Новоявленный отец
Бальтазар после неудачного путешествия на подводной лодке находился в самом мрачном настроении. Ихтиандра не нашли, Зурита куда-то пропал вместе с Гуттиэре.
— Проклятые белые! — ворчал старик, сидя одиноко в своей лавке. — Они прогнали нас с нашей земли и обратили в своих рабов. Они калечат наших детей и похищают наших дочерей. Они хотят истребить нас всех до последнего.
— Здравствуй, брат! — услышал Бальтазар голос Кристо. — Новость! Большая новость! Ихтиандр нашелся.
— Что?! — Бальтазар быстро поднялся. — Говори скорее!
— Скажу, только ты меня не перебивай, а то я забуду, что хотбл сказать. Нашелся Ихтиандр. Я верно тогда сказал: он был на потонувшем корабле. Мы отплыли дальше, а он выплыл и поплыл домой.
— Где же он? У Сальватора?
— Да, у Сальватора.
— Я пойду к нему, к Сальватору, и потребую, чтобы он вернул мне моего сына…
— Не отдаст! — возразил Кристо. — Сальватор запрещает Ихтиандру плавать в океане. Иногда я потихоньку отпускаю его…
— Отдаст! Если не отдаст, я убью Сальватора. Идем сейчас же.
Кристо испуганно замахал руками.
— Подожди хоть до завтра. Я еле отпросился у Сальватора навестить свою «внучку». Сальватор стал такой подозрительный. Смотрит в глаза, как ножом режет. Прошу тебя, подожди до завтра.
— Хорошо. Я приду к Сальватору завтра. А сейчас я пойду туда, к заливу. Может быть, хоть издали увижу в море моего сына.
Всю ночь Бальтазар просидел на скале у залива, всматриваясь в волны. Море было бурное. Холодный южный ветер налетал шквалами, срывая пену с верхушек волн и разбрасывая ее по прибрежным утесам. На берегу грохотал прибой. Луна, ныряя в быстро несущихся по небу облаках, то освещала волны, то скрывалась. Как ни старался Бальтазар, он ничего не мог разглядеть в пенящемся океане. Уже наступил рассвет, а Бальтазар все еще сидел неподвижно на прибрежном утесе. Из темного океан сделался серым, но он был так же пустынен и безлюден.
И вдруг Бальтазар встрепенулся. Его зоркие глаза заметили какой-то темный, качающийся на волнах предмет. Человек! Быть может, утопленник! Нет, он спокойно лежит на спине, заложив руки за голову. Неужели он?
Бальтазар не ошибся. Это был Ихтиандр.
Бальтазар поднялся и, прижав руки к груди, закричал:
— Ихтиандр! Сын мой! — И старик, подняв руки, бросился в море.
Упав со скалы, он глубоко нырнул. А когда выплыл, на поверхности никого не было. Отчаянно борясь с волнами, Бальтазар нырнул еще раз, но огромная волна подхватила его, перевернула, выбросила на берег и откатилась с глухим ворчаньем.
Весь мокрый, Бальтазар встал, посмотрел на волны и тяжело вздохнул.
— Неужели мне почудилось?
Когда ветер и взошедшее солнце высушили одежду Бальтазара, он отправился к стене, охранявшей владения Сальватора, и постучал в железные ворота.
— Кто там? — спросил негр, заглядывая через приоткрытый волчок.
— К доктору, по важному делу.
— Доктор никого не принимает, — ответил негр, и окошечко закрылось.
Бальтазар продолжал стучать, кричать, но никто не открывал ему ворот. За стеной слышался только угрожающий лай собак.
— Подожди, проклятый испанец! — погрозил Бальтазар и отправился в город.
Недалеко от здания суда находилась пулькерия «Пальма» — приземистое старинное белое здание с толстыми каменными стенами. Перед входом была устроена небольшая веранда, крытая полосатым тентом, уставленная столиками, кактусами в синих эмалевых вазах. Веранда оживала только вечером. Днем публика предпочитала сидеть в прохладных низеньких комнатах. Пулькерия была как бы отделением суда. Сюда во время судебных заседаний являлись истцы, ответчики, свидетели, обвиняемые, еще не взятые под стражу.
Здесь, попивая вино и пульке, они предпочитали коротать нудные часы, пока не наступала их очередь. Шустрый мальчишка, все время курсирующий меж зданием суда и «Пальмой», сообщал о том, что делается в суде. Это было удобно. Сюда же стекались темные ходатаи по делам и лжесвидетели, откровенно предлагавшие свои услуги.
Много раз бывал Бальтазар в «Пальме» по делам своей лавки. Он знал, что здесь можно встретить нужного человека, написать прошение. Поэтому Бальтазар направился сюда.
