Глава IX. ПРЕДЛОЖЕНИЕ
На третий день после получения этого письма и спустя неделю после его написания Андре-Луи неожиданно, не объявив о своём приезде, появился в Гамме. Городок в ту пору лежал под пеленой снега, рассекаемой чернильным потоком Липпе.
Внезапный приезд был вызван двумя фразами крёстного — во-первых: «…не хотелось бы становиться тебе обузой», — и во-вторых, намёком на страдание от разлуки.
Андре-Луи не стал отвечать, а явился сам, желая показать, что по крайней мере этому несчастью можно положить конец. Кроме того, он надеялся победить щепетильность крёстного, не желающего принимать помощь крестника — щепетильность, с его точки зрения, нелепую.
На первый взгляд городишко на Липпе, величиной едва превосходящий деревню, показался Андре-Луи убогим. Но гостиница «Медведь», как выяснилось чуть позже, и впрямь была весьма приличным заведением. Лестница полированной сосны вела из общего зала на галерею, на три стороны которой выходили двери номеров для постояльцев. Несмотря на стеснённые средства и неопределённые виды на будущее, сеньор де Гаврийяк потребовал для себя с племянницей три лучшие комнаты. Господин и госпожа де Плугастель занимали покои на первом этаже, позади общего зала. Кроме них, в «Медведе» обитали ещё двое-трое господ, принадлежавших к подобию двора при французском регенте.
День уже клонился к закату, когда Андре-Луи, натянув поводья, остановил лошадь и спрыгнул в мокрое, подмерзающее снежное месиво. Выскочивший из дверей гостиницы хозяин, увидев, измождённую почтовую клячу приезжего, его неказистый саквояж, притороченный к седлу, счёл уместным поздороваться, не вынимая фарфоровой трубки изо рта. Но отрывистый, властный тон путешественника, пожелавшего увидеть сеньора Гаврийяка, строгий взгляд тёмных глаз, шпага на боку и кобура при седле вывели незадачливого пруссака из апатии.
Алина и господин де Керкадью сидели в верхней комнате, куда и проводил приезжего хозяин. Андре-Луи застал их врасплох. Они хором вскрикнули — сначала изумлённо, потом радостно, в одно мгновение оказались рядом и, завладев обеими его руками, стали требовать объяснений.
Андре, не отвечая, приложился к руке крёстного и припал к губам Алины, которые никогда раньше не отвечали ему с такой готовностью. Глаза девушки восторженно сияли, хотя где-то в их глубине светилась тревога. Но что там тревога, когда столько любви, столько нежности читалось в её взгляде, вбиравшем каждую чёрточку дорогого лица.
Горячая встреча согрела Андре-Луи, словно вино. Он буквально расцвёл в этой атмосфере любви. Всё было прекрасно, и он был рад, что приехал.
Его привечали, как блудного сына. Роль упитанного тельца за ужином, почти немедленно устроенном в честь этого приезда, исполняли гусь и окорок шварцвальдского кабана. Золотистый руперстбергер, казалось, вобрал в себя весь букет рейнского лета.
«Совсем недурно для людей, стоящих на краю нищеты», — подумал Моро. Он поднял бокал к свечам, безмолвно показывая, что пьёт за Алину. В ответ на его молчаливый тост её влажные глаза засветились нежностью.
После ужина Андре-Луи объяснил, зачем именно приехал. Он должен сломить сопротивление крёстного, не желающего принять его помощь, тогда как это единственный доступный ему способ обеспечения близких. Он предложил крёстному взглянуть фактам в лицо и дать надлежащую оценку событиям во Франции. Король обезглавлен, монархия упразднена, дворянские поместья конфискованы и земли распределены «среди тех, кто не имел земли». Как будто владение землёй в прошлом — это преступление, требующее наказания, а безземельность — добродетель, заслуживающая награды!
— Подобно тому, как третье сословие вырвало власть из рук аристократии, намереваясь распределить её среди всего народа, теперь чернь отобрала власть у третьего сословия, с тем чтобы монополизировать её. Привилегии перешли из рук в руки. Если раньше ими пользовались дворяне, то есть люди, призванные править по рождению и воспитанию (пускай даже они и злоупотребляли властью), то теперь привилегии завоевал всякий сброд. Землю отняли у собственников и транжирят, движимое имущество всё разграблено. Своими мерами шайка алчных негодяев подкупает население, укрепляя свою власть. Они склоняют невежественный люд на свою сторону лестью и обманом, добиваются неслыханных полномочий и используют их в корыстных целях. Рано или поздно они приведут страну к полному хаосу и разорению. Потом, силой ли оружия или иным способом, на руинах создадут новое государство, и порядок, равенство и безопасность снова восторжествуют, но на это может уйти жизнь целого поколения. Что вы собираетесь делать? Ждать? А как прожить до наступления лучших времён?
