Глава 54

Исследование Змеиного полуострова. — Бивуак возле устья ручья Водопада. — В шестистах шагах от кораля. — Рекогносцировка Гедеона Спилета и Пенкрофа. — Их возвращение. — Все вперед! — Открытая дверь. — Освещенное окно. — При лунном свете.

Весь следующий день, 18 февраля, колонисты посвятили исследованию лесистой части Змеиного полуострова от мыса Аллигатора до ручья Водопада. Они имели возможность тщательно осмотреть весь лес, потому что даже в самом широком месте, между западным и восточным берегом полуострова, было не больше трех-четырех миль. Эта часть лесов Дальнего Запада поражала не столько богатой, сколько роскошной растительностью. Гигантские стволы деревьев с необыкновенно густой зеленой кроной свидетельствовали о могучем плодородии почвы, какой не наблюдалось нигде на острове. Глядя на этих зеленых гигантов, можно было подумать, что находишься в девственном лесу Центральной Америки или Африки. В действительности же такое странное на первый взгляд явление, по всей вероятности, объяснялось тем, что здесь представители растительного царства, кроме обильной влаги, имели и необходимое для их развития тепло, которое обеспечивал вулканический огонь и которое отсутствовало в умеренном климате. Среди деревьев преобладали каури и эвкалипты гигантских размеров.

Но колонисты пришли сюда не для того, чтобы созерцать красоты природы. Они и раньше знали, что остров Линкольна находится в исключительных климатических условиях, в этом отношении его можно было сравнить с Канарскими островами, которые сначала назывались Счастливыми. Раньше колонисты гордились своим островом, а теперь — увы! — оказывалось, что он принадлежит не им одним. Жестокие пираты бродили по острову, и колонисты должны были истребить их всех до последнего.

В западной части полуострова, несмотря на тщательные поиски, исследователи не заметили ничего подозрительного — ни срубленных деревьев, ни обломанных веток, ни следов, ни золы от потухших костров, ни брошенных стоянок.

— Меня это не удивляет, — сказал Сайрес Смит своим товарищам. — Пираты, как вы помните, высадились на берег недалеко от мыса Находки и, перейдя через болото Казарок, углубились в леса Дальнего Запада. Они, вероятно, шли примерно по той же дороге, по которой сначала направились сюда и мы, переправившись через реку Милосердия. На это указывают следы, найденные нами в лесу. Когда пираты дошли до Змеиного полуострова, то поняли, что здесь в лесу не найдут для себя удобного убежища, и повернули на север. Тогда-то они и обнаружили кораль…

— Куда они, по всей вероятности, и вернулись после разгрома плато Дальнего Вида… — сказал Пенкроф.

— Не думаю, — ответил ему инженер. — Они осторожны и, наверное, не станут жить в корале, понимая, что мы будем их там искать. Они могли зайти в кораль и, может, будут заходить еще не раз, только для того, чтобы запастись провизией, но жить там не будут.

— Я согласен с Сайресом, — сказал Спилет, — мне кажется, что если пираты и устроятся где-нибудь надолго, то не в корале, а где-нибудь поблизости, в отрогах горы Франклина.

— Тогда о чем еще думать! Идемте в кораль, мистер Сайрес! — предложил нетерпеливый Пенкроф. — Надо же покончить с ними, наконец… Мы и так много времени потеряли.

— Успеем еще, дорогой Пенкроф, — возразил инженер. — Вы забываете, что нам нужно до конца исследовать леса Дальнего Запада и окончательно выяснить, нет ли тут какого-нибудь человеческого жилья. Мы ведь отправились в экспедицию, преследуя двойную цель, Пенкроф. Если, с одной стороны, мы должны наказать преступников, то с другой — выразить свою признательность!

— Хорошо сказано, мистер Сайрес, — ответил моряк. — Хотя я и надеюсь на успех, но уверен, что мы найдем этого господина только тогда, когда он сам этого захочет!

Пенкроф этими словами высказал то, о чем думали и все остальные. Место, где скрывается неизвестный покровитель, вероятно, так же таинственно, как и он сам.

В этот вечер на ночлег остановились возле устья ручья Водопада. При выборе места для бивуака колонисты руководствовались опытом предыдущих дней и, конечно, приняли все необходимые меры предосторожности на случай внезапного нападения пиратов или хищных зверей. Герберт окреп и снова стал таким же здоровым и сильным, как до болезни. Путешествие действовало на него прекрасно, он с наслаждением вдыхал в себя живительный лесной воздух и больше не сидел в повозке, а шел пешком во главе отряда.

На следующий день, 19 февраля, колонисты покинули побережье, где по другую сторону устья тянулись разбросанные в живописном беспорядке базальтовые скалы самых причудливых форм и очертаний, и направились к северу вдоль левого берега ручья Водопада. Местами они шли по тропинкам, проложенным во время первой экскурсии к западному берегу. В это время колонисты находились не больше чем в шести милях от горы Франклина.

Инженер предполагал сначала подробно исследовать всю долину ручья, а затем осторожно добраться до кораля. Если окажется, что кораль занят, они силой выгонят тех, кто им завладел, если же в корале нет никого, они сразу же его займут и уже оттуда будут совершать короткие экскурсии для исследования окрестностей горы Франклина.

Все колонисты единогласно приняли этот проект. Они хотели отомстить пиратам и снова стать единственными владельцами острова.

Повозка медленно катилась по узкой долине, разделявшей два мощных южных отрога горы Франклина. Деревья, сплошь покрывавшие весь Змеиный полуостров и береговую полосу, росли гораздо реже по мере приближения к вулкану. Холмистая местность предоставляла много возможностей для устройства засады, поэтому двигаться вперед следовало очень осторожно. Топ и Юп бежали впереди отряда в качестве разведчиков и, сворачивая с дороги то вправо, то влево, обшаривали каждый кустик, соперничая друг с другом в ловкости и сообразительности. Но ничто не указывало на недавнее пребывание людей на берегах ручья, не было заметно ни одного признака близкого присутствия пиратов.

Около пяти часов повозка остановилась примерно в шестистах шагах от ограды кораля. Деревья и кустарник одинаково хорошо маскировали как ограду кораля, так и повозку колонистов.

Теперь нужно было выяснить, занят кораль неприятелем или нет. Идти туда открыто, при свете дня, с риском получить пулю было нельзя. Чтобы не повторилось с кем-нибудь того же, что случилось с Гербертом, следовало дождаться наступления ночи и тогда уже действовать по обстоятельствам под покровом темноты.

Так думал инженер, но не все были с ним согласны. Гедеон Спилет хотел сразу же идти на разведку, по крайней мере, хотя бы обследовать местность вокруг кораля. Пенкроф, окончательно потерявший терпение, вызвался его сопровождать.

— Нет, друзья мои, — твердо сказал инженер. — Подождите до ночи. Я не позволю никому из вас без необходимости рисковать собой.

— Но, мистер Сайрес… — возразил моряк, видимо не желавший на этот раз повиноваться.

— Я вас прошу, Пенкроф, — повторил инженер.

— Хорошо! — ответил Пенкроф и, чтобы дать выход своему гневу, начал ругать пиратов отборными эпитетами из морского лексикона.

Как ни хотелось Спилету и Пенкрофу поскорее пойти на разведку к коралю, им пришлось послушаться инженера и остаться возле повозки, внимательно наблюдая за тем, что делалось в лесу.

Так прошло три часа. Ветер к ночи стих, и полная тишина воцарилась под зеленым сводом высоких деревьев. Шорох сухих листьев под ногами торопливого животного, тяжелый полет ночной птицы, треск веток можно было бы отчетливо услышать в безмолвии ночи, но нет — кругом было так тихо, как только может быть тихо в лесу ночью. Даже Топ и тот спокойно лежал в траве, положив голову на передние лапы.

В восемь часов стало достаточно темно, чтобы отправиться на разведку. Гедеон Спилет заявил, что готов идти на рекогносцировку вместе с Пенкрофом. Топ и Юп остались возле повозки вместе с инженером, Гербертом и Набом, так как случайный крик обезьяны или лай собаки мог привлечь внимание пиратов.

— Будьте осторожны, — посоветовал разведчикам Сайрес Смит. — Вы должны не воевать с пиратами, а только посмотреть, занят кораль или нет.

— Хорошо, — ответил Пенкроф.

И они ушли.

Под деревьями из-за густой листвы было уже так темно, что с трудом можно было рассмотреть что-нибудь в тридцати-сорока шагах. Спилет и Пенкроф, как настоящие разведчики, двигались вперед с большой осторожностью, останавливаясь при малейшем подозрительном шуме.

Они шли в нескольких шагах один от другого, чтобы их труднее было заметить и еще потому, что так в них труднее было бы попасть. И, если сказать правду, они каждую минуту ожидали, что вот-вот загремят ружейные выстрелы.

Через пять минут после того, как они покинули своих товарищей, Гедеон Спилет и Пенкроф вышли из леса возле просеки, перед которой возвышалась ограда кораля.

Они остановились под деревом. На лужайке было еще относительно светло. Прямо перед ними виднелись ворота кораля, по-видимому, они были заперты. От дерева, под которым они стояли, до ворот нужно было пройти всего тридцать шагов, но эти тридцать шагов представляли собой опасную зону. А что, если там, за оградой, скрываются пираты? Даже самый плохой стрелок не промахнется на таком расстоянии, и пуля или несколько пуль, пущенных с ограды, уложат на месте любого, кто рискнет выйти на просеку, отделявшую опушку леса от кораля.

Спилет и Пенкроф были храбрыми людьми и не привыкли отступать перед опасностью, как бы она ни была велика, но они знали, что малейшая неосторожность с их стороны не только будет стоить им жизни, но и повлечет за собой гибель остальных колонистов. Если их убьют, что будут делать Сайрес Смит, Наб и Герберт?

Но Пенкроф был так возбужден, что не мог действовать хладнокровно. Он видел перед собой ворота кораля, где, как он предполагал, укрылись пираты, и, не думая о последствиях, рванулся вперед… Спилет едва успел удержать его, схватив за руку.

— Через несколько минут станет совсем темно, — прошептал он на ухо Пенкрофу, — и тогда мы пойдем вместе.

Пенкроф остановился и стал ждать, судорожно сжимая ружье и проклиная про себя ни на чем не основанную, по его мнению, излишнюю осторожность.

Прошло немного времени, и вечерние сумерки уступили место ночному мраку. Темнота, распространявшаяся, казалось, из лесной чащи, окутала всю просеку. Гора Франклина, как гигантский экран, закрывала горизонт с запада. Темнота наступила очень быстро, как это, впрочем, всегда бывает в странах, близких к экватору. Теперь разведчики могли действовать.

Стоя под деревом на опушке леса, Спилет и Пенкроф не спускали глаз с ограды. Кораль казался совершенно безлюдным. Верхушка изгороди обозначалась ровной непрерывной линией, слегка выделявшейся в окружающем мраке. Если бы пираты находились в корале, они, наверное, выставили бы часового на случай внезапного нападения островитян.

Гедеон Спилет сжал руку своего товарища, и они ползком, держа ружья наготове, стали приближаться к коралю. Так добрались они до самых ворот. Все было тихо.

Пенкроф приподнялся и осторожно толкнул несколько раз ворота, которые, как они и предполагали, оказались запертыми. Но при этом моряк сделал открытие, что засовы, которыми запирались ворота, снаружи не были задвинуты.

Из этого можно было сделать заключение, что пираты находились в корале и, не надеясь на прочность запоров, подперли их изнутри.

Гедеон Спилет и Пенкроф молча простояли несколько минут, прислушиваясь.

Внутри кораля было тихо. Даже муфлоны и козы, очевидно, мирно спали в своих стойлах и не нарушали ночной тишины.

Не услышав ничего подозрительного, журналист и моряк хотели перелезть через ограду, но в таком случае они нарушили бы свое обещание, данное Сайресу Смиту.

Очень возможно, что их смелая попытка имела бы успех, но она могла окончиться и полной неудачей. Если пираты не ожидали никакой опасности, если они ничего не знали об экспедиции, предпринятой колонистами с целью их уничтожить, если, наконец, у колонистов появилась возможность застать своих смертельных врагов врасплох, имели ли они право перелезать через забор и тем, может быть, лишить себя и своих товарищей такого шанса?

Спилет полагал, что не имели. Он считал более благоразумным собраться всем вместе и затем уже попытаться проникнуть в кораль. Ночь темная, и всем им удастся незаметно подойти к ограде, тем более что ее, по-видимому, не охраняли. А теперь надо как можно скорее вернуться к повозке и обсудить план дальнейших действий.

Пенкроф, вероятно, был такого же мнения, потому что беспрекословно последовал за журналистом, когда тот, сделав ему знак рукой, повернул обратно в лес.

Несколько минут спустя они уже доложили инженеру о результатах своей рекогносцировки.

— Знаете что? — произнес инженер после недолгого размышления. — Я думаю, что пиратов нет в корале. Они наверняка ушли из него, захватив с собой провизию.

— Мы все это узнаем, когда перелезем через забор, — сказал Пенкроф.

— Идем в кораль, друзья, — сказал Сайрес Смит.

— А повозку мы оставим в лесу? — спросил Наб.

— Нет, — ответил инженер, — здесь ведь наши боеприпасы, оружие и провизия, а в случае опасности она может послужить нам прикрытием.

— Едем, едем, — торопил Гедеон Спилет.

В одну минуту запрягли онагги, и повозка, выехав из леса, бесшумно покатилась к ограде кораля. Вокруг было все так же темно и тихо, как и в то время, когда Пенкроф и Спилет ползком пробирались на разведку. Густая трава, как пушистый ковер, заглушала шаги животных и людей.

Колонисты шли немного впереди повозки, держа ружья наготове, Юп, по приказанию Пенкрофа, послушно шел в арьергарде. Наб держал Топа на привязи, чтобы собака, почуяв чужих, не выскочила вперед и не подняла тревогу раньше времени.

Вскоре показалась опушка леса. На просеке никого не было. Маленький отряд немедля направился прямо к воротам. Опасную зону прошли очень быстро. Но кругом царила все та же тишина. Подъехав к воротам, повозка остановилась. Наб взял под уздцы онагги, чтобы они не заржали. Смит, Спилет, Герберт и Пенкроф подошли к воротам посмотреть, нельзя ли их как-нибудь приоткрыть…

Одна половина ворот оказалась открытой.

— Ну, что вы скажете теперь? — спросил инженер, обращаясь к Пенкрофу и Гедеону Спилету.

Те от удивления не могли даже выговорить ни слова.

— Клянусь спасением моей души, эта половинка была заперта! — пробормотал Пенкроф.

Колонисты стояли молча, раздумывая, как им быть. Так были пираты или нет в корале в то время, когда Спилет и Пенкроф подходили к ограде? По-видимому, да, потому что тогда ворота были заперты, и открыть их могли, конечно, только пираты! Важно знать — ушли они все вместе или же кто-нибудь из них отправился на разведку, а остальные просто забыли закрыть за ним ворота?..

Все эти вопросы один за другим промелькнули в голове у каждого колониста, но кто мог ответить на них?

Вдруг Герберт, который из любопытства заглянул в ворота, быстро отступил назад и схватил за руку Сайреса Смита.

— Что такое? — спросил его инженер.

— Свет!

— В доме?

— Да!

Все пятеро подошли к открытым воротам и заглянули во двор. И в самом деле, в окне, которое было как раз напротив, виднелся слабый свет.

Сайрес Смит в ту же минуту принял решение.

— Вот подходящий случай, — сказал он своим товарищам, — напасть на пиратов, когда они сидят здесь и ни о чем не подозревают. Они теперь в наших руках! Вперед!

