Ча Трат не знала наверняка, кто составил график дежурств по палате АУГЛов — Старшая сестра Гредличли или серьезно поврежденный компьютер, поломку которого не заметили техники. А справиться об этом не могла, не подвергнув сомнению чей-то уровень умственных способностей. «Оно не правильное», — вот что думала Ча Трат, и не важно к кому относилось «оно» — к графику, неведомому сотруднику из техотдела или к самой Гредличли. Отработав шесть дней и две с половиной ночи, снуя словно мелкая рыбешка, выбивающаяся из сил, между громадинами-чалдерианами, соммарадванка получила два выходных. Два дня на то, чтобы заниматься всем, чем пожелает, — с учетом того, что часть ее свободного времени будет уделена занятиям.

Эта часть, по предложению занудного нидианца-преподавателя, Креск-Сара, должна была составить девяносто девять процентов.

Коридоры госпиталя теперь уже не так пугали Ча Трат, и она пыталась решить: то ли отправиться на прогулку, то ли продолжить самостоятельные занятия, когда зазвенел звонок у входной двери.

— Тарзедт? — спросила она. — Входи.

— Надеюсь, ты удивлена тем, что я к тебе заглянула, — проговорила стажерка-кельгианка, вползая в комнату, — а не тем, что это я. Уж могла бы научиться меня узнавать!

Еще Ча Трат научилась тому, что лучшим ответом при подобных выпадах было полное отсутствие ответа.

ДБЛФ остановилась перед экраном учебного компьютера и продолжала болтать:

— Это что — нижняя челюсть ЭЛНТ? Везучая ты, Ча Трат. Ты эту пакостную физиологическую классификацию усекаешь быстрее всех. А может, ты всю дорогу учишься? Не забуду, как ты блеснула, когда Креск-Сар всего только три секунды нам показывал стоп-кадр, а ты сразу догадалась, что перелом плюсны и фаланги у ФГЛИ…

— Ты права, мне повезло, — прервала ее Ча Трат. — Дело в том, что к нам в палату два дня назад приходил диагност Торннастор. Возникло небольшое недоразумение, я не слишком ловко двигалась, когда мы готовили больного к осмотру. Тралтан постарался не наступить на меня, и несколько мгновений я видела его большой палец на ноге очень близко.

— Ну а Гредличли, наверное, напрыгнула на тебя всеми этими пятью штуками — ногами своими?

— Она мне сказала… — начала было Ча Трат, но Тарзедт болтала без умолку и шерсть ее находилась в постоянном движении.

— Жалко мне тебя, — продолжала Тарзедт… — Она такая вредина — эта хлородышащая. Она же была Старшей сестрой в палате ПВСЖ, где я практиковалась, а потом ее перевели к чалдерианам. Мне порассказали про нее много чего, в том числе и про то, что они вытворили со Старшим врачом ПВСЖ на пятьдесят третьем уровне… Знать бы точно что. Мне пробовали, правда, втолковать, да только кто разберет, что такое правильное, не правильное, а то и вовсе скандальное поведение, когда речь идет о хлородышащих. Да, кое-кто в этом госпитале действительно странный.

Мгновение Ча Трат, не мигая, смотрела на серебристое тельце с тридцатью лапками, сидевшее перед экраном монитора и похожее на пушистый вопросительный знак.

— Согласна, — сказала она.

Вернувшись к ранее заданному вопросу, Тарзедт спросила:

— Так у тебя напряженка с Гредличли? Ну, то есть из-за твоей неповоротливости в тот день, когда к вам диагност наведался? Она тебя заложит Креск-Сару?

— Не знаю, — ответила Ча Трат. — После окончания вечернего обхода хирургических больных она сказала, чтобы я ей на глаза не попадалась ближайшие два дня, а я, конечно, буду этому рада не меньше ее самой. Я тебе говорила, что теперь она позволяет мне менять больным перевязки? Под ее наблюдением, конечно, да и раны почти зажившие.