Он быстро прошел веранду, вошел в прохладный вестибюль, с удовольствием вдохнул холодок, отер пот со лба и спросил вертевшегося возле него мальчишку:
— Лappa пришел?
— Дон Флорес де Ларра пришли, сидят на своем месте, — бойко отвечал мальчик.
Тот, кого называли громким именем дон Флорес де Ларра, был когда-то мелким судебным служащим, — его выгнали за взятки. Теперь он имел много клиентов: все, у кого были сомнительные дела, охотно обращались к этому великому крючкотвору. Имел с ним дело и Бальтазар.
Ларра сидел за столиком возле готического окна с широким подоконником. На столе перед ходатаем стояла кружка с вином и лежал пухлый рыжий портфель. Всегда готовое к работе вечное перо было прицеплено к карману потертого костюма оливкового цвета. Ларра был толстый, лысый, краснощекий, красноносый, бритый и гордый. Влетавший в окно ветерок поднимал остатки седых волос. Сам председатель суда не мог принимать своих клиентов с большим величием.
Увидев Бальтазара, он небрежно кивнул головой, жестом указал на плетеное кресло против себя и сказал:
— Прошу вас, садитесь. С чем пожаловали? Не хотите ли вина? пульке?
Обычно заказывал он, но платил клиент. Бальтазар, казалось, не слышал, он продолжал:
— Большое дело. Важное дело, Ларра.
— Дон Флорес де Лappa, — поправил ходатай, отпивая из кружки.
Но Бальтазар не обратил внимания на эту поправку.
— В чем заключается ваше дело?
— Ты знаешь, Ларра…
— Дон Флорес де…
— Оставь эти фокусы для новичков! — сердито прикрикнул Бальтазар. — Тут серьезное дело.
— Ну, так говори скорее, что ли, — уже другим тоном ответил Ларра.
— Ты знаешь «морского дьявола»?
— Не имел чести быть лично знаком, но много слышал, — снова, по привычке важно, ответил Ларра.
— Так вот! Тот, кого зовут «морской дьявол», — мой сын, Ихтиандр.
— Не может этого быть! — воскликнул Ларра. — Ты выпил лишнего, Бальтазар.
Индеец стукнул кулаком по столу.
— У меня со вчерашнего дня во рту ничего не было, кроме нескольких глотков морской воды.
— Значит, положение еще хуже…
— С ума сошел? Нет, я в полном уме. Молчи и слушай.
И Бальтазар рассказал Ларра всю историю. Ларра слушал индейца, не проронив ни слова. Его седые брови поднимались все выше. Наконец он не выдержал, забыл все свое олимпийское величие, хлопнул жирной ладонью по столу и крикнул:
— Миллион чертей!
Подбежал мальчик в белом фартуке и с грязной салфеткой.
— Чего прикажете?
— Две бутылки сотерна со льдом! — И, обратясь к Бальтазару, Ларра сказал: — Великолепно! Прекрасное дельце! Неужто ты сам все придумал? Хотя, признаться откровенно, самое слабое место во всем этом — твое отцовство.
— Ты сомневаешься? — Бальтазар даже покраснел от гнева.
— Ну, ну, не сердись, старина. Я ведь говорю только как юрист; с точки зрения вескости судебных доказательств они слабоваты. Но и это дело можно поправить. Да. И нажить большие деньги.
— Мне нужен сын, а не деньги, — возразил Бальтазар.
— Деньги всем нужны, а в особенности тем, у кого прибавление семейства, как у тебя, — поучительно сказал Ларра и, хитро прищурившись, продолжал: — Самое же ценное и самое надежное во всем деле Сальватора это то, что нам удалось узнать, какими опытами и операциями он занимался. Тут можно такие мины подвести, что из этого золотого мешка — Сальватора — пезеты посыплются, как перезревшие апельсины с дерева в хорошую бурю.
Бальтазар едва притронулся к стакану вина, налитого Ларра, и сказал:
— Я хочу получить своего сына. Ты должен написать об этом заявление в суд.
— Ни-ни! Ни в коем случае! — почти с испугом возразил Ларра. — С этого начинать — испортить все дело. Этим только кончать надо.
— Что же ты посоветуешь? — спросил Бальтазар.
— Первое, — Ларра загнул толстый палец, — мы пошлем Сальватору письмо, составленное в самых изысканных выражениях. Мы сообщим ему, что нам известны все его незаконные операции и опыты. И если он хочет, чтобы мы не предавали этого дела огласке, то должен уплатить нам кругленькую сумму. Сто тысяч. Да, сто тысяч — это самое меньшее.
Ларра вопросительно посмотрел на Бальтазара. Тот хмурился и молчал.