С ружьями наготове колонисты проскользнули в кораль. Повозка осталась у ворот за забором под охраной Юпа и Топа, которых привязали к ней из осторожности.

Сайрес Смит, Пенкроф и Гедеон Спилет с одной стороны, Герберт и Наб с другой направились вдоль ограды, внимательно всматриваясь в эту часть кораля, погруженную в глубокий мрак.

Через несколько минут все они уже стояли перед запертой дверью.

Сайрес Смит движением руки приказал своим спутникам не трогаться с места и подошел к окну, слабо освещенному изнутри.

Он прильнул к стеклу и стал осматривать комнату. На столе стоял зажженный фонарь, у стола виднелась кровать, на которой раньше спал Айртон.

На кровати лежал человек.

Вдруг Сайрес Смит отшатнулся и произнес задыхающимся голосом:

— Айртон!

В ту же минуту колонисты бросились к двери, сильным толчком открыли ее и ворвались в комнату.

Айртон, по-видимому, спал. По его лицу было заметно, что он долго и жестоко страдал. На руках и ногах несчастного виднелись кровавые полосы.

Сайрес Смит наклонился над ним.

— Айртон! — крикнул он, схватив за руку своего товарища, которого им наконец удалось найти при таких необыкновенных обстоятельствах.

Айртон открыл глаза, взглянул на Сайреса Смита, а затем обвел взглядом всех остальных.

— Вы?! — воскликнул он. — Это вы!

— Айртон, Айртон! — повторял Сайрес Смит.

— Где я?

— В доме, в корале!

— Один?

— Да.

— Но они скоро вернутся! — закричал Айртон. — Они скоро придут! Защищайтесь! Защищайтесь!

И Айртон, как сноп, снова упал на постель.

— Спилет, — сказал инженер, — с минуты на минуту на нас могут напасть пираты. Скорее ввезите повозку во двор. Закройте покрепче ворота и возвращайтесь все сюда!

Спилет, Пенкроф и Наб поспешили выполнить распоряжения инженера. Уже через минуту они были у ворот, где стояла повозка, возле которой глухо ворчал Топ.

Инженер, должно быть, тоже услышал ворчание собаки, потому что вышел из дома, приготовившись стрелять. Герберт с ружьем стоял рядом с ним. Оба они тревожно вглядывались в вершину холма, к которому кораль примыкал одной стороной. Если пираты засели там, они могут перестрелять всех колонистов одного за другим.

В эту минуту на востоке, над черной полосой леса, показалась луна, озарившая своим серебристым светом все окрестности. Кораль теперь был виден как на ладони. Потоки бледных лучей заливали стену дома со стороны горы и часть ограды, которая казалась как будто выкрашенной белой краской. Но ворота и часть изгороди, примыкавшая к воротам, пока еще оставались в тени.

Вскоре во дворе показалась темная масса. Это повозка выехала в круг, освещенный луной, и Сайрес Смит услышал, как его товарищи торопливо закрывали ворота, которые они, кроме засовов, подперли еще поднятыми с земли большими бревнами.

Вдруг Топ, оборвав веревку, с громким лаем пробежал мимо инженера к ручью, который протекал позади дома под небольшой группой деревьев.

— Внимание, друзья! Цельтесь!.. — крикнул Сайрес Смит.

Колонисты подняли ружья и взвели курки, приготовившись стрелять. Топ продолжал лаять, а Юп, бросившийся вслед за собакой, издавал какой-то пронзительный тревожный свист.

Колонисты решили пойти посмотреть, что там такое, и последовали за обезьяной к ручью.

И что же они увидели там при ярком лунном свете?

На берегу лежало пять человеческих тел!

Это были трупы пиратов, тех самых, которые четыре месяца назад высадились на остров Линкольна!

Глава 55

Рассказ Айртона. — Планы его прежних сообщников. — Судья острова Линкольна. — «Бонавентур». — Поиски в окрестностях горы Франклина. — Верхние долины. — Подземный гул. — Ответ Пенкрофа. — В глубине кратера. — Возвращение.

Что все это значило? Кто убил пиратов? Может быть, это сделал Айртон? Нет, минуту тому назад он сам боялся их возвращения!

Кроме того, Айртон спал в это время, Сайрес Смит с трудом смог разбудить его. Наконец, он был так слаб, что, сказав всего несколько слов, в сильном изнеможении упал на постель и снова заснул.

Какие только предположения не приходили в голову колонистов! Чрезвычайно возбужденные, они почти не спали в эту ночь и больше уже не выходили из комнаты Айртона, никто не хотел пойти еще раз посмотреть на лежавшие возле ручья трупы пиратов. С большим нетерпением они ожидали пробуждения Айртона, но были убеждены, что он не сможет ответить им на интересующие их вопросы, потому что бедняга даже не знал, каким образом он сам очутился в корале… Но если он ничего не знал об этом, зато многое мог сообщить об обстоятельствах, предшествовавших этой ужасной казни.

На другой день Айртон проснулся в обычное время. Оцепенение, в котором он так долго находился, наконец прошло. Его товарищи с участием пожимали ему руки, выражая искреннюю радость, что наконец-то они опять видят его целым и невредимым после долгой разлуки.

Затем Айртон кратко рассказал о том, что случилось с ним с того времени, как он ушел из Гранитного дворца.

10 ноября, на следующий день после его прибытия в кораль, в сумерках на него напали пираты, которые перелезли через ограду. Они набросились на него, связали, заткнули ему рот и перетащили в темную пещеру у подножия горы Франклина, служившую им временным убежищем.

Пираты решили его убить и, наверное, покончили бы с ним на другой же день, как вдруг один из пиратов узнал его и назвал тем именем, под которым он сам разбойничал в Австралии. Разбойники хотели убить островитянина Айртона, но они пощадили Бена Джойса.

Но злодеи недаром оставили ему жизнь. Они требовали от него, чтобы он изменил своим товарищам и присоединился к ним. Они хотели, чтобы он помог им проникнуть в Гранитный дворец. А раз им удастся проникнуть в эту неприступную крепость, они перебьют колонистов и станут полными хозяевами острова Линкольна.

Айртон не согласился. Бывший главарь разбойников, раскаявшийся и получивший прощение, предпочитал погибнуть в муках, чем изменить своим товарищам, которым он был многим обязан.

Связанный по рукам и ногам, с тряпкой во рту, Айртон провел почти четыре месяца в темной пещере.

Пираты узнали о существовании кораля вскоре после высадки на остров, и с тех пор заходили туда каждый раз, когда им нужно было возобновить запас провизии, но не жили там постоянно. Когда 11 ноября колонисты подошли к коралю, там в это время было всего двое разбойников. Они стреляли в Герберта, и один из них, вернувшись в пещеру, хвастался, что ему удалось убить островитянина. Другой пират больше не возвращался; его, как известно, убил Сайрес Смит ударом кинжала прямо в сердце.

Можно себе представить беспокойство и отчаяние Айртона, когда он узнал о смерти Герберта. Колонистов осталось теперь только четверо, и они тоже, наверное, попадут в руки злодеев!

После этого события, пока тяжелая рана Герберта удерживала колонистов в корале, пираты почти не выходили из пещеры, даже после разгрома плато Дальнего Вида они опять вернулись в свое убежище, вероятно опасаясь мести колонистов.

С Айртоном разбойники обращались все хуже и хуже. На его руках и ногах ясно были видны кровавые следы от веревок, которыми он был связан днем и ночью. Каждую минуту он ждал смерти и был уверен, что пираты не оставят его в живых.

Так продолжалось до второй половины февраля. Пираты в ожидании подходящего случая напасть на колонистов очень редко покидали свое убежище. Несколько раз они ненадолго уходили на охоту в лес Якамара или в леса Дальнего Запада на южном берегу острова. Айртон ничего больше не слышал о своих товарищах-колонистах и уже не надеялся их увидеть еще раз.

Наконец, вследствие жестокого обращения и очень плохого питания, Айртон ослаб до такой степени, что впал в глубокое забытье. Он уже ничего не ел, ничего не видел и не слышал. За прошедшие два дня он даже не сознавал, что происходит вокруг.

— Но, мистер Сайрес, — сказал он в заключение, — я ведь лежал связанный в пещере… Как же я очутился в корале?

— А как это случилось, что пираты лежат мертвые здесь, в корале, на берегу ручья? — вопросом на вопрос ответил инженер.

— Мертвые? — вскрикнул Айртон и, несмотря на свою слабость, приподнялся и сел на постели.

Его товарищи бросились поддержать его. Айртон сказал, что хочет встать, они помогли ему и затем все вместе направились к ручью, протекавшему через кораль.

Было уже совсем светло. На берегу ручья в тех самых позах, в каких их застала внезапная смерть, лежали трупы пятерых пиратов.

Айртон был потрясен. Сайрес Смит и остальные колонисты смотрели на него, не произнося ни слова.

По знаку инженера Наб и Пенкроф осмотрели уже окоченевшие трупы пиратов. Нигде на их телах не было никаких ран ни от огнестрельного, ни от холодного оружия. И только уже при повторном, более тщательном осмотре Пенкроф заметил маленькое красное пятнышко на лбу у одного, на груди у другого, на спине у третьего, на плече у четвертого и пятого. Пятнышки были едва заметны и казались следами контузии от пули мелкого калибра, которая почему-то отскочила от тела, не пробив даже кожу.

— Вот эти красные точки и есть причина смерти! — сказал Сайрес Смит.

— Но каким же оружием они убиты? — с удивлением спросил Спилет.

— Оружием, поражающим мгновенно, но каким, мы не знаем.

— А кто их убил? — спросил Пенкроф.

— Человек, который творит суд на острове, — ответил Сайрес Смит, — тот, кто перенес вас сюда, Айртон. Загадочный незнакомец, могущество которого проявилось еще раз… Их убил наш добрый гений, который помогал нам в тех случаях, когда мы сами оказывались бессильными, и который, несмотря на все сделанное им для нас, таинственно скрывается.

— Надо его найти! — с обычной пылкостью воскликнул Пенкроф.

— Да, будем искать его, — ответил Сайрес Смит, — но я заранее уверен, что нашего таинственного покровителя мы найдем только тогда, когда он сам пожелает призвать нас к себе.

Могущество таинственного покровителя, перед которым все, что делали колонисты до сих пор, оказывалось таким незначительным, раздражало и одновременно радовало инженера. Невольное подчеркивание их слабости могло оскорбить гордую душу. Безмерное великодушие и в то же время нежелание вступить в контакт с людьми, которым делалось добро, уклонение от всяких выражений признательности указывали на презрительное отношение к людям. Это презрение до известной степени умаляло в глазах Сайреса Смита значение благодеяний.

— Будем искать, — повторил он, — и вместе с тем будем надеяться, что нам представится когда-нибудь возможность доказать нашему высокомерному покровителю, что он имел дело не с неблагодарными людьми! Я бы многое отдал за то, чтобы мы могли расплатиться с ним, оказав ему, хотя бы ценой жизни, какую-нибудь важную услугу!

С этого времени поиски таинственного покровителя стали единственной заботой обитателей острова Линкольна. Они стремились найти ключ к этой загадке, — ключ, который открыл бы имя и местопребывание на острове человека, одаренного поистине сверхъестественным могуществом.

Вскоре колонисты вернулись в дом и прежде всего занялись Айртоном, к которому, благодаря их заботам, быстро вернулись и моральные, и физические силы.

Наб и Пенкроф перенесли трупы пиратов в лес и глубоко зарыли их в землю на некотором расстоянии от кораля.

Затем колонисты поведали Айртону обо всем, что произошло за время его отсутствия. Они рассказали о ранении Герберта, о том, как им удалось вылечить его благодаря таинственному появлению коробочки с хинином, и о том, как уже потеряли всякую надежду увидеть Айртона, потому что думали, что пираты его убили.

— А теперь, — сказал Сайрес Смит в заключение, — нам остается исполнить наш долг. Одна часть нашей задачи выполнена, но если теперь можно не опасаться пиратов, то это сделано не нами и не себе мы обязаны тем, что после четырех месяцев тревожной жизни стали опять единственными обладателями острова.

— Так что же, — высказался Гедеон Спилет, — обшарим весь этот лабиринт скал и утесов по склонам горы Франклина! Обыщем все пещеры, все мышиные норки! Если вы хотите видеть журналиста, который стоит на пороге тайны и очень хочет открыть ее, то он перед вами.

— Надеюсь, мы не станем возвращаться в Гранитный дворец до тех пор, пока не найдем нашего таинственного покровителя, — сказал Герберт.

— Да! — подтвердил инженер. — Мы сделаем все, что в человеческих силах… Но я повторяю вам еще раз, друзья мои, я уверен, что мы найдем его только тогда, когда он нам позволит.

— Значит, мы пока останемся в корале? — спросил Пенкроф.

— Да, пока останемся здесь, — ответил Сайрес Смит, — провизии здесь достаточно, и потом, кораль находится как раз в самом центре района предполагаемых исследований. А в случае необходимости всегда можно съездить в Гранитный дворец.

— Хорошо, — сказал моряк, — но я позволю себе сделать одно замечание.

— Какое?

— Лето проходит, а, как вы и сами знаете, это самое лучшее время для того, чтобы поплыть…

— Поплыть… куда? — с удивлением спросил Гедеон Спилет.

— Как куда? На остров Табор, — ответил Пенкроф, — нужно же отвезти туда записку с точным указанием местоположения нашего острова, где сейчас находится Айртон. Мы ведь хотели это сделать на случай, если шотландская яхта придет за ним. Но, может быть, мы уже опоздали.

— Но послушайте, Пенкроф, — спросил Айртон, — на чем же вы хотите отправиться к острову Табор?

— На «Бонавентуре»!

— На «Бонавентуре»? — воскликнул Айртон. — Но его больше нет.

— «Бонавентура» нет?! — взревел Пенкроф, вскакивая на ноги.

— Да, корабль погиб! — продолжал Айртон. — Пираты случайно нашли его в маленькой бухточке на южной стороне острова неделю назад, попробовали выйти на нем в открытое море и…

— И?.. — повторил с бьющимся сердцем Пенкроф.

— И, так как на борту не было такого рулевого, как Боб Гарвей, они налетели на скалу, и корабль разбился в щепки!

— Будь они прокляты! Бандиты! Подлые негодяи! — заревел Пенкроф.

— Пенкроф, — сказал Герберт, взяв моряка за руку, — мы выстроим другой «Бонавентур», еще лучше! Вспомни, у нас теперь есть для этого все металлические части, весь такелаж!

— Да ты разве не знаешь, — возразил Пенкроф, — что для того, чтобы построить судно в тридцать-сорок тонн, нам всем нужно будет работать, по крайней мере, пять или шесть месяцев?

— Что же делать? — спросил Спилет. — Хотя, признаюсь, и мне очень досадно, что поездку на остров Табор придется отложить до следующего года.

— Не горюйте, Пенкроф, — сказал инженер. — Остается только надеяться, что лорд Гленарван не так скоро еще приедет за Айртоном и мы, может быть, не опоздаем.

— Ах, мой «Бонавентур», мой бедный «Бонавентур»! — повторял Пенкроф, глубоко огорченный гибелью судна, которое он строил своими руками и которым так гордился.

О гибели «Бонавентура» сожалели все колонисты, поэтому тут же было решено как можно скорее выстроить новый корабль. На этом пока и закончили обсуждение вопроса о поездке на остров Табор. И колонисты снова приступили к исследованию наиболее недоступных и таинственных мест острова.