— Ну, — сказала Тарзедт, — значит, беда невелика, раз она дает тебе работу. И что ты собираешься делать эти два дня? Заниматься?

— Не все время, — отвечала Ча Трат. — Мне хотелось бы походить по госпиталю, познакомиться с его планировкой, побывать там, куда позволит проникнуть мой защитный костюм. Торопливые экскурсии, которые проводит Креск-Сар, и его рассказы на лекциях не позволяют где-то задержаться и задать вопросы.

Кельгианка опустила на пол еще три-четыре пары лапок — явный признак того, что она собиралась ретироваться.

— Тогда тебе предстоит опасная жизнь, Ча Трат, — сказала она. — Что до меня, то я стараюсь знать об этой психушке как можно меньше, а иначе недолго стать здешним пациентом. Но мне говорили, что вроде бы стоит побывать на рекреационном уровне. Ты могла бы оттуда начать свою ознакомительную прогулку. Пошли?

— Ладно, — ответила Ча Трат. — По крайней мере всякие громадины там отдыхают, расслабляются, а не носятся по коридорам, словно стихийные бедствия, готовые навалиться на нас.

Чуть позже Ча Трат пришлось гадать: и как это она могла так жестоко ошибиться?

Надпись над входом гласила:

< РЕКРЕАЦИОННЫЙ УРОВЕНЬ.

ВИДЫ ДБДГ, ДБЛФ, ДБПК, ДЦНФ,

ЭГЦЛ, ЭЛНТ, ФГЛИ И ФРОБ.

ВИДЫ ГКМН И ГЛНО -

НА СВОЙ СТРАХ И РИСК.>

Для тех сотрудников, на языке которых это не было написано, содержание вывески непрерывно передавалось через транслятор.

— ДЦНФ, — отметила Тарзедт. — Гляди-ка, уже внесли твою классификацию. Наверное, это тут автоматическая процедура.

— Наверное, — согласилась Ча Трат, но обрадовалась, впервые почувствовав себя важной персоной.

После дней, проведенных в переполненных больничных коридорах, после своей крошечной каютки, поработав в тесном скафандре внутри зеленоватой пучины палаты АУГЛов, она немного испугалась того, как просторно оказалось на рекреационном уровне. Однако и простор, и открытое небо, и распахнутый горизонт, как она вскоре поняла, были скорее кажущимися, чем реальными. Испуг сменился чувством радостного удивления.

Умелое освещение и красивые пейзажи придавали рекреационному уровню иллюзию обширного пространства. В целом создавалось впечатление, будто находишься на небольшом тропическом пляже, с двух сторон замкнутом скалами и выходящем к морю. К морю, которое тянется до горизонта. Небо было синим, безоблачным, вода в заливе — темно-синей, а у берега — лазурной. Волны набегали на золотистый береговой песок.

Зрелище ничем не отличалось бы от тропического побережья Соммарадвы, если бы не красноватый оттенок искусственного солнца и незнакомая растительность, покрывавшая скалы и часть берега.

Ча Трат помнила, что еще во время первого разговора в столовой ей было сказано, что свободного места в Главном Госпитале мало и что тем, кто вместе работает, и питаться приходится вместе. А теперь выходило, что и отдыхать тоже нужно было вместе.

— Воспроизвести облака очень трудно, — принялась объяснять Тарзедт. — Поэтому, дабы не создавать впечатления искусственности, от облаков вообще отказались. Это мне рассказал один сотрудник эксплуатационного отдела. Еще он сказал — самое лучшее здесь то, что сила притяжения поддерживается на уровне, равном половине земного, а это почти что нормально для кедьгиан и соммарадванцев. Для тех, кто предпочитает активный отдых, это очень удобно, а остальные могут валяться на песочке… Осторожно!

Трое тралтанов, каждый на шести слоновьих ножищах, протопали мимо них и грузно шлепнулись в мелкую воду у берега, подняв фонтаны брызг и замутив море. Половинная сила притяжения позволяла медлительным, тяжелым ФГЛИ прыгать подобно двуногим созданиям, и они вздымали тучи песка, медленно оседавшего на побережье. Однако осели не все песчинки — из глаз Ча Трат текли слезы и она пыталась проморгаться.

