, вы соображаете, какими могут быть последствия, если эта тварь вырвется на волю? По вашим словам, она вот-вот спятит, если уже не спятила. Сейчас она без сознания, но из того, что вы мне рассказали, можно вывести, что ей ничего не стоит слопать нас всех — в прямом и переносном смысле. По правде говоря, меня очень беспокоит, что будет, когда она очнется.

На памяти Конвея О'Мара впервые признавался в своем беспокойстве.

Впрочем, если доверять слухам, несколько лет назад, когда в госпиталь врезался угнанный звездолет и шестнадцать уровней превратились в подобие ада, майор тоже выказал озабоченность…

— Я, стараясь не думать об этом, — отозвался Конвей, — предпочитая не отвлекаться.

О'Мара шумно втянул в себя воздух и медленно выдохнул его через нос, — такая манера стоила двадцати язвительных фраз.

— Кто-то должен думать о подобных вещах, доктор, — произнес он холодно. — Надеюсь, вы не возражаете против моего присутствия на операции?

На столь вежливый, но все-таки приказ не могло быть иного ответа кроме как:

— Так точно, сэр.

Когда они вдвоем появились в палате, «ложе» пациента было уже поднято на удобную для операции высоту, а самого ЭПЛХ надежно стягивали ремни.

Тралтан занял свое место у записывающего и анестезирующего оборудования.

Одним глазом он глядел на пациента, другим — на оборудование, а двумя оставшимися — на Приликлу. Участниками его стали двое хлородышащих ПВСЖ, поэтому интерес ассистента Конвея мог быть исключительно академическим, но обсуждение шло весьма живо. Завидев О'Мару, тралтан немедленно умолк, и Конвей дал знак начинать.

Наблюдая за тем, как пациента подвергают анестезии, Конвей размышлял о природе тралтанов. Некоторые из них являлись, по сути, не одним существом, а двумя, этакой комбинацией ФГЛИ и ОТСБ. Громоздкий, слоноподобный тралтан исполнял роль скакуна, а крошечный, едва ли разумный симбиот — наездника. На первый взгляд ОТСБ представлялся мохнатым мячиком с длинным хвостом, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что этот хвост состоит из множества манипуляторов, большинство которых снабжено органами визуального восприятия. Благодаря тесной связи между тралтаном и его симбиозом пары ФГЛИ-ОТСБ были лучшими хирургами в галактике. Далеко не все тралтаны соглашались на симбиоз, но медики-ФГЛИ носили ОТСБ на себе как эмблему принадлежности к штату госпиталя.

Внезапно ОТСБ перебежал по спине тралтана на его голову и пристроился между стебельчатыми глазами, свесив хвост по направлению к пациенту. Это означало, что ФГЛИ весь внимание.

— Операция коснется только кожи, — проговорил Конвей. Теперь каждое его слово фиксировалось звукозаписывающим оборудованием. — Как вы видите, кожа выглядит омертвелой и высохшей. Во время взятия начальных образцов никаких трудностей не возникло, но далее кожа не желала отставать — по причине крохотного корня длиной около четверти дюйма, невидимого невооруженным глазом. По крайней мере моим невооруженным глазом. Ясно, что болезнь вступает в новую фазу, распространяется вглубь, поэтому чем скорее мы приступим к операции, тем лучше.

Он продиктовал номера лабораторных отчётов, свои собственные предварительные замечания и продолжил:

— Поскольку пациент по не установленным пока причинам не реагирует на медикаменты, я предлагаю удалить поврежденную ткань, очистить зараженный участок и нарастить искусственную кожу. Извлечение подкожных корней возлагается на руководство тралтаном ОТСБ. Операция будет несложной, но займет достаточно времени, ибо поражен большой участок…

— Прошу прощения, — перебил Приликла, — пациент по-прежнему находится в сознании.

Между тралтаном и маленьким эмпатом разгорелся спор, вежливость в котором соблюдал лишь Приликла. Он утверждал, что ЭПЛХ о чем-то думает и излучает эмоции, а тралтан твердил, что ввел столько анестетика, что пациент просто обязан отключиться как минимум на ближайшие шесть часов.

Спорившие, похоже, совсем было собрались перейти на личности, а потому Конвей счел за лучшее вмешаться в перебранку.

— Мы с этим уже сталкивались, — сказал он. — Физически пациент пребывал в бессознательном состоянии с момента своего прибытия в госпиталь, не считая пары-тройки минут вчера, однако Приликла определил наличие исходящего от него под наркозом. Объяснений у меня нет, для того, чтобы они появились, необходимо, пожалуй, хирургическое исследование мозга ЭПЛХ, чего мы себе позволить пока не можем. Но важно то, что пациент не способен двигаться и ощущать боль. Поэтому мы начинаем. — Повернувшись к Приликле, он добавил:

— Продолжайте прислушиваться — так, на всякий случай…