Поиски возобновились в тот же день, 19 февраля, и продолжались целую неделю. Местность вокруг основания горы Франклина представляла собой настоящий лабиринт прихотливо разбросанных узких ущелий, долин, гротов и пещер, где можно было скрываться годами. Поэтому колонисты и решили прежде всего обыскать окрестности горы Франклина. Приступая к исследованиям в этой части острова, Сайрес Смит считал необходимым делать это тщательно, не торопясь и строго придерживаясь определенной последовательности ввиду сложного рельефа.

Исследование окрестностей вулкана колонисты начали с южной стороны, где по узкой долине бежал ручей Водопада, бравший свое начало на горе Франклина. Там Айртон показал им пещеру, где скрывались пираты и где сам он томился в заключении почти четыре месяца до тех пор, пока его кто-то не перетащил в домик в корале. В пещере все оставалось в том же виде, как было при Айртоне. Колонисты нашли там немного съестных припасов, пороха и пуль, похищенных пиратами во время нашествий в кораль и разгрома плато Дальнего Вида.

Сайрес Смит осмотрел всю долину, примыкавшую к пещере и поросшую огромными деревьями, среди которых преобладали деревья хвойных пород. Отсюда, обогнув юго-западные склоны горы, колонисты углубились в еще более узкое ущелье, тянувшееся до гряды живописно нагроможденных на берегу моря базальтовых скал.

Здесь растительности было гораздо меньше. Деревья росли довольно редко, а трава уступала место камням. Дикие козы и муфлоны прыгали по утесам. К северу от этого места начиналась бесплодная часть острова. Исследователи установили, что из множества долин, отходивших, разветвляясь во всех направлениях, от горы Франклина, только три были покрыты лесом и богатыми пастбищами. В их число входила долина, отведенная под кораль, с запада она примыкала к долине ручья Водопада, а с востока — к долине Красного ручья. Эти два ручья, превращавшиеся ниже по течению в настоящие реки благодаря обилию притоков, несли один в море, а другой — в озеро Гранта массу воды и, без сомнения, оказывали огромное влияние на плодородие почвы в южной части острова. Что касается реки Милосердия, то ее питали многочисленные ручьи, протекавшие под зеленым сводом лесов Якамара. Все эти ручьи были очень похожи на те водяные потоки, которые, разделяясь на тысячи маленьких ручейков, орошали Змеиный полуостров.

Любая из этих трех долин, где не было недостатка в воде, могла служить отличным убежищем какому-нибудь отшельнику, который мог бы жить здесь в полном уединении, ни в чем не нуждаясь. Но как ни тщательно исследовали колонисты эти долины, им не удалось обнаружить следы человеческого пребывания.

Может быть, таинственный человек устроил убежище в глубине бесплодных ущелий, среди обвалившихся скал, или в оврагах на северной стороне горы, где ясно виднелись потоки застывшей лавы?

У подножия горы Франклина с северной стороны находились только две широкие, но не глубокие долины, с довольно ровными краями и без всяких признаков растительности. Дно долин было покрыто потоками застывшей лавы, взрыхленной большими буграми, и усеяно каменными глыбами с примесью обсидиана и лабрадорита. Исследование этих долин оказалось долгим и трудным, потому что здесь попадалось множество пещер, хорошо замаскированных снаружи и труднодоступных. Одни из них воронкообразно уходили в землю, другие образовались в боковых гребнях долин, третьи были похожи на Гроты и располагались внутри беспорядочно набросанных груд камней и скал, прикрытых сверху лавой и осыпавшимся пеплом.

Колонисты осмотрели даже мрачные тоннели, образовавшиеся еще во времена извержения вулкана, которые шли, углубляясь, в недра горы. Исследователи проникали в эти мрачные подземные галереи с зажженными смоляными факелами в руках и внимательно осматривали каждую впадину, каждое углубление. Но всюду царили тишина и мрак. Нигде не было заметно никаких признаков, которые давали бы возможность предположить, что человек когда-либо ходил по этим тоннелям, что он касался руками этих камней, почерневших от давно угасшего огня. Эти мрачные подземные тоннели оставались все в том же диком виде, в каком они были в то время, когда сила подземного огня подняла их из океанской бездны вместе со всей массой острова Линкольна.

Однако Сайресу Смиту совершенно неожиданно пришлось убедиться, что здесь не везде господствует та могильная тишина, которая поразила их сначала. Пройдя почти до конца одной из мрачных впадин, тянувшихся на несколько сот метров внутрь горы, он вдруг с удивлением услышал глухой гул, похожий на рокотание отдаленного грома, причем стены, отражая звук, только еще больше усиливали его.

Гедеон Спилет, который шел рядом с инженером, тоже слышал этот отдаленный грохот, служивший неопровержимым признаком деятельности подземного огня. Они молча стояли несколько минут, прислушиваясь, и решили, что в недрах острова происходит какая-то химическая реакция.

— Значит, мы ошиблись… и вулкан еще не погас?! — сказал наконец Спилет.

— Вероятно, уже после того, как мы исследовали кратер вулкана, в нижних слоях началась какая-то деятельность, — ответил инженер. — Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Любой вулкан, считающийся потухшим, может в один прекрасный день снова начать действовать.

— А если это подготовительная работа для нового извержения? — спросил Гедеон Спилет. — Как вы думаете? Разве это не грозит какой-нибудь опасностью острову Линкольна?

— Не думаю, — ответил инженер. — Существует кратер, то есть предохранительный клапан, и если внутри горы скопится слишком много газов, они вырвутся через это отверстие, и лава, как и раньше, потечет по своему обычному пути.

— Если только лава не проложит себе новую дорогу к плодородным частям острова!

— На каком основании, дорогой Спилет, вы предполагаете, — спросил Смит, — что лава не пойдет по уже проложенному пути?

— Э, вулканы очень капризны! — ответил Спилет.

— Обратите внимание, — продолжал инженер, — что наклон всего массива горы Франклина способствует изливу потоков лавы в долины, которые мы исследуем в настоящее время. Только землетрясение в состоянии изменить центр тяжести горы так, чтобы направить потоки лавы в другую сторону.

— Но при извержениях вулканов очень часто бывают и землетрясения, насколько я знаю, — возразил Гедеон Спилет.

— Почти всегда, — ответил Сайрес Смит, — особенно когда начинают пробуждаться подземные силы и недра земного шара после долгого отдыха приходят в движение. Конечно, извержение вулкана будет для нас неприятным фактом, и я, признаюсь вам, был бы очень рад, если бы этот вулкан еще долго не просыпался… Но помешать ему мы не в состоянии, не правда ли? Во всяком случае, что бы ни случилось, я почти уверен, что ни Гранитному дворцу, ни плантациям на плато Дальнего Вида не грозит серьезная опасность. Вы не обратили внимания на рельеф почвы между плато Дальнего Вида и горой Франклина? Уровень земли там заметно понижается, и если лава потечет когда-нибудь в эту сторону, то она, не дойдя до озера Гранта, свернет к северу, зальет дюны и устремится к заливу Акулы.

— Над вершиной горы еще пока не видно клубов дыма, которые могли бы служить признаком близкого извержения, — сказал Гедеон Спилет.

— Да, — ответил Сайрес Смит, — я тоже не заметил ни малейшего дыма, хотя не далее как вчера смотрел на вершину кратера. Вероятно, нижняя часть жерла кратера за время долгого бездействия вулкана сильно засорилась обломками скал и пеплом, осевшим на затвердевшую лаву, так что предохранительный клапан, о котором я вам только что говорил, в данное время слишком перегружен. Но при первом же сильном толчке все это моментально вылетит, и вы можете быть уверены, дорогой Спилет, что ни остров, который можно рассматривать как очень большой котел, ни гора, играющая роль трубы, не разорвутся под давлением газов. Но повторяю вам, было бы гораздо лучше, если бы извержения не было.

— Но не приснилось же нам все это? — возразил Спилет. — Слышите грохот там, в самых недрах вулкана?!

— В самом деле, — сказал инженер, прислушиваясь, — ошибки здесь быть не может… Там происходит реакция, но мы не в состоянии определить, насколько это серьезно, и даже приблизительно не можем определить, чем все это кончится…

Сайрес Смит и Гедеон Спилет вышли из тоннеля и сразу же сообщили друзьям о своем открытии.

— Прекрасно! — воскликнул Пенкроф, выслушав новости. — Вулкан хочет порезвиться! Пускай, это нас не касается! Когда нужно будет, его уймут!

— Кто это? — спросил Наб.

— Наш добрый дух, наш покровитель, Наб! Он сумеет заткнуть ему кратер, если тот вздумает очень широко его разинуть!

Всегда увлекающийся Пенкроф до такой степени проникся верой в могущество таинственного покровителя колонистов, который уже столько раз приходил им на помощь в чрезвычайных обстоятельствах, что и теперь считал его как бы обязанным остановить извержение вулкана и спасти их от новой беды. Этот покровитель, по его мнению, был не обыкновенным человеком из плоти и крови, а божеством острова, именно поэтому, несмотря на все усилия колонистов, они не могут найти, да и не найдут никогда ни самого доброго духа, ни таинственного места, где он обитает.

С 19 по 25 февраля колонисты занимались исследованием северной части острова, где осмотрели все труднодоступные места. Они даже стали выстукивать скалы, предположив, что они могут служить стенами жилища таинственного существа. Инженер начертил точный план горы и, не пропустив ни одного подозрительного места, обыскал всю гору от нижних камней в ее подножии до края усеченного конуса, венчавшего первую площадку, и верхнего выступа огромной «шляпы», в глубине которой открывался кратер.

Наконец, колонисты спускались даже в кратер вулкана, из глубин которого доносился глухой гул. Над вершиной горы еще не курился дымок, не поднимался пар, стенки кратера были холодными, температура внутри кратера не повысилась — словом, ничто пока не указывало на близость извержения, которого тем не менее следовало ожидать в недалеком будущем. Но их тревожило совсем не это: им хотелось разыскать своего покровителя, а ни его самого, ни его убежища они не могли найти нигде, несмотря на все свое старание!

Окончив осмотр горы, колонисты отправились на розыски в дюны. Шаг за шагом исследовали они отвесные стены берегов залива Акулы, от основания до самого верха, хотя спускаться к воде было очень трудно… Никого! Ничего!

Всего два слова, а как красноречиво говорили они о разочаровании колонистов, затративших так много физических сил и энергии только для того, чтобы получить отрицательный результат. Это было неприятно и обидно!

Но пора было подумать о возвращении домой. Поиски все равно не могли продолжаться вечно. Колонисты могли предполагать только одно: их таинственный покровитель или добрый гений, как его называл Пенкроф, обитает не на поверхности острова. Пылкая фантазия некоторых колонистов начинала создавать уже целые легенды об этом существе. Теперь Пенкроф и Наб говорили о нем как о существе не от мира сего и поэтому не нуждающемся в том, без чего не могут жить простые смертные… Пылкое воображение уносило их далеко за пределы действительности.

25 февраля колонисты вернулись в Гранитный дворец, они попали в него по канату, перекинутому через выступ скалы с помощью стрелы. Затем они собрали подъемник и восстановили сообщение своего дома с побережьем.

Месяц спустя, 25 марта, они праздновали третью годовщину своего пребывания на острове Линкольна!

Глава 56

Прошло три года. — Вопрос о новом корабле. — Вопрос решен. — Процветание колонии. — Корабельная верфь. — Зимние холода в Южном полушарии. — Пенкроф сдается. — Стирка белья. — Гора Франклина.

Прошло уже три года со времени бегства пятерых пленников из осажденного Ричмонда. Конечно, в течение этих лет они часто вспоминали свою далекую родину, мысли о которой никогда их не покидали.

Они не сомневались, что гражданская война уже закончилась, и закончилась именно так, как они желали, то есть гуманные идеи Севера восторжествовали над сепаратистскими стремлениями южан. Но как велась эта война в последнее время обеими сторонами? Сколько за это время было пролито крови? Кто из их близких и друзей пал в борьбе? Вот что их интересовало и служило предметом вечерних бесед, хотя колонисты не могли даже приблизительно сказать, когда они снова увидят Америку. Но, мечтая о возвращении на родину, они не предполагали остаться там навсегда. Нет, им нужно было попасть туда только на короткое время, чтобы снова возобновить связь с цивилизованным миром и установить регулярное сообщение между островом Линкольна и Америкой, а потом они вернутся на свой остров и проведут здесь остальные годы жизни, может быть лучшие, принимая деятельное участие в процветании основанной ими колонии.

Эту мечту можно было осуществить только двумя способами: или к острову Линкольна подойдет какой-нибудь корабль, который перевезет их в Америку, или же они сами построят достаточно большое судно, чтобы доплыть до ближайшей обитаемой земли.

— А может быть, наш добрый гений гораздо раньше даст нам возможность возвратиться на родину, — говорил Пенкроф.

Пенкроф не шутил, и если бы в один прекрасный день ему или Набу, который тоже верил в могущество таинственного незнакомца, сказали, что в заливе Акулы или в гавани Воздушного Шара стоит на якоре и ждет их судно в триста тонн водоизмещением, они нисколько не удивились бы. Там, где дело касалось чудесного, их ничто не могло удивить или заставить усомниться.

Но с ними был Сайрес Смит, который не разделял их веры в чудеса и посоветовал им вернуться к реальности, подумать о постройке нового судна и поскорей приступить к работе. И в самом деле, надо было как можно быстрее доставить на остров Табор записку с указанием нового местопребывания Айртона.

«Бонавентур» разбился о скалы, и, по словам Пенкрофа, требовалось, по крайней мере, шесть месяцев для того, чтобы построить новое судно. Но пока они будут строить это судно, наступит зима, и поездку придется отложить до весны.

— Я надеюсь, что к весне мы закончим строительство, — сказал инженер, обсуждавший этот вопрос вместе с Пенкрофом. — Но я хочу предложить вам, мой друг, немного изменить предполагаемый проект. Нам приходится строить новое судно, и, я думаю, будет гораздо целесообразнее построить большую шхуну или бриг. Мы ведь не можем сказать утвердительно, что шотландцы приедут за Айртоном, и даже приблизительно не знаем, когда это должно произойти. Возможно, что яхта уже подходила к острову и, не найдя там Айртона, отправилась обратно. Не лучше ли нам построить такой корабль, на котором мы могли бы добраться до Полинезийских островов или до Новой Зеландии? Как вы думаете, дорогой Пенкроф?

— Я думаю, мистер Сайрес, — ответил моряк, — что вы одинаково хорошо построите как маленькое судно, так и большое. Леса здесь сколько угодно, инструменты у нас тоже есть. Все дело только в том, что одна работа займет меньше времени, а другая — больше.

— А за сколько месяцев можно будет построить судно водоизмещением от двухсот до трехсот тонн? — спросил Сайрес Смит.

— Да как вам сказать?.. Месяцев семь, а то и восемь, — ответил Пенкроф, — но при этом надо иметь в виду, что зимой в сильные морозы дерево с трудом поддается обработке, так что мы не сможем работать на открытом воздухе. Поэтому прибавим еще несколько недель, и получается, что нам удастся построить корабль к будущему ноябрю. Это самый короткий срок.

— Отлично! — ответил Сайрес Смит. — Это как раз самое благоприятное время для того, чтобы отправиться на остров Табор или рискнуть доплыть до обитаемых земель.

— О чем же тогда долго думать, мистер Сайрес? — сказал Пенкроф. — Готовьте чертежи, и рабочие тотчас же примутся за дело. Я думаю, что Айртон будет нам хорошим помощником.

На общем совете колонисты единогласно одобрили проект инженера. И в самом деле, ничего лучше нельзя было придумать.

