Хьюлитт инстинктивно попятился. Его бросило в жар, но виной тому было не полуденное солнце. Остальные остались на своих местах. Им всем что — недоставало воображения, — но это навряд ли. Скорее всего опасности просто не было. Хьюлитт боязливо шагнул вперед.

— Насколько нам известно, нет, капитан, — ответил Стиллман. — История умалчивает о том, что когда-либо при ведении войн с другими планетами этлане пользовались такими видами оружия. К тому же здесь и так хватало болезней. Возможно, химическое и биологическое оружие тайно разрабатывалось имперскими учеными. Вероятно, ближе к концу мятежа император отчаялся настолько, что готов был пустить в ход все свои арсеналы, но я бы все же не стал так думать. В перечне заболеваний того времени указаны травмы вследствие взрывов, контузий, огнестрельные ранения, но не болезни как таковые. — Стиллман сделал достаточно долгую паузу, и Флетчер успел передать Мерчисон еще три кусочка пластика. — В любом случае, — продолжал Стиллман, — химическое и биологическое оружие предусматривает взрыв снаряда при контакте с поверхностью планеты или в воздухе над обозначенной целью. Этот снаряд совершил мягкую посадку с помощью парашютов, взрывное устройство не сработало, и взрыв произошел только тогда, когда по снаряду что-то ударило.

— Или кто-то, — уточнил Приликла.

Один за другим все повернули головы к Хьюлитту. Он и сам был поражен словами эмпата не меньше других. Первым заговорил Стиллман:

— Если вы хотите сказать, что малыш Хьюлитт свалился на эту штуковину, стукнулся о нее со страшной силой и раздавил то, что там было внутри, я этого подтвердить не в состоянии. Мальчика нашли рядом с этой сигарой, но было темно, а я был слишком встревожен состоянием ребенка, чтобы смотреть, не валяется ли поблизости разбитое стекло. Кроме того, этланские патогенные микробы не способны принести вред кому-либо, кроме местных жителей. Это нам всем отлично известно. И потом… гм-м-м… вид у Хьюлитта на сегодняшний день таков, будто бы он ни единого дня в своей жизни не хворал.

Ножки Приликлы забило мелкой дрожью — он волновался, собираясь сказать Стиллману, что он ошибается.

— У друга Хьюлитта, — прощелкал эмпат, — долгий анамнез неспецифических заболеваний, причем все эти заболевания не поддавались лечению. По этой причине у него до сих пор нет точного диагноза. Странная симптоматика с самого начала — скорее всего ошибочно — была сочтена проявлением чисто психологической основы его болезни. Наш предварительный диагноз таков, что пациент страдает гипераллергической реакцией широчайшего спектра на все формы лекарственных препаратов. Мы почти уверены, что это состояние не угрожает жизни, за исключением тех случаев, когда лекарства назначаются для перорального приема, путем подкожных инъекций или наружно, путем массирования кожных покровов. Согласитесь, в клиническом плане картина болезни выглядит обескураживающе.

Стиллман покачал головой и ткнул пальцем в загадочную торпеду:

— И что, эта пакость каким-то образом может помочь в том, чтобы рассеять вашу обескураженность?

Приликла сильно вздрогнул. Казалось, кто-то, а может быть, и сам эмпат, вырабатывает неприятное эмоциональное излучение. Вместо того чтобы ответить на вопрос, цинрусскиец сказал:

— Друг Стиллман, я почувствовал, что вы голодны, да и все остальные тоже, еще тогда, когда мы отказались от гостеприимства тралтанов. Отказался я потому, что пищевой синтезатор на «Ргабваре» не так давно был перепрограммирован нашим главным диетологом Гурронсевасом, и думаю, на корабле нам удастся поесть вкуснее. Не хотите ли проследовать вместе с нами на «Ргабвар»?

— Да, с удовольствием, — отозвался Стиллман.

— Кроме того, я ощущаю недовольство и сильное любопытство одного из членов бригады. Друг Флетчер, есть какие-то сложности?