— Второе, — продолжал Ларра. — Когда мы получим указанную сумму, — а мы ее получим, — мы пошлем профессору Сальватору второе письмо, составленное в еще более изысканных выражениях. Мы сообщим ему, что нашелся настоящий отец Ихтиандра и что у нас имеются бесспорные доказательства. Мы напишем ему, что отец желает получить сына и не остановится перед судебным иском, на котором может раскрыться, как Сальватор изуродовал Ихтиандра. Если же Сальватор хочет предупредить иск и оставить у себя ребенка, то должен уплатить указанным нами лицам в указанном месте и в указанное время миллион долларов.
Но Бальтазар не слушал. Он схватил бутылку и хотел было запустить ее в голову ходатая. Ларра никогда еще не видал Бальтазара в таком сильном гневе.
— Не сердись. Оставь, я пошутил. Опусти же бутылку! — воскликнул Ларра, прикрывая рукою лоснящийся череп.
— Ты!.. Ты!.. — кричал взбешенный Бальтазар. — Ты предлагаешь мне продать родного сына, отказаться от Ихтиандра. Или у тебя нет сердца? Или ты не человек, а скорпион, тарантул, или тебе совершенно неизвестны отцовские чувства!
— Пять! Пять! Пять! — закричал Ларра, в свою очередь рассердившись. — Пять отцовских чувств! Пять сыновей имею! Пять дьяволят всякого размера! Пять ртов! Знаю, понимаю, чувствую! Не уйдет и твой от тебя. Наберись только терпения и дослушай до конца.
Бальтазар успокоился. Он поставил бутылку на стол, опус-тал голову и посмотрел на Ларра.
— Ну, говори!
— То-то! Сальватор уплатит нам миллион. Это будет приданое твоему Ихтиандру. Ну, и мне кое-что перепадет. За хлопоты и авторское право на изобретение — какую-нибудь сотню тысяч. Мы с тобой столкуемся. Сальватор миллион уплатит. Ручаюсь головой. А как только уплатит…
— Мы подадим в суд.
— Еще немножечко терпения. Мы предложим издателям и редакторам самого крупного газетного концерна уплатить нам, ну, скажем, тысяч двадцать-тридцать — пригодится на мелкие расходы — за наше сообщение о сенсационнейшем преступлении. Может быть, нам достанется кое-что из секретных сумм тайной полиции. Ведь на таком деле агенты полиции карьеру себе смогут сделать. Когда мы выжмем из дела Сальватора все, что только можно, тогда, пожалуйста, иди в суд, взывай там о своих отцовских чувствах, и да поможет тебе сама Фемида доказать твои права и получить в отеческие объятия твоего любезного сына.
Ларра залпом выпил стакан вина, стукнул бокалом о стол, победоносно посмотрел на Бальтазара.
— Что скажешь?
— Я не ем, не сплю ночей. А ты предлагаешь без конца тянуть дело, — начал Бальтазар.
— Да ведь ради чего?.. — прервал его горячо Ларра. — Ради чего? Ради миллионов! Мил-ли-онов! Неужели ты перестал понимать? Прожил же ты двадцать лет без Ихтиандра.
— Жил. А теперь… Одним словом, пиши заявление в суд.
— Он в самом деле перестал соображать! — воскликнул Ларра. — Опомнись, очнись, образумься, Бальтазар! Пойми! Миллионы! Деньги! Золото! Можно купить все на свете. Лучший табак, автомобиль, двадцать шхун, вот эту пулькерию…
— Пиши прошение в суд, или я обращусь к другому ходатаю, — решительно заявил Бальтазар.
Ларра понял, что возражать дальше бесполезно. Он покачал головой, вздохнул, вынул из рыжего портфеля бумагу, сорвал с бокового кармана вечное перо.
Через несколько минут жалоба в суд на Сальватора, незаконно присвоившего и изуродовавшего сына Бальтазара, была написана.
— В последний раз говорю: одумайся, — сказал Ларра.
— Давай, — протягивая руку за жалобой, сказал индеец.
— Подай главному прокурору. Знаешь? — напутствовал клиента Ларра и проворчал под нос: «Чтоб тебе на лестнице споткнуться и ногу сломать!»
Выходя от прокурора, Бальтазар столкнулся на большой белой лестнице с Зурита.
— Ты чего сюда ходишь? — спросил Зурита, подозрительно глядя на индейца. — Уж не на меня ли жаловался?
— На всех вас надо жаловаться, — ответил Бальтазар, имея в виду испанцев, — да некому. Где ты прячешь мою дочь?
— Как смеешь ты обращаться ко мне на «ты»?! — вспыхнул Зурита. — Если бы ты не был отцом моей жены, я избил бы тебя палкой.
Зурита, грубо отстранив рукой Бальтазара, поднялся по лестнице и скрылся за большой дубовой дверью.