Сайрес Смит немедленно принялся за чертежи судна и изготовление лекал для плотников. Его товарищи в это время рубили и доставляли деревья на место строительства. Подходящий материал выбрать было нетрудно, леса Дальнего Запада дали лучшие сорта дуба и ильма. Для перевозки леса нужна была дорога, и колонисты решили воспользоваться просекой, проложенной во время последней экспедиции через лес к мысу Аллигатора; ее немного расширили, расчистили, и получилась довольно хорошая, хотя и извилистая дорога, которую назвали дорогой Дальнего Запада. Срубленные для расчистки дороги деревья тоже привезли как строительный материал на верфь, к Гротам.

Закончив доставку леса, колонисты сразу же принялись распиливать деревья на бруски и доски, а затем сушить их, потому что в сыром виде дерево использовать нельзя. Плотники усердно пилили и строгали весь апрель, в течение которого хорошая погода несколько раз сменялась сильными бурями, довольно обычными для дней осеннего равноденствия. Юп добровольно стал усердным помощником колонистов. Он то ловко взбирался на дерево, чтобы обвязать его верхушку концом веревки, то таскал на своих могучих плечах стволы и брусья.

Весь срубленный и распиленный лесоматериал сложили на хранение и сушку в большом дощатом сарае, построенном около Гротов, и здесь оставили в ожидании, когда его можно будет использовать.

Апрель в этом году отличался очень хорошей погодой, как это, впрочем, довольно часто бывает в октябре месяце в Северном полушарии. Поэтому, закончив с рубкой леса, колонисты продолжили обычные земледельческие работы, и вскоре на плато Дальнего Вида не осталось никаких следов недавнего разгрома. Они успели даже заново построить мельницу и восстановить сгоревшие и разрушенные надворные постройки. Рядом с птичьим двором появились новые конюшни и сараи, размеры которых посчитали нужным увеличить, потому что их население значительно возросло. В конюшне, например, вместо двух стояло уже пять онагги, из них четверо, взрослые, сильные, отлично выезженные, прекрасно ходили как в упряжке, так и под седлом, а пятый только недавно появился на свет. К орудиям для обработки земли добавился еще небольшой плуг, и онагги очень быстро привыкли возить его по полю не хуже настоящих волов из Йоркшира или из Кентукки. Колонисты распределили между собой работу, и никто из них ни одного дня не сидел без дела. Каким завидным здоровьем обладали эти труженики, как весело они проводили вечера, собираясь после трудового дня в Гранитном дворце, какие планы на будущее они строили!..

Конечно, Айртон жил точно такой же жизнью, как и остальные колонисты, и больше уже не выражал желания переселиться в кораль. Несмотря на это, он постоянно имел печальный, задумчивый вид и почти не разговаривал, когда они собирались поболтать вечером перед сном. Но это был образцовый работник, умный, сильный, ловкий, всегда умевший найти выход в случае какого-нибудь затруднения. Его товарищи не только любили, но и уважали его, и он это знал.

Кораль тоже не был забыт. Каждые два дня кто-нибудь из колонистов или в повозке, или верхом отправлялся туда, чтобы дать корм муфлонам и козам и привести оттуда молоко, о чем всегда напоминал Наб. Эти поездки служили также поводом поохотиться. Поэтому Герберт и Гедеон Спилет вместе с Топом чаще своих товарищей путешествовали по дороге в кораль, и благодаря их прекрасным ружьям к столу всегда подавалась в изобилии какая-нибудь дичь: морские свинки, агути, кенгуру, пекари, дикие свиньи, потомки свиней, привезенных с острова Табор, утки, глухари, тетерева, якамары и кулики. Моллюски с устричной отмели, морские черепахи, семга, снова стаей заплывшая в реку Милосердия для метания икры, овощи с плато Дальнего Вида, грибы, орехи и ягоды, собранные в лесу, позволяли разнообразить ежедневное меню и делать обильные запасы на будущее. Наб, главный повар, с утра до ночи работал в своей кухне, похожей на лабораторию, и едва успевал заготавливать впрок все, что ему приносили.

В это же время была восстановлена и телеграфная линия между коралем и Гранитным дворцом, поэтому, когда кто-нибудь из колонистов, отправившись в кораль, считал нужным провести там ночь, он сообщал об этом своим товарищам по телеграфу. Теперь на острове было вполне безопасно.

Впрочем, то, что случилось один раз, могло повториться. Колонисты не имели права рассчитывать на полную безопасность и в будущем, потому что на остров снова могли высадиться пираты или беглые каторжники. Возможно, что какие-нибудь друзья или сообщники Боба Гарвея, оставшиеся на острове Норфолк, знали о его планах и при первом удобном случае отправятся по его следам. Поэтому колонисты внимательно следили за тем, что делалось на океане, и каждый день в подзорную трубу осматривали весь горизонт от бухты Союза до бухты Вашингтона. Отправляясь в кораль, они также внимательно исследовали западную сторону горизонта, а с отрогов горы был виден значительный участок восточного горизонта. Словом, они пользовались каждым удобным случаем окинуть взглядом ту или иную часть открывавшегося перед ними горизонта, не исключая и негостеприимных северных берегов. Пока нигде не было замечено ничего подозрительного, но колонисты все равно считали необходимым бдительно охранять свои владения.

Однажды вечером инженер рассказал своим товарищам о проекте укрепления кораля. Он считал необходимым сделать ограду повыше и, кроме того, пристроить сбоку нечто вроде блокгауза, где в случае нападения они могли бы выдержать осаду. Гранитный дворец, устроенный на недосягаемой высоте, мог считаться неприступным, но кораль, его постройки, животные, запасы всегда будут привлекать алчные взоры пиратов, которые могут высадиться на острове. Если колонистам придется очень долго сидеть там в осаде, они должны иметь дополнительные средства защиты.

Все, конечно, одобрили этот проект, но его выполнение пришлось отложить до будущей весны.

К 15 мая киль нового судна уже стоял на стапелях, вскоре на его концах появились ахтерштевень и форштевень. Киль из отличного строевого дуба имел в длину сто десять футов, что позволяло сделать средний бимс шириной двадцать пять футов. Но этим и ограничилось все, что успели сделать плотники до наступления холодов и ненастья. Впрочем, они работали после этого еще неделю и успели собрать кормовой шпангоут, а потом работы пришлось приостановить. Надо было подождать, когда погода изменится и хоть немного потеплеет.

В последние дни этого месяца погода стояла отвратительная. Ветер дул с востока и по временам переходил в ураган. Инженер, слушая, как воет ветер, очень тревожился за судьбу верфи, где находился остов будущего судна. Ведь ее нельзя было устроить в другом месте вблизи Гранитного дворца, а островок Спасения, как колонисты уже знали, плохо защищал побережье от непогоды и сильного восточного ветра, при этом огромные волны обрушивались на гранитную стену.

К счастью, все обошлось, и опасения инженера не оправдались. Ветер переменился и стал дуть с юго-востока, теперь ярость урагана разбивалась о скалистые выступы мыса Находки, которые, принимая на себя штормовые удары, защищали побережье Гранитного дворца.

Пенкроф и Айртон, самые усердные кораблестроители, продолжали работать до последней возможности. Не обращая внимания ни на ветер, трепавший им волосы и пронизывающий их до костей, ни на дождь, из-за которого они промокали насквозь, они продолжали пилить, строгать и стучать молотком еще прилежнее, потому что, работая, они согревались. Но около 10 мая вслед за дождями начались морозы, древесина затвердела, как железо, и с трудом поддавалась обработке, так что плотники поневоле прекратили работу.

Сайрес Смит и его товарищи не могли не обратить внимания на то, как сильно на острове зимой понижается температура. Такие морозы бывают и в Америке, в штатах, лежащих на таком же расстоянии от экватора, как и остров Линкольна. Если в Северном полушарии это явление объясняется тем, что на всей территории до самого Ледовитого океана нет возвышенностей, преграждающих путь северным ветрам, то такое объяснение, конечно, не годилось для острова Линкольна, незначительному в сущности клочку земли, лежавшей посреди океана.

— Ученые установили, — говорил по этому поводу своим товарищам Сайрес Смит, — что на островах и в прибрежных местностях средняя температура зимнего периода всегда выше, чем в центре материков, лежащих на тех же широтах. При этом Средиземное море, несмотря на свою величину, почти не играет в этом отношении никакой роли, что, впрочем, объясняется его изолированным положением на континенте. Я сам не раз слышал, что в Ломбардии зима более суровая, чем в Шотландии, вероятно, это зависит от того, что океан зимой отдает теплоту, которую он поглощает летом. Естественно, что острова находятся в лучших условиях, так как они со всех сторон окружены морем.

— Но в таком случае, мистер Сайрес, — спросил Герберт, — почему остров Линкольна не подчиняется общему закону?

— Это трудно объяснить, — ответил инженер, — хотя, по моему мнению, это происходит потому, что наш остров находится в Южном полушарии, в котором, как ты и сам знаешь, мой мальчик, холоднее, чем в Северном.

— Да, это правда, — согласился Герберт. — В Южном полушарии плавучие льды встречаются гораздо ближе к экватору, чем в Северном.

— Правильно! — подтвердил Пенкроф. — Когда я занимался китоловным промыслом, то видел айсберги у самого мыса Горн.

— В таком случае, может быть, морозы на острове Линкольна объясняются близостью льдов, — заметил Гедеон Спилет.

— В вашем предположении нет ничего невозможного, дорогой Спилет, — ответил Сайрес Смит, — вероятно, именно этому мы и обязаны такими холодами зимой. Должен вам сказать, что есть еще одна причина того, что в Южном полушарии гораздо холоднее, чем в Северном. Дело в том, что солнце летом ближе к Южному полушарию, чем к Северному, а зимой, естественно, дальше от него. Этим и объясняется такое резкое колебание температуры, и если нам кажется, что зима здесь очень холодная, то при этом мы должны помнить, что летом на острове Линкольна подчас стоит нестерпимая жара.

— А почему это вы, мистер Сайрес, позвольте вас спросить, уверены, — заговорил вдруг Пенкроф, сдвигая сердито брови, — что наше полушарие хуже? Хотя я вас очень уважаю и считаю за очень ученого человека, но все-таки не могу не сказать вам, что я этому не верю.

— Дорогой Пенкроф, — смеясь, возразил инженер, — верите вы этому или нет, а между тем так оно и есть. Если хотите, я вам сейчас объясню, отчего это происходит. Земля, повинуясь законам механики, в своем годовом движении вокруг Солнца описывает не круг, а эллипс. Земля в определенное время года бывает в самой удаленной от Солнца точке, то есть в афелии, когда она приближается к Солнцу на минимальное расстояние, говорят, что она находится в перигелии. И вот в то время, когда в Южном полушарии наступает зима, Земля все более удаляется от Солнца, поэтому зимы здесь гораздо холоднее, чем на тех же широтах в Северном полушарии. С этим уже ничего не поделаешь, и люди, какими бы знаниями они ни обладали, не в силах изменить систему мироздания.

— Слушая вас, мистер Сайрес, — продолжал Пенкроф, которому, по-видимому, трудно было сразу отказаться от своих воззрений, — невольно приходит в голову, как, однако, люди много знают! Вот если бы записать все, что знают люди, какую бы пришлось написать толстую книгу!

— Но если написать о том, чего люди не знают, книга получится еще толще! — с легкой иронией возразил Сайрес Смит.

Но как бы то ни было, по той или другой причине, а только в июне настали обычные зимние холода, и колонисты теперь гораздо больше времени проводили в стенах Гранитного дворца. Все с трудом выносили это невольное заключение.

— Знаешь, Наб, — сказал однажды Гедеон Спилет, — я сейчас охотно уступил бы тебе право на получение всего, что когда-нибудь получу в наследство, и даже засвидетельствовал бы дарственную у нотариуса, если бы ты нашел способ выписать для меня какую-нибудь газету. Нам хорошо живется, но все-таки я с ума схожу от того, что здесь нет газет и нельзя, проснувшись утром, пробежать глазами сырой, пахнущий типографской краской газетный лист и в одну минуту узнать, что делается на белом свете!

Наб весело рассмеялся.

— Честное слово! — ответил он. — Я и не думаю никогда об этом, да и думать некогда: видите, сколько работы.

Наб отчасти говорил правду: у каждого из колонистов было достаточно неотложных дел как внутри, так и вне дома.

Три года упорной работы вознаградили обитателей острова за труды, и колония их, которой они так гордились, переживала период наивысшего процветания. Даже внезапное появление пиратов, сопровождавшееся гибелью брига, в результате способствовало их обогащению. Не говоря уже о том, что они приобрели весь такелаж, который предполагалось использовать для оснастки нового строящегося судна, все кладовые Гранитного дворца были завалены всевозможной утварью, посудой, инструментами, оружием, боеприпасами, одеждой, бельем и массой других предметов, не считая запасов провизии. Теперь уже не было необходимости изготовлять линкольнский фетр из шерсти муфлонов. Если в первую зиму колонисты жестоко страдали от холода, то теперь они смело встречали наступающую зиму, зная, что у них нет недостатка в теплой одежде. Белья тоже было достаточно, с ним обращались аккуратно и соблюдали выработанные привычкой требования гигиены. Из хлористого натрия, полученного выпариванием морской воды, Сайрес Смит добыл натриевую соль или соду и хлор, который затем дал ему хлористую известь. Эти вещества были использованы для разных домашних нужд и для стирки белья. Впрочем, стирку белья, так как его было много, устраивали четыре раза в год, как это делалось когда-то в патриархальных семействах, и Пенкроф вместе с Гедеоном Спилетом, который все еще ждал, когда почтальон принесет ему газету, показали себя замечательными прачками.

Так прошли зимние месяцы: июнь, июль и август. Зима в этом году тоже была суровой, и средняя температура не превышала 8° по Фаренгейту (13° ниже нуля по Цельсию). В общем, она немного превышала среднюю температуру прошлой зимы. Яркий огонь всегда пылал в каминах Гранитного дворца, и дым, выходя из трубы, оставлял длинные черные полосы на гранитной стене. Топливо не экономили, да и зачем его жалеть, если оно росло рядом, в нескольких шагах от дворца. К тому же пригодились остатки древесины, предназначенной для постройки судна, что позволяло меньше расходовать каменный уголь, который трудно было доставлять от горы Франклина.

Люди и животные были совершенно здоровы, хотя мастер Юп иногда мерз от холода. Это, пожалуй, был его единственный недостаток, и колонисты, жалея своего четверорукого товарища, решили сшить ему нечто вроде халата на теплой ватной подкладке. Впрочем, Юп стоил таких забот. Это был идеал ловкого, усердного, неутомимого, скромного и молчаливого слуги! Юпа можно было поставить в пример всем его двуногим собратьям Старого и Нового Света.

— В этом нет ничего удивительного, — говорил Пенкроф, — у нашего Юпа четыре руки, и понятно, что он может сделать в два раза больше человека, у которого только две руки.

Прав или не прав был Пенкроф, а только умный Юп безукоризненно исполнял свои обязанности.

В течение семи месяцев, прошедших со времени последних поисков в окрестностях горы Франклина, и весь сентябрь, когда погода наконец изменилась к лучшему, колонисты ни разу не разговаривали о таинственном покровителе острова. Его могущественное влияние пока тоже ни в чем не проявлялось, но, может быть, это происходило потому, что за эти семь месяцев с колонистами не случилось никакой беды.