— Все сложности — этот снаряд, совершивший мягкую посадку, — буркнул капитан. — Мне бы хотелось поближе взглянуть на механизм активации взрывателя. Такое впечатление, что для исключительно простой задачи, возложенной на него, он чересчур усложнен. Однако я предпочел бы оставить устройство нетронутым. Хорошо, если бы доктор Данальта преобразился таким образом, чтобы у него появились особые конечности и пальцы, которыми он мог бы отсоединить взрыватель изнутри. Не хотелось бы проявлять несубординацию, доктор, но что касается меня, то вы должны бы почувствовать — любопытство у меня сейчас куда сильнее голода.

Приликла, прежде чем заговорить, издал мелодичную невысокую трель.

— Хорошо, вы двое останетесь здесь. Друг Мерчисон, хотите присоединиться к добровольным голодающим?

Патофизиолог покачала головой.

— Мне тут больше делать нечего, — заявила она. — Засохшее вещество на внутренней поверхности бывшего сосуда является синтезированным питанием, предназначенным для многих видов теплокровных кислорододышащих существ. Отмечается некоторое количество неидентифицированных микроорганизмов, которые могут принадлежать как содержимому сосуда, так и являться эндемиками Этлы. С помощью портативного прибора невозможно произвести точный анализ, поэтому придется подождать. Я займусь этим после обеда на корабле.

На крылышки Приликлы упал солнечный луч и заиграл на них всеми цветами спектра. Цинрусскиец взлетел и вскоре поднялся выше края ущелья и исчез. Флетчер и Данальта остались, чтобы завершить изучение снаряда, а остальные отправились вверх по склону.

«Что это эмпат так заторопился?» — гадал Хьюлитт. Он не ожидал от Приликлы такого невежливого поведения.

— Бывает, — признался Стиллман Мерчисон, поднимавшейся по склону рядом с ним, — когда я жалею, что не умею летать. Правда, еще сильнее я мечтаю похудеть.

Мерчисон ответила ему вежливой улыбкой, но не проронила ни слова, пока они не выбрались из ущелья.

— Хирург-капитан, — сказала она, — можно задать вам вопрос?

— Тон у вас очень официальный и серьезный, мэм, — откликнулся Стиллман. — Видимо, вопрос будет не из легких. Отвечу, если сумею.

— Спасибо, — поблагодарила его патофизиолог. Сделав три шага по высокой траве, она задумчиво проговорила:

— Во времена мятежа тут произошло нечто очень странное. Я знаю, что отчеты о тех событиях и донесения времен войны не относятся к разряду засекреченных материалов, но, когда я пыталась вкратце ознакомиться с этой темой, я обнаружила, что Корпус Мониторов дает допуск к материалам только аккредитованным историкам и ученым, которые, как выяснилось, не торопятся с публикациями.

Причина существующего ограничения доступа к материалам по этланскому мятежу объясняется так, — продолжала Мерчисон. — Бывшие владения Этланской империи вошли в Галактическую Федерацию, и процесс их ассимиляции замедлился бы, если бы доступ к информации о мятеже был открыт всякому любопытствующему, а что еще хуже — тем, кто пожелал бы вырвать из материалов наиболее драматические моменты с тем, чтобы представить их в черном цвете на массовых развлекательных каналах. Как я поняла, местные жители Этлы до сих пор переживают из-за военных преступлений, совершенных по отношению к ним их императором, и напоминать им об этом не следует.

Но что это были за преступления? — продолжала патофизиолог, размашисто шагая вперед. — Не было ли в их числе разработки химического оружия или биологических экспериментов над разумными существами? Ответ на этот вопрос нам бы очень помог продвинуться в начатом исследовании. Или вам также запрещено разговаривать на эту тему?

Стиллман покачал головой:

— Нет, мэм. Я могу говорить об этом с теми, кто не воспользуется информацией не по назначению. Тут речь идет о врачебной этике и сохранении медицинской тайны, поскольку и сам император, и представители его ближайшего окружения были очень больными людьми.

А другого вопроса у вас нет, мэм? — улыбаясь, поинтересовался Стиллман. — Такого, который бы не потребовал для ответа нескольких часов глубочайшего экскурса в историю?

Мерчисон не отвечала, пока они не ступили на верхнюю ступеньку трапа «Ргабвара».

— Есть, — буркнула Мерчисон. — Не знаете, Снарф никогда не гуляла по оврагу Хьюлитта?