— Пошли вон туда, — сказала Тарзедт. — Примостимся между ФРОБом и двумя ЭЛНТ. Эти на активных отдыхающих не смахивают.

Но Ча Трат вовсе не хотелось лежать без движения и заниматься только впитыванием искусственного солнечного света. В голове ее вертелась масса вопросов, которые она не решалась задать, боясь кого-либо серьезно обидеть. Вдобавок раньше у нее была возможность убедиться, что физическая активность позволяет снять психологический стресс — хотя бы иногда.

Соммарадванка смотрела, как набегают на песок легкие пологие волны. Но если движение волн создавалось искусственно, то у берега вода колебалась естественным порядком из-за того, что в ней плескались существа разного размера, проявлявшие в плавании различную активность. Наибольшей популярностью пользовался такой вид спорта, как прыжки в воду с трамплина, установленного на скале. Занимались этим большей частью самые тяжелые, необтекаемой формы создания. Трамплинов было несколько, и поначалу Ча Трат показалось, что установлены они чересчур высоко, но потом она вспомнила о низкой силе притяжения и немного успокоилась. Добираться до трамплинов приходилось по туннелям, прорубленным в скалах. Самый высокий трамплин был снабжен парапетом и не прогибался под тяжестью прыгунов — видимо, это было сделано для того, чтобы особо резвые ныряльщики не размозжили головы об искусственные небеса.

— Хочешь поплавать? — вдруг спросила Ча Трат. — То есть я хотела сказать — если ДФЛБ могут плавать.

— Могут, но я не буду, — ответила кельгианка, забираясь в ямку, выкопанную в песке. — От воды у меня шерсть слипнется и не сможет двигаться до конца дня. И если мне повстречается другой ДФЛБ, я с ним толком поговорить не сумею. Ложись. Расслабься.

Ча Трат сложила две задние ноги и осторожно приняла горизонтальное положение, но даже ее инопланетной подружке стало ясно, что она вовсе не расслабилась.

— Тебе что-то не дает покоя? — спросила Тарзедт, участливо пошевелив шерстью. — Кто? Креск-Сар? Гредличли? Твоя палата?

Ча Трат молчала, не зная, как ей, целительнице воинов, ответить существу, принадлежащему к иной расе, имеющему совершенно другие моральные принципы, — существу, которое, вероятно, вообще было рабом. Она решила пока относиться к кельгианке как к равной и сказала:

— Не хочу никого обидеть, только мне кажется, что невзирая на возможность приобретения большого объема знаний, на то, что мы имеем дело с множеством разных, прежде незнакомых нам существ, и используем в работе удивительные приборы, деятельность наша однообразна, унизительна, лишена личной ответственности и постоянно осуществляется под наблюдением… она… она рабская. Нам следовало бы использовать свое время более продуктивно — по крайней мере какую-то часть времени, — а не заниматься выбрасыванием экскрементов больных в канализацию.

— Так вот что тебя мучает, — понимающе проговорила Тарзедт, повернув к Ча Трат конусообразную головку. — Глубокое резаное ранение гордости.

Ча Трат на ее замечание не ответила, а та продолжала:

— На Кельгии я была сестрой-суперинтендантом и отвечала за работу сестринского персонала в восьми палатах. Там лежали, конечно, больные одного вида, но мне по крайней мере работа медсестры не в тягость. Кое-кто из нынешних практикантов, и ты в том числе, были врачами, так что я могу себе представить, как они — и ты — себя чувствуют. Но если это и рабство, то рабство временное. Ему придет конец, как только мы завершим курс обучения и удовлетворим запросам Креск-Сара. Постарайся не переживать. Здесь ты занимаешься изучением инопланетной медицины — только не обижайся — практически с нуля.