Сайрес Смит заметил, что если раньше таинственный незнакомец все-таки навещал их, проникая каким-то необъяснимым путем к ним в Гранитный дворец, о чем каждый раз их предупреждал громким лаем Топ, обладавший удивительным чутьем, то за последнее время эти визиты прекратились. Собака совсем перестала рычать, обезьяна тоже не обнаруживала никаких признаков беспокойства. Оба друга, а они были настоящими друзьями, не бродили больше вокруг отверстия мрачного колодезя, не лаяли и не рычали, что первое время привлекало внимание инженера. Но мог ли он думать, что эта тайна так и останется тайной и что он никогда не получит к ней ключа? Мог ли он или кто-нибудь другой с уверенностью сказать, что не случится ничего такого, что вызовет на сцену таинственного покровителя? Кто знает, что ожидает их в будущем?

Наконец зима кончилась, но как раз в самом начале весны произошло событие, которое могло иметь серьезные последствия.

Утром 7 сентября Сайрес Смит, взглянув на вершину горы Франклина, заметил, что над кратером вулкана вьется легкий дымок.

Глава 57

Пробуждение вулкана. — Весна. — Начало работ. — Вечер 15 октября. — Телеграмма. — Вопрос. — Ответ. — Отъезд в кораль. — Записка. — Новый телеграфный провод. — Базальтовый берег. — Прилив. — Отлив. — Пещера. — Ослепительный свет.

Сайрес Смит сразу же сообщил о своем открытии остальным колонистам, все они, бросив работу, собрались вместе и молча смотрели на вершину горы Франклина.

Итак, вулкан проснулся, газы и водяные пары пробились сквозь толстый слой пепла, камней и минеральных пород, скопившихся в глубине кратера. Но чем все это кончится? Только выходом скопившихся газов или извержением лавы? Этого колонисты не знали и не могли предотвратить катастрофу… Это было выше их сил.

Но даже в случае извержения вулкана нет оснований предполагать, что пострадает весь остров Линкольна. Извержение лавы не всегда сопровождается разрушениями. Когда-то остров уже подвергся такому испытанию — доказательством служили застывшие потоки лавы, стекавшие по северным склонам горы. К тому же, кроме кратера на вершине, на северной стороне горы имелось еще боковое отверстие, через которое колонисты уже проникали вовнутрь вулкана и через которое, если начнется извержение, потоки жидкой лавы должны будут устремиться в сторону, противоположную южной плодородной части.

Впрочем, то, что было раньше, не означало, что именно так будет и теперь. Наоборот, очень часто бывает, что лава открывает для себя новые выходы в совершенно других местах. Подобные случаи уже наблюдались как в Старом, так и в Новом Свете: на Этне, Попокатепетле, Оризабе. До тех пор пока не выяснится окончательно, по какому направлению устремится лава, можно всего опасаться. Достаточно даже самого слабого землетрясения, которым иногда сопровождается извержение, чтобы в одно мгновение изменилось внутреннее строение горы и раскаленная лава пошла по новому пути.

Сайрес Смит подробно объяснил все это своим товарищам. Не преувеличивая опасности, но и не желая их обнадеживать, он привел все доводы за и против сложившейся ситуации.

Колонисты ничего не могли сделать. Можно было, впрочем, надеяться, что в случае землетрясения колебание почвы не разрушит гранитную твердыню, в недрах которой они устроили свое жилище. Но коралю грозит большая опасность, если, конечно, откроется новый кратер на южной стороне горы Франклина.

С этого дня вершина горы была постоянно окутана дымом, с каждым днем он клубился все сильнее и поднимался все выше, но в его густых клубах не видно было пламени. Очевидно, весь процесс происходил в нижней части жерла вулкана.

Несмотря на близившееся извержение вулкана, с наступлением хорошей погоды колонисты возобновили свою обычную работу. Особенно торопились они с постройкой судна. Чтобы ускорить дело, Сайрес Смит устроил гидравлическую пилу, быстро распиливавшую толстые древесные стволы на брусья и доски. Механизм приводился в действие силой прибрежного водопада и был так же несложен, как деревенские лесопилки, работающие в Норвегии.

К концу сентября на верфи уже возвышался каркас корабля, которому предполагалось дать оснастку шхуны. Борта будущей шхуны были уже закончены, шпангоуты поддерживались временными креплениями. Даже в этом виде можно было уже безошибочно сказать, насколько удачной будет форма судна. Узкая в носовой и очень широкая в кормовой части, шхуна, по-видимому, могла совершить длительное плавание. Но для обшивки, внутренней отделки судна и настилки палубы требовалось время. К счастью, колонистам не пришлось самим изготовлять металлические части, потому что на это пошли железо и сталь с разбитого брига. Пенкроф и Айртон тогда вытащили даже болты и медные заклепки из исковерканной обшивки. Благодаря этому работа кузнецов сократилась до минимума, но зато плотникам досталось много дел.

Затем опять пришлось прервать строительство судна на неделю, потому что созрела пшеница и подошло время сенокоса и уборки овощей. Колонисты, отложив в сторону топоры и пилы, принялись косить и жать, а после того должны были еще убрать все это в кладовые. По окончании полевых работ все снова приступили к отделке шхуны.

Работы было еще так много и они так торопились поскорей закончить ее, что к ночи труженики буквально изнемогали от усталости. Чтобы не терять времени, они перестали даже завтракать и обедали в полдень, а ужинали, когда становилось уже совсем темно. После ужина колонисты сразу расходились по своим комнатам и ложились спать.

Но иногда, если завязывался интересный разговор, они отступали от этого правила и засиживались за беседой немного дольше, чем следовало. Колонисты говорили о будущем и любили мечтать о том, как изменится их положение, когда они дойдут на своей шхуне до ближайшей обитаемой земли. Но как ни хотелось им вырваться отсюда, разговор неизменно заканчивался обещанием вернуться на остров Линкольна. Они говорили, что никогда и ни за что не покинут свою колонию, которую они основали с таким трудом и которая достигла таких успехов. А со временем, когда установится сообщение с Америкой, она будет процветать еще больше.

Пенкроф и Наб больше других говорили о своем желании жить и умереть на острове.

— Герберт, — говорил моряк, — ты никогда не покинешь наш остров Линкольна?

— Никогда, Пенкроф, особенно если ты решишь здесь остаться!

— Это уже решено и подписано, мой мальчик, — отвечал Пенкроф, — я буду тебя здесь ждать. Ты привезешь сюда свою жену и детишек… я буду нянчить ваших мальчиков и обещаю тебе сделать из них лихих молодцов!

— Решено и подписано! — в тон ему отвечал Герберт, улыбаясь и краснея одновременно.

— А вы, мистер Сайрес, — продолжал фантазировать Пенкроф, — вы будете постоянным губернатором острова! Ах! Кстати! Как вы думаете, сколько жителей может он прокормить? Я думаю, тысяч десять!

Вот что обычно служило предметом разговоров перед отходом ко сну, причем Пенкроф всегда очень увлекался и увлекал других, и дело кончалось тем, что журналист основывал здесь свою газету «Нью-Линкольн Геральд».

Конечно, Пенкроф и Гедеон Спилет в своих мечтах заглядывали далеко вперед, но только в их планах и надеждах не было ничего, что заслуживало бы насмешки… Каждый человек мечтает о том, чтобы создать что-то постоянное, что пережило бы его самого и сохранило память о нем в потомстве. На этом, в известной степени, основано господство человека над всем остальным, и это сделало его владыкой Земли. Но кто знает, может быть, Топ и Юп тоже имели свое представление о будущем и тоже мечтали оставить о себе память в потомстве!

Один только Айртон не говорил ни слова. Но его молчание ничего не доказывало: он тоже мечтал… мечтал увидеть лорда Гленарвана и доказать ему, что он снова стал честным человеком.

Вечером 15 октября разговор на эту тему затянулся гораздо дольше обычного. Было девять часов вечера. Как ни бодрились колонисты, а усталость брала свое, и наконец, с трудом подавляя зевки, они решили пойти спать. Первым подал пример Пенкроф и со словами «Спокойной ночи!» направился в свою комнату, как вдруг зазвонил электрический звонок телеграфного аппарата, находящегося в зале.

Колонисты с удивлением переглянулись. Все были здесь: Сайрес Смит, Гедеон Спилет, Пенкроф, Герберт, Айртон и Наб. В корале никого не было.

Сайрес Смит встал. Остальные последовали его примеру и молча смотрели друг на друга, не понимая, что бы это могло значить. Может быть, им просто послышалось?

— Что это значит? — первым нарушил молчание Наб. — Уж не дьявол ли это звонит?

Ему никто не ответил.

— В воздухе пахнет грозой, — как бы про себя заметил Герберт. — Может быть, это влияние электричества…

Но Герберт так и не закончил начатую фразу, потому что в эту минуту инженер, на которого были обращены все взоры, отрицательно покачал головой.

— Подождем, — сказал Гедеон Спилет. — Если действительно кто-то хочет говорить с нами, он позвонит еще раз.

— Но кто же это может быть, скажите, пожалуйста? — спросил Наб.

— Кто же другой, — ответил Пенкроф, — как не…

Пенкроф замолчал, потому что в эту минуту снова зазвенел звонок.

Сайрес Смит подошел к аппарату и, нажимая на кнопки, отправил в кораль следующую телеграмму:

«Что вам угодно?»

Несколько минут спустя обитатели Гранитного дворца получили ответ:

«Приходите скорее в кораль».

— Наконец-то! — воскликнул Сайрес Смит.

Да! Наконец они узнают эту тайну!

Возможность узнать тайну острова так их взволновала, что они забыли про усталость, забыли про то, как сильно им хотелось спать. В одну минуту колонисты собрались в дорогу, молча спустились вниз и быстро пошли по берегу. Топа и Юпа они оставили дома.

Ночь была очень темная. Хотя было новолуние, луна давно скрылась за тучами. Герберт не ошибся, сказав, что собирается гроза. Тяжелые свинцовые тучи нависли над островом. На небе не было видно ни одной звездочки, и только отблески далеких молний временами освещали темный горизонт. Гроза, видимо, приближалась. Не пройдет и нескольких часов, как над головами колонистов загремит гром, засверкают молнии и начнется сильный ливень. Ночь обещала быть очень бурной.

Но ни мрак, ни приближавшаяся гроза не могли остановить этих людей, хорошо знавших дорогу в кораль. Они быстро поднялись по левому берегу реки на плато, перешли через мост на Глицериновом ручье и бесстрашно углубились в лес.

Они шли очень быстро; волнение и любопытство придали им новые силы. Они были уверены, что наконец узнают разгадку тайны, которую так долго не могли отгадать, узнают имя таинственного незнакомца, деятельность которого так тесно связана с их существованием. Они хотели найти своего таинственного покровителя, такого могущественного и великодушного, и желание их наконец исполнялось. Разве можно сейчас думать об усталости! Кто знает, может быть, они услышат, каким образом он мог приходить к ним на помощь именно в ту минуту, когда это было необходимо? Может быть, он каким-то путем проникал в Гранитный дворец и, подслушивая их разговоры, слышал все, о чем они говорили?

Все эти мысли проносились в голове каждого колониста, еще больше возбуждая их любопытство, и они невольно ускоряли шаги. В лесу под деревьями было так темно, что с трудом можно было рассмотреть дорогу. Кругом царила мертвая тишина. Животные и птицы, чувствуя приближение грозы, притаились в кустах и затихли. Ветра не было. Лишь шаги колонистов, шагавших по твердой почве, раздавались в ночном безмолвии.

В первые пятнадцать минут пути молчание нарушил только Пенкроф, ограничившись одной фразой:

— Нам надо было захватить фонарь.

— Мы возьмем фонарь в корале, — ответил инженер.

Сайрес Смит и его товарищи вышли из Гранитного дворца в девять часов двенадцать минут. В девять часов сорок пять минут они уже прошли три мили, осталось еще две.

Вдруг над островом засверкали молнии. При ослепительном свете молний листья на деревьях казались темной кружевной массой, висевшей в воздухе. Гроза, по-видимому, должна была вот-вот разразиться. Вспышки молний сверкали все чаще, ослепляя колонистов, хотя громовые раскаты доносились еще издалека. Колонисты просто задыхались от духоты, но продолжали быстро идти вперед, словно увлекаемые таинственной силой.

В четверть одиннадцатого при яркой вспышке молнии они на мгновение увидели выступившую перед ними из мрака ограду кораля, и вслед за тем, еще раньше, чем они успели войти в ворота, над их головами загремели громовые раскаты.

Минуту спустя Сайрес Смит и его спутники стояли уже перед дверью бывшего дома Айртона.

Может быть, таинственный незнакомец ждал их в доме, потому что именно отсюда была послана телеграмма? Но если бы там был кто-нибудь, он не сидел бы в темноте, а между тем в окне не было света.

Инженер постучал в дверь.

Никто не ответил.

Сайрес Смит открыл дверь, и колонисты вошли в темную комнату.

Наб высек огонь и зажег фонарь, и колонисты осмотрели всю комнату…

В комнате никого не было. Все вещи стояли на своих обычных местах.

— Неужели мы ошиблись? Неужели это была галлюцинация? — пробормотал Сайрес Смит. — Нет! Ни о чем подобном не может быть и речи! Мы ведь сами телеграфировали и получили ответную телеграмму, в которой ясно было сказано: «Приходите скорее в кораль».

Колонисты все сразу подошли к столу, на котором стоял телеграфный аппарат. Там тоже все было в полном порядке.

— Кто был здесь в последний раз? — спросил инженер.

— Я, мистер Сайрес, — ответил Айртон.

— Когда это было?..

— Четыре дня тому назад.

— Смотрите! Записка! — воскликнул Герберт, указывая на бумажку, лежавшую на столе.

На бумажке было написано по-английски: «Идите вдоль нового телеграфного провода».

— Идем! — сказал Сайрес Смит, прочитав записку.

Теперь он все понял. Телеграмма была отправлена не из кораля, а прямо из таинственного убежища незнакомца, который подсоединился к телеграфному сообщению с помощью дополнительного провода.

Наб взял зажженный фонарь, и все вышли из дома.

Буря бушевала с ужасной силой. Удары грома раздавались почти мгновенно вслед за молнией. Грозная стихия завладела островом. В ослепительном блеске молний видна была вершина горы Франклина, окутанная дымом.

Во всем корале, между оградой и домом, колонисты не нашли нового телеграфного провода. Но как только они вышли из кораля и подбежали к первому столбу, инженер при вспышке молнии заметил провод, который от изолятора спускался прямо к земле.

— Вот он! — воскликнул он.

Провод тянулся по земле, по всей длине он был обмотан изоляционным материалом, как это делается обычно при прокладке кабеля под водой или в земле.

Судя по направлению провода, можно было предположить, что он шел через лес и южные отроги и, следовательно, вел на запад.

— Пойдем вдоль провода! — сказал Сайрес Смит.

При свете фонаря и блеске молний колонисты быстро пошли вдоль провода, который указывал им путь. Гром гремел непрерывно и с такой силой, что нельзя было расслышать ни одного слова. Впрочем, говорить было не о чем, нужно было только идти вперед.

Сайрес Смит и его товарищи поднялись по склону, идущему между долинами кораля и ручьем Водопада, который они перешли вброд в самом узком месте. Они уверенно двигались вперед, ориентируясь по проводу, который то висел на нижних ветвях деревьев, то тянулся по земле.

Инженер предполагал, что провод приведет их в глубину долины и что именно там и находится таинственное жилище. Но оказалось, что он ошибся. Им пришлось подняться на юго-западный отрог и спуститься в бесплодную равнину, которой заканчивалась базальтовая стена из беспорядочно, но очень живописно нагроможденных обломков скал. Время от времени кто-нибудь из колонистов нагибался, находил провод и, если оказывалось, что они уклонились с пути, сразу же исправлял ошибку. Теперь колонисты пришли к заключению, что провод ведет прямо к морю. Возможно, что там между скалами в какой-нибудь пещере находилось таинственное убежище их покровителя, которого они безрезультатно искали до сих пор.