Капитан Флетчер и доктор Данальта, чье любопытство в отношении изучаемого объекта по-прежнему пересиливало чувство голода, слышали этот разговор по коммуникатору, и поэтому, когда Стиллман решился-таки дать ответ на первый вопрос патофизиолога, заинтересовались, что же он скажет, поскольку они, как и Хьюлитт, не присутствовали при единственной крупномасштабной боевой операции — финальном сражении за освобождение Главного Сектора Галактики.

— По политическим причинам, — начал Стиллман, немного ослабив ремень на располневшей талии, — Корпус Мониторов не рассматривает этланский конфликт как войну. Стремление империи, в состав которой входило пятьдесят планет, захватить неисследованный сектор Галактики, начав одновременно и необъявленную войну против совершенно неподготовленной Федерации, было по меньшей мере дестабилизирующим, и ему нужно было воспрепятствовать.

Имела место только одна межзвездная война, — продолжал Стиллман. — Война между Землей и Орлигией. Ее окончание привело к созданию Галактической Федерации. С тех пор было решено, что военные действия между субъектами Федерации с экономическими или территориальными притязаниями в принципе невозможны. Они слишком дорого обходятся, в то время как существует огромное количество необитаемых планет, которые только и ждут колонизации. Если агрессивная цивилизация или ее правители настолько безумны, чтобы, ведомые одной лишь ненавистью, а не только соображением выгоды, напасть на какую-либо планету, то они чаще всего просто взрывают такую планету или опустошают ее. Но ни одна цивилизация не развивается до стадии разработки космических полетов и уж тем более не может осуществить успешные проекты колонизации, если не усваивает главных уроков цивилизации, а именно: способности понимать других, сотрудничать и жить в мире. Поэтому со временем возникла аксиома: если мы обнаруживали в Галактике цивилизацию, освоившую полеты в космос, то перед нами представали существа с высокой культурой и высокоразвитой техникой.

В том, что касалось Этланской империи, — хирург-капитан запнулся, — Корпус Мониторов столкнулся как бы с исключением из правила. Но до тех пор, пока мы не обрели полной уверенности в этом, мы старательно скрывали от этланцев расположение планет Федерации, мы просто изучали местную культуру и делали вид, что никакой опасности не существует. Вот почему мы, являясь исполнительным и законодательным органом Федерации, предпочитаем рассматривать этланское событие как крупномасштабную полицейскую акцию…

— Доктор, — прервала Стиллмана Нэйдрад, шерсть которой вздыбилась сердитыми иглами. — Около госпиталя тогда носились сотни боевых кораблей. Торпеды насквозь пробивали обшивку корпуса госпиталя. Это было куда больше похоже на войну, нежели на какой-то там мятеж! Вы там были?

— Да, — кивнул Стиллман, и его лицо омрачилось неприятными воспоминаниями. — Я служил младшим медицинским офицером на «Веспасиане», когда корабль столкнулся с этланским транспортным кораблем, и помогал перевозить пострадавших в госпиталь. Когда доктор Конвей, который тогда был Главным реаниматологом, увидел, что я отделался всего несколькими синяками, он сказал мне, что у них жуткая нехватка персонала, и отправил меня работать в палату — какую именно, не упомню. Трансляционный компьютер был отключен, и общаться было… Конечно, было очень похоже на войну, но официально эти события значатся как политическая акция против организованных и хорошо вооруженных нарушителей правопорядка.

Наступила пауза. Хьюлитт обвел взглядом сидевших за столом Стиллмана, Мерчисон и Приликлу. Каждый из них по-разному вспоминал о пережитом ужасе. Впервые в жизни Хьюлитт порадовался тому, что тема разговора его не касается, что он здесь — посторонний.

Стиллман резко вскинул голову и продолжал:

— Беды начались тогда, когда один из ваших бывших пациентов, важная шишка по имени Лонвеллин, обнаружил планету под названием Этла-Больная…

— Я знаком с этим случаем, — вмешался Приликла. — Он тогда был пациентом Старшего врача Конвея, и в то время, когда Лонвеллин лежал без сознания, я помогал доктору Конвею тем, что определял характер эмоционального излучения больного… Простите, друг Стиллман. Прошу вас, продолжайте.