— Но по какому праву я должен рассчитывать на тебя, Андре? — воскликнул крёстный, не поддаваясь на уговоры.
— Хотя бы по праву родства, раз мы с Алиной собираемся пожениться. Подумайте о нас, отец: неужели мы должны впустую растрачивать нашу молодость в ожидании событий, которые могут и не произойти на нашем веку? — Он повернулся к Алине. — Ты, конечно, согласна со мной, дорогая? Ты ведь не видишь смысла в этой отсрочке?
Она улыбнулась ему искренне и ласково. Воспоминание о нежности, которой она одарила его этим вечером, надолго стало счастливейшим воспоминанием в его жизни.
— Мой дорогой, наши желания полностью совпадают.
Господин де Керкадью вздохнул и поднялся со стула. Возможно, в тот вечер источник блаженства Андре-Луи был для него источником печали. Кротость и уступчивость Алины в отношении Андре, сквозившие в каждом её слове, каждом жесте, внезапно вызвали в господине де Керкадью чувство одиночества. Долгие годы племянница, которая была ему дорога, словно дочь, составляла всю его семью. И вот он осознал, что теряет её.
Он в задумчивости постоял на месте. Большая голова, всегда казавшаяся чересчур тяжёлой для этого хилого тела, свесилась, подбородок утонул в кружевном жабо.
— Ладно, ладно! — вдруг заспешил он. — Поговорим на эту тему завтра, а сейчас давайте-ка укладываться.
Но утром господин де Керкадью снова отложил обсуждение на потом. Он объяснил, что не может остаться дома, поскольку обязанности, исполняемые им в канцелярии регента, требуют его ежедневного присутствия и задерживают до середины дня.
— Нас осталось так немного при его высочестве, — сказал он грустно. — Нужно помогать кто чем может.
В дверях господин де Керкадью задержался.
— Поговорим обо всём за обедом. А я пока упомяну о нашем разговоре его высочеству. О, я же ещё должен известить госпожу де Плугастель, что ты здесь! Зайду к ней.
Стоял ясный морозный день, и снег под ногами хрустел, словно соль. После короткого визита госпожи де Плугастель, вполне одобрившей намерение молодых людей поскорее пожениться и всё такое прочее, Алина и Андре-Луи вышли подышать свежим воздухом.
Беззаботные, словно дети, они побрели по главной улице, достигли моста и там свернули на утоптанную тропинку, петлявшую вдоль реки. По воде бегали золотистые блики, тонкий слой прибрежного льда медленно таял на солнце.
Они говорили о будущем. Андре-Луи описал приглянувшийся ему дом в предместье Дрездена. Дом сдавался внаём, и Эфраим вызвался помочь с арендой.
— По правде говоря, Алина, он совсем маленький, но очень симпатичный. Конечно, мне хотелось бы предложить что-нибудь более достойное тебя…
Она сжала его локоть и прижалась на ходу.
— Мой дорогой, но он же будет нашим домом, — ответила она проникновенно, и тем покончила с сомнениями.
Её уступчивость, нежность, нескрываемая любовь напомнили Андре-Луи то августовское утро, когда, бежав от ужасов Парижа, они впервые открылись друг другу. С тех пор в их отношениях сквозила некоторая сдержанность, и, как мы знаем, желания Алины зачастую расходились с его желаниями. Но сейчас она отбросила всю свою осторожность и так явно стремилась угодить, доставить Андре удовольствие, что повторение прежних недоразумений казалось невозможным.
Вероятно, благодаря затянувшейся разлуке она осознала истинную глубину своего чувства, поняла, насколько необходим он ей для счастья.
Подошли к изгороди, которая тянулась вдоль журчащей воды. За изгородью в Липпе миниатюрным водопадом вливался ручеёк, с обоих берегов которого свисали длинные, переливавшиеся всеми цветами радуги сосульки. Алина попросила Андре-Луи подсадить её на изгородь — ей захотелось немного отдохнуть, прежде чем отправиться дальше. Он помог ей устроиться, а сам остался стоять перед нею. Она положила руки ему на плечи и улыбнулась, глядя ему в глаза своими синими глазами.
— Я так рада, Андре, так рада, что мы вместе, что нам не нужно больше расставаться.
Опьянённый нежностью, с которой были произнесены эти слова, он не заметил слабую нотку страха, прозвучавшую в её голосе словно из глубины души. А возможно, именно этот страх, неясное дурное предчувствие побудили Алину обратиться к нему с такими словами. Андре-Луи поцеловал её. Она снова заглянула ему в глаза.
— Это навсегда, Андре?
— Навсегда, любимая. Навсегда, — ответил он с торжественностью, превратившей его слова в клятву.