Все небо было в огне. Молнии сверкали одна за другой. Несколько раз они ударяли в кратер вулкана и пропадали в клубах густого дыма. В такие моменты колонистам даже казалось, что это из жерла кратера извергается пламя.

В одиннадцать часов без нескольких минут колонисты стояли на западном берегу острова, который высоко поднимался над уровнем моря. Поднялся сильный ветер. Внизу, на расстоянии не более пятисот футов, бушевал прибой.

По расчетам Сайреса Смита, они прошли почти полторы мили от кораля.

Телеграфный провод в этом месте тянулся между скалами по очень крутому склону узкого извилистого ущелья. Колонисты один за другим осторожно стали спускаться в ущелье, перепрыгивая с камня на камень и рискуя каждую минуту свалиться в море. Спуск в этом месте был очень труден и опасен, но колонисты не обращали на это внимания. Они, даже если бы и хотели, не могли остановиться и вернуться назад, — какая-то сверхъестественная сила влекла их к таинственному убежищу, как магнит притягивает железо.

Итак, почти бессознательно спускались они по крутому склону ущелья, которое даже днем показалось бы непроходимым. Камни выскакивали у них из-под ног, с шумом скатывались вниз и при блеске молнии казались еще не остывшими болидами. Сайрес Смит как глава колонии шел впереди, Айртон как самый хладнокровный из всех замыкал шествие. Колонисты старались идти осторожно, но местами склон был таким крутым, что им приходилось скользить вниз по совершенно гладкой стене, затем они поднимались и продолжали путь.

Наконец провод резко повернул и пошел вдоль береговых скал, которые были очень похожи на ряд рифов и, наверное, накрывались водой во время прилива. Колонисты незаметно для себя достигли подножия высокой базальтовой стены.

Здесь начинался небольшой узкий выступ, который тянулся вдоль берега. Провод проходил по этому выступу, и колонисты тоже пошли этой дорогой. Но через сто шагов начался пологий спуск прямо к морю.

Инженер наклонился и приподнял провод. Оказалось, что он спускался в море.

Его товарищи были очень удивлены, не понимая, что это значит.

Все невольно вскрикнули. Неужели и на этот раз их обманула надежда раскрыть наконец эту тайну? Или, может быть, им нужно броситься в море и там искать подводную пещеру? Они были так возбуждены, что готовы были, не раздумывая, сделать это.

Инженер остановил их. Он отвел своих товарищей от берега в небольшое углубление в скале и, спокойно усаживаясь на камни, сказал:

— Подождем. Теперь прилив. Когда настанет время отлива, дорога будет открыта.

— Почему вы так уверены? — с раздражением спросил Пенкроф.

— Если бы к нему нельзя было пройти, он не позвал бы нас!

Сайрес Смит говорил это с таким убеждением, что все возражения замерли на устах его товарищей. Замечание его было вполне логично. Можно было предположить, что у подножия стены находилось отверстие, доступное во время отлива, а теперь скрытое под водой.

Нужно было подождать несколько часов. Колонисты молча расселись на камнях в глубоком портике, выдолбленном в скале. Едва только они успели сделать это, как начался дождь. Сначала он падал крупными каплями, а потом превратился в ливень. Разразилась сильная гроза. Почти каждую минуту сверкали молнии, гремел гром, и каждый удар, прежде чем затихнуть, долго еще отражался эхом в ущельях.

Волнение колонистов не поддавалось никакому описанию. Тревожные мысли не оставляли их ни на минуту. Они были близки к тому, чтобы поверить, что их таинственный покровитель не простой смертный, а какое-то сверхчеловеческое существо.

В полночь Сайрес Смит взял фонарь и осторожно спустился к воде взглянуть, не обнажились ли скалы. Со времени начала отлива прошло уже два часа.

Инженер не ошибся. Уровень воды у берега понизился, и над мрачной бездной океана обрисовались очертания полукруглого отверстия большой пещеры или тоннеля. В этом месте телеграфный провод, согнутый под прямым углом, уходил в зияющее отверстие.

Через минуту Сайрес Смит вернулся к своим спутникам и сказал:

— Через час проход будет свободен.

— Так он и в самом деле существует? — спросил Пенкроф.

— Неужели вы сомневались? — вместо ответа спросил Смит.

— Но ведь в пещере вода будет держаться на одном уровне с океаном, и поэтому идти там будет нельзя, — заметил Герберт.

— Или в этой пещере совсем не будет воды, — сказал Сайрес Смит, — и в таком случае мы пойдем через нее, как шли до сих пор, или же мы найдем там какой-нибудь способ добраться до таинственного убежища.

Прошел еще час. Колонисты под проливным дождем спустились к морю. За три часа уровень моря понизился на пятнадцать футов. Верхняя часть отверстия возвышалась над водой не менее чем на восемь футов. Свод подземной пещеры был похож на гигантскую арку какого-то фантастического моста, под которым с шумом катились пенящиеся волны.

Инженер наклонился и увидел большой черный предмет, плававший по поверхности воды.

Это была лодка, привязанная к одному из внутренних выступов в стене пещеры. Лодка оказалась сделана из листового железа, скрепленного заклепками. На дне под банками лежали весла.

— В лодку! — лаконично сказал Сайрес Смит.

Минуту спустя все колонисты уже сидели в лодке. Наб и Айртон взялись за весла, Пенкроф сел у руля. Смит расположился на носу, держа в руках фонарь, который должен был освещать им путь.

Лодка прошла под сводом, который сначала был очень узким, а затем внезапно расширился. Было очень темно, и света, отбрасываемого фонарем, не хватало для того, чтобы определить размеры этой пещеры, то есть ее ширину, высоту и длину. Под непроницаемыми сводами этой базальтовой галереи царила торжественная тишина. Ни малейший шум не доносился снаружи, даже раскаты грома не проникали сквозь массивные стены пещеры.

В некоторых местах земного шара существуют такие огромные пещеры — нечто вроде естественных катакомб, образовавшихся в отдаленные геологические эпохи. Одни из этих пещер всегда залиты океанской водой, в глубине других образуются целые озера. Таковы Фингалова пещера на острове Стаффа, принадлежащем к группе Гебридских островов, гроты Моргат в бухте Дуарнене в Бретани, пещеры Бонифацио на Корсике, Лизе-фьорд в Норвегии и огромная Мамонтова пещера в Кентукки, имеющая в высоту пятьсот футов и в длину более двадцати миль.

Но колонистов больше интересовал вопрос, как далеко простирается эта пещера и скоро ли они достигнут цели. Уже четверть часа лодка плыла по гладкой поверхности воды. Сайрес Смит отдавал приказания рулевому Пенкрофу, который беспрекословно поворачивал лодку в указанном направлении.

— Правее! — закричал вдруг инженер.

Лодка изменила направление и поплыла по правой стороне, почти у самой стены. Прежде чем плыть дальше, инженер хотел убедиться, что телеграфный провод по-прежнему тянется вдоль стены.

Провод, прикрепленный к выступам скалы, шел в глубь пещеры, как бы приглашая их следовать за собой.

— Вперед! — скомандовал Сайрес Смит.

Гребцы погрузили весла в воду, и лодка снова быстро двинулась дальше. Прошло еще четверть часа, и лодка за это время проплыла, наверное, не меньше полумили, считая от входа в пещеру. В эту минуту вдруг снова раздался голос Сайреса Смита:

— Стоп!

Лодка остановилась, и колонисты с удивлением увидели яркий свет, озарявший громадную пещеру, спрятанную глубоко в недрах острова.

На высоте не меньше ста футов виднелся свод пещеры, поддерживаемый базальтовыми колоннами, все они казались вылитыми по одному образцу. Неправильные наслоения базальта покрывали эти колонны, воздвигнутые природой, может быть, еще в первую эпоху образования Земли. Небольшие поднимавшиеся кверху столбики из базальта стояли правильными рядами, возвышаясь на сорок-пятьдесят футов. В то время как на океане бушевали волны, здесь не было заметно ни малейшего волнения, и спокойная вода только чуть плескалась у подножия базальтовых столбов. Яркий свет, на который инженер обратил внимание своих товарищей, как бы пронизывал стены пещеры насквозь, озаряя каждый выступ, каждый гребень, каждый камень, которые сверкали и переливались, как драгоценные камни.

Вся эта игра световых огней отражалась в гладкой поверхности воды, и лодка плыла между полос света и в то же время сама отражала от себя свет, который играл и переливался на мокрых веслах и в капельках воды, покрывавших ее борта.

Сайрес Смит, конечно, не сомневался в происхождении этих световых лучей, исходивших от источника света, в виде прямых ярких снопов. Только с помощью электричества можно было полностью осветить пещеру. Этот свет давало электрическое солнце, заливавшее своими лучами всю пещеру, освещая даже самые темные углы.

По знаку Сайреса Смита весла снова опустились в воду, подняв целый фонтан брызг, сверкающих, как алмазы, и лодка поплыла к источнику света, откуда расходились электрические лучи, и вскоре была от него на расстоянии не более полкабельтова.

В этом месте ширина пещеры составляла примерно триста пятьдесят футов, а дальше видна была огромная базальтовая стена, замыкавшая с другой стороны выход из таинственной пещеры. Пещера здесь принимала такие размеры, что наполнявшее ее море образовало здесь небольшое озеро с высокими базальтовыми берегами и таким же куполом, залитым волнами электрического света, отбрасываемого двумя рефлекторами. Косые лучи электрического солнца производили необыкновенный эффект, и чем ближе подплывали колонисты к источнику света, тем светлее становилось в пещере, но это был не резкий, а мягкий, успокаивающий свет, и даже больные глаза могли прямо смотреть на него. И в то же время он обладал всеми свойствами настоящего солнечного света.

В самом центре озера находился длинный веретенообразный темный массив, совершенно неподвижный. С двух его сторон снопами выходили лучи яркого света, словно из жерл двух раскаленных добела печей. По виду он был похож на гигантского кита, имел в длину около двухсот пятидесяти футов и возвышался над поверхностью воды на десять-двенадцать футов.

Лодка медленно приближалась к нему. Сайрес Смит встал, выпрямившись, на носу и с нескрываемым волнением смотрел на этот странный темный снаряд. Вдруг он схватил журналиста за руку.

— Это он! Это может быть только он! — вскричал инженер. — Это он!..

Затем он снова опустился на скамью и почти шепотом произнес имя, которое услышал только Гедеон Спилет.

Журналист, очевидно, тоже знал это имя, иначе оно не произвело бы на него такого сильного впечатления, и он в свою очередь тихо спросил:

— Неужели это он… человек вне закона?..

— Он! — подтвердил Сайрес Смит.

По приказу инженера лодка подплыла к плавучему снаряду и подошла к левому боку, откуда через толстое стекло вырывался поток яркого света.

Сайрес Смит и его товарищи поднялись на платформу. Там оказался открытый люк. Все вошли в него и спустились вниз по лестнице.

Лестница оканчивалась в узком коридоре, освещенном электричеством. В противоположном конце виднелась дверь, Сайрес Смит открыл ее.

Колонисты быстро, не останавливаясь, прошли через роскошно обставленную комнату, примыкавшую к библиотеке, с потолка которой лились потоки яркого света. В глубине библиотеки виднелась широкая дверь. Она тоже оказалась незапертой.

Глазам колонистов предстал большой зал, нечто вроде музея, где были собраны все драгоценные минералы, лучшие произведения искусства и чудеса техники. В первую минуту колонисты подумали, что находятся в мире чудес, в комнате какого-то могущественного волшебника.

На роскошном диване лежал человек, который, казалось, не замечал их присутствия.

Сайрес Смит сделал шаг вперед и, к величайшему изумлению своих спутников, за исключением, может быть, Гедеона Спилета, громко сказал:

— Капитан Немо, вы хотели нас видеть — и мы пришли.

Глава 58

Капитан Немо. — Его первые слова. — История борца за независимость. — Ненависть к притеснителям. — Жизнь под водой. — Один. — Последняя пристань «Наутилуса». — Таинственный гений острова.

При этих словах лежавший на диване человек приподнялся, и колонисты увидели его лицо: прекрасная голова, высокий лоб, гордый взгляд, белая борода и густые волосы, отброшенные назад.

Человек оперся рукой на спинку дивана. В его глазах не было ни страха, ни досады, он спокойно смотрел на своих гостей. По его лицу видно было, что он уже давно страдает какой-то тяжелой болезнью, подтачивающей его силы, но, когда он заговорил, голос его звучал твердо.

— У меня нет имени, сэр, — ответил он инженеру по-английски.

— Я знаю, кто вы! — возразил Сайрес Смит.

Капитан Немо устремил сверкающий взгляд на инженера, как бы желая его уничтожить. Но тотчас же откинулся на подушки дивана и тихо сказал:

— Впрочем, не все ли равно? Я скоро умру!

Сайрес Смит подошел к капитану Немо. Гедеон Спилет взял руку больного, рука была горячая. Айртон, Пенкроф, Герберт и Наб держались в почтительном отдалении в углу великолепного салона.

Капитан Немо высвободил свою руку, как бы недовольный такой фамильярностью, и знаком предложил инженеру и журналисту сесть.

С волнением смотрели на него колонисты. Вот человек, которого они все эти годы называли своим покровителем, добрым гением острова… человек, обладавший таким необыкновенным могуществом! Вот кто всегда так неожиданно и так таинственно приходил им на помощь в трудные минуты! Вот кому они многим обязаны! Вот кто спас Сайреса Смита, спас Айртона и вылечил Герберта! Пенкроф и Наб готовились найти могущественного волшебника, но увидели человека, да еще больного и умирающего.

Но как мог Сайрес Смит знать капитана Немо? Почему капитан так быстро поднялся, услышав свое имя, которое, как он предполагал, было никому не известно?..

Капитан Немо посмотрел на инженера, сидевшего около него.

— Вам известно имя, которое я носил, сэр? — спросил он.

— Да, я его знаю, — ответил Сайрес Смит. — Кроме того, я знаю название этого превосходного подводного корабля…

— «Наутилус»? — сказал, слегка улыбаясь, капитан.

— Да, «Наутилус».

— Но знаете ли вы… знаете ли вы, кто я?

— Да, знаю.

— А между тем прошло уже тридцать лет, как я прервал все связи с обитаемым миром, тридцать лет, как я живу в глубине океана. Единственное место, где я нашел то, что искал… независимость! Кто мог выдать вам мою тайну?

— Человек, который никогда не давал вам клятвы сохранить ее, капитан Немо, и который, следовательно, не может быть обвинен в измене.

— Это француз, которого несколько лет назад случай забросил на палубу «Наутилуса»?

— Он самый.

— Так, значит, ни он, ни оба его спутника не погибли в водовороте, в который попал «Наутилус»?

— Да, они спаслись, а затем этот француз описал все свои приключения, а вместе с тем рассказал вашу историю в книге под заглавием «Восемьдесят тысяч лье под водой».

— Он прожил со мной всего несколько месяцев, сэр, — живо перебил его капитан.

— Да, это верно, — ответил Сайрес Смит, — но нескольких месяцев этой необычайной жизни было достаточно, чтобы вы стали известны…

— Как великий преступник, конечно? — перебил его капитан Немо с высокомерной улыбкой. — Да, преступник, бунтовщик, может быть, даже изгнанный из общества!

Инженер промолчал.

— Что же вы не отвечаете, сэр?