Судя по тому, что рассказал Стиллман, Лонвеллин после того, как выписался из Главного Госпиталя Сектора, отправился на своем личном звездолете на поиски планетарной системы, находившейся, судя по предварительным данным, где-то в неисследованном секторе Магелланова Облака. До Лонвеллина доходили очень неприятные слухи о планете Этла-Больная. Несмотря на свою физиологическую классификацию — ЭПЛГ, массивное тело и устрашающее природное оружие, Лонвеллин был очень развитым в умственном отношении, на редкость альтруистичным, живучим и крайне независимым существом. Он резко отказался от какой бы то ни было помощи, объяснив всем и каждому, что всю свою жизнь он только тем и занимался, что лечил массовые эпидемии.

Изумлению сотрудников Корпуса Мониторов не было предела, когда Лонвеллин вышел с ними на связь, сообщил, что нашел искомую планету, и попросил специализированной помощи.

Положение на найденной Лонвеллином планете оказалось сложнейшим с социологической точки зрения, а с медицинской — просто-таки варварским. Прежде чем приступить к эффективному излечению социальных болезней, Лонвеллин решил проконсультироваться в госпитале по медицинским вопросам. Кроме того, он просил, чтобы в целях сбора информации на Этлу прибыли существа с физиологической классификацией ДБДГ, а именно — земляне. Он объяснял, что местное население подпадает под такую же классификацию и крайне враждебно относится к любым существам, внешне на аборигенов не походящим. Этот момент очень мешал Лонвеллину в осуществлении взятой им на себя благородной миссии.

Лонвеллин провел много месяцев на орбите планеты, вел наблюдения, ловил своим приемником местные передачи и пришел к выводу, что планета, которую местные жители называли Этлой, представляет собой находящуюся в упадочном состоянии колонию, в бедственном положении которой повинны бесчисленные болезни, поражающие более шестидесяти процентов населения. Между тем на планете имелся небольшой космопорт, продолжавший функционировать. Следовательно, первая задача Лонвеллина, которая чаще всего бывала самой сложной, несколько упрощалась: наличие космопорта свидетельствовало о том, что обитатели планеты уже знакомы с пришельцами и потому скорее проникнутся доверием к чужеземцу.

Лонвеллин намеревался сыграть роль астронавта-недотепы, вынужденного совершить на Этле посадку в целях ремонта своего корабля. Для этого он собирался попросить у аборигенов на самом деле совершенно ему не нужные куски металла и пластика и усиленно притворяться, что не может объяснить точно, что ему нужно. В обмен на совершенно ненужную рухлядь Лонвеллин хотел предложить этланам ценнейшие вещи и надеялся на то, что наиболее предприимчивые из них вскоре оценят преимущества такого положения.

Лонвеллин допускал, что на начальном этапе контакта он будет в проигрыше, но не сомневался, что со временем ситуация изменится. Он надеялся в дальнейшем вместо ценных предметов предлагать этланам свои услуги, в частности, услуги учителя. Затем он намеревался сообщить этланам, что отремонтировать свой корабль не в состоянии, так как на Этле якобы нет для него нужных деталей, и тогда, как это уже не раз происходило, он станет жителем планеты. Ну а потом… потом он примется улучшать положение дел на планете, положившись на время — уж чем-чем, а временем Лонвеллин располагал в избытке.

— Для Лонвеллина, существа высокоразвитого и, что немаловажно, долгожителя, — продолжал свой рассказ Стиллман, — подобная деятельность представлялась чем-то вроде сложной и увлекательной игры, в которую он уже не однажды играл, и притом очень успешно, в прошлом. Игра была поистине замечательная в том смысле, что в ней всегда выигрывало население планет, но и Лонвеллин тоже получал выигрыш — в виде удовлетворения от хорошо проделанной работы. Но в этот раз игра у Лонвеллина пошла из рук вон плохо. С того самого мгновения, как он посадил свой корабль на окраине небольшого городка и заявил о себе, ему долго пришлось думать только о средствах самозащиты.