Постарайся проявить больше интереса к больному с другого, так сказать, конца вместо того, чтобы автоматически собирать его выделения, — посоветовала Тарзедт. — Поговори с пациентами, попробуй понять, что их волнует.

Ча Трат задумалась о том, как же ей втолковать кельгианке, представительнице общества, которое ей представлялось пускай и довольно развитым, но при этом совершенно неорганизованным и бесклассовым, что существуют вещи, которые должен делать соммарадванский военный хирург и которых он ни в коем случае делать не должен. Даже несмотря на то, что медицинскому братству Соммарадвы теперь вряд ли было до нее, она понимала, что в Главном Госпитале Сектора обстоятельства то и дело склоняют ее к не правильному поведению. Ча Трат действовала как ниже, так и выше своей компетенции, и это ее очень удручало.

— Я с ними разговариваю, — сказала она. — Особенно с одним пациентом, и он говорит, что ему нравится беседовать со мной. Я стараюсь никого не обделять вниманием и, наоборот, не выделять, но этот опечален сильнее других. Мне не следовало бы с ним говорить, поскольку его лечение не входит в мою обязанность. Но остальные его просто не замечают.

Шерсть Тарзедт сочувственно пошевелилась:

— Он умирает?

— Не знаю. Не думаю, — отозвалась Ча Трат. — Но он находится в палате уже очень давно. Иногда его осматривают Старшие врачи в присутствии опытных практикантов. Диагност Торннастор разговаривал с этим больным, когда последний раз приходил к нам в палату, но при этом даже не спросил, как тот себя чувствует. Я не читала его истории болезни, но уверена, что препараты, прописанные этому больному, скорее паллиативные [то есть приносящие временное облегчение.], чем лечебные. Не то чтобы его игнорировали или обижали — на него вежливо не обращают внимания. Только я выслушиваю его жалобы, поэтому он ко мне обращается при любой возможности. А мне бы с ним говорить не стоило, пока я не знаю, что с ним, и потому, что это не в моей компетенции.

Шерсть Тарзедт задвигалась еще ритмичнее, и она воскликнула:

— Чушь! Разговаривать — это в компетенции любого, а немного словесно выраженного сочувствия и поддержки твоему больному не повредит. А если он неизлечим, то воды в твоей палате должны кишмя кишеть диагностами и Старшими врачами, стремящимися доказать, что это не так. Да, тут так заведено: медики не сдаются до последнего. И потом: заботы этого больного ты можешь обдумывать, пока занимаешься менее привлекательным трудом. Или тебе не хочется с ним разговаривать?

— Нет, — отозвалась Ча Трат. — Мне очень жаль этого страдающего гиганта, и хотелось бы ему помочь. Но стоит мне задуматься о том, уж не правитель ли он, как у меня сразу пропадает охота с ним беседовать — мне это не позволено.

— Кем бы он ни был у себя на Чалдерсколе, — возразила Тарзедт, — теперь это не имеет значения. И не должно иметь, когда больного лечат. Ну какой вред вам обоим от разговоров? Если честно, то мне твои затруднения совершенно непонятны.

Ча Трат спокойно повторила:

— Это не в моей компетенции.

Шерсть Тарзедт задвигалась, выражая нетерпение.

— Все равно не понимаю. Хочешь — разговаривай, хочешь — молчи. Что хочешь — то и делай.

— Но я уже разговаривала с ним, — сказала Ча Трат. — Это меня и волнует… Что-то не так?

— И тут от него нет покоя! — проворчала Тарзедт и шерсть ее сердито вздыбилась. — Сюда идет Креск-Сар — он заметил наши стажерские повязки. Сейчас начнет приставать — почему мы не занимаемся. Неужели нигде нельзя избавиться от его вечного «У меня к вам вопрос по вашей практике»?

Старший врач отошел от двух других нидиан и мельфианина, направлявшихся к побережью, и встал рядом с Ча Трат и Тарзедт.