— Я не имею права судить капитана Немо, — сказал Сайрес Смит, — по крайней мере, за его прошлое. Как и всем, мне неизвестны причины, которые заставили вас вести такой необычайный образ жизни, и я не могу, да и не имею права, осуждать последствия, не зная, чем они вызваны. Зато мне отлично известно, что с момента нашего прибытия на остров Линкольна благодетельная рука неустанно покровительствовала нам… Мы все обязаны жизнью доброму, великодушному и могущественному человеку, и этот добрый, великодушный и могущественный человек — вы, капитан Немо!

— Да, это я, — кратко ответил капитан.

Смит и Спилет встали. Остальные колонисты подошли к ним, и каждый, как умел, одни словами, а другие жестами, старались выразить свою признательность.

Капитан Немо знаком остановил их и, видимо тронутый этим душевным порывом, проговорил взволнованным голосом:

— Сначала выслушайте меня.

И затем капитан Немо в немногих словах, кратких и точных, рассказал историю своей жизни.

Рассказ продолжался недолго, но, чтобы довести его до конца, капитану пришлось собрать все свои силы. С трудом преодолевал он свою слабость. Несколько раз Сайрес Смит просил его отдохнуть, но старец отрицательно качал головой, как человек, который знает, что умирает, и поэтому не может ничего откладывать. Спилет предложил ему свои услуги как врач, но капитан Немо ответил:

— Мне ничто не поможет, мои дни сочтены.

Капитан Немо был по происхождению индус, принц Даккар, сын раджи, правителя независимой страны Бандельканд, и племянник знаменитого индийского героя Типпо Саиба. Когда ему исполнилось десять лет, отец послал его в Европу, чтобы он получил там высшее образование. Раджа втайне надеялся, что его сын получит возможность на равных бороться с теми, кто притеснял его родину.

С десяти до тридцати лет принц Даккар, одаренный блестящими способностями, выдающимся умом и благородной душой, занимался под руководством лучших профессоров того времени и достиг успеха в науках, литературе и искусстве.

Он много путешествовал и объехал всю Европу. Аристократическое происхождение и богатство везде делали юношу желанным гостем, но мирская суета никогда не привлекала его. Молодой красавец, он вел серьезную одинокую жизнь, горел жаждой знания и хранил в сердце неугасимую жажду мести.

Да, принц Даккар пылал жаждой мести! Он ненавидел только одну страну, в которой за все время пребывания в Европе ни разу не был, несмотря на то, что, как человека образованного, его не мог не интересовать прогресс этой страны. Он ненавидел Англию, и эта ненависть усиливалась тем, что многое в Англии восхищало его.

Этот индус ненавидел Англию, как только может побежденный ненавидеть победителя. Угнетатель не мог ожидать пощады от угнетенного. Сын одного из трех индийских раджей, которых Соединенное Королевство сумело подчинить себе только юридически, вельможа из рода Типпо Саиба, с детства ненавидевший притеснителей, обуреваемый жаждой мести и любовью к своей родине, молодой принц Даккар не хотел да и не мог быть рабом в золотых цепях и поэтому не пожелал посетить страну, которая обрекла Индию на рабство.

Принц Даккар изучал науки и искусства, и его мнением дорожили знаменитые художники и артисты. Как ученый он обладал самыми разносторонними знаниями, кроме того, как человек, собиравшийся принять самое деятельное участие в борьбе за освобождение своей родины, он изучил тонкости дипломатии при европейских дворах. В глазах поверхностного наблюдателя принц Даккар казался одним из тех знатных иностранцев, «граждан мира», которые хотят все знать, но не желают действовать, не принадлежат ни к одной партии и переезжают из одной страны в другую в поисках развлечений.

Но так только казалось. На самом же деле этот художник, ученый и дипломат в душе оставался настоящим индусом. Он был индусом, жаждущим мщения, он был индусом еще и потому, что, как и все его земляки, надеялся когда-нибудь вернуть родине утраченные права, изгнать поработителей и снова сделать Индию независимой.

В 1849 году принц Даккар возвратился в Бандельканд. Там он женился на девушке из знатной индусской семьи, женился по любви, и жена его точно так же мечтала об освобождении своей родины от ига поработителей. У них родилось двое детей. Но, наслаждаясь семейным счастьем, Даккар не забывал о порабощении Индии. Он ждал только удобного случая вступить в борьбу, и этот случай очень скоро представился.

Английское иго стало невыносимым для индусов. Принц Даккар воспользовался этим обстоятельством. Он уже не скрывал от своих земляков клокотавшей в его груди ненависти к чужеземцам. Он объехал не только независимые еще государства полуострова Индостан, но и владения, непосредственно подчиненные англичанам. Он напоминал своим землякам о подвигах знаменитого Типпо Саиба, погибшего геройской смертью в битве при Серингапатаме.

В 1857 году вспыхнуло великое восстание сипаев. Принц Даккар был душой этого восстания. Он его организовал, действуя лично и через своих преданных друзей. Он отдал этому делу все свое состояние, все свои таланты. Он был и руководителем, и простым бойцом за святое дело свободы. Рискуя жизнью, он сражался в первых рядах, не думая о себе и стараясь своим примером увлечь других на великий подвиг борьбы за освобождение своей дорогой родины. Он участвовал в двадцати больших сражениях и был десять раз ранен, но смерть не коснулась его даже тогда, когда под английскими пулями пали последние борцы за независимость.

Никогда еще британскому господству в Индии не грозила такая страшная опасность. Если бы надежды сипаев оправдались и они получили бы вовремя помощь, то очень может быть, что они не были бы побеждены и наступил бы конец владычеству Соединенного Королевства в Азии.

Имя принца Даккара гремело повсюду. Герой, носивший его, не скрывался и сражался открыто. За его голову назначили огромную цену. И хотя не нашлось негодяя, который согласился бы предать его, отец, мать, жена и дети героя поплатились за него своей жизнью раньше, чем он узнал, какая им угрожает опасность.

И на этот раз, как это случалось много веков, право и законность уступили силе. Да и не могло быть иначе: цивилизация обладает могущественными средствами. Как бы там ни было, герои-сипаи были побеждены и несчастная страна древних раджей подпала под еще более жестокое иго Англии.

Принц Даккар после подавления восстания вернулся в горы Бандельканда. Теперь навеки он остался один, без семьи. Возненавидев все, что носило имя человека, пылая жаждой мщения всему цивилизованному миру и желая навсегда уйти от него, он собрал все, что осталось от его богатства, призвал к себе двадцать самых верных своих товарищей, и в один прекрасный день они все исчезли.

Куда же отправился принц Даккар искать независимость, в которой ему отказал обитаемый мир?.. Под водой, в глубине морей, где он был свободен от всякого преследования.

Воин превратился в ученого. На одном пустынном острове в Тихом океане он начал постройку подводного судна по своим собственным чертежам. Только ему одному известным способом он сумел использовать огромную механическую силу электричества. Принц Даккар применял электричество для всех нужд своего плавучего снаряда, оно двигало, освещало и согревало корабль, заменяя дрова и каменный уголь. Море с его неисчерпаемыми богатствами — не только естественными, но и потерянными людьми, — с мириадами всевозможных рыб и млекопитающих, с бесконечными полями водорослей давало все, что нужно было принцу Даккару и его экипажу. Таким образом, исполнилось его заветное желание не иметь никаких связей с землей. Людей, которых он взял с собой, точно так же ничто не привязывало к жизни на земле. Свой подводный корабль он назвал «Наутилус», сам принял имя капитана Немо и… скрылся под водой.

В течение многих лет капитан Немо плавал по всем океанам от одного полюса к другому. Изгнанный из цивилизованного мира, он собрал в этих неизвестных подводных мирах огромные сокровища. Миллионы, опустившиеся на морское дно в 1702 году вместе с испанскими галионами в бухте Виго, дали ему неиссякаемый источник богатства, и он всегда от имени неизвестного лица предоставлял их в распоряжение народа, сражавшегося за независимость своей родины.

Долго жил так капитан Немо, не имея никаких связей с остальным миром, как вдруг однажды ночью три человека попали на палубу его «Наутилуса».

Это были профессор-француз, его слуга и рыбак из Канады. Они все трое упали в море при столкновении «Наутилуса» с американским фрегатом «Авраам Линкольн», который преследовал подводное судно.

Капитан Немо узнал от этого профессора, что «Наутилус» принимали за гигантское млекопитающее из семейства китообразных, за какого-то мифического нарвала и охотились за ним во всех морях.

Капитан Немо имел полное право сбросить в океан этих трех человек, которых случай забросил на палубу «Наутилуса», но не сделал этого. Целых семь месяцев прожили они у него в качестве пленников и могли наслаждаться всеми чудесами подводного мира, который они исследовали на протяжении восьмидесяти тысяч километров.

Наконец этим трем пленникам, ничего не знавшим о прошлом капитана Немо, совершенно случайно удалось убежать, завладев одной из шлюпок «Наутилуса». В это время «Наутилус» боролся с течением, которое несло его к берегам Норвегии. Капитан Немо был уверен, что беглецы, попав в этот страшный водоворот, не смогли из него выбраться и стали жертвами своей безумной попытки. Он, конечно, не знал, да и не мог знать, что француз и оба его спутника почти чудом были выброшены на один из Лофотенских островов, где их и нашли рыбаки, которые отнеслись к ним с большим участием. Профессор, вернувшись во Францию, издал книгу, в которой подробно, день за днем, описал свое необыкновенное путешествие на «Наутилусе» в течение семи месяцев.

Еще долго после этого капитан Немо продолжал вести такую же жизнь, плавая по морям. Но его товарищи постепенно умирали, и оставшиеся в живых с чувством неподдельного горя хоронили их на коралловом кладбище в глубине Тихого океана. Все меньше и меньше людей оставалось на «Наутилусе», и наконец капитан Немо остался один.

Капитану Немо было в то время шестьдесят лет. Оставшись в одиночестве, он отвел свой «Наутилус» в одну из подводных гаваней, служивших ему иногда местом стоянки. Эта гавань находилась под островом Линкольна, где и теперь стоит «Наутилус».

Капитан Немо провел в этой гавани шесть лет, не выходя в плавание и ожидая смерти, ожидая той минуты, когда он присоединится к своим товарищам. Однажды, совершенно случайно, он увидел падение воздушного шара с пятью пассажирами. На капитане Немо был надет скафандр, и он прогуливался под водой в нескольких кабельтовых от берега, когда разорвалась сетка и порывом ветра инженера сбросило в море. Несмотря на свою ненависть к людям, капитан Немо и на этот раз поддался чувству великодушия… и спас Сайреса Смита.

Сначала он хотел убежать от этих пяти человек, потерпевших крушение, но выход из гавани, где он нашел себе убежище, был закрыт, — под действием вулканических сил произошло поднятие базальтовой стены, и «Наутилус» не мог выйти из подводной пещеры. Легкое суденышко еще могло проскользнуть через преграду, но «Наутилус» сидел довольно глубоко в воде.

Поэтому капитан Немо остался. Он начал наблюдать за этими людьми, его интересовало, что они будут делать и как устроятся на этом острове. Потом, когда он узнал, что это люди честные, энергичные, связанные узами братской дружбы, в нем появилось к ним теплое чувство. Они не подозревали о его существовании, и это дало ему возможность узнать все тайны маленькой колонии. В своем костюме водолаза он легко добирался до дна колодца внутри Гранитного дворца и, поднявшись по выступам стенок до верхнего отверстия, мог слушать разговоры колонистов, вспоминавших прошлое, обсуждавших настоящее и строивших планы на будущее. От них он узнал, что в Северной Америке идет гражданская война, начатая из-за отмены рабства. Он узнал их мысли по этому поводу, узнал, что двое из них принимали деятельное участие в этой войне. Да, такие люди примирили капитана Немо с человечеством. Они стали его благородными представителями на острове, где принц Даккар доживал в уединении оставшиеся дни.

Капитан Немо спас жизнь Сайресу Смиту. Он привел собаку к Гротам, выбросил Топа из озера, оставил возле мыса Находки ящик с различными предметами, необходимыми для колонистов, пустил лодку по течению реки Милосердия, сбросил лестницу из дверей Гранитного дворца после изгнания обезьян, подбросил бутылку с запиской, в которой сообщал о пребывании Айртона на острове Табор, взорвал пиратский бриг с помощью торпеды, установленной на дне канала, спас Герберта от смерти и принес для него хинин, наконец, он убил пятерых пиратов электрическими пулями, которые сам изобрел и использовал во время охоты под водой. Вот простая разгадка тех необъяснимых событий, которые так удивляли колонистов и казались сверхъестественными. Все они свидетельствовали о могуществе и великодушии капитана Немо.

Дело в том, что у этого человеконенавистника появилось желание делать добро людям. Он чувствовал приближение смерти и хотел, прежде чем уйти в другой мир, сделать все, что было в его силах, для людей, примиривших его с миром и смягчивших его загрубевшее от горя и страдания сердце. Поэтому он и вызвал их к себе, на «Наутилус», телеграммой, которая была отправлена по дополнительному телеграфному проводу, соединявшему каюту капитана Немо через кораль непосредственно с Гранитным дворцом. Может быть, он не стал бы их звать, если бы знал, что Сайрес Смит настолько знаком с его историей, что мог, войдя к нему в каюту, назвать его капитаном Немо.

Капитан закончил рассказ о своей жизни. Тогда заговорил Сайрес Смит. Он еще раз припомнил все случаи, когда могущественный капитан Немо приходил к ним на помощь при самых критических обстоятельствах, и от своего имени и от имени своих друзей поблагодарил великодушного человека, которому они были столь многим обязаны.

Но капитан Немо, видимо, не придавал никакого значения своим поступкам и не хотел принимать слов благодарности. Его больше беспокоила другая мысль, и он высказал ее, прежде чем пожать руку, которую ему протягивал инженер.

— Сэр, — сказал он взволнованным голосом, — я рассказал вам историю всей моей жизни, и теперь судите меня!

Говоря так, капитан Немо, очевидно, имел в виду драматическое событие, свидетелями которого были три иностранца, случайно попавшие на его подводное судно. Наблюдательный профессор не мог, конечно, не упомянуть об этом в своей книге, и его рассказ должен был произвести ужасное впечатление на читателей.

Дело в том, что за несколько дней до бегства профессора и его спутников «Наутилус» преследовал какой-то военный фрегат в северной части Атлантического океана. Вдруг из преследуемого «Наутилус» превратился в атакующего и, пробив подводную часть фрегата, потопил его.

Сайрес Смит понял намек, но не ответил ни слова.

— Это был английский фрегат, сэр, — громко сказал капитан Немо, в котором на минуту ожил принц Даккар, — вы слышите, что я говорю, — это был английский фрегат! Не я, а он напал на меня! Я был зажат в узкой мелкой бухте!.. Мне нужно было пройти, и… я прошел!

Затем, немного успокоившись, он добавил:

— Я поступил вполне законно и справедливо. Я всегда делал добро там, где мог, но не отступал перед злом там, где мои противники этого заслуживали. Прощать обиды врагам вовсе не значит быть справедливым!

Никто не возразил капитану Немо, и молчание воцарилось на несколько минут, затем капитан заговорил снова:

— Я все-таки хотел бы знать, какого вы обо мне мнения, господа?

Сайрес Смит протянул руку капитану Немо и ответил ему торжественным голосом:

— Капитан, ваша ошибка состоит в том, что вы желали вернуть прошлое, а когда это не удалось, когда вам пришлось пережить такие страшные страдания и потери, вы от отчаяния прониклись ненавистью ко всему человечеству. Это было одно из тех роковых заблуждений, которые одних приводят в восторг, а другие за это порицают виновных. Но ваше заблуждение и ваша жизнь скорее вызывают восхищение, чем порицание, и вам, как герою, нечего бояться суда истории. Она любит геройские подвиги, хотя подчас и осуждает их последствия.