Не имея возможности приступить к осуществлению намеченного плана без того, чтобы не выяснить для начала, почему у народа, имеющего опыт звездоплавания, отмечается такая безудержная ксенофобия, и не будучи в состоянии ответить на этот вопрос самостоятельно, Лонвеллин попросил помощи у землян. Из-за чрезвычайно высокой заболеваемости населения Этлы он также попросил, чтобы на планету прибыл тот Старший врач, который в Главном Госпитале Сектора занимался его лечением. Довольно скоро на Этлу прибыл специалист Корпуса Мониторов по Культурным Контактам в сопровождении доктора Конвея, и они включились в работу.

Контакт с этланами начали осуществлять одновременно на двух уровнях. На первом уровне работали несколько опытных лингвистов и медиков, совершивших тайную посадку и спрятавших трансляторы под одеждой. Никакой иной маскировки им не требовалось, ибо люди оказались потрясающе похожими на местных жителей. Сложности типа произношения объясняли дефектами речи, и это было проще простого, поскольку на Этле масса народа страдала разнообразными заболеваниями полости рта.

Что касается деятельности на втором уровне, то в космопорте Этлы совершенно открыто совершил посадку большой корабль Корпуса Мониторов. Сотрудники Корпуса откровенно признались в том, что они инопланетяне, и вели переговоры с местным населением через трансляторы, которые и не думали прятать. Легенда у них была такова, что до них дошли вести о бедственном положении этлан и они прибыли для оказания аборигенам медицинской помощи. Этлане довольно доброжелательно отнеслись к этой версии и рассказали, что каждые десять лет к ним прибывают имперские корабли с грузом медикаментов и целителями, но, несмотря на все усилия имперских врачей, состояние здоровья этлан все ухудшается и ухудшается. Этлане заявили, что не против получить помощь от чужеземцев, но сильно сомневались, что у тех что-нибудь получится, если уж империя, в состав которой входило целых пятьдесят планет, не в силах им помочь.

Большинство этлан оказались существами дружелюбными и доверчивыми. Они с удовольствием рассказывали о себе и о своей империи. Сотрудники Корпуса Мониторов также держались приветливо, но были менее многословны.

Если разговор заходил о странном и пугающем существе по имени Лонвеллин, сотрудники Корпуса делали вид, что знать о нем не знают.

Но самые важные сведения поступали от тайных агентов. Эти выяснили: этлане боятся Лонвеллина из-за того, что им вбили в голову мысль, что якобы все чужаки являются переносчиками опасных болезней. Истину, усваиваемую всеми нациями, совершавшими межзвездные перелеты, и состоявшую в том, что патогенные микроорганизмы одной планеты совершенно безвредны для обитателей другой, от них утаили.

Утаили намеренно.

Страх местных жителей перед новыми инфекциями был понятен, — рассказывал Стиллман. — Болезни на Этле поразили больше половины населения планеты. В то время на ней обитало уже седьмое поколение колонистов. Этла была заселена не слишком плотно, но довольно широко и уже более столетия страдала разнообразными хворями. В то время болело шестьдесят пять процентов мужчин, женщин и детей. Болезней насчитывалось множество, и многие из них превращали местных жителей в инвалидов. По-настоящему угрожали жизни далеко не все заболевания, но в целом картина выглядела просто-таки удручающе. Большую часть инфекционных болезней можно было искоренить посредством изоляции больных и несложного лечения, однако медицина на Этле пребывала в зачаточном состоянии, а о научной базе и говорить не приходилось: медицинская наука была прерогативой империи.

Положение складывалось поистине безумное, — продолжал хирург-капитан. — На наш взгляд, ни одного в принципе неизлечимого заболевания на Этле не было. Если бы смогли объявить планету зоной бедствия и развернуть крупномасштабную медицинскую экспедицию, проблему можно было бы решить самое большее за несколько лет. Но мы столкнулись с деликатной ситуацией первого контакта: Этлу населял гордый и независимый народ. Вдобавок, в то время местные жители еще сохраняли верность и благодарность империи за постоянную помощь и поддержку. Прибытие на планету многочисленной медицинской экспедиции могло напугать местное население и, что еще хуже, вызвать совершенно неверную реакцию у наместника империи, который пока избегал любых контактов с представителями Корпуса Мониторов. А в ведении наместника находилось крупное воинское подразделение. Что бы случилось, если бы он счел появление на Этле большого числа медиков инопланетной диверсией?