— У меня вопросы к вам обеим, — прозвучала неизбежная увертюра, за которой последовало неожиданное продолжение:

— Удается ли вам здесь расслабиться? Напрочь забыть о работе? О ваших Старших сестрах? Обо мне?

— Как же мы можем забыть о вас, — дерзко отозвалась Тарзедт, — когда вы тут и уже готовы спросить, почему мы тут?

Ча Трат понимала, что кельгианка по-другому отвечать не умеет, но сама решила ответить более дипломатично:

— Ответ на все четыре вопроса таков: не совсем. Мы расслабились, но говорили о проблемах, связанных с работой.

— Вот это хорошо, — похвалил Креск-Сар. — Мне бы не хотелось, чтобы вы забывали о своей работе и обо мне. Если у вас есть какие-то проблемы или вопросы, то спрашивайте.

Тарзедт зарывалась глубже в искусственный песок и намеренно игнорировала преподавателя. А он здесь, на пляже, казался Ча Трат не таким занудой, как на лекциях. Конечно, можно было бы обсудить со Старшим врачом психологические и эмоциональные проблемы, связанные с уборкой экскрементов больного-инопланетянина, но это была не та область, в которой Старший врач располагал несомненным опытом. Вероятно, следовало задать ему какой-нибудь отвлеченный вопрос. Такой, какой бы соответствовал ситуации в социальном плане, но при этом удовлетворил бы ее любопытство.

— Будучи стажерами, — начала Ча Трат, — мы вынуждены выполнять самую неприятную и не имеющую непосредственного отношения к медицине работу. В частности, работу, связанную с уборкой органических отходов. Они представляют собой малоэстетичный, но необходимый продукт жизнедеятельности, свойственный всем живым существам, поглощающим, переваривающим пищу и извергающим оставшиеся после пищеварения шлаки. Однако эти шлаки наверняка у разных видов сильно варьируют по химическому составу. Поскольку госпиталь разработан так, чтобы представлять собой по возможности замкнутую экологическую систему, как поступают со шлаками, что с ними происходит?

Похоже, у Креск-Сара перехватило дыхание. Вскоре он ответил:

— Система не совсем закрытая. Мы здесь не синтезируем все продукты питания и медикаменты. Но с радостью должен сообщить вам, что нам пока неизвестно ни одной формы жизни, которая могла бы питаться своими собственными шлаками или выделениями других существ. Что касается вашего вопроса, то я не знаю ответа, Ча Трат. До сих пор меня никто об этом не спрашивал.

Он быстро отвернулся и вернулся к своим друзьям — нидианам и мельфианину. Вскоре ЭЛНТ принялся щелкать челюстями, а лохматые ДБДГ залаяли — или засмеялись — довольно громко. Ча Трат же в своем вопросе ничего смешного не находила. Наоборот — она полагала, что тема эта весьма неприятна. Однако компания продолжала издавать непереводимые звуки, пока их не заглушил очень громкий голос, зазвучавший из динамиков линии общей связи:

— Срочный вызов! — разнеслось по пляжу и прозвучало в трансляторе Ча Трат. — Синий код, палата АУГЛ. Всем перечисленным сотрудникам доложить о себе по ближайшему коммуникатору и немедленно явиться в палату АУГЛ. Главный психолог О'Мара, Старшая сестра Гредличли, стажер Ча Трат. Синий код. Доложите о себе и немедленно явитесь в…

До конца Ча Трат не дослушала, потому что вернулся Креск-Сар и уставился на нее. Он уже не лаял и не смеялся.

— Двигайтесь! — хриплым голосом велел он. — Я отвечу на вызов и пойду с вами. Как ваш преподаватель я несу полную ответственность за ваши медицинские промахи. Поторопитесь.

По пути с рекреационного уровня Креск-Сар продолжал выговаривать:

— Синий код — это аварийная ситуация, грозящая крайней опасностью как больным, так и персоналу. Обычно в таких случаях необученных сотрудников стараются в палаты не допускать. Но вызвали вас, практикантку, а из всех специалистов — Главного психолога, О'Мару. Что же вы там натворили?