Капитан Немо глубоко вздохнул и поднял руку кверху, как бы призывая небо в свидетели.

— Был ли я прав или ошибался? — проговорил он.

Сайрес Смит ответил ему:

— Капитан Немо, не имеет значения, правы вы или виноваты. Честные люди, которые стоят здесь перед вами, вечно будут вас оплакивать и никогда не забудут ни вас, ни того, что вы для них сделали!

Герберт подошел к капитану Немо, опустился на колени, молча взял его руку и поцеловал ее.

Из глаз умирающего тихо покатилась слеза.

— Благослови тебя Бог, дитя мое, — прошептал он.

Глава 59

Последние часы капитана Немо. — Воля умирающего. — Подарок на память новым друзьям. — Гроб капитана Немо. — Советы колонистам. — Торжественная минута. — На дне океана.

Наступил день, но солнечные лучи не проникали в подземную пещеру. Было время прилива, и море залило наружное отверстие. Впрочем, электрический свет, вырывавшийся из чечевицеобразных иллюминаторов «Наутилуса», не угасал ни на минуту, и зеркальная поверхность воды все так же сверкала вокруг подводного судна.

Капитан Немо очень устал и в изнеможении лежал на диване. Колонисты хотели перенести его в Гранитный дворец, но он выразил желание остаться на «Наутилусе», среди своих сокровищ, которых нельзя было купить ни за какие миллионы, и здесь дожидаться неизбежной смерти. Во время глубокого полузабытья, когда капитан Немо лежал с закрытыми глазами почти без сознания, Сайрес Смит и Гедеон Спилет внимательно наблюдали за больным. Капитан Немо умирал, они это видели. Жизнь вскоре должна была покинуть его тело, когда-то такое могучее, а теперь лишь представлявшее хрупкую оболочку, которую скоро покинет душа.

Инженер и журналист тихо совещались, что им делать. Есть ли какая-нибудь возможность помочь умирающему? Нельзя ли если не спасти, то хотя бы продлить его жизнь на несколько дней? Но он сам сказал, что от его болезни нет лекарства, и спокойно ожидал смерти.

— Мы не можем ничем помочь ему, — сказал Гедеон Спилет.

— Но от какой болезни он умирает? — спросил Пенкроф.

— Он просто угасает от истощения сил, — ответил Спилет.

— А что, если вынести его отсюда на свежий воздух, на солнце? Может быть, ему станет лучше? — предложил Пенкроф.

— Нет, Пенкроф, — возразил инженер, — тут ничем нельзя помочь. Кроме того, капитан Немо ни за что не согласится покинуть свой корабль. Он уже столько лет живет на «Наутилусе» и на «Наутилусе» желает умереть.

Капитан Немо, вероятно услышав слова Сайреса Смита, приподнялся и слабым, но внятным голосом сказал:

— Вы совершенно правы, сэр. Я должен и хочу умереть здесь. У меня есть к вам одна просьба.

Сайрес Смит, а за ним и остальные колонисты подошли к дивану и, приподняв немного капитана Немо, поправили подушки, чтобы умирающему было удобно в полулежачем положении.

Колонисты стали невольными свидетелями того, как капитан Немо прощался со всем, что было для него дорого, что наполняло его жизнь в течение тридцати лет. Медленно обвел он взглядом все сокровища этого зала, залитого электрическим светом, переливавшегося в арабесках потолка. Он смотрел на картины, украшавшие салон и принадлежавшие кисти знаменитых итальянских, фламандских, французских и испанских мастеров. Затем взор его перешел на бронзовые и мраморные статуи, возвышавшиеся на своих пьедесталах, на великолепный орган, стоявший у задней стены, на витрины вокруг стоящего в центре зала большого аквариума, в котором находились прекраснейшие дары подводного царства: морские растения, зоофиты, раковины, бесценный жемчуг… Наконец глаза его остановились на девизе, написанном над дверями этого музея, — девизе «Наутилуса»: «Mobilis in mobili».

Казалось, он хотел в последний раз полюбоваться этими шедеврами искусства и природы, которые радовали его во время долгого пребывания под водой.

Сайрес Смит отошел немного в сторону, ни одним словом не нарушая торжественного безмолвия. Он ждал, когда умирающий снова заговорит.

Так прошло несколько минут, в течение которых капитан Немо, вероятно, припомнил всю свою жизнь. Наконец он повернулся к колонистам и сказал:

— Вы считаете себя обязанными мне, господа?..

— Капитан, каждый из нас охотно пожертвует собой, если этим он отнимет вас у смерти!

— Хорошо, — проговорил капитан Немо. — Благодарю вас!.. Обещайте мне, что исполните мою последнюю волю, а я буду вознагражден за все, что сделал для вас.

— Мы обещаем исполнить ваше желание, капитан, — торжественным тоном сказал Смит.

Этими словами инженер давал клятву за себя и за своих друзей.

— Господа, — продолжал капитан, — завтра я умру.

Движением руки он остановил Герберта, у которого невольно вырвались слова протеста.

— Итак, завтра я умру, и я хочу, чтобы мой «Наутилус» стал моей могилой. Это мой гроб! Все мои друзья погребены на дне океана, и я хочу лежать там же.

Колонисты в глубоком молчании слушали эти слова — последнюю волю капитана Немо.

— Выслушайте меня внимательно, господа, — продолжал капитан, — «Наутилус», как я уже говорил вам, не может выйти из этой пещеры. Но если он не может покинуть свою тюрьму, то может погрузиться на дно и вместе с собой похоронить в недрах океана и мои бренные останки…

Колонисты все так же молча, почтительно склонив головы, слушали умирающего.

— Завтра, после моей смерти, мистер Смит, — продолжал говорить капитан Немо, — вы и ваши друзья покинете «Наутилус». Все сокровища, которые здесь хранятся, должны исчезнуть вместе со мной. Один лишь подарок оставит вам на память о себе принц Даккар, печальная история жизни которого вам теперь известна… Там… в этом сундучке… лежат бриллианты на несколько миллионов, большая часть их принадлежала мне еще в то время, когда я был мужем и отцом и считал себя почти счастливым, кроме того, там есть жемчуг, собранный мной и моими умершими товарищами на дне морей. Обладая этим богатством, вы сможете принести немало пользы. В руках таких людей, как вы и ваши товарищи, мистер Смит, деньги, я уверен, не могут быть орудием зла.

Слабость заставила капитана Немо замолчать. После короткого отдыха он продолжил говорить:

— Завтра вы возьмете этот сундучок, выйдете из салона и закроете за собой дверь. Затем вы подниметесь на платформу «Наутилуса», закроете люк и наглухо завинтите крышку.

— Мы сделаем так, как вы говорите, капитан, — ответил Сайрес Смит.

— Хорошо. Затем вы сядете в лодку, которая доставила вас сюда. Но прежде чем вы покинете «Наутилус», вы откроете два больших крана, которые находятся на ватерлинии. Вода проникнет в резервуары, «Наутилус» начнет опускаться и ляжет на дно…

Сайрес Смит невольно отступил в ужасе, но капитан Немо, понимая, что его испугало, успокоил его:

— Не бойтесь. Вы только похороните мертвого!

Никто из колонистов не осмелился возразить капитану Немо. Это были его последние распоряжения перед смертью, и им оставалось только повиноваться.

— Обещаете мне исполнить мое последнее желание, господа? — спросил капитан Немо.

— Обещаем, капитан, — за всех ответил инженер.

Капитан Немо знаком поблагодарил их и затем попросил колонистов оставить его одного на несколько часов. Гедеон Спилет предложил остаться возле больного на всякий случай, но умирающий отказался и уверенно прибавил:

— Я доживу до завтра, сэр!

Колонисты вышли из салона и через библиотеку и столовую прошли на нос «Наутилуса», в машинное отделение, где были установлены электрические машины, которые не только освещали и отапливали подводный корабль, но и приводили в действие все механизмы.

«Наутилус» сам по себе был чудом техники, в котором заключалось много других чудес, восхищавших колонистов. Сайрес Смит рассматривал все с неподдельным восторгом.

Затем колонисты по трапу поднялись на платформу, которая возвышалась над водой всего на семь-восемь футов. Здесь они остановились возле большого чечевицеобразного стекла, похожего на огромный глаз, из которого вырывался сноп света. За стеклом видна была каюта со штурвалом, предназначенная для рулевого, управляющего «Наутилусом» во время его движения под водой; свет от электрического рефлектора освещал путь на значительное расстояние.

Сайрес Смит и его друзья сначала ничего не говорили. Все, что они только что видели и слышали, произвело на них сильное впечатление. Их сердца сжимались от боли, когда они думали, что тот, кто столько раз приходил к ним на помощь, их покровитель, с которым они познакомились несколько часов назад, находится при смерти! Принц Даккар всегда будет стоять в ряду тех удивительных личностей, память о которых остается навсегда.

— Вот это человек! — сказал наконец Пенкроф. — Мне просто не верится, что можно долгие годы жить на дне океана! А что, если и там, в подводных глубинах, он не нашел того, что искал, того душевного покоя, который так хотел найти!

— А ведь этот «Наутилус», — заметил Айртон, — мог бы нам отлично пригодиться… Мы могли бы на нем уехать с острова Линкольна и без труда добраться до какой-нибудь обитаемой земли.

— Тысяча чертей! — воскликнул Пенкроф. — Я ни за что в свете не соглашусь управлять подводным судном. Плавать по воде — это я понимаю, но плыть под водой — ни за что!

— Мне кажется, — заметил Спилет, — что управлять таким судном, как «Наутилус», совсем нетрудно. Вероятно, мы легко и быстро освоились бы с этим. Под водой не страшны ни бури, ни пираты. В нескольких футах от поверхности вода в океане так же спокойна, как на поверхности небольшого озера или пруда.

— Может быть, не спорю! — возразил моряк. — Но мне больше по сердцу славный шторм на хорошо оснащенном корабле. Корабли строят для того, чтобы плавать по воде, а не под водой…

— Друзья мои, — прервал их инженер, — вы напрасно спорите о преимуществах и недостатках «Наутилуса». «Наутилус» нам не принадлежит, и мы не имеем права им распоряжаться. Впрочем, при любых обстоятельствах мы не можем им воспользоваться. Вы ведь слышали от капитана Немо, что «Наутилус» не может выбраться из этой пещеры, потому что выход для него заперт из-за подвижки базальтовой скалы. Кроме того, капитан Немо желает, чтобы «Наутилус» после его смерти пошел ко дну вместе с его останками. Это его последняя воля, и мы обязаны исполнить ее…

Побеседовав еще некоторое время на платформе, Сайрес Смит и его товарищи снова спустились внутрь «Наутилуса». Слегка перекусив в столовой, они вернулись в салон.

Капитан Немо уже отдохнул, его глаза оживленно блестели, а на бледных губах блуждала легкая улыбка.

Колонисты подошли к нему.

— Господа, — сказал им капитан Немо, — вы мужественные, благородные и хорошие люди. Все вы безгранично преданы общему делу. Я часто наблюдал за вами… Я вас полюбил от всего сердца!.. Вашу руку, мистер Смит!

Сайрес Смит подал ему руку, и он крепко пожал ее.

— Отлично! Очень хорошо! — прошептал он.

Затем капитан заговорил опять:

— Но довольно обо мне! Мне нужно поговорить о вас самих и об острове Линкольна, где вы нашли себе приют… Вы ведь хотите уехать отсюда?

— Только для того, чтобы вернуться, капитан, — быстро ответил Пенкроф.

— Вернуться?.. Да, это ваше желание, Пенкроф, — сказал капитан Немо, улыбаясь. — Я знаю, вы очень сильно полюбили этот остров. Он преобразился благодаря вашим трудам, и поэтому он по праву принадлежит вам!

— Капитан, — сказал Сайрес Смит, — мы намерены присоединить его к Соединенным Штатам и устроить здесь порт для нашего флота, которого так не хватает в этой части Тихого океана.

— Вы думаете о своей родине, господа, — проговорил задумчиво капитан, — вы трудитесь для ее успеха, для ее славы. Вы совершенно правы… Родина!.. Туда следует вернуться! Там, у себя на родине, следует умереть!.. А я, я умираю вдали от всего, что я любил!

— Может быть, вы хотите еще что-нибудь поручить нам? — спросил инженер. — Может быть, вы желаете передать что-нибудь своим друзьям в горах Индии?

— Нет, мистер Смит, у меня нет больше друзей! Я последний представитель своего рода… И я уже давно умер для тех, кто знал меня… Но будем говорить лучше о вас. Уединение, одиночество — это очень печально, это выше человеческих сил… Я умираю, потому что вообразил, что можно жить в полном одиночестве!.. Вы должны сделать все возможное, чтобы покинуть остров Линкольна и вернуться на родину. Я знаю, что пираты разбили ваше судно…

— Мы сейчас строим новый корабль таких размеров, что на нем можно будет добраться до ближайшей обитаемой земли, — сказал Гедеон Спилет. — Но, если рано или поздно нам удастся уехать отсюда, мы все-таки вернемся на остров Линкольна. Слишком много воспоминаний связывают нас с этим островом, чтобы мы могли забыть его!

— Кроме того, здесь мы узнали капитана Немо, — заметил Сайрес Смит.

— И все здесь будет напоминать нам о вас! — прибавил Герберт.

— И здесь я буду спать вечным сном, если… — ответил капитан. Он задумался и вместо того, чтобы закончить фразу, сказал: — Мистер Смит, мне нужно переговорить с вами наедине!

Уважая желание больного, товарищи инженера удалились в соседнюю комнату.

Сайрес Смит оставался наедине с капитаном Немо всего несколько минут, затем он позвал своих друзей, но не сказал им, о чем разговаривал с ним умирающий.

Гедеон Спилет внимательно осмотрел больного. Было очевидно, что капитана поддерживало только сильное нервное возбуждение и что скоро он будет не в состоянии бороться с физической слабостью.

День прошел спокойно. В состоянии больного не произошло никаких перемен. Колонисты не покидали «Наутилус». Наступила ночь, но в подземной пещере нельзя было заметить, что стемнело.

Капитан Немо не страдал, но он медленно угасал. Его благородное бледное лицо, на которое неумолимая смерть уже наложила свою печать, было совершенно спокойно. Порой он почти шепотом произносил отдельные слова и фразы, припоминая различные события своей необыкновенной жизни. Видно было, что жизнь постепенно уходит из его тела, ноги и руки уже начинали холодеть.

Раза два он еще говорил с колонистами, и при этом на устах его играла улыбка, которая уже не сходила с его лица до самой смерти.

Наконец, вскоре после полуночи, капитан вдруг сильным движением скрестил руки на груди, как бы желая умереть в таком положении.

К часу ночи вся его жизнь сосредоточилась в глазах. Глаза в последний раз вспыхнули огнем, который когда-то сверкал так ярко, он прошептал: «Бог и родина!..» — и тихо скончался.

Сайрес Смит наклонился и закрыл глаза тому, кто был принцем Даккаром и уже не был больше капитаном Немо!

Герберт и Пенкроф плакали. Айртон тоже украдкой смахнул слезу. Наб опустился на колени рядом со Спилетом, застывшим на своем месте как изваяние.

Сайрес Смит поднял руку над головой умершего.

— Господи, прими душу усопшего раба твоего! — проговорил он взволнованным голосом, а затем, обернувшись к своим товарищам, произнес: — Помолимся за того, кого мы только что лишились!

Назад: Глава 48

Дальше: Глава 60