С тем, чтобы заверить этланские власти в благонамеренности действий Федерации и выяснить, почему на страдающую планету так редко отправляют медицинскую помощь, в столицу Этланской империи послали корабль Корпуса Мониторов со старшим офицером-медиком на борту. Не исключался вариант того, что в столице, расположенной так далеко от бедной планеты, периодически забывают о страдающих собратьях. Но как только курьерский корабль, лишенный всякого вооружения, приземлился в столичном космопорте, его тут же окружил отряд вооруженных до зубов имперских гвардейцев.

Причину такой внешне враждебной акции объяснили так: простонародье, дескать, может отреагировать на прибытие чужеземцев недружелюбно, а имперские власти не хотели бы подвергать пришельцев опасности. Прибывшим объяснили, что всей команде, за исключением медика, следует оставаться на борту, пока власти не проведут психологическую подготовку населения.

Медика очень тепло приняли императорские советники и расспрашивали его — дружелюбно, но очень пытливо — обо всем, что связано с Федерацией, и при этом осыпали почестями, словно какого-нибудь главу иностранного государства. Тем временем датчики курьерского корабля уловили крайне неприятные сведения, распространяемые местными каналами информации о планете, которую тут именовали не иначе как «чумная». На взгляд социолога-аналитика, присутствовавшего на борту, и другие сведения, распространяемые по каналам информации, вполне очевидно, свидетельствовали о вопиющих недостатках в административной и финансовой структуре Этланской империи.

Прежде всего было установлено, что Чумная планета не забыта, хотя напоминали о ней очень интересным образом: на каждом перекрестке и через равные промежутки на городских улицах стояли стенды с плакатами, в красках демонстрирующими страдания сограждан, проживающих на Этле-Больной. Плакаты призывали вносить пожертвования для их спасения. Призывы о внесении пожертвований также довольно часто звучали из уст кандидатов на важные политические посты. Эти взносы тут были самым популярным видом благотворительности, и не только на главной планете империи, но буквально повсюду. Взносы поступали непрерывно и бывали очень щедрыми.

Однако с трудом верилось, что пожертвований хватает только на загрузку одного корабля раз в десять лет.

Последний корабль недавно прибыл, разгрузился и тут же улетел: никто из членов экипажа не пожелал ни секунды дольше, чем нужно, задерживаться на зачумленной планете. Груз переправили в поместье имперского наместника Телтренна — громадную территорию, где вокруг дворца во все стороны раскинулся обширный лесопарк, а весь периметр дворца и казармы охраняли элитарные войска. Наличие такого крупного воинского контингента на планете, населенной мирными колонистами, вынужденными снабжать военных продовольствием и выделять для их обслуживания кое-какой персонал, объясняли тем, что военные нужны для защиты местных жителей от потенциального нападения извне. В течение нескольких месяцев не происходило ничего из ряда вон выходящего. Телтренн периодически наезжал в дальние уголки колонии в целях доставки новой партии медикаментов, сообщал тамошним жителям о страданиях своей администрации и рассказывал новости о том, что на главной имперской планете продолжаются научные изыскания, направленные на усовершенствование медицинской помощи этланским страдальцам.

Выходило бы гораздо быстрее и эффективнее, если бы доставка медикаментов в разные районы планеты осуществлялась одновременно, но Телтренн настаивал на том, что он должен делать это лично — дабы иметь возможность рассказывать местным жителям, как о них заботится император, и передавать его наилучшие пожелания.

Эта неторопливость пробудила у Конвея и других медиков кое-какие подозрения. Они изучили пики заболеваемости за последние несколько десятилетий и обнаружили, что многие заболевания исчезали как бы сами по себе — вероятно, в связи с тем, что у местных жителей вырабатывался к ним естественный иммунитет. Но на смену старым болезням приходили новые. Как правило, эти болезни вызывали отвратительную сыпь, множественные деформации конечностей или непроизвольные подергивания. Причем вопреки всем медицинским законам болезни эти крайне редко приводили к смертельному исходу.

Все это указывало на невероятную, немыслимую, страшную правду: горячо любимый народом и уважаемый имперский наместник Телтренн намеренно и систематически распространял среди местного населения болезни, а вовсе не пытался их лечить. — А за причиной далеко ходить не стоило — финансы!